очень жаль, что наши головы - всего лишь пустые, картонные коробки, в которые преимущественно складывают всякий хлам. в одни пихают старые ненужные вещи, чтобы вывести на дачу, в другие скидывают протухшие помои, иные забивают папками с системными данными, архивными документами и сводными таблицами. и нам никто ни за что не ответит, пока наши головы - всего лишь пустые картонные коробки, приспособленные для переноса и хранения отстоя промышленного производства и ненужного стафа.
это просто холод слов ни о чем и шипение затертой до дыр пластинки, играющей старые темы. больше не имею желания говорить о надоевшем, нудно мычать о банальном и кричать о давящем тоже не хочу, брызгая повсюду слюной и пытаясь достучаться до окружающих. буду разве что улыбаться самыми краешками губ и продолжать лениться. лениться отрезать модную прическу, перекрашивая волосы во всевозможные цвета, чтобы у встречных вылезали глаза на лоб, лениться дырявить лицо как можно сильнее, чтобы казаться неформальные, лениться отыскивать самые модные ретро шмотки невероятных цветов и целые дни проводить у объектива фотоаппаратов, чтобы девочки по ту сторону мониторов завидовали, а мальчики обливались густой слюной. просто не нахожу смысла жертвовать формировавшимся столько лет обличием, чтобы обычный прохожий на улице толкнул локтем другого и произнес: «да, круто выглядит». ведь по лабиринтам и закоулкам души я спрятала целую планету мыслей и чувств, и хочу, чтобы ценили именно за это.
знаете, у меня ничего нет, но мне ничего и не надо. меня можно просто позвать гулять, но я как всегда ничего не обещаю.
когда октябрь свое возьмет
меня укроет и спасет листва
осколками солнца
и будет греть или сожжет
отравит медленно как ртуть меня
моя любовь, моя тоска
маленькие девочки, у которых есть разноцветные узенькие штанишки и большие профессиональные фотоаппараты, выбегают радостно на улицу, прогуливают лекции и пытаются уместить в пиксели полученных фотографий запах приторного увядания. а я. сижу в университете на широченном подоконнике, пачкаю дрожащие пальцы в растаявшем шоколаде и слушаю хруст и стрекотание листопада, танцующего очарованно вальс. в жилах бархатной недели течет благородная, бледно лазурная кровь, и ветер игриво кидает в ладони пестрые листья. я чувствую как кеды вязнут в мягком ковре - это огненно рыжее море выходит из берегов, шелестит под отпечатками ног и ласково предлагает укутать, укрыть, оставить в объятьях навечно. и хочется вставать на самые носочки, плести из кленовых листьев венки и закладывать разноцветные, резные между страницами старых потрепанных временем книг. хочется вдохнуть последний раз аромат славно тоскующего парка и задержать дыхание навсегда - раствориться в осени. хочется, чтобы солнце не переставало щекотать нос и батарейка на плеере не садилась. все это только в данный момент, а через мгновение. я пойму, что перчатки уже дырявые, смешная шапка потеряна еще в прошлом году, на небосводе вместо молочно бирюзового цвета разлито чернильно грязное пятно и снова станет холодно. и снова будут слезы во сне.
перед тем, как попробовать на вкус асфальт и разбиться последним восторгом, я попрошу Бога простить всех нас. и Бог простит, я знаю.
говорят, в глаз дрожали слезы - не помню. было странно, совсем странно стоять в толпе, изрыгающей вопли и рассыпающейся в толчках. было совсем необычно держать сомкнутые руки на уровне нервно колотящегося сердца, топтать сухие листья и смотреть на сцену. где безумный человеко зверь, у которого барабанные палочки - продолжения рук, избивал ударные, заставлял рыдать инструменты под ритм бешеной неистовости. человеко зверь, раненый и обиженный, захлебывался словам и, наверное, замечал, как эти тексты рвали осенний воздух. как эти тексты свистели в ушах и хотелось действительно плакать, навзрыд захлебываться оттянутой неизбежностью и повалившись под ноги толпе, искать прощения за все глупости прошлого, которое смело назывались «жизнь». и этот хилый, совсем обычный человек, то метался зверем, то превращался в совсем ласкового и обездоленного. в том, что татуировки опутали руки, не было смысла. много смысла было в том, что я называю нежной жестокостью. поэт, совершенный поэт этого поколения раскрывался совершенно осенним, измученным температурой. когда, швырнув палочки на пол и накинув куртку на плечи, ушел за сцену, я поняла точно - музыка осени найдена. неслась домой, спешила, лелеяла в душе нечто необыкновенное, заставляющее хотеть жить.
этому ненормальному хватило и получаса, чтобы разбить в пух и прах мое прежнее, чтобы открыть глаза на происходящее, а некоторые, некоторые не могут достучаться годами.
лежать на дороге маленькой блестящей вещью и удивлять случайных прохожих. поблескивать мерцающей тайной и притягивать взгляд. кто еще поднимет и повертит в руках, задохнется восхищением и потащит показывать друзьям находку? кто еще окинет оценивающим взглядом, швырнет в карман и добавит в бездушную коллекцию? кто еще, шизофренически хохоча, побежит сдавать экспонатом в музей? кто еще - без разницы, ведь все уверены, что я - маленькая блестящая вещь, редкая своей непонятностью. и каждому подлецу интересно узнать, в чем заключается секрет. любой желающий вертит в руках, ворочает как кубик рубик, пытается прочитать знаки, узнать, что скрываю за оболочкой кожи. в итоге, захлебываясь разочарованием, бросает на прежнее место, чтобы снова маленькую блестящую вещь поднял и выбросил другой коллекционер.
когда я протяну руку, сумей отвернуться и бросить, вовремя рассмотреть, что являюсь фальшивкой, подделкой, не представляющей ценности. сумей сделать так, как поступали другие прежде, ведь целый мир уверен, что глупую суку не за что любить.
а пока, понимая, что край,
я пинаю ногами листья -
золотые флаеры в рай.
© Леха Никонов
на исходе вечного лета, на последнем вздохе сентября, срываюсь с веток невостребованной, укладываюсь опавшим листом на ковер небытия. разбиваясь на солнечные блики, рассыпаясь на золотую пыльцу, покрываю уставшие лица, растираю тоску листопада в труху. запах иссохшей травы остается в янтаря закованным скверам, растрепанные переменчивым ветром по бульварам шуршат газеты. пальто обычное - в клетку, за прутьями тканевых камер спряталось вечное лето. люби меня сегодня, ведь завтра меня нету.
в колонках играет: Свобода [F.P.G.]
еще больше басов, еще больше скрима, чтобы не слышать плач голодающих детей и нытье собственного сердца. плач таких бездомных, таких обделенных счастьем детей и нытье такого уменьшенного до невозможных размеров, сжатого и запрятанного подальше, в глубину, сердца. можешь не рассказывать, каково это – быть потерявшимся малолеткой, интересующимся только мастурбацией, леденцами и татуировками, когда везде существуют пропуска. в высшее общество - вип карты, в низшее - раздвинутые ноги, в другие не пропускают без фейс контроля - перепаханного металлом пирсинга лица. это не нормально, когда детей, вошедших в мир чистыми, ставят перед заведомо неправедным выбором, заставляя принимать сторону одного или другого грязного разума. без бумажки, без шаблона в котором заполнены обязательные графы стереотипов и ярлыков, человек уже не является человеком.
так вот, давно хотела сказать - идите на хуй. я родилась не для того, чтобы питаться отходами и дерьмом правительственных или порабощенных утопическими идеями крыс. я - обычная девочка и просто хочу жить.
в колонках играет: Wake Me Up When September Ends [Green Day]
- как самочувствие?
- насморк с кровью, слезы
разве это испорченность и глупость? это сталь замершего позвоночника и озлобленность от отсутствия ласки. девочка слышит только шаблоны замысловато красивых фраз и видит только блестки заведомо ложных обещаний. получает на завтрак порцию : «я не такой как все, я не обижу», а на ужин стирает плевок с лица и вытаскивает из привычно болящей спины нож того самого, который «не такой как все» и который «не обидит». хороводы, хороводы бессмысленных словосочетаний, которые водят вокруг девочки красивые мальчики, очень надоели и очень скучны. слишком много фальшивых и невыполнимых обязательств берут на хилые плечи надоевшие обожатели, излишне жонглируют выражениями, которым не суждено воплотиться в реальность. приторно сахарные слова уже не трогают и цирковые выступления уже совсем не забавные. это старый, очень старый сценарий, в котором обещают подарить невозможное, а в итоге не только забираютю, но и заставляют уходить в минуса. на ладошках остается только пепел разочарований и все, что говорили девочке прежде, будет повторено множество раз другим, у которых вырез поглубже и постройнее ноги. и нужно будет снова находить силы прощать обидчиков, вытирать потекшую тушь и вставать с колен. раз за разом надеяться, что на этот раз все будет по-другому, искренне и нежно. надеяться и срывать со стен распечатанные фотографии.
я устала, я больше не верю красивым словам. осталось только отрезать волосы, купить вместо надоевших туфелек кеды и сделать погромче в наушниках музыку. переживать в одиночестве осень - смело и отчаянно, но я смогу. а пустое «люблю» оставьте валяться в карманах, я не нуждаюсь, лучше уж быть одной. справлюсь – куплю в комнату обогреватель и больше не буду мерзнуть, не буду глупо надеяться, что согреют.
в колонках: Fall Back Down [Rancid]
очень хотелось баунти и сдохнуть. в гости зашла любимая девочка, обняла, померила прохладной ладошкой температуру и протянула две кокосовые шоколадки. умирать перехотелось категорически.
я в ожидании пьяного мачо, который возьмет за руку, завяжет повязкой глаза и будет водить по городу. нет больше сил смотреть на водителей хищных автобусов, рулящих оторванными пальцами, нет больше желания лицезреть гигантские пряжки пафосных ремней, даже бренчащих высокомерно и заносчиво, нет больше настроения ожидать идеального принца, который все равно не успеет к назначенному времени - захлебнется в слякотной луже и утонет. я в ожидании пьяного мачо.
If I fall back down
когда все вокруг не передыхая спешат, несутся, стремятся прожечь отведенные годы молниеносно, безвозвратно, немыслимо. остервенело хотят стать рок звездами, не просыхают, не трезвеют от надуманных проблем и горестей, бросаются с головой в распутство и грязь. когда все вокруг попадают в воронку неизбежностей, закручиваются в мясорубке страстей и невозможных возможностей, я. я задыхаюсь безоблачно тихим восторгом. останавливаюсь посреди многолюдной улицы и понимаю, что очень хочу домой.
давай будем разговаривать шепотом, я потеряла голос и простудила горло в проклятых днях сентября. достанем старый плед и свернемся калачиком на скрипучем диване - ведь это неправильно, когда засыпать в метро и трамваях становится привычно до невозможности. давай обменяемся теплыми уютными шарфами и каждый раз, заматывая до носа, будем вдыхать аромат и вспоминать друг о друге. перестанем глотать ненавистный горький кофе, сжимающий сердце судорогами, и начнем варить ароматно пахнущее какао или горячий шоколад. давай начнем закрываться в пустой квартире и назло ревущему за стеклами ветру, барабанящим по подоконнику струям и жалостливо трепещущим листьям, будем громко включать панк рок, смотреть мультики по круглосуточному каналу и кидаться поп корном, приготовленным в микроволновке - устроим настоящее лето. давай заберешь домой, и я перестану быть злобной сукой. давай?
выпью таблеток от простуды, померяю босыми ногами холодный кафельный пол на кухне и отправлюсь спать. на утро снова буду вопрошать в пустоту: «а давай?», даже не надеясь услышать ответ. как обычно - нужна всем и не нужна никому.
в колонках играет: Way of Life [Casualties]
way of life, way of life, it’s a fucking way of life!
и каждый вечер обезумивший от вспышек город лезет целоваться. отвечаю: "катись к черту" и застегиваю пальто на все пуговицы - неприступная. невозможно любить залапанные чужими руками идеалы, я слишком избалована человеческой нериязнью. и даже если вырвут язык, свяжут за спиной руки и повесят на столб позора - все равно буду весело болтать в воздухе ножками и напевать устами неискушенных матерные бунтарские песенки. даже если затопчат подошвами, закатают в асфальт или пустят пеплом по ветру - все равно взойду, пробьюсь сквозь и через, вернусь множеством молодых и пылких вглядов. стану словом еще более крепким, еще более правидным. убейте - вернусь юным голубоглазым мальчиком, несущим гроб с вашими, уже усохшими старческими телами. уничтожьте - обернусь кричащим новорожденным, появившимся через несколько поклений позже. сотрите - буду сиять солнцем, когда уже не будет существовать похотливых городов и людей, осудивших и осужденных.
в колонках играет: зеленый дом [7 раса]
как же за решетку попало наше небо?
как же за решетку попали наши листья?
путь, путь бычьей злобы и вечной боли
не дай захлебнуться нам их алкоголем
давай. еще больнее, еще быстрее. пока искры фейерверка не посыплются из глаз, пока планета от безумного вращения не соскочит с невидимой оси. есть еще время - давай сделаем больнее, сделаем хуже. умея только разрушать и переверчивать вверх дном, давай разнесем созданное веками, строившееся непосильным трудом, накопленное немыслимыми муками и слезами счастья. неважно, что терпеть не могу сигареты - кури отчаяннее, пока совсем не задохнусь от дыма. забудь, что не переношу машины. гони безумнее и яростнее, оторвав заранее ремни безопасности - хочу вылететь в лобовое стекло. жертвуй вновь и вновь малолетней сукой, плюй в лицо недоумевающему миру. я чую животное неистовство остервенелой толпы, где у каждого на шее вздувшиеся, набухшие вены, бесчувственное сердце в груди, и расширенные зрачки сверкают желанием хватать, убивать и грабить.
кто решил, что мне приятней вкус бетона?
кто решил, что мне приятней вонь бензина?
что тебе подскажет зашитый в сердце пластик:
это и есть твое счастье?
бездомно, бездонно, безудержно - вот как я чувствую. хоть падай навзничь и захлебывайся в не натекших, отражающих тоску лужах. хоть бейся в конвульсиях, ныряя в некипяченое, судорожно грязное небо. все равно давят виски, затекают в глотку беспорядочно беглое прошлое и невообразимо неясное будущее. может быть схватишь за воротник, вытащишь, выволочешь на твердый, изобилующий плодородными искусствами берег? не просто же так, от нечего делать, барахтаюсь я в вязком и неустойчивом «сейчас». не просто же так, срывая голосовые связки, беззвучно кричу - зову по имени. не молчи, не дразни эхом, любимый враг, выдуманное несуществующее счастье. может всего лишь знак и брошу под ноги рельсы и шпалы, затопчу вырастающие кругом, стремящиеся на верх, к богам, эскалаторы. и больше не буду распивать кофе с начальником и считать последние деньги, смятые и распиханные по карманам. может быть только знак и брошу всех и все, устремлюсь подальше от суетности и монохромности, на бегу срывая с шеи цепи обязанностей - дурацкие никчемные бусы. может быть только щелчок пальцев и я смогу влюбиться в обычного человека. а пока просто приползаю домой убитая к полуночи, стону от усталости, пью молоко и вру вру вру всем и каждому, что смогла смириться с сентябрем октябрем ноябрем и научилась получать удовольствие от мерзкого увядания.
в тайне ожидаю белоснежных хлопьев, замерзших коленей и пушистых сугробов. что уж скрывать - с обожанием жду только лишь вечнозеленое лето, чтобы заливаться алкоголем и танцевать безумно отчаянно. и с нетерпением дожидаюсь аристократически безупречных холодов, чтобы согреваться какао, жевать свежеиспеченный хлеб и слушать нежные мелодии. ненавижу истерзанный, обесцвеченный город, точно теряющий день за днем литры бегущей по венам сочности. лучше засну, укроюсь с головой пледом, чтобы не видеть, как разлагаются ковры полей и сползает с кожи загар. укрой, укрой покрывалом облетевшей листвы, потом. разбуди поцелуем.
в колонках играет: корабль бумажный [7 раса]
Утро сонно смотрит в окно, словно не узнавая
Нас далеко унесло из осени в сердце мая
Не надо будить меня в этой мрачной квартире,
Дай мне проснуться в другом, весеннем улыбчивом мире
держусь подальше от чужих жестокостей, от цепко неприятных объятий грубых мальчиков и нервозностей передвигающихся масс. и город точно дремлющий великан, заснувший после многолетних беспрерывных трудов. растянулся под боком лениво вращающейся планеты и посапывает болезненно и разбито, выдыхая выхлопными и заводскими трубами усталость и тяжесть удрученного трудами тела. у города два круга кровообращения - путешествую по сеткам артериальных шоссе, перемещаюсь по венозным течениям метро и сворачиваю на узкие капиллярные переулки. учусь дышать ровно и без истерик, забываю про ненависть и безжалостность. как песчинка в организменном потоке, как непременно обязательный элемент, как пазл к пазлу во всемирном полотне. я - жизнь в жизни. и от этого перехватывает дыхание, хочется плакать от счастья.
надоело искать в любых действиях подвох и озираться, срываться на не повинных людей и бояться довериться. гораздо проще улыбаться и стискивать крепко в объятьях, желать лучшего и не оставлять в сердце обид. недостойных просто покидать, оставляя за спиной, без бессмысленных отмщений и сплетен. снова кажется - мир не мусорная корзина, не помойка в которую с небосвода боги, насмехаясь и издеваясь, швыряют огрызками гнилые души. это необъяснимое ощущение, когда кажется, что выйдешь на улицу и вот - прохожие не из плоти, а из музыки, сотканы из невозможных мелодий. и я, я тоже сыграна по нотам. по аккордам ласковой тоски и тончайших эфирных запахов. давай просто посидим на лавочке, поболтаем в воздухе ножками и попьем горячий, сладкий фруктовый чай за пятнадцать рублей. давай подставим носы последним лучам солнца и пообещаем хоть на капельку стать добрее. договорились?
кеды нежно голубого цвета. нежно голубого цвета пуловер. и глаза тоже наполнены нежностью небосвода. я ласкаю и глажу по голове бродячего, несмышленого щеночка. тот ластится и осторожно, едва касаясь зубами, щиплет на ногу - забавный. и почему только больное охрипшее горло не лечат горячими поцелуями и не менее горячими слезами, придется просто покупать уютно согревающий шарф и малиновое варенье.
еще немного и отчаянное лето вскроет вены - забрызгает потекшим золотом листву. не испугаюсь, стану храброй девочкой и, залюбовавшись кружением огненно рыжих листопадов, потеряюсь в петляющих тропинках озолотившихся парков. укутаюсь в клетчатое пальто и засну на старой скамье, посапывая и погружаясь сказку. потом буду лакать осенние дожди из луж, точно ликер, и курить иссохшие кленовые листья. я обязательно приласкаю осень, как бродячего щеночка, и наберу полные карманы пылающих пожаров. стану завсегдатай уютных кофеен и с меланхоличными мелодиями в наушниках, обжигающей кружкой ароматного кофе в замерзших ладошках, буду упиваться неугомонным завыванием ветров, гнущих коромыслами деревья; каплями хлестающего дождя, скользящими по стеклам; пробирающим холодом, кусающим и пробирающимся под одежду. переживу умиротворенно и расслабленно лаковую, грустную осень. искренне любя только зиму и лето.
все будет хорошо.
в колонках играет: Descending Angel [Misfits]
земные ангелы пьют вино из горла и дарят поцелуи кому попало. пока ленивые континенты объяты безудержно тревожным сном, можно заниматься нежной жестокостью и татуировать на лопатках крылья. земным ангелам разрешено притворяться кровавыми шлюхами и примерными девочками, топить горький шоколад и рисовать испачканными пальцами узоры на теле. выдумывать кровь и сперму, быть голубоглазыми воздушными незабудками. для земных ангелов все что угодно - пока ленивые континенты объяты безудержно тревожным сном, и население бредит баллистическими ракетами и световыми двигателями.
войны за мир и обманы ради спасения не занимают умы земных ангелов. максимум удовольствия и молодость, стучащая в висках, выплескиваются опьяняющим адреналином через край. сделать большее, безотчетно доверяя рефлексии и нервным окончаниям, щекочущим бабочкам в животе и воздушно ванильным грезам. разъебать на осколки обитаемость планеты и отстроить заново - земные ангелы все в напряжениях и удовольствиях.
взмах ресниц, оголенные колени и плечи. то святость пылает в груди зажженной свечой, то срываешься безумно на зверства. хочется сливаться с эйфорией щебечущих пташек, чувствовать как бьется в бешеном ритме всеобщее сердце народов, целовать родную землю, а после убивать и капризничать, наступать подошвой на грудную клетку и лицезреть фонтаны крови, бьющие из горла неприятеля. так бывает. и знаете, все ангелы проживают обычную жизнь и после снова возвращаются обратно на землю, потому что в раю чрезмерно идеально, излишне блаженно, слишком уж «райски».
я вылетела в лето, натянув на загорелое тело полупрозрачную белую маечку, побросав в сумку без разбора остальную одежду и попрыгав на набитой бедняге, чтобы та, наконец, закрылась. я вылетела в лето и мчалась, мчалась, мчалась босыми ногами по нагретым асфальтам, по влажным от росы травам, по лужам, рассыпающимся искрами небосвода и отражающим голубые глаза. хотелось кричать «вау вау вау», размахивая чемоданом, подпрыгивая как можно выше и пытаясь ухватить за ватный бок ленивое облако. знаешь, это здорово. это - свобода, бьющая по щекам счастливых девочек с растрепанными волосами и сцарапанным красным лаком на растопыренных пальцах ног. бесподобная и неистребимая воля, щекочущая нос золотыми лучами, дразнящая ароматами цветов и бурлящая адреналином.
я ворвалась в любимый город пританцовывающей походкой, напевая и мурча под нос растаманские мелодии, таща ту же сумку с вещами и радуясь возвращению домой. вдохнула другой, особенный воздух уходящего сезона и улыбнулась тому, что успела уместить самое счастливое и яркое лето в несколько августовских недель. я черт возьми, отлично оттанцевала вечнозеленое лето. я счастлива.