не сойду с идеальной картинки. совершенной, безукоризненной. с матовой, до тошноты выровненной кожей и сверкающей, безупречно жемчужной улыбкой. не протяну руки, очаровывающей изящно тонким запястьем и аристократическими пальцами с подточенными острыми коготками, накрашенными невозможно ровно. не поправлю прическу, аккуратно уложенную благодаря неимоверным стараниям. не обольщу осиной талией, не взмахну невероятно длинными ресницами и смогу назваться приторно сладкой, заставляющей терять благоразумие, куколкой. обвораживающей малышкой и желанным дополнением в коллекциях ценителей красоты. возможно хотела бы и все же не стану - не захочу, не смогу.
я обычная лохматая девочка, в забрызганных осенними лужами кедах, с полуулыбкой на губах и завораживающей музыкой в наушниках. я родилась счастливой, потому что умею любить. любить бродячую собаку с тоскливо печальными глазами, приветливо махающую хвостом и лижущую руку. любить дрожащего в переходе метро дедушку, протягивающего для милостыни руку. любить растрепанных музыкантов в электричке, бренчащих на разломанных инструментах невпопад и все же поющих задорно. любить опаздывающую девушку в неописуемо ярком, желтом пальто, несущуюся по метро восторженным янтарным пятном. любить рыжего чудаковатого мальчика, усыпанного веснушками, и любопытно заглядывающего в газету рядом сидящего мужчины. любить порывы несущихся кленовых листов и странные ритмы, настукиваемые по подоконнику, осенним дождем.
я умею и хочу любить. и для этого совсем не обязательно быть идеальной.
в колонках играет: Вулканы [Jane Air]
когда наступят пробирающие до костей морозы и предновогодний город укутается в мягчайшие покрывала сугробов. когда запорошенные сахарной пудрой улицы зальются неоновым миганием гирлянд и наполнятся продающимися елками. когда кругом зазвучит звонкий детский смех и замелькают разноцветные шапки и шарфы малышей, лепящих забавных снеговиков, строящих ледяные крепости, кидающихся снежками и отрывающих сосульки. когда воздух станет до невозможности резок и свеж. когда пространство зальется предвосхищением волшебства и невозможного чуда. когда люди засуетятся, покупая мерцающие елочные игрушки, выбирая для близких подарки и заворачивая в блестящую подарочную бумагу, продумывая новогодний и рождественский ужин. когда по телевизору начнут показывать старые добрые фильмы, которые все уже смотрели по множеству раз и над которыми не перестают смеяться до слез. когда все вокруг наполнится приятной кутерьмой и заботливой суетой, доставляющие удовольствие. тогда я почувствую, как сильно застучало и запрыгало трепетное сердце в груди, как заволновалось в ожидании чуда.
я начну выбегать на улицу с нетерпением и буду осторожно и бережно оставлять белыми-белыми кедами на белом-белом снегу бархатные следы. стану снимать наушники, в которых будут играть непередаваемо трепетные мелодии, чтобы наслаждаться скрипом и хрустом снега. с разбегу начну проезжать по заледеневшим дорожками и хохотать, если поскользнусь и упаду, улыбаться сквозь засыпанную снежинками челку, обязательно слушать «три полоски», греть в кармане сладкую мандаринку или прятать киндер сюрприз. буду заматывать цветастый шарф до самого носа и одевать претеплые варежки. гулять допоздна, выбирая улицы, освещенные сливочно желтыми фонарями, в свете которых снежинки будут танцевать увлекающий вальс. я перестану плакать и стану самой счастливой и заботливой девочкой в нежно зимнем, сахарном одиночестве. обязательно стану. обещаю. только бы дождаться декабря.
чувства
на кончиках губ
тонкие пальцы едва достают
песчинки звезд
упали с неба
звери из белого снега
мягкие лапы обнимут постель
ты поймешь
как обычно не получится. я пойду на дно потерпевшим крушение кораблем и окончательно разорву на лохмотья истерзанные паруса надежды. и все потому, что беспечно голубоглазые девочки, танцующие вечнозеленое лето, шуршащие подолами усыпанных горошинами платьев, одевающие на растрепанные головы венки из полевых цветов и ступающие по траве босиком невесомо и беззаботно, отходят на задний план, когда под грузом тела извиваются переслащенные шлюхи и в порывах экстаза царапают ногтями спину. я разгадала устройство несправедливости и, ненавидя, прощаю всех – войн больше не будет. вьюга вылежит на щеках слезы, положит грязным снегом под ноги беспечных прохожих, заставит всех забыть о том, что беспечно голубоглазая девочка раньше существовала. не притронетесь больше, больше не пообещаете невыполнимого. больше не сделаете больно. и меньше тоже?
снова ноль, шансов ноль. и я тоже - просто ноль среди других выделяющихся углами цифр. все попытки и надежды улетают в дыру, в ту самую, что находится в центре овального туловища. я несусь по эскалатору с секретом в сердце, с малюсенькой надеждой на удачу и представляю сотни забавных картинок. вдруг спотыкаюсь и распахиваю лицо об ступеньки - это реальность отрезвляет после волшебно карамельных грез, повторяя: «девочкам нолям не позволено влюбляться и становиться счастливыми». рукавом толстовки вытираю кровь. очень здорово, очень весело. и даже прохожие (довольные, красивые цифры) смеются и показывают пальцем. хорошо, договорились, я буду чертовым нулем. буду иметь право только на сопли и розовые мечтания.
She starts her new diet of liquor and dick
сбегаю с работы, не хожу в университет, не совершаю полезных общественных поступков и забрасываю тома с философией. неделя полного неадеквата - печенье, мисфитс и на губах застыла улыбка дауна, не осознающего реальность и пребывающего в мягкости больнично приятных стен. крашу ногти в красный, ем с ножа и безумно начесываю волосы. затачиваю простой карандаш острым лезвием, не разрешаю небритым, но вкусно пахнущим мальчикам целовать в губы, привожу окружающих в бешенство и грязными кедами пачкаю наполированные полы пафосных магазинов.
падаю в осень, ставшую снова сухой и опрятной. засыпаю в электричках, одеваю теплые шерстяные носки, измеряю каждое мгновение глаголом, немытыми руками и сидя на лавочке ем картошку фри с сырным соусом, запиваю это кока колой, и не имею желания писать замысловато красивые строчки. я просто ловлю волну и наслаждаюсь осенью.
я вовремя потеряла все и теперь в висках стучит тотальное: «иду, куда хочу. делаю то, что нравится». могу выворачивать наизнанку пустые карманы, могу заплетающимися ногами безразлично шагать мимо идеальных манекенов, усмехающихся сквозь недосягаемые витрины. могу покупать пачки сигарет, только для того, чтобы смять и выбросить в мусорку, доказывая, что проживу ни разу не попробовав. могу остановиться посреди тротуара, пообещав не уходить, пока не дождусь снега. даже если на улице плюсовая температура, льется дождь и прогнозы не обещали волшебных хлопьев. могу не возвращаться домой и в сумерках лакать луну из грустных луж, сидеть на мосту, свесив ноги и болтая кедами в воздухе. могу растекаться ласковой тоской, могу на любую просьбу показывать средний палец.
я могу все, что угодно, ведь уже давным давно потеряла все, что имела прежде. незачем гнаться, некого любить, некуда спешить.
I AM FINALY FREE.
невозможно будет ненавидеть, когда оболочка пространства вернется к первозданности, обреет потерянную на полях сражений невинность и станет подобной только что напечатанному, алебастровому листку бумаги. невыносимо будет плевать на кроткое совершенство, разрывать на клочья непорочность, ругаться на безропотную нетронутость. все вокруг будет искриться белоснежностью, переливаться блаженной улыбкой, смотреть непонимающими глазами новорожденного, отражающими безоблачное небо. проснувшись в такой первозданности, нестерпимо будет прикасаться к неиспорченному, пачкать, портить, опошлять. не припоминая имен, не возвращаясь к обидам, не строя утопических планов на шаткое будущее, восторженно удивимся небывалому чуду.
когда этому миру дадут второй шанс на существование, пообещай, что станешь лучше, ведь хуже уже некуда. просто пообещай. не мне, а самому себе. и если это действительно случится, не трудно будет проверить, кто оказался человеком слова и совести. мы все узнаем потом, а сейчас глупо - бить кулаками в грудь и кричать о своей праведности и честности.
мне кажется, мы все неправы.
в колонках играет: Winter [Tori Amos]
когда младший брат забежал в комнату и начал будить, я уже замахнулась на вопящего подушкой и собиралась накрыться с головой одеялом. тот хохоча выбежал из комнаты, хлопнул дверью и поскакал по коридору, продолжая пищать: «ух какой снижеще, снежище, снежище». внутри все замерло и оборвалось
как и год назад, я сижу заспанная, с растрепанными волосами, в плюшевой розовой пижаме и теплых носках, в открытое нараспашку окно врывается снег и кружится по комнате под чудесные мелодии фортепиано - надоела грубость и вопли, ведь в душе стало воздушно и невесомо. ем вкусный торт прямо столовой ложкой, на столе дымится кружка ароматного чая с лимоном. руки трясутся от белоснежной эйфории и хочется танцевать молочный вальс, прямо посреди комнаты, прямо с тающим пухом. приятный холод по коже. и в волосах, пахнущих детским шампунем, запутался этот ласковый и мгновенно исчезающий первый снег - постоянно переваливаюсь через подоконник и ловлю на ладошку. на губах застыла глупая наивная улыбка, скажу тихо на ушко: «с первым снегом». и пусть это мгновение длится всего лишь секунды, от падения со взбитых небес до незамерзшей еще должным образом земли. каждой клеточкой взволнованного тела чувствую, скоро начнутся чудеса чудеса чудеса, и запах прозрачного зимнего сезона уже так близок.
и все, что волновало, в одно мгновение растворилось, испарилось, исчезло. снегопады несут умиротворенный покой. и снова есть повод носить в карманах киндер сюрпризы и мандаринки. и снова есть повод стать волшебницей и сыпать на головы блестки - превратиться в самую нежную девочку. и пускай это всего лишь октябрь, но в груди глупой девочки бьется настоящее зимнее сердце.
я простужена. я улыбаюсь. и я так счастлива.
в колонках играет: Октябрь,23 [ Marshak ]
спровоцировать на грубость, спровоцировать на нежность. сделать что угодно, лишь бы не оставить глазницы малолеток пустыми. бедняги, головы - все еще пустые картонные коробки для складирования хлама. сердца - не затертые пленки, на которые запишут сумасшествие хардкора, треск ломающихся за окном радуг и бит самой первой, невинной любви.
начав пробовать на вкус все, что кладут в рот, детишки становятся злее. следующий раз уже выхватывают из рук и размазывают о взрослые лица: «подавитесь, подавитесь всем тем, что пихаете в других. не нравится? жуйте, твари». а узнав горечь поражения, желают любого сделать несчастным - врут и хохочут, пинают ногами, а в углах пустых комнат эти несчастные дети плачут. растягивают и рвут струны, теребят и виновато показывают вены, срывают голоса. а после танцуют, захлебываются экстазом музыки и забывают обо всем на свете. малыши еще не научились рассудительно мыслить, зато уже умеют трахаться, умеют открывать бутылки, запивая досаду бестолкового непонятного мира, умеют выкладывать в туалетах дорожки белого пуха - очень веселящие, догоняясь после эффектом забавных таблеток. и это не потому, что чудовища, не потому что дурно воспитаны. просто не обласканы, не любимы, не научены. когда каждый раз на все, что даешь, плюют в лицо, когда на любом пути возникают преграды и тупики, сразу становится непонятно, что делать: разъебать лицо об асфальт, отступить назад или взорвать все к черту, разнеся проблемы в пух и прах? задумав сделать нас взрослыми, просто вышвырнули за границы детства, закрыв на замок дверь и не оставив дубликаты ключей. задумав сделать нас правильными, показывали только насилие, гнет и несправедливость. задумав исправить ошибки и уничтожить всех как продукт, забыли, что мы научились бороться и хранить в душе тепло несмотря на обиды и страх.
говоришь, таких детей не бывает? говоришь, это сучья больная фантазия? поднимись с кресла, посмотри в зеркало. промолчи. и все, что я смогу дать, все, что смогу подарить - сохрани, завяжи вокруг запястья. ведь я люблю, люблю людей в моменты, когда устаю ненавидеть. и рыжеволосый растрепанный мальчик в электричке, и бомж в обнимку с бродячей собакой, спящий на белорусской, и толстая тетя, нелепо улыбающаяся в метро, становятся не так противны. совсем не противны, когда утро не улыбается злобным оскалом и вечер не насилует молоденьких девушек по подворотням. когда я - не отброс поколения, а герой своего времени.
я вас люблю. всем своим искалеченным, заплатанным и ставшем бесчувственным сердцем.
в колонках играет: Брызги [Земфира]
ты спросишь меня: "какие танцы? на улице минус двадцать"
отвечу: "бери вазелин, и бежим целоваться"
в колонках играет: Seven Years (Acoustic) [Saosin]
это очень смешная штука - действительно хочется вскрыться. под кружение невозмутимого снега, забрызгав белоснежные полотна рубиновой теплотой. обещаю не быть холодной, разрываясь на плоть и беспомощные кости. просто раскроюсь алым цветком, вырастающим после беспредела морозов в том далеком городе, где родилась семнадцать лет назад. это так просто - успокоиться и перестать плакать. разворачивать тонкую кожу лепестками, не надеясь на последний поцелуй. я умею только принимать боль и рассыпаться на беззвучные выкрики, не имеющие право обретать голос в толпе. сделайте суке приятно, иначе сука вскроется, не имея шанса на косметический ремонт и права на реставрацию.
There must be somewhere where cigarettes burn through the night
and the leaves don't abandon their trees to the light
where the skies always clear
and the summer never ends
Won't you take me there?
в колонках играет: Три Цвета [7 раса]
греет солнце, мое солнце греет
только лето входит в наши планы
мне нужны всего три цвета
где вы, где вы растаманы
делая выводы о прошедшем сезоне, понимаю, что это лето было самым лучшим, самым ярким, самым красочным. волшебным был и последний звонок, на котором преподаватели с такой трогательностью выступали, что хотелось от счастья плакать и обнимать всех подряд. и необычайным был выпускной, в котором было слишком много ощущения волшебства для обычной семнадцатилетней девочки. шикарные прически, глубокие вырезы, высоченные каблуки и танцы до самого утра с бутылками алкоголя в руках и вместе с людьми, с которыми проведен вместе целый десяток лет. потом поездка в практически пустой электричке в четыре часа утра, с гитарой и полупьяными радостными голосами, напевающими любимые песни. встреча рассвета на победе, и это необъяснимое чувство восторга от включающих фонтанов. и вряд ли я забуду, как вернувшись домой, отец воевал с моим карсетом, от которого была не в состоянии освободиться, жарил яичницу, наливал только что сваренный кофе и предлагал налить коньячку, чтобы стало полегче. как я после выпускного проспала подряд тринадцать часов и еле передвигалась по квартире, как мелкий брат бегал в восторге по квартире, держа в руках медаль и говорил, что расскажет всем друзьям во дворе, что сестра отличница. было здорово, было забавно, было очень душевно так, как прежде не было.
волшебными этим летом были даже концерты. необыкновенно подобранные по настроению, несущие заряд нового, неизведанного. не просто пьяный веселый угар, а выступления, после которых встречала рассвет и под впечатлением от увиденного, услышанного с решимостью меняла многие вещи. и посиделки в квартирах тоже были очаровательными. разодранные на пух подушки, прыжки по кроватям, музыка на полную громкость, приводящая в восторг, вышвыривание вещей из окна, полное разорение холодильника и сваленные бутылки по углам, пижамные девчачьи тусовки, гаданья и неизменная гитара, привносящая невероятную близость и теплоту в общение. а так же мыльные пузыри из окна, купание в фонтанах, сладкая сахарная вата и зоопарк, загорание на газонах, побеги от милиции по манеге, пикники в лесу, отрыв в санатории. и все было так круто, все было так немыслимо под мелодии панк рока, ска, реггей, и прочего прочего прочего.
теперь здорово наведываться в школу, чтобы попить чаю с преподавателями и поговорить по душам, теперь приятно встречать бывших одноклассников, узнавая, кто как устроился и изменился, теперь долгожданный университет и работа, множество свежих лиц и приобретенных знакомств, и я рада, что вышло именно так. рада и не о чем не жалею - это были очень славные моменты. теперь нужно еще больше эмоций, еще больше всего, что можно получить и отдать. и я готова протянуть руку всем тем, кто
наша дружба началась с смс: «одна волна и все для нас». разделенные на двоих шестнадцать были великолепными. а особенно великолепными были сопутствующие шестнадцати дуракаваляние, раздолбайство и полное отсутствие ответственности и страха за последствия, следующие за совершенными безбашенными поступками. у нас были рваные кеды, разодранные джинсы, доски и ветер в головах. у нас, двух обыкновенных девочек, из глаз вылетали искры восторга, бешено колотились сердца и через край выливалась свобода. мальчики панки, мальчики скейтеры, мальчики эмо и просто мальчики мальчики очень хотели «дружить». только неистребимая потребность в воле выражалась в надписи на твоей толстовке independent и моем среднем пальце для любого нахала. мы приходили, когда хотели, и уходили, когда это было нужно. когда кругом все ругались, я потягивала холодный туборг, а ты безбожно курила одну и за одной. и было так круто находиться вне реальности, быть просто на одной волне.
когда я, разозлившись оттого, что ничего не получается, начинала материться, швырять, пинать, ломать доску, ты разражалась заливистым смехом, и мне ничего не оставалось, кроме как повалиться рядом с тобой на газон и тоже начать истерически хохотать. поп панк взрывал уши. и ты почти что в полночь могла прибежать из соседнего дома в тапочках, чтобы сказать: «вот, послушай, такая крутая песня» - и мы начинали плясать прямо в подъезде делать глупые фотографии паршивого качества на телефон. после этого мы вполне могли побежать к кому-нибудь в гости, позвонить в дверь, попить кока колы, пожелать спокойной ночи и отправиться домой, оставив недоумевающего хозяина с открытым ртом. чего мы только не могли - устанешь перечислять.
слушай, я так соскучилась по всему этому безобразию. устала носить каблуки, прилично одеваться и быть милой девочкой. нет, все же изнутри рвется раздолбай. я хочу совершать глупости, смешные поступки, любить так, как никто не умеет и так, как никто не умеет, жить. и пусть у тебя сейчас мальчик, который даже не разрешает видеться с друзьями, а у меня работа и университет. я знаю, как только похолодает и повалит снег, мы достанем те самые бордерские пуховики, кеды, в которых катали прошлым летом и снова начнем покупать в кафешках сладкий фруктовый чай по 12 рублей, пить его во двориках, слушать старый добрый поп панк и разговаривать обо всем на свете.
будем просто жить и наслаждаться молодостью - самым прекрасным, что может быть на свете.
восемь бит дряхлеющего сердца. и если хочешь, то снимай жесткое порно в тисках хрущевских стен, а я буду лежать в другой комнате, свернувшись калачиком, и смотреть детские мультики. стесняющейся природе так неловко танцевать стриптиз в одиночку - заставь любую из продажных душонок раздеваться тоже и снимай. тони в луже размазано влажных глаз и заставляй менять позы - оттачивай каждый кадр. а я, в нелепо плюшевой пижаме, шапке делающей похожей на гнома, замотанном вокруг шеи цветном шарфе и домашних тапочках буду смотреть мультики и ожидать первый снег. когда по знаку невидимой руки небосвод расколется напополам и на головы прохожих полетит воздушно невесомая вата, я сорвусь и побегу на улицу в этом странном наряде. буду считать шлепающими мягкими тапочками бесконечные ступеньки подъезда и не заботиться о том, что оставила распахнутой дверь в грязную квартиру. доносящиеся стоны и крики «мотор» будут становиться глуше и глуше. оставив чужую испорченности позади, я ворвусь в новый мир и начну ловить кружащиеся снежинки на ладони. улыбнусь.
сколько еще секунд ждать, чтобы снова стать белоснежно нежной? просто обычной девочкой, затерявшейся в зиме.
хочу футболку мисфитс, печенья и обниматься.
перед началом последней мировой или предчувствуя неминуемую гибель от приближающегося метеорита, трепеща перед обещанным приходом Христа или считая последние секунды разваливающейся планеты. когда - не имеет значения. перед хохочущим лицом смерти все враги станут друзьями и начнут выполнять неписаные заповеди. наверное, будет так трудно захлебываться щемящей грустью и, обнимая ближнего, осознавать, как же глупо было ходить по головам, проводить лучшие мгновения в душных офисах и раздражаясь в пробках. как же нелепо было бороться за жалкое место в метро, чтобы самодовольно усесться, или же выдумывать несуществующий мир, не замечая, как прекрасен окружающий. перед лицом смерти все станут преданными и равными. неизбежность очистит грязные, испорченные души и перед высшим судом мы предстанем просто испугавшимися детьми. настанет момент , когда мы освободимся от страхов и глупых убеждений, оставив для нескольких последних вздохов только самые лучшие чувства. мы выйдем из пространства, вылетим из солнечной системы, чтобы стать сверкающей, неизмеримой бесконечностью. будем негде и одновременно всюду, не пойманными, мельчайшими частицами праха. чтобы после снова собраться вместе человечеством и построить вокруг другой, еще неиспорченной планеты заводскую решетку и стать рабами придуманных идеалов.
ты и я - явление временное и вместе с тем вечное. умирая, оберетаем новую жизнь. воскресая, убиваем себя.
панкуху в наушники и плевать на всех и все.