Я заплетаю звуки ночи в косы.
Косы, росой разобьются об одуванчики.
Вино из одуванчиков наш напиток.
Жалею, что не родился одеялом.
Тем самым, которое обнимает тебя.
Ночью. Ночью длинною в вокзал.
Плачу, что не стану первым лучом.
Последним отражением луны.
На твоей обнаженной спине.
Кости ранних и ленивых часов.
Я перемолол в пепельнице.
Безразличием. Звуками канонады.
Западного фронта и письмами.
Двадцать один год до спасения,
Вырваться из потока кислотных водопадов.
Первый раз вздохнуть, на десять выдохнуть
Закружится в листопаде
Ярких, пестрых, волшебных дней.
Чувствовать, что дышишь
Ощущать прикосновения,
Вкус радуги и утреннего полумрака.
Это ли не свобода?
С теми, кто закрывал во сне глаза, я разговаривал в темноте. Я отдавал им обломки скал Белого моря и пену дней первых майских гроз. Они думали, что уходят, чтобы никогда не вернуться.
Они всегда возвращались.
От меня до бога долгая дорога,
Длинный путь, скупая грусть,
Будет день, и я вернусь туда...
Туда, где не ждали,
Туда, где в печали,
Туда, где забыли,
Туда, где любили...(c)
Грязные лужи с разводами солнца,
Где-то в Европе убили японца.
Волну возмущенья бессмысленных криков
В метро игнорировала группа таджиков.
Судьба мирозданья мне глубоко безразлична,
Я громко смеюсь, рассуждаю цинично.
Кап-кап-кап.
По асфальту. По стеклам.
Вода. Время уходит.
Так будет всегда.
Неравные ритмы
Мелькают в башке.
Солнце восходит.
Заходит. Везде.
И лишь остается
Осколками грез,
Множеством образов,
Счастья от слез.
Все это уйдет.
Быть может. Потом.
Я только останусь
Мартовским сном.
Так перепалки шпилей, крыш...
..Я сквозь глаза спрошу:
"Не спишь?" - Откроешь,
Может океан...
..Я пьян, Я пьян,
Тобою пьян.
Бродил как тучи
В тишине.
Я спал. Я спал.
А ты во мне.
И рельсы ладно
Так стучат, несут
Меня, наверно
В Ад, а может,
Сан, несут
К тебе,
Я был
Я есть,
И ты во мне...
Усталый весенний снег липнет к волосам. Капля талого льда на твоих ресницах стоит целого мира. Ветра Финского залива ощупывают на присутствие остатков жизни. Я смотрю на крыши из окна своей подводной лодки, находящейся на седьмом этаже, и выкидываю ноги, купая их в кучево-дождевых облаках.
Они разрывали утреннее небо пронзительным смехом трамвайных рельс.
Они разрезали пустой воздух комнат дымом гаванских сигар со вкусом горьких питерских крыш.
Они уходили на закат, а их следы, оставшиеся в незастывающих лужах, встретились утром.
Запутались в переплетении перил, высоковольтных проводах и диких тропка. Странно, чем больше размер обуви, тем свободней. Чем больше город, тем больше жмет. Такое ощущение, будто весь мегаполис забился ко мне на балкон. Дышать нечем. Свалите. Мне и так себя много.
Мы ползем уже вторую неделю. У меня замерзли мозги. Даже не так. Начинают замерзать мысли. Пальцы, ноги, руки, уши, подбородок и прочие части тела, я не чувствую уже давно. На иней, образовавшийся, на кончике носа, я давно не обращаю внимания. Просил Данте сфоткать иней. Он хмыкнул и даже не обернулся. Вообще, он редкий засранец.
У нас правило - каждый ноет через день. Сегодня моя очередь.
- Я хочу пожевать чего-нибудь.
- Жуй сопли.
Мне хочется сказать, что-нибудь вроде – «Козел» или «Ну ты и урод». В ответ получается лишь не членораздельные звуки. Здесь на высоте, холод забирается прямо в желудок и начинает петь заунывные песни, резонируя на гландах.
Данте сожрал гигиеническую помаду и теперь идет напевая: «Отряд не заметил потери бойца…» Все-таки он засранец. Даже не поделился.
- Хмырь.
- Угумн…
Вечером, когда мы допиваем, начинающий подходить к концам запасом холодный, дешевый кофе, Данте читает Миллера и беззвучно ржет. Книгу он не дает принципиально, ссылаясь на интимность его с ней отношений.
- Когда мы дойдем до конца, я тебя убью. По-любому.
- Ага. Удачи.
- Джампинг-Сайт-Киком. В голову.
- Пустые обещания.
У меня в фонаре сели батарейки. У Данте – нет. Везучий засранец все же.
Лямки рюкзака режут плечи. Плечи ноют и не имеют права голоса. Посему, ноют молча.
Я начинаю перебирать в уме предметы, которые можно выкинуть:
Воздушный змей – выброшен.
Флаг с надписью – «Пошли все в жопу. Я весь в белом» - выброшен. А жаль.
Губная гармошка – нет. Скорее выброшу губы.
Запасы туалетной бумаги – выброшены. Почти нечего есть. Так что без надобности.
«Энциклопедия юных сурков» - выброшена. Кто вообще взял эту хренотень?
- А тебе какие девушки нравятся?
- Живые.
Снег под ногами хрустит. Так громко, что, кажется, может вызвать лавину. Хотя нет. Данте громко жуется, когда грызет лед. Так что, если мы подохнем, он будет виноват.
- Не чавкай. Ты нарушаешь девственную тишину гор.
- Сейчас, я нарушу ее твоим предсмертным воплем.
Осталось идти совсем не долго. Скоро, можно будет коснуться облаков. Если захотеть. От силы два-три дня. Пик уже рядом. Обидно, что выбросили флаг. Был бы хороший финальный штрих. Точка.
- Данте, я все же тебя прикончу.
- Убить себя не так-то просто…
Мы стоим у входа и бездельничаем. Прохлаждаемся в прямом смысле слова. Солнечные лучи, они не греют. Нет. Они обдувают и лишь не много щекочут спину и затылок. Мы улыбаемся. Без сарказма, без подвоха. Просто, улыбаемся. Как обычно делают после сделанного дела. Тихо и уютно.
- Ван Гог был психом. Я бы тоже отрезал ухо.
- Себе?
- Ему конечно.
Мы без пяти минут дипломированные специалисты. Реставраторы. Нам будут доверять музейные экспонаты, такие бесценные для истории нашего Отечества. Мы будем делать умное выражение лица, говорить что-нибудь химическом анализе, подготовке чертежей и сроках на работу.
Они говорят – это важно. Большая ответственность. Мы, что будем стараться. Они говорят – это экспонат восемнадцатого века, выполненный в стиле классицизм, и отличается искусным выполнением. Угу. Между собой, этот экспонат мы называем - «херня».
- И что дальше?
- Будем ждать вдохновения.
- Ну?
- Топить музу в вине.
Они учили нас рисовать, ваять, разбираться в искусстве и дисциплине. Мы научились виртуозно врать, забивать и пить.
- Модильяни был алкоголиком.
- И что?
- Видишь, я в чем-то похож на него.
- Общее у вас только то, что ты, как и он, плохо кончишь.
Мы стоим и улыбаемся и даже можем позволить задержаться себе дольше положенного. Вокруг снуют абитуриенты и студенты младших курсов. Они сосредоточены, растеряны и их лица напряжены от потока ненужных мыслей. Может быть, они тоже будут стоять так же, как мы. Потом. Позже. Улыбаться, перешучиваться, и не торопясь вспоминать прошедшие дни. Может – да, может – нет. Черт его знает.
Пять лет прошло. Мы воевали кистями, карандашами и стеками. Воевали с собой. Пытаясь найти себя, а не иллюзорное совершенство…
Если ты плывешь по течению, это ничего не доказывает. Только, наглядно подтверждает закон инерции.
Дырявый апрель.
Пустые дороги.
Стрелки дорожных рельсов.
Взгляды.
Приятные и липкие.
Твои.
Шершавые и ревнивые.
Мои.
Нет денег.
Даже на сигареты.
Но есть на билеты.
До тебя.
Друзья и враги.
Остывший чай с лимоном.
Невыполненные обязательства.
Весенний авитаминоз.
Кафе.
Свет.
Там – ты.
Снова – ты.
Я - на втором плане.
Веду себя, как кретин.
(Почему как?)
Без вариантов.
И в перспективе.
Дожди.
Дожди.
Ты.
Я – твой идиот.
Мы.
Все.
Остальное.
End.
С утра будет солнце.
Когда ты хочешь, в глубине души, чтобы я наврал, что «навсегда». Мне хочется лишь бесконечно верить, что, так как сейчас, будет «всегда».
Отголоски дня. Оставшиеся - беспорядком на кухне и пепельницей набитой окурками. Еще немного воспоминаний. Так мало. Что может поместиться в почтовый конверт. И улыбки вместо марок.
- Тебе было?
- Мне было.
Из калейдоскопа «вчера» - в наши ночные кошмары. Такие родные и до крика, застревающего в люстрах, знакомые.
То, что было – пепел.
Его выкинул на изломе дня.
То, что было – ветер.
Обнимал безразличием дождя.
То, что было – цепь бессмысленных действий.
Без тебя…
And I can tell you about silence
About radio silence
About some kind of asylum
In the middle of an empty filed field full of danger
If you want it.(с)
- Поговори со мной.
Сейчас, мне хочется верить в счастливый конец. Как в тупом голливудском фильме. Ну, с всякими нелепыми злодеями в стильных, дорогих костюмах, приключениями, дешевой романтикой в розовых соплях и офигенным happy end’ом, в котором все там - либо живут долго и счастливо, либо увивают друг друга из крупнокалиберного огнестрельного оружия. Тут, в общем, на любителя.
Знаешь, многие не замечают те шансы, что предоставляет им судьба. Прожить так, как нужно. Почувствовать короткие моменты острого счастья.
Сидеть на лавке в парке. Вместе.
Смотреть на прохожих. Вместе.
Слушать, как Эл играет на вистле. Вместе. (Привет Эл!)
Забираться на колокольню. Вместе.
Кататься в тележке для покупок. Вместе.
Завтракать. Вместе.
Терять в давке репродукцию Мухи. Вместе.
Даже, шататься по IKEA среди бумажных торшеров, реквизируя халявные карандаши - круто. Потому что вместе. Не смотря на то, что я с удовольствием набросал бы там везде свои не стираные носки и не мытую посуду. Для уюта. (Кстати, меня бесит, что эти сукины дети прикручивают у себя в магазине все на саморезы.)
You know that, real wild one
Who dances alone
In the middle of the whirlpool