В колонках играет - Stoa - TaumelНастроение сейчас - фиолетово - чёрноеСколько вокруг вас вещей, которые вы наблюдаете и видите каждый день, не задумываясь о их сути и содержании?
Если разобраться, то все.
Всё, что нас окружает нам абсолютно пофигу, как бы сильно не стояла проблема, в глубине души мы знаем, что она абсолютно ничтожна.
Наблюдая каждый день один и тот же пейзаж бездушного урода из камня стекла и бетона, называемого кем-то городом, тот, кто мог видеть толком ничего не видел. Он открывал занавески и выключал свет, закрывал занавески и включал его, наблюдая за окном сотни или тысяч маленьких огоньков тех людей, которые так же включают и выключают, не имея никакого представления о нём, который не видел ничего.
А ведь это было именно там.
Многоэтажные дома, населённые существами, похожими на муравьёв, но не создававшими из своих обиталищ даже видимости муравейника… Каждый каждому – волк, а не муравей.
Она поняла это в детском лагере… Даже раньше, ещё за долго до своего рождения, но, тем не менее – родилась слезой в чьих-то глазах, криком в чьём-то горле, плевком под чьей-то кроссовкой, но не звездой хоть в чьём-нибудь уме.
- Крестить, – высказала своё мнение потрескивающая от былой славы машина, воспроизводящая из отверстий в железном панцире грудное молоко, абсолютно не имевшая на это мнение право.
- Забыть, - сказал кому-то в ответ тот, кого вообще никогда не было.
Вообще, если судить о бытие кого-либо исходя из действий, которые этот кто-то не то чтобы совершил, а хоть попытался совершить, то тот, которого никогда не было существовал только полсекунды, когда отвечал механическому скелету, дававшему грудное молоко.
Так и сделали. Когда она стала «Она» и начала видеть, то, к её разочарованию в данный момент и счастью в будущем, Она не увидела никого.
Отковыряв денежные монеты достоинством по сто форинт каждая из глаз превратившегося в груду хлама механического скелета, созданного, чтобы давать грудное молоко, Она не придумала ничего умнее, чем идти по жизни…
Привело ли её это куда-то? А я знаю?
Когда Она была в детском лагере, где вообще-то все воспитатели уже имели опыт лагерной (да да, той самой) работы, а сверстники уже видели, трогали, нюхали, кололи, курили, пинали, кусали, отрезали, вживляли, глотали, трансплантировали и трепанировали то, что видеть, трогать, нюхать, колоть, курить, пинать, кусать, отрезать, вживлять, глотать, трансплантировать и трепанировать Она ни разу не пробовала. Не пробовала потому, что ей никто не запрещал этого, а тогда какой интерес, ведь так?
Она раздражала сверстников тем, что видела то, что у каждого из них находилось между глаз, они ей не верили, а проверить не могли. Это их бесило, поэтому как-то раз ночью парочка самых отъявленных хулиганов, из тех, что отрывают ящерицам хвосты, удовлетворяют самолюбие ложью и моют свои конечности холодной водой, решили Её проучить. Взяв чей-то карандаш для глаз, грим и канцелярские чернила, они нарисовали Ей огромную улыбку на лице, продолжающую контуры её рта. Когда она проснулась утром, то увидела, что краснота её щёк – белый грим, цвет её век – тёмно-синий, а на лице улыбка, хоть ей и не смешно совсем. Она смывала, сдирала, срезала лезвием, но всё было бес толку, макияж не покинет её до конца её дней…
Она выросла, но не стала человеко-скелетом или тем, кого никогда не было. Она нашла того, кому не стыдно в её вечные моменты счастья на лице. Хорошо, только всё это было тем, чего никогда, по сути… в общем вы поняли…
Когда он приходил, то они жили вместе в таком вот огоньке, который никто не разглядывает, когда видит…
Но вышло-то всё очень наоборот, ведь настал тот момент, когда ей пришлось нажать кнопку вызова (ведь он тогда не зашёл и вообще не появлялся уже лет десять, а то и больше), чтобы вызывать тех, кто её бы спас, пока не поздно, ведь она решила, что и его тоже никогда не было… Да, да, именно десять лет, хоть и прошло всего пару дней, а может часов… Он был нужен, а его не было, поэтому даже минута может показаться вечностью… Кто вообще сказал, что время абсолютно?
Вместо белой кареты скорой помощи с врачами в белоснежных халатах, марлевых повязках, остро-холодными скальпелями и какими-то там шприцами, в которых были жидкости всех цветов радуги, на вызов пришли они. Это была грязная машина ДПС, в которой сидел немой гармонист-виртуоз, молодой офицер ФСБ, а за рулём был молодой сутулый киргиз, разговаривающий по-русски только теоретически… Офицер выбил открытую дверь, баянист уселся в кресло, в гостиной, где, вообще-то минуту назад сидел Он, а китаец запрятал себе потрёпанный собачий коврик, на котором спал пёс, которого, как ей показалось, возможно тоже никогда не было. Убедившись, что больше ничего спиздить не удастся, китаец принялся плясать от радости под аккомпанемент баяна баяниста, а тот начал играть. Офицер отпёр дверь в
Читать далее...