Стивен Холенбик (Steven Haulenbeek) относится к неоригинальным уже дизайнерам, которые считают, что в мире достаточно форм, и погоня за новыми – от жадности и сытости, тогда как можно вполне повыжимать еще немного уже существующие. При том что идея не новая, негатив зонтов в плотных стаях, очень им (зонтам) идет.
Луи XIV ужасно гордился своими стройными ногами и носил узкие панталоны до колена и красивые шелковые чулки. Его каблуки, довольно высокие для мужчины даже тех времен, были не просто красными, но пылающе алыми. Довольно скоро знать всей Европы судорожно перекрашивала свои каблуки в красный. Красный был верхом шика и блеска, модным и страшно дорогим.
В то время красный краситель добывали из маленького жучка под названием кошениль, обитающего исключительно на мексиканских кактусах. Импортеры этих засушенных жучков в Европу, испанцы, торговали ими на вес золота. И было им счастье, пока в середине 17го века не изобрели синтетические красители.
Во многих культурах, красный был исключительной привилегией властителей. В некоторых странах, например в Италии или Японии, простым смертным красные одежды были не только недоступны по цене, но и запрещены законом. Конечно на каждый закон находятся его нарушители, и находились хулиганы, окрашивающие в непозволительный цвет изнанку кимоно, или нижнее белье.
Наглядная иллюстрация того, как полезно видеть красоту в повседневности. Более того, в повседневных бытовых мелочах. И даже больше: в повседневных бытовых мелких неприятностях. Серия вдохновленная отпечатками кофейных чашек ака пятна на скатерти. Antonella Giomaretti.
Так выглядит мой идеальный мир: каждый занимается исключительно своей узкой специализацией, совершенствуясь до бесконечности и совершенствуя результат своих трудов с такой же любовью и преданностью, с какой растят детей.
Посему, такие люди как Antje Dienstbir вызывают у меня неуправляемый приступ восхищения и нежности. Работы ее неминуемо напоминают «меня интересуют только мыши, их стоимость и где приобрести». Ее интересуют только ложки. Она трепетно выращивает их из цельных серебрянных брусочков, ничего не припаивая и не соединяя, позволяя форме свободно вытекать из материала.
Ложка нынче нередко не нужна на самом деле. Сахар насыпается прямо из пакетиков или из дозированой сахарницы, и ложка превращается в мешалку. Многие вообще пьют без сахара, особенно эспрессо, но ложка все же прилагается, ради надлежащей подачи. Эти легкие смещения функции и руководит дизайном Antje Dienstbir — интерпретация идеи ложки превращается в ее репрезентацию, изображение самой себя.
И глядя на все это роскошное разнообразие одного простого инструмента, понимаешь, что если бы мы жили в том идеальном мире, где каждый бы занимался всего одним предметом, но занимался с должной обсессивностью, вполне вероятно, что счастья на квадратный сантиметр человечества, было бы больше в разы.
В португальской студии Verissimo явно любят человечество и всячески стараются ему помочь, не усложняя формы привычных вещей, но добавляя мелкие совершенствования или дополнительные функции. Например, блюдо для торта размечено таким образом, что бы никого не обидеть и ровно поделить добычу; подобная функция добалена разделойной доске и скотчу. Скотчем, видимо, можно просто обматывать весь дом, и, таким образом, всегда знать размеры буквально всего.
Книги, не какие-то определенные, но как сущность, несут в себе тонны символизма. И даже когда мозг уже отказывается воспринимать слово, написанное в них, глаз продолжает видеть их многозначительный ландшафт. И немного побаиваться: разве так можно с книгой?
Подозрительно, откуда французы могут знать анекдот про розетку и «дохрюкалась, свинья, замуровали?», но без него явно не обошлось. Domestic, сотрудничающие с цветом европейских дизайнеров, двигают жанр настенных наклеек в некую среднюю полосу между обоями, наскальной росписью и современным искусством, и двигают успешно.
С одной стороны, конечно, пресловутое «что-то в виде чего-то». К тому же самим детям, якобы все равно, сделан ли шкаф в виде дома, или же он просто шкаф. Они, якобы, из любой коробки дом сделают. Да еще и воображение по ходу разовьют. Но, с другой стороны, как-то мне кажется, что мало какой ребенок от такого шкафодома откажется в пользу стандартной фанеры. А воображение уж как нибудь не в обиде останется.
Брюс Осборн (Bruce Osborn), американский фотограф, в 1982 году совершенно случайно затеял проект, позже ставший делом его жизни: Серию Ояко. Он фотографирует два поколения японцев, отцов и сыновей, матерей с дочерями, иногда возвращаясь к уже сфотографированной паре через много лет, дабы запечатлеть не только контраст (или, нередко, гармонию) поколений, но и изменения происходящие в отношениях с годами. Все его герои, при том, что большинство из них являются совершенно рядовыми японцами, настолько не вписываются ни в какие стереотипы и поражают разнообразием историй, что сразу хочется верить в полную межчеловеческую гармонию, мир во всем мире и любить все человечество без исключения. Но особенно японскую его часть.
Особенно трогательная история связана с этой фотографией, где папа — татуировщик со стажем, мама домохозяйка, а дочка получила серьезный шок, когда впервые попала в сенто, публичные бани. До того момента она была убеждена, что у всех взрослых есть татуировки, вроде как они выростают с возрастом, наподобие волос в подмышках.
Не могу пройти мимо. Marcel Van Eeden. Самое отчаянное , честное и безнадежное требование любви, когда-либо встречавшееся в стенах музеев. Да и вообще.
Приличная вроде компания, а занимается такими потихушными хулиганствами. Даже приятно. Обивочные ткани с комиксами супермена, совсем уж неожиданными для лондонского заведения русскими соцплакатами, Че Геварой, великим Мао и легкой порнографией, в маленьких дозах наведут порядок в любой обстановке. Ко всему прочему надо отдать должное стайлингу: ткани не просто одеты на стулья и подушки, но и водворены в соответствующую обстановку.
Книжки-раскладушки, или, как они более убедительно называются английским термином, pop-up books, относятся к той категории вещей, чудесность которых хочется воплотить в нечто более функциональное, очень уж волшебно из плоскости восстает целый мир. И вот. Результат. Настольная книжка-лампа-раскладушка, Такеши Ишигуро (Takeshi Ishiguro) для Артекники (Artecnica).
Есть энное количество замечательных книг, еще более замечательных статей и теорий посвященных техникам изобретельства и придумывания. По большому счету, все сводится к тому, что новое — это чуть иная комбинация старого, мутация одного из основных признаков предмета, не влияющая на его суть и предназначение. В дизайне легче всего изменить форму, и это наиболее простое и распостраненное решение. Но гораздо больший восторг, как правило, вызывают вещи, в использующие особенность человеческого мозга сортировать все новое по знакомым признакам, подробно изученную теорией гештальт.
Например, если часы — это круг с двумя палочками, соедененных одним концом посередине, одна подлиннее, другая покороче, то при изменении одного из вышеуказаных признаков до неузнаваемости, мы все равно легко расфасуем полученный предмет в ящик с биркой «часы».
Три сногсшибательных, по простоте и эффективности примера данному приему:
1. Не две палочки соединенные посередине, а одна петля, хвостиками указывающая час. Vinta.
Так продвигают дизайн в Британии: new designers online, бездонный ресурс недавних выпускников различных художественных учереждений, от иллюстраторов и аниматоров до промдизайнеров и ювелиров.
Плюсы: удобная возможность поиска по имени или по дисциплине, по году выпуска, учереждению и проч.
Минусы: безбожно мелкие картинки, необходимость зарегестрироваться (впрочем, не очень обременительная).
Примечание: почти традиционно уже, самые интересные штуки попадаются не в разделе промдизайна, а у ювелиров. Из нестремления сделать полезный продукт и проработанности деталей рождаются исключительно приятные неожиданности.
Как например: Сара Маршалл, трогательная ловушка для слезы и хранилище воздушного поцелуя.
Новый жанр в дизайне: Design Fiction. Также как sci-fi и сказки шевелят воображение, сей жанр призван вдохновлять и сбивать мысль с привычного пути на путь непротоптаный. Большинство идей жанра — невоплотимо и не стремится быть воплощенным, но представляет привычную вещь в непривычной перспективе и чешет мозг в самых правильных местах. Скоро по теме выйдет книжка, под названием «Non Object», а пока дорогие создатели и инициаторы проекта дают подглядеть за телефоном по имени CUin5.
Alessi, это пожалуй единственное что может меня загнать на кухню. Однозначно. Часть их новой весенней коллекции, совместное детище дизайнера и шефа (Patrick Jouin & Alain Ducasse соответственно), редкий экземпляр абсолютно идеального промдизайна: ни одной лишней детали, совершенствование функции из серии "как об этом не подумали раньше" (то бишь не просто еще один стул, а действительно нужное новшество) и простая, но совершенная форма.
Лиса Соломон (Lisa Solomon) делает гибриды из случайно найденных вещей с чужой душой и своих рук, мужественного и женственного, танков и вышивки, анатомии и вышивки, фотографии и вышивки, близкого к телу и далекого от глаз. Выбор предметов и тем, кажущихся на первый взгляд случайными и обсессивная вышивка, самое женское, самое декоративно-бесполезное, бесконечно повторяемое движение, сшиты вместе, материализуя невыразимое словами.
У Эфрат Гоме (Efrat Gommeh), по всей видимости, какая-то травма от ее офисных коллег. Зато она сделала чашку с пробкой, которую (пробку) можно брать домой, как брелок, а чашку безбоязненно оставлять на работе. Или чашку с куполообразным дном, куда удобно прятать печеньки.
Меня тут, помимо прочего спросили, не кажется ли мне, что картинка в сети, это не только шедевр дизайнера, но и мастерство фотографа. Риторический такой вопрос. Картинка, по определению, является результатом мастерства фотографа. Пример ниже, наверняка многим знаком, поскольку пятилетнее сотрудничество Кристиана Кеттигера (Christian Kettiger) и Ligne Roset трудно пропустить, но я вот как-то умудрилась. Мастерство фотографа, совершенно затмевающее шедевр дизайнера, обращающее средне-скучную кушетку в скрытый рассадник сладострастия.