[256x699]
кого я по-настоящему обожаю, так это мою маму. у нее сломаны обе руки. одна - в обычном гипсе, другая - проткнута спицами. я кормлю ее грейпфрутами, бутербродами, таблетками. переодеваю, чищу зубы и мажу кремом. а мама называет меня "мальчик-девочка". и в то время, как люди на улицах таращатся с огромными глазами на мой ирокез, мама говорит: "весело" или вот "какая ты классная". потом мы с мамой в магазине, она смотрит сувениры:
- мне нравится вон тот заяц. у него - жопа.
- это не жопа, мам. это хвост.
- *огорченно* а, да?
мама называет меня котенком еще. а я не реагирую - никак не могу привыкнуть, что я - котенок. и вру всем подряд, что все нормально.
у меня, конечно, есть испытанное средство, как снова сделать мир красивым и добрым. хотя бы на пару часов. но пока это неосуществимо, я скуриваю по пачке за день и безбожно мешаю алкоголь.
вчера у Андрея был день рождения. начали мы прилично - с суши и мартини. но разве у нас когда-то все заканчивалось так же, как начиналось? в полвторого ночи мы уже торчали на крыше дома пионеров, пили из горла яичный ликер и разговаривали, как обычно, о бесконечности. как мы залазили на эту крышу - история плачевная. у меня до крови ободрана нога, правая рука не поднимается, на левой - синяк. только это разве важно?
неожиданно было на самом деле то, что через какое-то время на крыше оказались еще четверо чуваков. незнакомых и пьяных. мы вместе прикончили бейлиз, они кричали, что я - Ёлка, и фотографировались.
домой я приехала с шестью апельсинами, одним бананом и двумя литрами сока в сумке. Андрей потом сказал: "хорошо инопланетяне не прилетели еще". хотя, я бы уже, наверное, ничему не удивилась.
p.s. кто еще не видел - я. вуаля.
p.p.s. тут я очень люблю мир.
- еб твою мать!! - кричал я, - где ты?? я снова искал тебя по всем моргам, мне нужно поговорить с тобой о том, как прошел твой вечер, твой день, твоя неделя, твой месяц - я же опять не знаю, где ты была все это время! мне нужен твои губы, твой раздвоенный язык, - да, змея, я больше не знаю, как тебя назвать. БОЖЕ Ж МОЙ!! твой убитый взгляд мне нужен! я жду твоего звонка до 00.00 и прыгаю из окна. - это было, наверное, пятитысячное мое сообщение на ее автоответчике и с каждым разом угрозы о самоубийстве придумывал я всё изощреннее. не доводил дело до конца я еще ни разу только потому, что решал подождать еще минуту, еще 6 минут, еще 40 минут, еще 1440 минут на случай, если она вдруг все-таки позвонит. позвонит мне - засаленному неудачнику в вязаном растянутом свитере, употребляющему пищу только для того, чтобы дождаться, когда задрожит этот чертов телефон. со стороны могло показаться, что это уже превратилось в тупую гонку за достижением цели, в невиданную принципиальность, потому что ТАК долго и с такой маниакальностью заниматься одним и тем же делом - по меньшей мере, смешно. тем более, если это дело - ожидание одного-единственного звонка. но, могу поклясться: я был искренен в своих действиях, как никогда. и, могу поклясться еще отважнее: если бы вы ее знали, вы бы поняли меня. или, еще вероятнее, - оттолкнули бы меня от телефона, сели бы около него сами и не подпустили бы обратно ни за что.
иногда она так долго говорила не замолкая, что сигарета, только что подкуренная, сгорала до фильтра, ни разу так и не затянутая, а иногда от нее по несколько недель слова не вытянешь. иногда она красила, как богиня, губы и брезгливо меня отталкивала, когда я пробовал ее поцеловать, а иногда затаскивала в кусты, одной рукой торопливо стягивала мои штаны, а другой - задирала свое в клетку платье, и брала меня сама так, что я чуть не падал в обморок от оргазма. хотя, что там говорить - ваши оргазмы длятся несколько секунд, мои - столько времени, сколько она находится с поле моего зрения. иногда она выкупала на ночь бары, чтобы никто посторонний не мешал ей провести вечер так, как ей хочется, а иногда я несся через весь город на нечеловеческой скорости, сшибая коляски и перепрыгивая машины, потому что она хриплым шепотом говорила в трубку, что у нее нет денег на булку хлеба уже 3 дня. иногда она кидала мне в окно камушки, подпрыгивая повыше - маленькая пацанка в кедах и майке с принтом самолета, а иногда, шатаясь, нагло не отпускала кнопку дверного звонка глубокой ночью, падала прямо в своем шикарном, "привезенным из Италии и не терпящем складок", платье и мгновенно засыпала, а я тихонько садился рядом и караулил, когда из ее носа пойдет кровь, чтобы вовремя, если придется, предотвратить Черное море под ее ангельской усталой головкой.
она говорила, что у нее нет мужчин, кроме меня. и хотя я ни разу не видел ее с одним и тем же, все равно верил беспрекословно, потому что мужчина - для нее - тот, кто делает ей хорошо. а я был уверен, что счастливее, чем со мной, она ни с кем не будет. я не спорю: сначала легкие будто плавятся, а в горле - наждачка, но зато очень скоро станет так спокойно, что даже кафель перестанет пугать, что даже сотни невидимых движущихся насекомьих ножек, не дающих покоя по трезвости, вдруг исчезают, что нам больше становится не охота наорать на весь мир вокруг, чтобы он заткнулся. мне очень нравится наш секретный ритуал: перед принятием мы машем друг другу рукой, вроде как, на прощание; вроде как, на всякий случай; вроде как, "если что, до встречи в следующей жизни". но пока везло - мы счастливчики. а еще, она выдыхает дым, как никто другой. разве я мог спать, когда ее не было рядом?
я не понимал, почему она так надолго от меня упорхнула, ведь эта дурочка сама говорила: "без тебя я по утрам не просыпаюсь, - включаюсь". я сидел на двпшном полу и в миллионный раз пересчитывал гвозди, руки сводило, головой об стенку отсчитываю 20 секунд, набираю номер. тягучие гудки заставляют плакать снова. я вдыхаю новую порцию плотного воздуха, веки становятся мягкими, звуки стройки - музыкой, пыльная лампа в углу - самым красивым солнцем. поворачиваю голову вправо - Куба, влево - ПГД, где я родился, поворачиваю голову на 180 градусов назад и вижу небывалой красоты сад: аллея дамских наманикюренных пальчиков, озеро невинных сладких слез, тропа бархатой нежной спины, и всё это - её. на ветках сидят воробушки, они на разные лады чирикают те же песни, что, лежа на набережной под дождем, пела мне она. воробушки чирикают все громче и громче, а где-то вдалеке, за пределами парка, глухо звонит телефон. и мне ничего не остается, кроме как молча помахать рукой в ту сторону, откуда слышен звук. вроде как, на прощание; вроде как, как всякий случай; вроде как "до встречи в следующей жизни, моя небоглазая, моя маленькая, мое спасение".
я силюсь вспомнить, что было несколько месяцев назад. кажется, мы парились по поводу сессии, как обычно. я болела с похмелья, Ксеня меня успокаивала. я писала статусы в духе "не надо будить меня в этой стремной квартире", и Лиля носила мне пирожки с картошкой в универ, потому что я была безнадежно голодна. а еще лекции прогуленные, семинары проспанные. и я будто бы еще не до конца на грани.
я силюсь вспомнить, что было пару недель назад. кажется, мы будто бы сдавали экзамены. накуривались в хлам - один день восторгались куску на 500 р., другой день - чтение какого-то автора, вроде на Г., или на Б., справились с успехом.
я силюсь вспомнить, что было несколько дней назад. кажется, мы договаривались не пить больше двух бутылок, потому что мой мозг отказывает конкретно: какие экзамены мы сдавали а начале месяца? как зовут тех людей, чьи ники уже наверняка знакомы? на каком троллейбусе мы можем уехать домой? где я?
я силюсь вспомнить, что было пару часов назад. что я говорила маме по телефону? во сколько мы договорились встретиться завтра с человеком, который делает татуировки? на какое число я записалась к кардиологу? куда делись деньги? откуда эта бутылка газировки у меня в сумке? когда мой день рождения?
Люди хватают наугад все, что ни попадя: коммунизм, здоровая пища, серфинг, балет, гипноз, групповая психотерапия, оргии, мотоциклетная езда, травы, католицизм, тяжелая атлетика, путешествия, здоровый образ жизни, вегетарианство, Индия, рисование, писание, ваяние, музицирование, дирижирование, туризм, йога, совокупления, азартные игры, пьянство, тусовки, замороженный йогурт, Бетховен, Бах, Будда, Иисус, машина времени, героин, морковный сок, самоубийство, костюмы индпошива, самолетные прогулки, Нью-Йорк Сити - а потом все это рассеивается и исчезает. В ожидании смерти люди ищут, чем бы себя занять. Хорошо, наверное, когда есть выбор. Я свой выбор сделал. Я взял четверть галлона водки и врезал, не разбавляя.
Мы встретились бы в каком-нибудь лондонском пабе, закутались бы в один толстый синий шарф и отправились бы гулять по аллеям и красным двухэтажным автобусам. Спустя некоторое время мы замкнули бы наши квартиры, выбросили бы ключи в Атлантический океан и отправились бы жить в какую-нибудь горную деревушку. Там бы у нас росла недалеко от дома ива, а в клумбе под окном - духи рыженьких веснушчатых семилетних мальчиков. Они заглядывали бы в наши окна и тоненько пели бы песни про ветер в крапинку.
Иногда ты бы меня спрашивала:
- Хочешь, я приготовлю тебе гляссе?
А я бы отвечал:
- Но я же ненавижу гляссе.
А ты бы тогда говорила:
- Тогда вылей демонстративно с недовольным видом его себе на грудь, а я оближу.
Я бы в ответ похабно улыбался и притягивал тебя к себе за волосы, а ты бы закатывала от наслаждения глаза и не пыталась вырываться.
Когда бы нам стукнуло 26, мы бы отправились в кругосветное путешествие автостопом. Ты бы переодевалась стоя в кабриолете на полном ходу, а я бы рисовал закаты.
Мы надолго бы остановились в Индии. Там, выцарапывая на древних буддистских памятниках наши имена, ты бы хохотала, когда бы я грубо задерал твою длинную юбку. А по ночам, лежа у костра, ты рассказывала бы по порядку свои сны из детства.
Вернувшись из путешествия, мы устроились бы в небольшом домике на периферии какого-нибудь большого города. Ты покупала бы картины неизвестных художников и вешала бы их на стенах вверх ногами, а я бы рвал тебе тюльпаны с соседских лужаек на глазах у самих владельцев - они не смели бы сказать ничего против - у меня слишком большой шрам на лице.
А когда бы нам исполнилось по 38, однажды вечером ты предложила бы написать на папирусных листах, привезенных некогда нами же из Египта, наши сиюминутные желания. Мы сели бы за стол друг напротив друга. Точнее, я - на стул, а ты - на стол. Ты очень любила бы на столе.
Так уж вышло, но я бы как раз в утро того дня проиграл бы почти все наше имущество на лошадиных скачках, надеясь выиграть денег на замок в Исландии для тебя, а ты бы, как назло, как раз в то утро решила бы, что нам хватит жить. Так что ты написала бы "вскрыть вены", а я бы - "повеситься". А дальше, забрызгав все кругом кровью, у нас был бы последний дикий секс на маленькой шатающейся табуретке (петля - каждому своя). И, уж поверь, кончили бы мы одновременно.
шебуршание еловых веток и фейерверки из фонарей, - лишь малая доля того, что пророчила мне ночь. я сидел в парке, в окружении проституток, обдолбанный в жопу, и слушал, как поют чайки. одну из проституток звали Жанин. она представлялась француженкой, но на самом деле была ничуть не больше накрахмаленного пекинеса в моем зверинце - я не видел в ней ничего, кроме родинки на левой лопатке. иногда мне казалось, что у нее из ушей текут стихи - я частенько с ней встречался - если она была не занята, платил ей каждый раз четверть сотни баксов, и оба мы оставались довольны: она - обеспеченным ей завтра полноценным обедом в маленькой забегаловке кварталом дальше публичного дома, а я - новой порцией поэзии. она раздевалась, как яблоня в конце мая под сильным ветром - стремительно, незаметно и красиво. а одевалась как верхушки гор зимой - ровно, беспрекословно и раньше остальных. Жанин признавалась, что ни разу не была в настоящем кинотеатре и старательно имитировала акцент, густо красила ресницы, у нее была постоянно размазана красная помада на губах. и если бы я не знал, что она прошла по рукам трети мужчин города в возрасте от 14 до 56, то приглашал бы ее на вечерние прогулки по набережной - она одевала бы бордово-белое многослойное платье, закалывала бы кудри на затылке и держала бы меня под руку. я не видел в ней ничего, нет. я вообще ничего не видел. я сидел на полу в своей загаженной ванной и просто мечтал.
оглушающие капли
где-то за спиной щекочут
пенопласт мой-твой
грохочут призмами
возьми
сиящюий вывих моих мозгов
не говори, что любовь
для лохов
грустный процентщик заберется
повыше
крыши поехали - все наши крыши
тают под ливнем беспечной свободы
я
так
хочу
только трезвость вернется
выпить придется ее из загривка
играй с твоим-моим пенопластом
.тихо. не надо
ты бы мне - конфету, а я бы тебе - шоколадную фабрику
ты бы мне - газировку, а я бы тебе - ликерочный завод
ты бы мне - ноготь, а я бы тебе - почки. обе
ты бы мне - песочницу, а я бы тебе - пустыню Сахара
ты бы мне - атлас, а я бы тебе - целый Мир
ты бы мне - брошюрку, а я бы тебе - Александрийскую библиотеку,
ты бы мне - символ, а я бы тебе - санскрит,
ты бы мне - лампочку, а я бы тебе - Солнце.
так и жили бы - до бесконечности. ведь Солнце было бы у тебя в руках.
только ни в коем случае не стоит устанавливать себе ограничений. я вам говорю, вам, глупые, не умеющие делать мир идеальным, людишки, суки, шныряющие тут и там по улицам и подворотням, вам, лакающим свои трескучие напитки, вам, щелкающим своими кривыми клешнями, вам, выстраивающим себе каждый свою собственную вавилонскую пирамиду, вам, проклинающим тот день, когда появился кто-то, хоть на чуть-чуть отличающийся от вас, вам, плюющим ртутью, вам, прощающим друг другу все преступления, вам, отвечающим на телефонные звонки со скрежетом, вам, трясущимся над своей незначимостью, вам, всем.
и в тот момент, когда нервы все разом завяжутся в узлы, когда адроидный коллайдер разметает нас по Космосу, когда армия едящих тлю насекомых достигнет наконец-таки ночью ваших ртов, когда пыльные проруби окутают трубами планету Земля на несколько слоев, когда звездный дождь приветливо распотрошит наши города, когда все одновременно потеряют зрение, слух, дар речи и умение дышать, когда на население внезапно нападет палево перед волосами и каждый начнет с реактивной скоростью вырывать соседу пряди волос вместе с кожей, когда почва превратится в тесто, когда цифры 12111 перестанут иметь какое-то значение, когда в словарях останутся только слова, в которых присутствует буква "#", когда фигуры "овал" и "куб" поменяются содержимым, когда человеческие тела будут рассыпаться на кучи, - тогда я буду сидеть в самом заднем ряду, с широко распахнутыми глазами и приоткрытым от восторга ртом.
кротко мягко
мятой рубашкой
коленки
воздух
короткий отдых
режешь
взглядом
ловить тебя?
или сама
му
падать?
носочки
полюса на затылке
точки
шорох
мой
друг
проливной
уйдешь?
со мной?
по горлу водопадом
spirit из
бутылки
отдайся мне
болью в затылке
струнами на запястьях
сыграй мне
стоном на выдох
хрипом на вдох
спой
мне
ладно?
чтобы
я
оглох
Я закажу тебе шторку из настоящих цветов, чтобы ты могла любоваться на свое тело в орнаменте закатного солнца и вдыхать таящий воздух любимых запахов.
Я сфотографирую все места города, где мы любили друг друга, и развешаю фотографии на твоих стенах, чтобы ты не переставала меня хотеть.
Я буду учить французский и рассказывать тебе по утрам монологи из наших любимых фильмов наизусть, чтобы ты выпила свой кофе с первой сигаретой, улыбаясь.
Я буду искать самые первые желтые листья осенью и дарить их тебе, чтобы они были только твоими. Чтобы осень была только твоей.
Я разукрашу все батареи в подъезде твоей 25-этажки в цвета правильной четкой радуги, чтобы тебе не пришлось, порой, подолгу ждать летних ливней для освобождения своих фантазий: где же в этот раз конец и начало радуги? она начинается в твоей спальне, а внизу - на первом этаже, на Земле - конец Рая.
И все это - только первые пункты из списка, который я хотела бы воплотить в жизнь. Я стану еще лучше. Для Тебя. Ты только дай знак, что существуешь в природе. а пока покапаю-ка я в глаза красно-желтых густых капелек, чтобы лучше видеть, если вдруг захочешь показаться.
Рассвет приводит меня в трепет. Это страх и оцепенение перед осознанием того, что еще одна ночь закончилась. И все-таки, почему я тебя так жду? Думаю, ты бы непременно избавила бы меня от пищащих кранов и канализаций, цивилизаций и галлюцинаций.
и в тот момент, когда холодные волны бились бы у ее ног, пытаясь лизнуть сигарету, беззащитную от капелей, шепоты Наташи ласкали бы позвоночник другой - вдоль и поперек, убегая по бесконечной дороге мерцающей, сияющей изнутри кожи. непременно, в темноте. Наташе 17 - и только это до сих пор уберегало ее от тюрьмы. она с таким азартом обсасывала липкие пальцы, что ей можно было бы простить что угодно. и кто угодно. Наташа с таким мастерством дула блестящие губки, что ее без замедления можно было бы возить в путешествия по всем столицам мира. на частных самолетах. Наташа с такой ловкостью закидывала ногу на ногу (и, что самое важное, - с не меньшей ловкостью раздвигала их обратно), что ее можно было бы устроить в Рай без очереди - независимо от того, в каком настроении был бы Бог. но, что наиболее ценно, - Наташа любила выпить, курила ванильные сигары и была до запретности избирательна.
И вот теперь, когда Милена строчила подряд уже вторую пачку, окружив лицо мокрыми насквозь прядями волос, Натали натирала живот какой-то блондинистой сучки уже четвертым абрикосом. но ведь Милена не знала, что волосы блондинистой сучки Наташа натерла свежевыжатым соком граната, чтобы эта гладко выбритая наароматизированная безмозглая дура была бы хоть на дюйм похожа на женщину ее сердца.
Наташа не могла выцарапать из головы, как однажды зимой они - ее мелко-дрожащая мечта и она сама - зашли в какой-то маленький барчик и танцевали, кидая друг другу успокоенные волнистые взгляды, под джаз. Или как однажды утром начала июня они вместе, только проснувшись, шагнули на крышу - Милена улыбалась рассвету, а Наташа в это время тянула руку, чтобы стянуть с нее майку. Или как однажды Милена проколола сосок, потому что Натали как-то вскользь бросила, что у нее была однажды незабываемая ночь с испирсингованной нимфоманкой. Милена плакала - ей было больно, до этого у нее даже уши не были проколоты, а Наташа разрывалась между поцелуями в соленые капельки и поцелуи в болящий сосок.
Но Наташа ни за что не призналась бы никому - в первую очередь, самой себе, в том, что она когда-нибудь кому-нибудь скажет: "Я твоя навсегда. Люби. Люблю". Никогда - до сегодняшнего вечера, когда она в кровь сотрет ноги, бегая в свежеподаренных туфлях за 3000 евро по парку с гравийкой, мокрой травой и насквозь пропитавшейся ливнем землей, сорвет голос, рыдая, но найдет ее. Окончательно.
Меня упрекали в склонности
быть клоуном. В способности
пересекать параллельные линии.
Я же был виноват в бессилии.
В неспособности подобрать пароль
к заклятию
(мать его!!!).
В невозможности убить твою боль.
Расколдовать тебя,
девочка моя зазеркальная…
Меня высмеивали за скованность
с женщинами. За несвойственную клоунам грусть
на донышке намакияженных глаз.
Я же взрывался ужасом каждый раз,
как ты делала вдох
(о, мой Бог!!!).
Становилась непредсказуемой и опасной,
девочка моя алмазная…
Тебя упрекали в пристрастии
к зеркалам, снегу, истерике,
стертым картам Америки,
долгим ночным разговорам со мной ни о чем,
в способности приносить несчастье и
даже в том,
что все мы когда никогда умрем…
Девочка, для тебя мне легко быть клоуном.
Ты слегка откидываешь голову. Ты смеешься.
Но … только до очередного вдоха … задыхаешься.
Голос искажается стоном.
Я слышу,
как в тебе просыпаются
мохнатые пауки и летучие мыши.
Душат.
Спешат сожрать твою душу,
от которой осталась
лишь соленая влажность
на щеках. Капельки над верхней губой.
Девочка, я с тобой.
Перекошенным ртом,
искореженным шепотом,
сочишься бредом,
как медом:
«… чем глубже,
тем ближе
к небу …
чем ниже,
тем дольше
падать …»
Ну, хочешь, выстроюсь слониками
на комоде в твоей спаленке,
хочешь, моя маленькая …
Ну, хочешь, отдам тебе
все свои силы я,
хочешь, моя ненаглядная …
Знаешь, на днях мне сказали,
что ты умерла Past Perfect.
Предшествуя моему прошлому.
Я не верю врачам. Я верю лишь своему
сердцу,
ампутированному
в perfect tense.
Доктор, ваш белый
напоминает мне цвет
ее любимого
по..рош..ко..об..раз..но..го
снега.
Моя алмазная …
Знаешь, на днях мне сказали …
Уберите капельницу!!!
К черту таблетки, инъекции!!!
Слышите??? Зае..ли!!!
Если нет сердца,
если нечему биться –
то что же тогда взрывается
ядерно у меня в груди,
Г_О_С_П_О_Д_И
хо..чешь
вы..стро..юсь
сло..ни..ка..ми
у тебя в спа..лен..ке
хо..чешь, мо..я ма..лень..ка..я
КО_КА_И_НИС_ТОЧ_КА
мо..я де..точ..ка
де..воч..ка
ДЕ_ВОЧ_КА
«… чем глубже,
тем ближе
к небу …
чем ниже,
тем дольше
падать …»
____________________
Past Perfect – в англ.яз. – прошедшее совершенное время; употребляется для выражения прошедшего действия, которое уже совершилось до определенного момента в прошлом.
Perfect tense – совершенное время (в англ.яз.)
из нас, конечно, получилась бы отличная пара. все так безоблачно начиналось: мне 14, тебе - 19. я красила губы фиолетовым блеском и носила синтепоновый пуховик солнечного, как говорила мама, цвета. а ты делал прямой пробор и поднимал меня на руки перед фотоаппаратами. я только начинала целоваться с девочками, а ты фанатично играл на гитаре. и, боже, эти твои вены на руках.
теперь 19 мне. из нас, конечно, получилась бы отличная пара. ты работал бы юристом в строгом костюме, уравновешенным с виду, больным - в голове. ты бы сидел в этом своем банке до вечера, писал бы мне смс про уток и свиней, про ветер, который дует, который do it, на мои смс отвечал бы "Хорошая". я в это время сдавала бы свою великомученическую сессию, получала бы одни пятерки, а ты за это покупал бы мне алкоголь и сладости. по выходным вечером ты говорил бы мне: "ладно, давай я сам покрапалю, ты пока мультики посмотри", и я бы слушалась, отодвигала табуретку с распотрошенным на ней беломором, подсаживаясь поближе к экрану, чтобы лучше было видно. а в полшестого утра, когда бы ты уже засыпал, я бы выходила покурить на балкон, нюхала бы лето, впитывала бы кожей рассвет. а дальше, весь следующий день, мы бы ничего не делали - просто валялись бы на диване, разговаривали бы про лесбиянок, хентай, про твоих и моих случайных. я бы знакомила тебя со своими подругами, мы бы вместе убегали от милиции. днем ты бы снисходительно называл меня ребенком, ночью - исступленно - женщиной. и мы целовались бы так, что ты ходил бы на свою серьезную работу с покусанными губами.
пусть у нас похожее ощущение мира, пусть есть много вещей, которые непонятны никому, кроме нас с тобой, пусть у нас одна мечта на двоих. из нас, конечно, получилась бы отличная пара. если бы я не знала уже насквозь всех насекомых в твоей голове, всех и каждого поименно. вышло так, что я стала лучше разбираться в людях, а ты - ни капли не изменился.
из нас, конечно, получилась бы отличная пара. я не чересчур критична к людям, нет. я просто не хочу и не буду наступать хотя бы дважды на одни и те же грабли. и мне не нужен заведомо unhappy end.
один мой знакомый всерьез увлекается рисованием. он нарисовал для меня картинку. мне дико понравилось, так что он решил ее распечатать в гигантских размерах, заказал рамку и сегодня наконец-то доставил эту красоту. решили повесить на стену. но такие дела - у меня дома нет молотка. не пригождался как-то, вот и не озаботилась его появлением. но сегодня это стало реальной проблемой. я обшарила весь дом в поисках того, чем можно было бы вбить этот злополучный гвоздь. предлагались варианты: обувь, утюг, поварешка, сковородка. художник сказал, что не подпишется на это. так и ушел, оставив шедевр мирно покоиться на полу.
я мимо подарка ходила весь вечер, терзаемая неразрешимой задачей. на мое счастье, в 3 ночи приехал из Абакана еще один больной на голову человек по имени Дмитрий Прожуган. Дмитрий Прожуган сначала удивился, почему у нас чайник кипятится в коридоре (тут другая история), потом сожрал остатки риса и вбил-таки мне гвоздь в стену. сковородкой, да. в полчетвертого утра в воскресенье, да. сковородке пиздец, да. зато как смотрится картинка над моим диваном!
ночью неспокойно
но я слышу "не бойся". и не боюсь
лето приносит с собой перманентную, густую и небывалую темноту
я забываю о ней в течении года
а потом возвращаюсь на круги своя
и не боюсь
раскладываю по кробочкам. в одну провода, но зато в другую-то - звезды
мы будем раскладывать потом вместе
мы будем дышать друг другу в уши носом. как ежики. я умею
мы будем обозначать границы дозволенного. но только за тем, чтобы их нарушать
мы будем срываться. не нервы, нет. будем срываться с места
мы будем молча наслаждаться, глядя на руки, на наши руки неразрывные
мы будем сниться и делиться снами
мы будем. мы будем
и я не боюсь