Есть очень много хрени, которая мне казалась очень важной, а сейчас я не хочу ее помнить. 

И я была счастлива ее не вспоминать.

Кажется, что прошлое, которого не помнишь, никак не определяет тебя. Не имеет над тобой власти.

По-прежнему сохраняю уверенность в том, что присутствие бога в мире необязательно, а отсутствие бога в мире только добавляет миру красоты и величия.

Однако мне интересно, насколько работоспособна схема "я себя таким и после такого ненавижу, однако бог любит всех, и раз он все же меня любит, это повод пересмотреть, что было, уяснить из него смысл на будущее и куда-то жить". Схема уверенности, что при взаимной любви и готовности найти смысл в вине бог может спасти нас от нас самих. Именно подобное мне видится, к примеру, в "Still falls the rain".

И, главное, интересно, может ли сработать эта штука, если у человека нету опыта таких отношений между людьми.

Девочка, я помню, некогда ты еще не была свадебным фотографом, и мы на скорость пытались друг друга застрелить из камер. Естественно, перед зеркалкой моя рабочая компактная лошадь четвертого года выпуска проигрывала. А потом я долго неудачно пыталась вытянуть в фотошопе зеленоватые отсветы от листвы - когда лучи, падающие на кожу, проходят сквозь нее. У тебя, девочка, были офигенные ноги - еще скорее балетная, атлетическая сухопарость, однако не было уже целомудрия девочки-бегуньи, было - обещание танца и того, что заставляет порой в метро, глядя на иных роскошных женщин, опускать взгляд и прослеживать уходящую под юбку линию бедра. Впрочем, как тогда я, прислушавшись к беседе, решила с тобой не знаться, так и сейчас, пролистав страницу, - не хочу. 

Товарищ А., надеюсь, даже не обратил внимания, а если и обратил, то не понял, с чего я однажды в неожиданный момент чуть не отдернула руку и почти уронила переданный мне уже без того побитый музыкальный инструмент. Я и не помню того прикосновения - помню только факт его свершения. Помню волевое усилие, каким мне пришлось задержать руку на месте и ужас от ощущения теплоты чужих пальцев. Помню предшествовавшие тому долгие часы наблюдения за этими самыми пальцами и восхищения - черт его знает даже, что тут было первично, пальцы, прямоугольные очки на красивом лице или человек. Но, так или иначе, жена и ребенок. И ужас - несмотря на отсутствие всяких предпосылок и возможностей. Смешно, пожалуй.

Но я хорошо помню, в чем было дело с Н. Это тот случай, когда с первых минут хочется сказать человеку, что пойдешь за ней куда угодно, потому что знаешь, что она знает, куда идет. А знаешь - потому что не может так говорить и так улыбаться человек, который не в контакте с этим миром. Да к тому же есть портретное сходство с одним из Великих и Ужасных Замечательных. И это же - повод держаться подальше: ну кто в здравом уме будет к такому человеку подходить, желая стать верным спаниелем и будучи не в состоянии вести диалог на равных? Через пару лет Н. улыбалась значительно меньше и предложений к большим массам пойти в какую-либо сторону уже не делала.

Ситуация заставляет расширять поведенческий репертуар. Это тот случай, когда в ночи, часов в двенадцать-час, ради коллективной работы над методичкой по практике можно предпринимать марш-броски по Садовому, чтобы найти заведение с работающим вайфаем, раз по пять претерпевать неудачи и уже совсем перестать обращать внимание на имидж заведения.

Прежде мне казалось, найти интернет ночью в центре Москвы легче.

Из прочих изменений: теперь перед дедлайнами - ради интернета же - иногда допоздна торчу на факультете или катаюсь по кольцу в метро. В остальные дни время, которое прежде уходило на тупняк и бродилки по сайтам, теперь тратится на приготовление еды и прочее жизнеобеспечение.

Не знаю, что будет дальше, но после недели такой жизни в сеть уже не особо тянет. И, что занятно, тортики-пироженки-шоколадки есть тоже не хочется.

В этот знаменательный день, когда нецензурные выражения непроизвольно сыпались из меня не в рекордных, но в определенно нехарактерных количествах, ибо я вполне постигла власть бессознательного над собственными процессами памяти, проклиная попутно своего невольного психоаналитика и жалея о его вовлеченности во все это дерьмо... в общем, решила я: следует уже закрывать гештальты и перерабатывать нарративы. В честь того небольшой символический акт переименовывания.

Как бы ни было мне мило старое название, но "Ошибка была моя один. Я был дураком" слишком уж меня определяет.

Поэтому теперь там будет из той же переводческой ерунды фраза, но более обнадеживающая. "Файнрод пробовал составить себя".

Пусть висит как хронологическая отметка. Не бегаю, не прячусь, работаю. Но надеюсь, мне все же не придется еще лет через пять обращаться к этой записи и думать, где что пошло не так.

Опаздываю утром на пару. Пытаюсь, не снимая здоровенных наушников, просвистеть мимо проходной, но вид у меня недостаточно наглый, и охранник тормознул.

- Что, наушники вместо пропуска? Где студенческий? - говорит.

- Не знаю, - отвечаю ему. 

- Ищи.

Сажусь на лестнице, открываю рюкзак и начинаю потрошить карманы. Достаю блокноты, фляжку с виски, клубок проводов от ноута, внезапно обнаруживаю Библию.

- Вот, - говорю, - даже Библия есть, а студака нету.

Бравшая в это время ключи руководительница практикума со смехом заметила, что Библия еще не говорит о том, что я не террорист. В голове мигом всплывают всякие социалисты и "Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший ее ради Меня сбережет ее". И, если уж, студенческий тоже не говорит. С трудом сдерживаюсь, чтобы не захохотать - от общей бредовости.

- А крест есть? - вопрошает охранник и делает характерный жест, которым демонстрируют нательный крестик.

- Нет, конечно, - отвечаю, - за кого принимаете?

- Ну, так чего от меня хочешь?

- Ничего не хочу. Я студенческий ищу.

Нет, в конечном итоге меня пропустили, а когда потом из здания уходила, узнали и улыбнулись.

Но вот даже интересно: чего ему крест дался? Неужели поклясться бы заставил?)

Обыкновенно источник раскардаша и ахтунга в собственном окружении - это я сама. Это меня окружающие тыкают палочкой, тыкают мордочкой, призывают к порядку и строят в три шеренги. 

Но есть некоторые люди, жизнь которых для меня настолько хаотична и невозможно-немыслима, что я в срочном порядке начинаю их упорядочивать. 

Это в наибольшей степени сдвинувший мне мозги педагог-гитарист, начальница практики и научный руководитель.

На повышенную влажность воздуха совершенно непроизвольно реагирую бурной радостью.

Выхожу с утра из подъезда в белый туман, в котором соседнего дома не видно и только вороний грай носится. Нюхаю его и радуюсь, жизнь становится хороша.

Кстати, о Родригах, даже почти Позах.

Не так давно наткнулась на записи haute-contre с солнечным голосом и гитариста в одном лице, которого зовут, тарам-пам-пам, Родриго дель Позо. Прикольно то, что в его дискографии есть альбом "Music for Philip of Spain and His Four Wives", с музыкой времен как раз _того_самого_ Филиппа Второго. %) К счастью, на этом пересечения заканчиваются, а в связи с его пением ассоциативно вспоминается скорее "На крыльях Крестовой войны" Чикиной. 

То, до чего можно легко дотянуться через яндекс и файлообменники, очень здорово. Большей частью это записи в сотрудничестве с коллективом, носящим просто очешуительно классное название "Charivari Agréable". Мне особенно хорош показался "Sacred Songs of Sorrow", диск с христианскими плачами.

Печальная песнь про дуб на старинный народный испанский текст.

Ария Человечества в воплощении Марии Магдалины (и так бывает) из оратории "La vita nella morte" Антонио Драги.

Те самые испанские песни 16 века.
+2

Плачи. Среди них одна из самых запоминающихся интерпретаций "Ach, daß ich Wassers g'nug hätte", что я слышала.
+2

Однокурснички на день рождения презентовали подушку - с посылом, что надо спать, хоть иногда.

Правда в том, что мне нужна не подушка, а плакат "Нехрен делать? Иди поработай!".

Вчера я слышала, как Андреас Шолль поет Баха в консерватории.

Еще в прошлом году, связанная невозможностью - по разным причинам - выбраться из этой страны, думала, что могу вообще никогда не услышать его пение не в записи. Дичайше внезапно было, что Москва появилась в его расписании.

В программе два инструментальных произведения (Телеман, увертюра-сюита TWV 55:e4, и Гендель, кончерто гроссо HWV 324), по одному на отделение, и сильнейшее сочетание 170 и 82 кантат Баха. Если есть интерес, один чудный человек делится записью. Еще можно полностью, вместе с комментариями и беседой с дирижером, послушать радиотрансляцию в архиве Moskva.fm так или вот так. Не знаю, правда, что там слышно: боюсь открывать. 

Программа составлена умно (в отличие от программки, в которой она шиворот-навыворот), произведения друг друга поддерживают. Переход от местами даже танцевального Телемана к утверждающей заполненность грехом и отдаленность от Бога земного мира 170-й кантате, и далее, через болезненный концерт Генделя, к логически все завершающей и примиряющей со смертью 82-й. 

Не могу охарактеризовать эти кантаты иначе как просто sacred music. Но это sacred music в предельном смысле, она не кончается рефлексией вины, обретением страдания и спасения через смерть Христа, она идет дальше, туда где перед страданием и любовью жизнь становится только тем, что до смерти. А в жизни не остается ничего желанного, земной мир достоин лишь горькой печали. Это даже не смирение со смертью - это принятие смерти как Бога, как последней и вечной радости, которое возможно только с концом всего профанного и растворением в том, что выше. И знаете, на этом концерте оно - случилось. До сих пор (вернее, теперь даже больше, чем прежде) не знаю, как можно и кем надо быть, чтобы это петь.

Г-н Шолль замечателен тем, что перед его бытием человеком прочее теряет важность. Он есть a human being, и это куда больше, чем остальное, что можно о нем сказать.

Не стану излагать ничего про техническую сторону вопроса и в частностях обсуждать интерпретацию. Может быть, я когда-нибудь морально созрею для такой расчлененки, но не быстро. Уверена, в скором времени интернет будет полон рассказов о том, как его было/не было слышно, что там с нижней частью диапазона, все ли жуткие бесконечные баховские фразы прозвучали должным образом и насколько с ним сыгрался оркестр. Единственное, пожалуй: его голос, изменения тембра которого (не в лучшую, увы, сторону) запись с каждым годом проявляет все жестче, так что порой становится страшно, в зале лился гладко; в нем было слышно то блестяще-завораживающее, за что иные готовы внимать "хоть алфавиту", будь тот им спет. И он еще вполне мог нарисовать безграничное небо нотой ре второй октавы.

Бисы дополнили блаженную жажду единения с Богом концентрированным страданием и покаянием. После "Agnus Dei" из си-минорной мессы казалось, что дно (или - наоборот?) достигнуто, дальше некуда. Но потом была "Erbarme dich, mein Gott" из "Страстей по Матфею" (подумалось, они убить всех хотят), и возможность мелкобуржуазного осмысления в количественных категориях отпала. Не знаю, как рассказать, что там происходило, ибо много врезавшегося в память, но так, в лоб, не сформулируешь, что именно сделано. Подходящих категорий нет.

Имхо, это все как ключи к христианскому миру. Или карта. Первая боль осознания возможности _такого_ спасения стала неотъемлемым страданием-пониманием, что _только_так_ оно и возможно. Отчаяния и ужаса человечества перед собой, которыми страшны иные сочинения XX столетия, еще нет. Все более лично, более безвременно. И есть предельность - как доведение логического построения до конца. 

У концерта был информационный повод: он приурочен к 330-летию со дня рождения И.С. Баха. Мне сложно придумать лучший способ отдать дань памяти, чем исполнение именно этой, уводящей от жизни музыки.

Не хочу думать мысли.

Все словесно-логическое ушло на ЗФБ и там упоролось до трех когнитивных и парочки моральных смертей.

Хочу останавливать мгновения. 

Поймать это здесь-сейчас, как картинку. Сделать снимок местности с самолета.

Увы, картинка складывается из маленьких кусочков, которые надо последовательно обежать взглядом и сложить вместе. То есть, расчленить и потерять целое.

Если нет своих слов, чужими будет нечто вроде "Rêve! Extase! Bonheur! Je donnerais ma vie pour garder à jamais", только не "ces yeux", а сложно сказать, что. Оно слишком умозрительное и слишком большое.

Инсайт-катарсис. Меня так очаровало, что я, пожалуй что, спокоен (если спокойствием можно назвать отсутствие движения) и застыл.

Кусок пста из накурного диалога вконтакте. Скоро текстовая выкладка, мы так дымим, что света не видно и самим уже страшно. Вот как иногда пишутся фанфики. %)

"Это, с одной стороны, есть прекращенное бытие. Это отсутствие какой-либо возможности будущего со-бытия. С другой, где это не ничто, а свершившееся событие, это роль в нем и отношение к этой роли. Он воспитал, он - одна из причин поведения, приведшего к смерти. То была героическая смерть, которая спасла жизнь другому человеку. Это его гордость и его наказание - так как его дар миру в этом человеке стал причиной смерти самого себя. Так мир как бы утверждает тщетность его усилий. Кроме того, ему самому недолго осталось, и больше дать миру ему нечего. Единственное, за что он может зацепиться - та самая гордость, но гордость бесполезная, потому что, во-первых, в этой смерти все принципиальное возвелось в абсолют, в итоге получилось красиво и глупо; во-вторых, она целиком в прошлом и не дает никакого выхода в будущее". 

"Александр" Генделя: ни в жисть непонятно, к чему были все эти метания и страдания, но сколько чудесной музыки.)

В старой записи, где дирижировал Кёйкен, женские партии отданы очень легким голосам, и каковы бы ни были страсти-интриги, все звучит наивно, хрупко и по-девичьи. Собственно, этим она мне симпатичнее того, что было записано позднее. Лизауру у Карины Говен, например, судя по вьедливой манере и концентрации яда, впору бояться: она точно _опасная_женщина_.  :)

Этих двух "Александров", Кёйкена и Петру, сравнительно послушать - явственно проявляется, как разительно отличаются подходы к музыке и к пению вообще. Записи старинной музыки, сделанные в середине прошлого века, наверное, не похожи на современные примерно в той же степени (если опустить, в какую сторону не похожи).

А это как раз из версии Кёйкена. Убийственная ария Лизауры, которую обижает, что Александр Македонский ведет себя, как флюгер. 

На дайрах сейчас ЗФБ, отдаю бартер по визиткам. Совершать прыжки с помпонами, издавая нечто вроде ми-ми-ми, увы, у меня получается только по особому приходу вдохновения, а обычно с этим туго.

И это очень неловкое чувство, когда вдруг понимаешь, что вчера на английском настрочил более длинный и доброжелательный отзыв на чью-то случайно найденную и довольно стремную левую работу, чем сейчас, по-русски, в ответ на очень здоровски оформленную презентацию, которую, вроде, сам вызвался отбартерить.

Сегодня узнала, что по вердиевской "Силе судьбы" помимо всяческих графических выражений любви к постановке Кушея существует по крайней мере один слэшный фанфик. А по "Дону Карлосу" - не один.

Счастья в жизни мне это знание не сильно добавило.

Как наркоман, полдня урывками читала дурацкую, но милую историю про то, как КарлОс помер без отпущения грехов, а успевший исповедаться Поза, встретив его в чистилище, пришел в такой ужас от перспективы снова с ним не свидеться, что решил согрешить, дабы гарантированно попасть в ад. История кончается торжеством ЛГБТ в Испании дичайшим хэппи-эндом (гаврикам дали вечность, чтобы присматривать за всяческими борцами за всяческую свободу), а иными местами по концентрации пафоса и легкости разрешения всего подозрительно напоминает какое-то барокко. %-<

*ушел биться головой*