И лампа не горит
Любой обманчив звук
И черный кабинет
На площади полки
И где-то хлопнет дверь

И лампа не горит, и врут календари,
И если ты давно хотела что-то мне сказать,То говори.

Любой обманчив звук. Страшнее тишина,
Когда в самый разгар веселья паадает из рук
Бокал вина.

И черный кабинет, и ждет в стволе патрон.
Так тихо, что я слышу, как идет на глубине
Вагон метро.

Между куплетами проигрыш: Gm F Gm A Dm A7 Dm

На площади полки. Темно в конце строки.
И в телефонной трубке эти много лет спустя
Одни гудки.

И где-то хлопнет дверь, и дрогнут провода.
Привет! Мы будем счастливы теперь \\
И навсегда.

Однако и рабби Цви сказал: «И я сейчас ничего не знаю! Единственное, что я помню, – это алфавит».
«Так чего же ты ждешь? – воскликнул Баал Шем Тов. – Читай его!» Писец стал называть буквы алфавита* и произносил их с таким рвением, какое обычно вкладывал в молитвы.

БГ «Псалом 151»

Я видел - Моисей зашёл по грудь в Иордан

Теперь меня не остановить.

Время собирать мой чёрный чемодан

Теперь меня не остановить.

Мы баловались тем, чего нет у богов,

Теперь наше слово - сумма слогов.

Время отчаливать от этих берегов.

Теперь меня не остановить.



Я взошёл в гору и был с духом горы

Теперь меня не остановить.

Ему милей запах его кобуры

Теперь меня не остановить.

Пускай я в темноте, но я вижу, где свет.

Моему сердцу четырнадцать лет

И я пришёл сказать, что домой возврата нет.

Теперь меня не остановить.



Мы так давно здесь, что мы забыли - кто мы.

Теперь меня не остановить.

Пришли танцевать, когда время петь псалмы -

Теперь меня не остановить.

Я сидел на крыше и видел, как оно есть:

Нигде нет неба ниже, чем здесь.

Нигде нет неба ближе, чем здесь.

Теперь меня не остановить.

Как за Таной, за рекой… / Там, за Танаис рекой… / Скифы / Скифская баллада

Как за Таной за рекой, за рекой
Скифы пьют-гуляют ! Э-эй!
Потерял грек покой, грек покой,
Скифы пьют-гуляют . Э-эй!
Потерял грек покой, грек покой,
Скифы пьют-гуляют . Э-эй!

Степь родная широка, широка!
Все Причерноморье. Э-эй!
Повстречаю грека я, грека я
Во широком поле. Э-эй!
Повстречаю грека я, грека я
Во широком поле. Э-эй!

Акинаком рубану, рубану
По античной роже. Э-эй!
А коня себе возьму, коня возьму,
Конь всего дороже. Э-эй!
А коня себе возьму, коня возьму,
Конь всего дороже. Э-эй!

С ним поеду в Херсонес, Херсонес,
Там продам гнедого. Э-эй!
А потом в кабак залез, в кабак залез
Выпил там хмельного. Э-эй!
А потом в кабак залез, в кабак залез
Выпил там хмельного. Э-эй!

Выпил книдского вина, эх, вина
Не смешав с водою. Э-эй!
И гулял бы до утра, эх, до утра
С гетерой молодою. Э-эй!
И гулял бы до утра, эх, до утра
С гетерой молодою. Э-эй!

Мой товарищ – акинак, акинак!
Конь да лук с колчаном. Э-эй!
Пропадешь ты как дурак, как дурак
Коль не будешь пьяным. Э-эй!
Пропадешь ты как дурак, как дурак
Коль не будешь пьяным. Э-эй!

Степь родная широка, широка!
Все Причерноморье. Э-эй!
Льется песня степняка, степняка
Во широком поле. Э-эй!
Льется песня степняка, степняка
Во широком поле. Э-эй!

Другие варианты этой песни:

Вариант 2

Там, за Танаис-рекой, за рекой,
Скифы пьют-гуляют ,
Потерял грек покой, да грек покой!
Скифы пьют-гуляют .

Царь Атей отдал приказ, отдал приказ
Сбросить греков в море,
И сколоты в тот же час, – в тот же час!
Собралися в поле.

Акинаков перезвон, перезвон
Слышен в скифском стане,
И марают свой хитон, – да, свой хитон!
Греки-боспоряне.

Скоро скифы-степняки – да, степняки!
Разлетятся роем,
И насытятся клинки – да, клинки!
Греческою кровью.

Я люблю кровавый бой, кровавый бой
И врага вкус крови.
Скифской лавы дикий вой, – да, дикий вой!
Лучше всех мелодий.

Пряный запах чабреца, – да, чабреца!
Горький вкус полыни,
Укрощенье жеребца – да, жеребца!
На степной равнине.

Под копытами коня – да, коня!
Вьется пыль степная,
Льется песня степняка, – да, степняка!
Льется удалая.

Даль степная широка, широка
Все Причерноморье.
Повстречаю грека я – да, грека я!
Во широком поле.

«После чего следуют 24 куплета философского спора между греком и скифом, в результате которого»:

Акинаком исколю, исколю
Всю античну рожу,
А потом коня возьму, коня возьму
Конь всего дороже.

Голову б его отдал – да, отдал!
Я царю Атею,
И из рук царя бокал – да, бокал!
Выпью за трофею.

Кровью эллина смочу – да, смочу!
Древний меч Ареса
И двуконный поскачу, – да, поскачу!
К стенам Херсонеса.

В Херсонесе кулаки – да, кулаки!
Все сидят по клерам,
Поставляют пауки – да, пауки!
Книдскую мадеру.

Лихо въеду в Херсонес, в Херсонес
Там продам гнедого,
А потом в кабак залез, в кабак залез – бы!
Взял себе хмельного.

Пил хмельное не спеша, не спеша,
Устали не зная,
Чтобы слилася душа, моя душа
С боженькой Папаем.

Выпью книдского вина, – да, вина!
Не смешав с водою,
И гулял бы дотемна, – ой, до темна!
С гетерой молодою.

Пока зори не взошли, не взошли,
Возвращусь в кочевья,
Накурюсь я конопли – да, конопли!
До умопомраченья.

Утром баню истоплю, истоплю,
Выбью дух Пиндосов
И от страсти завоплю, – да, завоплю!
Как Сократ-философ.

Мой товарищ, акинак, акинак,
Конь да лук с колчаном,
Пропадешь ты как дурак, – совсем дурак!
Коль не будешь пьяным.

Пьяных боги берегут, берегут,
Истина святая.
Видно боги с нами пьют , с нами пьют ,
Только мы не знаем.

Пей , гуляй, пока живешь, пока живешь,
Веселись по пьяни,
Все равно конец найдешь
Во степном бурьяне.

Даль степная широка, широка
Без конца и края,
Льется песня степняка, – да, степняка!
Льется, затихая…

Но!
Там, за Танаис-рекой, за рекой
Уж не в скифском поле,
Там гуляет савромат удалой
С миоткой молодою!

Вариант 3

За Танаисом рекой, эх, рекой
Скифы пьют-гуляют .
Эх! Потерял грек покой, грек покой,
Скифы пьют-гуляют .
Эх! Потерял грек покой, грек покой,
Скифы пьют-гуляют .

Даль степная широка, широка!
Все Причерноморье.
Эх! Погуляю с греком я, с греком я
Во широком поле.
Эх! Погуляю с греком я, с греком я
Во широком поле.

Акинаком рубану, рубану
По античной роже,
А потом коня возьму, коня возьму,
Конь всего дороже.
А потом коня возьму, коня возьму,
Конь всего дороже.

С ним поеду в Херсонес, Херсонес,
Там продам гнедого,
А потом в кабак залез, в кабак залез
Выпил там хмельного.
А потом в кабак залез, в кабак залез
Выпил там хмельного.

Выпил кносского вина, эх, вина
Не смешав с водою.
Эх! Всю-то ночку прогулял, я прогулял
С гетерой молодою.
Эх! Всю-то ночку прогулял, я прогулял
С гетерой молодою.

Мой товарищ – акинак, акинак!
Конь да лук с колчаном.
Эх, пропадешь ты как дурак, как дурак
Коль не будешь пьяным.
Эх, пропадешь ты как дурак, как дурак
Коль не будешь Читать далее...

Белая гвардия, белый снег,
Белая музыка революций.
Белая женщина, нервный смех,
Белого платья слегка коснуться.
Белой рукой распахнуть окно,
Белого света в нем не видя.
Белое выпить до дна вино,
В красную улицу в белом выйти.

Когда ты вернешься,
Все будет иначе, и нам бы узнать друг друга,
Когда ты вернешься,
А я не жена и даже не подруга.
Когда ты вернешься,
Ко мне, так безумно тебя любившей в прошлом,
Когда ты вернешься -
Увидишь, что жребий давно и не нами брошен.

Сизые сумерки прошлых лет
Робко крадутся по переулкам.
В этом окне еле брезжит свет,
Ноты истрепаны, звуки гулки.
Тонкие пальцы срывают аккорд...
Нам не простят безрассудного дара.
Бьются в решетку стальных ворот
Пять океанов земного шара.

Красный трамвай простучал в ночи,
Красный закат догорел в бокале,
Красные-красные кумачи
С красных деревьев на землю упали.
Я не ждала тебя в октябре,
Виделись сны, я листала сонник:
Красные лошади на заре
Били копытами о подоконник.

Когда ты вернешься,
Все будет иначе, и нам бы узнать друг друга,
Когда ты вернешься,
А я не жена и даже не подруга.
Когда ты вернешься,
Вернешься в наш город обетованный,
Когда ты вернешься -
Такой невозможный и такой желанный?

С тех пор как началась моя вторая жизнь (с самбатиона),
каждую осень уже три года подряд я влюбляюсь в человека (человека ли?).
И он каждый раз либо недоступен, либо вне зоны действия любви.
В какой-то момент года я не выдерживаю и влюбляюсь в кого-то еще.
Все это, понятное дело, проходит как вихрь и приносит страдания.
А потом новой осенью все происходит заново.
Первый раз я не вытерпела и была вынуждена влюбиться зимой, второй раз - весной во время поста.
В этот раз я совсем чуть-чуть не дотерпела до Пасхи, и в страстную пятницу опять захотела себя убить. Абонент был снова вне сопереживания, вне понимания.
Вся вторая жизнь тогда снова оказалась под вопросом, я снова поняла, что я вне еврейского мира избранных, интеллектуалов. я приползла к простоте прошлой жизни.
Моим оправданием может служить лишь то, что каждый раз это всего лишь отчаяние и самоубийство. синдром Жюстин.
Может быть, если я когда-нибудь дотерплю с осени до Пасхи, если я когда-нибудь выдержу пост - у меня действительно будет шанс.
А пока же все смс приходят не вовремя.

просто для меня каждый текст - это что-то вроде бумажки с тетраграмматоном для голема. есть текст во рту, в голове - я живой,я существую, нет - я снова просто бесформенная глина. но проблема голема всегда в том, что он сам не может положить себе в рот бумажку

Несчастный матрос, твой корабль потоп;
Клопы завелись в парусах.
Твой боцман - любитель портвейна и сноб
С прокисшей капустой в усах.

Со злым тараканом один на один
Ты бьешься, бесстрашен и прост;
Среди осьминогов, моржей и сардин,
Прекрасный, как Охтинский мост.

мне очень, оказывается, важно быть кого-то лучше. это подхлестывает меня к развитию и учебе. а теперь, когда вокруг меня собрались одни гении, интеллектуалы, поэты, литераторы, историки, лингвисты с эрудицией, я понимаю, что хоть я об стол разобьюсь, все равно не смогу быть, как они. и это действует, как аэрозоль на несекомое. я задираю лапки и умираю.

БГ. Акустика, 1982

Иванов на остановке
в ожиданьи колесницы,
в предвкушеньи кружки пива -
в понедельник утром жизнь тяжела;

а кругом простые люди,
что, толпясь, заходят в транспорт,
топчут ноги Иванову,
наступают ему прямо на крыла.

И ему не слиться с ними,
с согражда'нами своими:
у него в кармане Сартр -
у сограждан в лучшем случае пятак.

Иванов читает книгу,
и приходят котролеры,
и штрафуют Иванова;
в понедельник утром все всегда не так.

Он живет на Петроградской
в коммунальном коридоре,
между кухней и уборной,
и уборная всегда полным-полна;

и к нему приходят люди
с чемоданами портвейна,
и проводят время жизни
за сравнительным анализом вина;

а потом они уходят,
только лучшие друзья
и очарованные дамы
остаются с Ивановым до утра;

а потом приходит утро,
все прокуренно и серо,
подтверждая старый тезис,
что сегодня тот же день, что был вчера.

сначала я убила себя и все лучшее, что во мне было.
а потом Христос воскрес.
И пришлось таки последовать его примеру. уже в который раз.
просто не получается игнорировать весну и светлое воскресение в воздухе и в лицах вокруг.

я восхищаюсь храбростью Галины Зелениной.
если бы я была на ее месте, я бы не смогла.

Я обожаю свои сны. Мне часто снится Самбатион, и сегодня всякое такое тоже приснилось.

Мне снилось, что Катя Малахова почему-то в перерывах между школами работает в детском саду, и когда мы ее пришли навестить, она нас выгнала, сказав, что нам здесь быть нельзя - не положено посторонним.

Мне снилась, что на Самбатион приехал солист немецкой группы Скутер. Он ничего не понимал и ходил с выражением лица, как у литовца Пийуса. Но вроде ему нравилось.
Я его спросила на английском ( во сне!!), что он считает смыслом жизни, а он ответил burn children and make parties. Я переспросила, имеет ли он в виду - не жечь, а bear т.е. рождать детей. Он сказал, что оговорился.

Мне снилась, что мы с Вогманом вместе зачем-то тащим какой-то канат , идем и тащим. А потом притащили,куда-то его привязали, сидели на каком-то возвышении, и разговаривали. И с нами еще сидели Маневич и мой выпускник из ДМШ Артем Дольский. И Лиза Маневич очень красиво , как-то очень по-евангельски поцеловала брюки Вогмана в знак уважения и благодарности.

Последнее время у меня есть только два сильных желания, которые чередуются, сменяя друг друга:
1) умереть
2) почитать на иврите

Удовлетворяется только второе.