Все ерунда. Живая вода, час суда, час туда,
В голове, будто маятник, ходит отряд –
Узник совести, почерка, в общем, гад,
Достойный Освенцима – или, как говорят,
Ни шагу назад! Ни шагу назад!

В руках у меня есть вольтметр и провод,
Лучше не давай мне шутить с тобой повод,
У меня странное представление о смешном и страшном,
Что, сука из отражения, бежишь к Хрюше с Степашкой?

Когда увидишь в конце туннеля поезд,
Прыгай вверх – и я дам тебе голос,
Из гвоздей сооружу тебе новое ложе –
Будет похожа на розу твоя медная рожа.

Где ты, Шаляпин с чаепития Луиса Кэрролла?
В замыкании со святым Антонием беседуешь беганно
На идише, арамейском или ином наречии,
Долго, быстро, стоять – бояться быть изувеченным.

Диктует мне мысли упрямый, как ослик, арбитр.
Ты вдаль ускользаешь, как лезвие бритвы,
Смотри, я прицелился – действуй уверенно,
Иначе тебе не вернуться в родимую прерию.

Но сегодня тебе повезло – но, наверное, зря.
Час туда, час суда и живая вода. В общем, все ерунда.

Д. А. Лаорти

Душа не болела, она умерла, пускай несогласные взыщут,
В тревожное платье одела меня, костюм по размеру мне вышив,
Отчаянье больше меня тяготит – не в правду, в отсутствие правды,
Блистательной славы корабль разбит, разломана лодка сознанья.

Прекрасно лицо желтоглазой Луны – как лисья походка по снегу,
Я пью старый чай, охладевший гранит, и странные думы судачу,
Я в гневе – над бездной – над пропастью ржи, тревога толкает и манит
К окну, раствориться под тенью ночной – бездарность уже не обманет.

Светается. В небо летят соловьи. В жужжании страстных укусов
Не женщин, увы, комаров – я лежу – под тяжестью песен французов,
Где все о любви – или смерти-борьбе. А я уже скукой отравлен.
Мне не заточить своей злобы мечи – я высушен, пьян и стекляннен.

Душа не болела. Она умерла. Пускай несогласные взыщут.
Она растворила чернила в меня. Но те уже больше не пишут.
И я словно, словно в чаше асида возлег. И вынули струны из скрипки.
Уже не сыграется песня моя. Повисли на пальчиках нитки.

Д. А. Лаорти

Вокзал
Д. А. Лаорти

Я на вокзале встретился с отцом
Всех бедных и прощенных – он нестрого
Мне говорил с приветливым лицом
Блаженны нищие – их Царствие от Бога.

Я отвечал, поправ жестокий тон,
Что слабость – лишь проклятие и только,
А он, смеясь, все повторял «Потом,
Ты все поймешь, но подожди немного.

Всегда смотри куда-то вдаль,
Чуть выше всех условностей и правил,
Всех ценников, и кто их дал,
Всех направлений, кто бы ни направил.

Не забывай любви других к добру,
Цени и проявляй смиренье.
Смотри на мир с улыбкой поутру,
Не подчиняйся, но дари прощенье

Всегда дари. И не держи врагов
В предбанниках, всегда встречайся лично,
Смотри вперед, не знай иных богов,
Чем тот, что сам в тебе разрушит безразличье»

Я поклонился. Улыбнулся. Он ушел.
Я слушал музыку шагов его мгновенье,
А после понял, как я был смешон,
В его глазах не замечая отраженья.

Раз-ладно
(Навеяно Клодом Дебюсси и Эриком Сати)
Лаорти Д. А.

Вместо строчки письма – ты его никогда не получишь –
Я читаю тебе предсказание улиц о грязи,
О ползущих по крышам котах. Их ты, может быть, впустишь,
Я артритом в руках отзовусь. Или сразу
Посмотрел бы в глаза твои, если бы мог их увидеть –
Их янтарь или небо – и осень не помнит пещерный алтарь.
И Платон, и Плотин признавали бы ценность повыше пластинок,
Лишь в глаза твои бросив монеты внимания.
Больше их я не вижу. Увы, не богат. И не знаю, куда мне идти,
Лишь паромы хожу провожать по апрелю – и слышать
Как на палубе бродят в мехах куртизанки, а в шлюпках
Пропускает портье предварительно течь. Ну, так вот, я в поступках
Словно тот же корабль – готовлюсь, ты знаешь, тонуть
Как учил Леонардо. Или помнишь, те строчки из Гете
О смирении мига, о становье сердца?
Покорить бы мне астро-орбиты – ведь холоден космос,
Как и я – в этой тяжкой предсказанной соме.
Вместо строчки письма заливаюсь свинцом словно с-частью
Пою поцелуев рояль, депрессивную скуку и джаз.

Вместо письма

Приходится признаться, что все далеко не безупречно. По какой-то не вполне понятной причине я начал замечать изменения, которые нельзя списать на осень, неумолимо приближающуюся (что, наверное, в целом хорошо) или на отсутствие занятий. Это больше не та романтизированная пустота, которой можно поклоняться и петь песни, не то одиночество, что восхвалял Ницше, да и я сам под влиянием некоторых персон. Даже частично освободившись от давления социальных обстоятельств я не нашел никакого отдохновения. Теперь по ночам я занимаюсь всяческими бездельностями, а дни сплю беспробудным сном, который в силах нарушить только вечернее солнце.

Один, наверное, умный человек однажды сказал, что если начинаешь спать вместо того, чтобы жить, значит, пора что-то менять, бежать, стремиться. Но куда? Мой мир под властью ликующей прозы стал сырым и бесперспективным. Кажется, это болото, из которого так трудно и незачем вырываться, не ради кого. Все связи души, на которые я мог бы надеяться, остаются под грифом «бесперспективность», а ведь у настоящей песни духа и сердца такие фразы просто не могут, не в силах родиться. Мне катастрофически не хватает впечатлений, эмоций, жизни, достаточно сложной, чтобы вырваться из этого катафалка ужасной непрогрессивной реальности.

Я начал понимать, что надежды на светлое будущее невозможно осуществить без чьей-то помощи. Сериалы научили нас обращаться к кому-то, но… Внутри меня тот самый стержень гордости и чувства собственного достоинства, представления о силе духа, стоящем, само собой, в противовес силе кулака, не давал мне покоя и я пропустил свой поворот. Теперь совершенно непонятно, куда идти. Кажется, у меня была надежда на нормальную жизнь, но она разрушилась по совершенно непонятным причинам. Почему – вопрос в целом справедливый, но в этой своей справедливости совершенно подлый в данных обстоятельствах. Думаю, понятно, что иной раз происходят ситуации, когда сказать по правде и по желанию равносильно расписаться в собственной подлости и эгоизме. Как так получается? Наверное, просто не пришло наше время. Наверное, будет еще одна возможность все понять.

Я обратился к религиозной метафизике, подобно персонажу из одного фильма с Деппом и Брандо. Что достойно? Из чего состоит дух? Ради чего стоит жить и умереть? Тот ответ, что давался в том фильме – наверное, он уже не для меня. I am broken machine. С совершенно непонятным и может быть даже атомным управлением, а техподдержка, как всегда, молчит.

Совершенно очевидно, что выходом является увеличение воли за счет отказа от различных благ и чувства гармонии, вверение себя в пучину неясной подвешенности, отказа от идеалов. Вырваться из этой агонии в любое доступное место, но опять то самое чувство чести не дает просто так совершить этот шаг к гильотине. Это состояние, что можно было бы назвать «знание цены самому себе», а можно было бы «растратой гения», увы, стоит в горле как болезнь, как барьер, как уверенность в невозможности взять и взлететь. Я знаю, что в иных обстоятельствах можно было бы просто зарядиться подходящим по состоянию полотном, но теперь я могу лишь созерцать музыку. Я очень слаб, болен и, наверное, не в силах просто так отменить эту слабость и болезнь мановением руки, как год или два назад. Мне не 21, мне 61. Как же так получилось и как выйти? Старик знал бы ответ, но он молчит.

Я слишком часто думаю о северных островах, А.

Ангелы
Д. А. Лаорти

Ангелы Господа не величественны, а кротки,
У них в карманах лежит чекушка водки,
У них едва ли брегет есть или ламборджини диабло,
Скорее всего «заря» и помятая девятка.
Но это неважно, ведь за ними голос небес и морей,
Им не нужны колокола и мобильники, чтобы звать людей,
Они не ходят на дискотеки и променады –
Им этого всего попросту не надо.

Ангелы Господа знают все тайные улочки в Праге,
Они разбираются в астрономии и в дизайнерской бумаге,
А еще могут по памяти наиграть Листа или Шопена,
Знают имя твое, и что жену у тебя зовут Лена,
И в какую школу сегодня не идут твои дети,
Какой портвейн пить и предпочтения в сигарете,
Им не нужны очки защитные или маски –
У ангелов Господа по-детски чистые глазки
И свободные руки, ноги, и плащи из хлопка,
Но зато – у них архисложная работка.

Они входят в дома к беднякам и дают им пищу,
Они кормят птиц на площади, подают нищим,
Они иногда полируют огненные мечи об экраны рекламы
Или еще чего-то, чего нам вовсе не надо,
У них нет времена на красоту или макияжи,
Они спасают каждого от лжи или лажи,
И направляют на путь, даже если преграды,
И что самое главное – им не нужны награды.

У ангелов Господа всего в достатке,
Их не купишь даже за миллионные откаты и взятки,
Им не нравятся красивые девушки из той кинокартины,
Они может даже не едят мясо, ну или хотя бы протеины,
Они не качают тело, у них совершенный разум –
Они логичны, когда говорят эпиграммы сразу,
У них есть вкус, и они не знают вульгарности,
Тоже, знаете ли, достойно оваций или благодарности.
Вот только ангелы Господа не ходят в дома на моей улице,
На твоей тоже. У них полно других дел, и некогда прогуливаться
И отвлекаться на наши глупости.

Слезло в тело благое, правое дело,
А на язык заплутали вырванные точки из печени,
Пивко – бесплатно, а девки – даром. Мир деревня – только в старом
Городке на реке Висле застыли красивые правильные числа,
Фибоначчи или Бернулли бродили по комнатам, курили папиросы, тихонько спорили
Сами с собой, или может с абсурдом и Каббалой,
А куда вы, уважаемые махисты, все попадали,
Как с ветки осень? Или мы вас плохо кормим? Так просим,
Отведайте салями из атеизма и вероисповедания Пу-Ти-
На нашей улице тоже тождественность развлекается как посудина,
Что стреляла двадцать пятого октября по Зимнему.
Или куда там ты дела тушенку тещи Зининой?
А я не кто-то, я третий лишний. Мешок на площади с костями от вишни,
Или куда там ушел проповедовать Гос-Под? В вихрастые дебри,
В индийское муви? Сталин и тот был хуже политрук, чем дерби-студень,
Который сейчас в голове варится-вертится. Еще немного, и на нем можно будет повеситься.
А оно надо кому-то? Вот Вам, Штирлиц? Куда там, голодно, да и мертво как будто высечь.

Д. А. Лаорти

Ragdoll
D.A.Laorti

Играет шарманка слегка неумело
Танцует на нитках хрустальная дева,
Металл её сердца пронзен иглой ловко,
Продажная плоть за две капельки лоска.

В тенях никотина предались забвенью
Предтечи вращальцев, пришельцев из плена
Рассыпанных в мире печальных иллюзий:
Свободы картин или веры во случай.

Куда убегает стремительно память?
Игрушка на нитке должна перепрятать
Разбитые руки и лики, и сердце,
Входя осторожно в запретные дверцы.

Играет шарманка, улыбка на лике,
Смиряется ангел с мечом, миро выпив,
И в лунном сиянии сходит в молчанье.

И им говорит, что прекрасно страданье
И стоп-тишина. Или гром на печати.
Молчание – злато играющей знати.

Я устал от усталости.
Я гореть желаю от старой слабости,
Во мне нарождается крик, гогот,
Я слышу на мозжечке слоновий топот.

Врываются в мое "ничего, нормально"
Пьяные матросы и трясут наганами,
А еще винтовкой и ставят к стенке
Чеки, лица, долги, оттенки
Старой английской леди и лорда
Со привкусом Цейлона или иного сорта,
Пролетарий не может скрыться, сковаться,
А мне не хочется с ним встречаться.

Врангель душит своей неправдою,
Гражданин или памятник ходит в ванную,
Где говорит с Платоном или Плотином,
О фантазмах радости и о картинах,
Которые сторговал ему еврей Леонардо,
Или кому там еще на лапу дать бы?

Жажди жажду, упругий сумрак,
Утоли голод, гремучая сука.
Дорого жить по колдобинам истины
В комфортной постели на краю лысины,
Или куда там убегали старые сплетники?
В баню, где трактористы собирались и песенники.

А я по лесенке, да по лесу святого Тория,
Где в Гарри Поттера летят молнии,
Лишь бы не попасться на глаза аудиторам,
Безликим ревизорам, пьющих литрами
Водку младенцев и кровь в бутылках,
А кому еще, как не вампирам, быть на посылках,
Или кто там смеется с заднего ряда?
Содомиты, тамплиеры, любители сада
Камней и голов, да крестов с херувимами,
А иных на кладбище хер увидеть бы
Да с картинами. Или кого там продали в бане?
Вам Гоги, Ван Гоги? Гнусаво и гнойно
Я ползу по этой скользящей дороге,
А куда — в колено к Ленину,
Все-таки он тоже был из десятого поколения

Д. А. Лаорти

Friend ship
Д. А. Лаорти


Из забытых и старых суровых морей
Выплывает погибший корабль,
Его мачты разбиты, живых нет людей,
Не гремит рокот пушек и сабель

Он убог и красив, повелительно льстив
Этот пленник проигранной битвы,
Но сожжен его парус, штурвал покосив,
На идет прямо к Сцилле с Харибдой!

Но мертвец-капитан разрушительно пьян,
Он исполнен стремленьем разбиться,
Его судно пусто, но приказ им отдан:
Взять на рифы, нельзя  возродиться!

Но послушайте, друг,поверните назад,
Вас в порту ожидает миледи,
Будет новый корабль, падет хитрый враг
В ваши руки, как в лапы медведя

Наберите матросов в ближайшем порту,
Посулите им ром и награды,
Пусть проиграна битва одна, кораблю
В океанах по-прежнему рады!

Я как будто и сейчас стою посредине вокзала, где десяток-другой разномастных людей носится с тяжеленными сумками по перрону. Куда спешите, до отправления еще 15 минут? – хочу крикнуть им я, но сам вспоминаю о своем давнем друге – страхе перед размеренными и точными расписаниями. Кажется, что опоздание – это худшее, что может случиться, причем, не просто опоздание, а такое специальное «вокзальное» опоздание, где уже через секунду после назначенного срока тебе уже не попасть на свой поезд, не уехать прочь отсюда, где бы ты ни был. И хорошо, если ты остался на станции отправления, но вдруг ты просто вышел на перрон покурить или купить булочку с кунжутом, банку теплого пива и стеклянный фужер в подарок жене, и все – поезд ушел. Никогда эта фраза не звучала для меня так буквально.

Надо признаться, что я не очень-то люблю поезда. Судите сами, хотя, думаю, и без того ясно любому, кто путешествовал этим видом транспорта в этой стране, вы непременно сталкиваетесь с жарой или холодом (в любом случае, температура будет неподходящей), ужасной антисанитарией и дурной компанией из маленьких шумных детей, дембелей и приставучих бабок.

Впрочем, один раз, когда я возвращался из Петербурга, мне попалась удивительно приятная компания: одного соседа тотально не было в «купе» плацкарта, другой постоянно спал, и лишь изредка поднимал свое грузное тело, чтобы присосаться к пивной соске. Третьим был священник. Самый натуральный, в рясе, с бородой. При том, что то было весьма жаркое лето, мне было несколько жаль его. Жалость сочеталась с интересом к причудливому собеседнику, у которого даже ремни и ботинки покрывал плотный слой богословского орнамента из Писания. Такая униформа придавала служителю культа ареол некого специального работника, бойца невидимого фронта. Вдобавок, он был толст и говорил низким покатым голосом, который, очевидно, у данной профессии тренируется в ходе жизни.

Сам я к тому времени пребывал в состоянии, сходном с ныняшним – то есть в состоянии духовного поиска. (А был это, кстати, период прекращения отношений с поездами и людьми, и конец некого переходного периода во мне самом, который можно было бы назвать взрослением, но я тогда предпочитал именовать это становлением) И само присутствие священника, его тяжелая аура и даже то, как он ел свой доширак, покрошив в него саляни и три столовых ложки майонеза – все это навевало на меня некую угрозу присутствия, будто бы одним взглядом этот чернорясый товарищ заглянет в пустоту внутри меня, прожжет её фальшивую пленку, и скажет: «А ты почему в Господа нашего Иисуса Христа не веруешь?» И погрозит назидательно пальчиком. Хотя, можно и без этого, главное, чтобы тон был подобающим.

Весь первый день этот попутчик провел молча. Но зато во второй, когда лежать окончательно надоело, а пейзаж за окном окончательно наскучил, он принялся заниматься самым подобающим в его ситуации делом. Он осмотрел «купе» плацкарта недобрым взглядом, оценил обстановку, и достал из своего походного (и, кстати, маркированного богословскими орнаментами) рюкзака газету и начал её читать. Точнее, разгадывать кроссворды в ней. Периодически он бубнил себе под нос вопросы, осматривался в надежде услышать ответ (что странно, думал я, при его-то прямой связью со Всевышним), а потом снова утыкался взглядом в газетенку.

Я чувствовал, что это шанс начать важный для меня разговор под видом интереса к его нелегкому делу – разгадыванию тайн мироздания и людской природы. Под людьми я, конечно, имею в виду авторов кроссворда. Но что-то мешало мне, какая-то неодолимая стена из смеси вежливости, нерешительности и абсурдности встала между мной, 16 летним пареньком в поисках опоры, и её, этой опоры, оплотом на земле, воплощенном в одном со мной месте и прикованном ко мне на целые сутки. Мои душевные метания напоминали нерешительность школьника, забывшего куртку или перчатки в классе, где уже начался урок другого незнакомого учителя. Уйти без куртки невозможно – но заглянуть в класс и попросить взять свое имущество очень неловко.

Не зная, что делать, я прибег к старому проверенному способу – разложившись на второй полке напротив священника, я закрыл глаза, и стал думать. Думать о том, что я мог бы у него спросить (и в самом деле, что?), и что он мог бы мне на это ответить. Так, коротая время, я получил существенные ответы на вопросы о смысле жизни вообще и моей в частности, о необходимости зла в этом мире, об испытаниях, которые судьба в лице И.Х. посылает нам и прочий набор глупостей, который не был мне уже особо-то и нужен, но занимал время, а значит, приносил пользу в затянувшейся поездке. Думы эти, безобидные по своей сути, успокоили мой социально-атрофированный в то время механизм общения.

И вот сейчас, раз за разом прибегая к этой старой истине – что ответы на все вопросы находятся внутри нас – я смотрю на суетящихся вокруг людей, их возню с мнимыми или временными проблемами. Я уже не кричу им, что до поезда еще 15 минут, все равно они не услышат. Скорее я присутствую в их поле, Читать далее...

У меня, наверное, вертикальная память.
Вот проулок, вот улица, вот здесь мне падать,
Стянуть на глаза шапку, забыть имя и возраст,
Вбить в кости по шляпку гранитные гвозди,
Заковать в ошейник честь там или иную больную фантазию,
Дать нищим на проверку, дабы признали оказию
Как знак протеста, как добрую волю. 
Или чем там глушат совести приговоры,
Динамитом сложностей, сломанными зубами?

Вы же сами, леди, мне сшили свитер с шутами
И играли в нарды, пока я не вышел на бровку,
На крыше кинотеатра пробовать дешевую водку.
Или тогда, в дни солнечного стояния,
К телу моему вы сами прижимались в жажде знания,
Так мне казалось. Я забыл про нитки, что сам пришил к шляпке вашей и закрутил в свитки.

А когда вспомнил, уже все прочее давным-давно вышло.
Только и оставалось, что лизать соль, да биться о стенку едва слышно

Д. А. Лаорти

Dance Macabre
D. A. Laorti

Пустые города прекрасны по утрам,
Когда на улицы не сваливает хлам
Свои упрямые и хлипкие тела-на-нитках,
Я вижу это, сам я - скрипка.

И лишь в руках умелых мастеров
Могу изобразить войну миров,
Сыграть на совести и тягости прощаний,
На расстояниях и вечности скитаний.

О прочей чуши могу речь вести!
Но мастера, банальные вельможи,
Восстали против зла по воле кожи,
По воле кости проиграли бой,
И музыка моя останется со мной!

И в пустоте предначертаний лад
Заводит тени на шальной парад,
Ведет по улицам их соты, словно листья,
Что с ветки оторвали гербалисты
И засушили на страницах книг!

Так умирает сердца раненная лань
В отчаянной попытке приподняться
Над глупостью и смертью посмеяться,
И сбросить с себя жизни филигрань!

Лишь к бледной радости мои взывают струны,
А мертвецы и нищие в руках слепой фортуны
Меня бросают в эротический огонь,
И в предрассветном мире стонет болью конь...

 

Вот что я за мудак? Шлю на все буквы алфавита тех, кто в меня влюбляется, а тех, в кого, как всегда, безответно я сам — не могу, хотя это непродуктивно и вообще глупо. И только циклюсь на этом, пока не найду новую изящную стервочку или еще кого, кому будет по большому счету безразличен и я, и мои чувства, и без того блеклые, как монетки в фонтане.

Изгородь
Д. А. Лаорти

Затаившийся пленник эпохи иной,
Что могла бы пройти предрассветным туманом,
В перепутанном "Завтра" избитом, постой
И послушай, как тихо вздымаются камни.

Ты услышишь их зов, великанов времен,
Что бродили по свету в священные ночи,
Когда Боги и Сны не имели имен,
Но казались, как танцы, изящно похожи.

В том вилюровом платье, что ты облачен,
Куклой кажешься им ты, стеклянной и блеклой.
Но послушай огонь их речей и знамен,
И он станет твоею монетой разменной

Голоса их мощны, словно древний дракон,
Их доспехи черны, словно гоблинский звон.
Облачись в их броню и почувствуй их мощь
И их смерть, что настанет, когда ты уйдешь.

50 фактов обо мне

1. В моем имени всего одна буква "и", что крайне смущает большинство людей
2. Я не умею плавать и ездить на велосипеде
3. Я ненавижу звонить по телефону незнакомым людям, звонить кому-то в первый раз или просить что-то по телефону
4. В 11 лет я гулял по карнизу двухэтажного гаража, поскользнулся и сломал 3 позвонка
5. Я не знаю, сколько у меня родственников и не помню, как зовут большинство из них
6. Меня били на улице всего 2 раза в жизни, но оба раза сбивали с ног
7. Отец называет меня "Денси", но я реагирую на это лучше, чем на привычные склонения своего имени.
8. До 17 лет я не умел готовить абсолютно ничего
9. Я до сих пор нигде официально не работал. У меня даже нет трудовой.
10. Наизусть я помню только первый пароль на интернет, номер мобильника отца и номер паспорта, хотя иногда его забываю.
11. На подготовительных курсах в университете я поругался с преподавателем по специальности из-за своей замкнутости и больше не ходил к ней на пары. Никогда.
12. Однажды в школе я просидел до самого закрытия из-за того, что не мог застегнуть пуговицы на шубе.
13. С пятого класса и до окончания университета я не появлялся на физ-ре, даже когда у меня не было справок.
14. Я никогда не пересдавал экзамен и только один раз получил недопуск.
15. В детстве я мечтал стать не космонавтом, а архитектором
16. Оба моих родителя врачи и иногда мне очень стыдно, что я не пошел учиться на врача.
17. Я не ем изюм. Не нравится он мне и все!
18. С пяти лет я ненавижу и боюсь змей
19. Иногда я не могу отличить сон от яви и наоборот.
20. Часто я преувеличиваю или откровенно придумываю истории о своей жизни и думаю, что мне верят.
21. У меня всего 5 друзей
22. Обычно я ничего не чувствую
23. Но иногда не могу спать по ночам от боли
24. Если в моей жизни нет страданий, то мне становится скучно
25. Я не смотрю футбол и хоккей, но часто с удовольствием смотрю передачи о моде
26. Общаться с людьми и, особенно, с девушками меня научил интернет
27. До этого я просто физически не мог сказать большинству людей ни слова.
28. Мне проще придумать, как что-то делать, чем научиться.
29. Мою любимое число, с которым связана сильная мистика: я родился 29, жил в 29 квартире полжизни, многие события произошли 29 числа.
30. Иногда я спорю только чтобы спорить, даже если согласен с собеседником во всем.
31. Всего один раз у меня оставался ночевать посторонний человек, когда я жил в Первоуральске
32. Я не люблю приглашать людей в гости
33. Часто я придумываю несуществующие оправдания своему нежеланию видеть кого-то или лени.
34. Меня никогда не кусал клещ. Более того, я впервые увидел его только в этом году.
35. Я верю, что у каждого человека есть свой особый дар
36. Когда мне стыдно, у меня слезятся глаза
37. Мои отношения никогда не длились дольше 7 месяцев. Более того, после этого срока они внезапно обрывались.
38. Я считаю, что живу, чтобы изменить мир, потому что в детской книжке по астрологии написано о Сыне Плутона, родившемся со мной в один день.
39. Иногда я сам не замечаю, как начинаю говорить вслух сам с собой прямо на улице
40. Я считаю себя романтиком. Обреченным на одиночество романтиком.
41. У меня в глазах есть все возможные цвета пигмента
42. Мне стыдно за свои кривые зубы
43. Я завидую заботливым людям
44. Я доподлинно не знаю, какой у меня iq, потому что нахожу некоторые задания теста невыполнимыми.
45. Иногда мне нужно стараться, чтобы формулировать свои мысли понятно собеседнику.
46. Я надеюсь, что Конец Света все-таки наступит на моей жизни.
47. Иногда я считаю себя недостойным жизни и 3 раза пытался себя убить.
48. Я интуитивно предвижу будущее и еще никогда не ошибался в своих прогнозах
49. Я никогда не проигрывал. В общем итоге
50. Я стараюсь никогда не называть людей по именам, а если это требуется, испытываю большие сложности

Кукла
Д. А. Лаорти

Рука пролезла прямо в пасть
И рвет на части лоскутки
От перепрятанной души. Упасть
Немедленно упасть,
размазать по полу мозги,
Кривляться, словно шут, вдвоем
В постели вечером и днем,
Пришить к друг другу за кишки
Мечты об очаге любви, в мешки
Запрятать все: огонь и лед,
Забыть, как мир честной живет,
И слушать молнию в штанах,
Шаги по досочке впотьмах,
И, криво изогнув свой рот,
Кричать: Я полный идиот!

Иголка мастера в руках,
Он крылья сделал, ниткой в пах
Продел зацепы, запустил, 
Ура — лечу, Задел красив.
Гротеска тело, дух ветров,
Пугает баб и стариков:
Нечасто видели они
Два тела сшитых в корабли... 

Дракон из гордости и праха,
Без головы, упал бедняха...

Ladder
Д. А. Лаорти

Лестничный вал, незакрытый подъезд,
Явная тяга к смещению мест,
Гулкое эхо шагов по бетону
Глушит взрывчаткой мигрени истому.

Сам потолок смотрит грубо во двор,
Гадко кривляется в такт ему пол,
Тонкий смешок умножает на ноль
Все, к чему шел я: и страх, и позор.

Слабость костей омрачает мой лик:
К танцу теней и сверчков он привык,
Словно по кадру снимается кожа,
Следом за ней проявляется рожа
Тоже довольная, тоже веселая:
Как кусок плоти, в мою обрамленный,
Что я оставил в назад-возвращение,
Сам ли принес на язык разложение.
Гадко, противно, и каменный пол,
Вбросил на плечи свой серый узор...

iКар
Д. А. Лаорти

Заплутали слова в белокафельный пол,
За стеклом — огород, раздражение, стол
Укрывало меня уравнение льда;
За рекой ускользает иная река...

Я плыву по носкам и оторванный рот
На макушке моей курит ветер и ждет,
Что устану опять, что замру цифрой пять,
Головою назад, снова память искать.

Ничего не найти — жемчуг трудно понять,
Языки его слышишь, но надо кричать
О червях в голове, об индушке-коне,
Ликованием рыская в темноте-сне.

Раздраконьте меня, управляющий бог,
На каком корабле я в палату прибег,
Шаровары-ножи на меня натянул
Полнорукий горилла и смачно рыгнул...

Я плевался в себя, завернувшись в углу:
Отрубите мне ноги, а то я уйду,
Оторвите мне крылья, товарищ Дедал,
Оторвите как мухе, чтоб лучше я знал,
Что, куда и когда не совать и за что...
Обезьяны ведут мое тело в кино.

Мои пальцы изрезала своего молчания бритвами,
Доводила до исступления, смешав проклятия с молитвами,
То целовала, то подливала яду, бросала в печку,
Убивала, возрождала и так высекла на сердце засечку.

Подарила небо северных стран и ветер южный,
Горы востока и шпили храмов, балкон свой душный,
Научила дышать как двое лишь вместе могут,
А потом отняла все: и дорогу, и гибель бога.

И теперь я гоняюсь за тобой, как за хвостом собака,
Вспоминаю мечты о волосах твоих цвета мака,
О голосе циничном и больном как осень,
О глазах янтаря и о многом прочем.

Да и сам превратился я в тень от тень,
Я смотрю в океан за закрытой дверью,
Отрубаю по волосу из мечты и своего дара
Превращать в пустоту и ложь любое золото правды.

Мои пальцы — твои, но не кровоточат,
В письменах к живым совокупность точек
И знаков вопроса.
И пустых обещаний.
... ... ....
Я из колоды мечей, я паж скитаний

Д. А. Лаорти