Что вам часто приходит в голову. Семь штук. Вообще-то крайне странная формулировка. Что тут писать: мысли, идеи, желания, фазы, факторы? Или буквально - что именно приходит? Ну, допустим, так...

1. Довольно часто мне в голову приходит мысли послать все подальше и уехать отсюда подальше. Жить без корней, как того бы хотелось - свободно и легко. Но, увы, для этого нет чаще всего денег. Да и страшно ехать одному.

2. Очень часто мне в голову лезут всякие образы и мысли. Например, пару дней назад в мозг самопроизвольно вторгся образ мальчика со знаменитой "Проклятой Картины" (если вы понимаете, о чем я). Так вот, этот мальчик преследовал меня пару десятков минут, весьма потрепав нервы. А вообще обычно эти непроизвольные мысли очень даже стимулирующие, например, образы для картин или сны из других миров, например. Ну, вы смекаете.

3. Иногда я ловлю себя на том, что слышу в голове музыку. Ну то есть весьма себе симфонические мелодии, очень даже хорошие. Но, как вы уже поняли, если читали прошлые дни - зафиксировать это каким-либо образом я не могу.

4. В правильном настрое мне в голову приходят стихи - прекрасные и очень сложные, искренние, а не перебирающие одни и те же слова - но, когда я дохожу до бумаги или техники (а дело происходит обычно на улице) - то все эти восхитительные строчки просто и беззастенчиво пропадают.

5. Раньше я очень часто внутри себя разговаривал сам с собой. Особенно в моменты хаоса. Сейчас у меня попроще с координацией собственных настроений, но внутри до сих иногда проскальзывает диалоговая форма - как в качестве самоубеждения, так и в качестве самоупрека.

6. Когда я думаю о чем-то действительно достойном, разгадываю задачу, то в голову мне приходит структура того, о чем я думаю - геометрические схемы, таблицы, формы, линии событий, построения будущего - и все это укладывается в причудливую мозаику, очень красивую. Если бы вы только могли это видеть. Тот, кто говорит, что в мире нет порядка - никогда не думал "объемно".

7. В особо одухотворенные моменты ко мне в голову приходит нечто, не поддающееся описанию. Можно назвать это экзистенцией, можно Богом, можно еще как-нибудь, но суть в том, что когда это происходит, оно как бы надевает меня аки костюм и начинает то танцевать, то петь, то вращать мой язык или глаза - может, это откровение, а может помешательство. Жаль, что в последнее время это редко происходит. Приходится довольствоваться отголосками.

Вообще-то весьма сложный день, но я попробую.
8 путей завоевать мое сердце, хм...

1. Демонстрировать истинную глубину взглядов, побуждений, мыслей. Аллергически реагировать на поверхностность, быть выше и дальше.

2. Иметь превосходный художественный и эстетический вкус: как к искусству, так и к себе и жизни.

3. Проявлять искренность по отношению к своей сути. Быть, а не казаться, женственной, свободной, цельной, слабой, тонкой или наоборот.

4. Быть немного не от мира сего. Не в смысле неспособности колбаски нарезать, а в смысле видеть вещи в истинном свете, иначе. Иными словами, иметь воображение.

5. Сочетать в себе удивительную смесь из ума и красоты, причем как внутренней, так и внешней. Также крайне важно иметь чувство юмора и понимать мои шутки

6. Иметь в себе загадку, задачу, достаточно сложную, чтобы ее было интересно разгадать, и не такую, чтобы разгадав ее, разочароваться.

7. Проявлять внимание и заботу к моей персоне. Так же быть открытой к обратной связи, к ответной реакции. Понимать мои слабости и не стремиться их исправить путем вооруженного вмешательства.

8. Сопротивляться. Отчаянно сопротивляться, но не выходить из игры. Знать, что победа ни одного из участников недопустима.

1. Если честно, больше всего на свете я хочу приносить миру пользу. Сейчас я этого не делаю и страдаю. Я мог бы быть учителем или преподавателем, потому что знаю, чему на самом деле нужно учить, но у меня нет педагогической лицензии. Хотя все впереди.

2. Я весьма и весьма обижаюсь, когда мой опыт ставят под сомнение. Не понимаю людей, которые считают, что я только книжки читаю и лекции заучиваю. И им ведь не объяснишь, что к занятиям я не готовился совершенно с 12 лет, а просто понимал, что и как устроено. Неужели в вашем бизнесе или жизни есть нечто сложнее, чем это? Не смешите меня.

3. Некоторые люди считают меня педантичным или занудливым, но в действительности, я очень рассеян и расфокусирован. Просто не могу работать и думать в хаосе. То же самое касается и моей речи. Я не выдумываю, как мне говорить, я просто говорю то и так, как могу.

4. Я терпеть не могу грубость и глупость. Ладно, если человек не понял, я ему повторю. И попытаюсь объяснить еще и еще. Но если после трех раз он все еще не смекает, я начинаю злиться и раздражаться.

5. Утром я очень зол обычно. Потому что не выспался и голодный. Но все же проще было бы научиться вставать в 5 утра — так время расходуется продуктивнее. Или вообще жить как Леонардо Да Винчи. Говорят, он спал каждый час по 15 минут (что в общей сложности составляет 6 часов в день).

6. Но вообще-то я люблю спать. Точнее, видеть сны. И так же я люблю сочинять истории и картины. Но, увы, рассказать их очень сложно, потому что видим мы объемными фигурами, а говорим и пишем линейно. Зато линии создают причудливую игру слов.

7. Много есть в жизни удовольствий, но только еда никогда не приедается. Я люблю есть и готовить. Правда, плохо умею это делать, раз редко выдается случай. Вообще, в мире столько еды, что даже если 24 часа в сутки только и делать, что есть, то всего все равно не перепробуешь. То же самое с книгами, фильмами, музыкой. Обидно.

8. Я всегда хотел рисовать и писать музыку. На худой конец, обладать точностью слова на 5 языках. И хотя это все возможно, мне не хватает усидчивости, чтобы заниматься. И людей. Одному мне учиться очень тяжело, а другим редко это интересно. Или так: если у человека талант, то ему проще учиться чему-то. А у меня таких талантов нет.

9. Долгие годы я считал себя плохим человеком. Потом я вспомнил, сколько мне лет, и понял, что считать себя кем-то довольно глупо. Но чего-то из того времени все же не достает. Ощущения смысла, стиля, духа. Когда я сходил с ума, я был близок к гениальности, хоть и одинокой. Теперь же я слаб и истощен, а величие хоть чего-нибудь, хоть какая-то вера, проходит мимо. И теперь каждое мое слово значит что-то другое. "Ты жалкая тварь" значит "Я разочарован и расстроен" и т.д. Как будто я утратил не голос, а речь.

1. Довольно странно начинать с тебя. Наверное, я просто считаю, что десять человек не наберется. Итак, тебе я хотел бы сказать много вещей, но кто бы их стал слушать? Я учился у тебя оценивать и ценить, смотреть на прекрасное и понимать его. И хотя ты вряд ли прочтешь это, я благодарен. Единственное, о чем я жалею — так это о том, что не увидел те июльские горы. Ну и что не смогу рассчитать синусоиду моста.

2. Ты всегда у меня под этим номером. Не потому что не 1, а потому что вдвоем, двойственность некая в тебе, которую никак нельзя убрать, зафиксировать или по(д)чинить. Может это я бы мог сделать для тебя — найти эту деталь несоответствий?

3. Ты для меня в первую очередь голос. Во вторую картина. Столь нематериальна и столь же отдаленная в своей полноте. Ты похожа на песню Флер или кино о море. 

4. Я долгое время пытался понять, чего ты мог бы хотеть и, кажется, понял. Но в этой тяге к пустоте и простоте ты затерялся и уже не знаешь, как выйти. Революция, можно бы сказать, но вот она у дверей, а ты в темноте. Зачем?

5. Хех, сударь, а ты ведь еще покажешь, куда брать крен этому кораблю. А если честно, то я всегда знал и верил, что ты намного смирнее и чище, чем хочешь казаться. И я прав, пусть и после двух стаканов водки.

6. Ты для меня словно шелк или луна. Острый языческий месяц. Помнишь, как у тебя были нелепые морковные волосы?) все-таки это лучше и ценнее, чем обычные наши пересылки. И гроза. Ее ничто не заменит. Помню. Надеюсь, ты найдешь свое место. 

7. Увы, я не могу быть тебе ни хозяином, ни спутником, ни ориентиром. Столько всего прошло и изменилось. Да, я благодарен тебе за мягкость и поддержку, но так же, как оно было — никогда не получится вновь. Я выпил тебя и мне жаль.

8. На этом месте сразу много людей могло бы быть, но я выбрал именно тебя, хоть ты об этом никогда и не узнаешь. Я слышу краем уха музыку из the Path, и сразу вспоминаю о тебе. Да, ты результат очень хитрой партии, к которой я тебя принудил, но ни о чем я не могу жалеть. И очень рад, что у тебя все налаживается. Помнишь мое правило? Все стало хорошо без меня, как и обещалось.

9. Ты, дочитав до этого места, уже и отчаешься, возможно, увидеть себя в списке. Но на девятое место я поставил тебя именно из-за сожженных флагов и храмов. Скажу одно: у тебя в глазу застрял осколок неба. И я его выну, чтобы подарить.

10. Ты и железный мост, и мостик в комнате, и переведенная стрелка на пути в будущее. Спасибо, что уступила место. I won't fail you.

Песня о драконе
Д. А. Лаорти

Ни дать, ни взять – один из тех,
Кто был в тени других,
Вошел во храм из пустых дней
И сам призвал богов и всех,
От них он взял себе имен,
От них забыл чужих,
Он ел их плоть, дышал огнем,
Как древний дух – дракон.
И вот сейчас его мольбы
Услышать тьма могла,
От её слов вскипела кровь
И глаз зажег рубин.
А музыка изнемогла
От высоты небес,
И не сказать – связали рот,
Заткнули песнь времен.
Дракон из тьмы – дракон из зла,
От года в год крепчал,
И золота тугая цепь на шее дурака.

Нарцисс
Д. А. Лаорти

Во мне узлом связались восклицания
В чарующую песню, гром ударов
В библиотеке сердца все не замолкает,
Подбрасывая в печь дрова. Мне мало
От полноводья скромной капли силы.

Я словно блик на бронзовом щите –
Впиваю взор в изысканность Медузы,
А мимо проплывают корабли, и те,
На них кто волей службы или рока,
Потрясены как молнией с небес.

Теперь я трепетнее тока,
Что бьется в грозди винограда и в вине,
Очищен от всех примесей пороков,
Пленяя вкусом, подчинен. Истоком
Той первородной силы и стихии

Как будто капля пилигриму,
Иссохшему в пустыне от терзаний,
На мой несовершенный ум сошла картина
Великолепия природы всех созданий.

Тонка ли линия от песни соловьев
До крыс противных в соре копошений?
Все стало смирно. Ясно, и отныне
Прекрасно все, что вижу в отражении.

Ночь
Д. А. Лаорти

Ночью рвешься за сапогами,
Как маяк сияешь зубами тихо,
Выходишь грозно, звеня ключами,
Как моряк уставший, ведешь плечами
И сразу слышишь, как жжется жало
Кулака левого дать по морде
Прохожим, похожим на собак из металла,
Которые на улице жрут труп почтальона.

Страшно выть: голова ноет,
В плечи вдавиться желают зубы,
Голос свой себя же колит:
Беги, мол, спрячься под одеяло!
Шапку на глаза, красные домофоном,
От холода дверь смех потеряла:
«Куда смотришь, портной ты ерема?
Не знаешь правил – учи сначала!»

Как вздрогнет голодный сыч подвала,
Так сразу пробоина в трюме честности,
Солжешь – умрешь как человек, как мычало
Родишься и будешь бить сапогом бутылки
И любоваться, как пляшут осколков сотня,
Не помня, на что это похоже толком,
Но зная – смешно, зная, что весело,
Быть моряком на рее повешенным!

Ноктюрн к офисной мебели
Д. А. Лаорти

По каплям толпы, сродни с водой,
В облике белокрылой лани,
Слышу — как голос говорит со мной,
Внутри — словно печать предания.

О тяге ко злу — или злобным глазам,
О сне, что не вырван из хватки
В смятении гулком — как будто ко мне
Протянуты зыбкие руки.

Вращаются пальцы, шарниры, тела,
Кривляются медленно платья.
В воде отражается тень, что легла
На горло, зверинно и знатно.

Вогнали в глаза иглы тысячи слов.
Немым искажением странных,
Великий и нищих — упрямых как трон
Одежд и их сути туманной.

В медлительном танце, куда ни смотри,
Повсюду легли зубы-копья, ножи.
На угли уставились тысячей глаз,
Ложись и усни. Здесь не властвует грязь.

Не распознать лица, не прикоснувшись
К немому отцвету и гулким перекатам,
Как будто бы симфония очнувшись
От сна веков - целует мирный атом

Игра подобна подражанию богам.
И как в их лицемерном укрощеньи -
С детьми своими сам вступаешь в храм,
Вкушая жертву словно подношенье.

Ты пьешь кровавый сок умерших дочерей
Всех муз, питающихся танцами сомнений,
Разлив по чаркам сонмы отвращений -
Ты заступаешь в пелену теней.

Я вижу, слышу - думаю, дышу -
В глазах твоих читаю смуту судеб,
Кусая пальцы как роман - так будет

Внимательно разрыв свой гроб вчера,
Уже сегодня ты - струна по воле строчки,
А завтра - сам как будто пелена.

12.10.11
Д.А. Лаорти

Песочная картина мира или
Фрактальность комплексных социальных систем

Задумывались ли вы о сложности нашего мира? Каждая деталь в нем, даже самая простая, например, карандаш — состоит из сложнейших элементов, упорядоченных поистине волшебным образом. Сотни тысяч маленьких атомов сцеплены друг с другом под влиянием некой сдерживающей силы (и даже комплекса сил). Все это великолепие находится в постоянном движении, столь же неутомимом, сколь само время. И лишь из-за удаленности нашего взгляда — его слабости — мы не способны видеть всю картину целиком, довольствуясь лишь некими цельными формами. Мы видим карандаш единым целым, мы сличаем песок как поверхность, воду как жидкость — для нашего сознания это гештальты (структуры), цельные и значащие больше, чем сумма их частей. Ведь мы дышим воздухом, пьем воду — но не пьем отдельно водород и кислород, примеси хлора, железа и т. д.

Данное свойство восприятия — его привязанность к цельным структурам — одновременно и наше богатство, и наша бедность. Каждая из этих структур связана со смыслом и материей — привносит в нашу жизнь чувства, мысли и состояния. Но мы зачастую пренебрегаем сложностью системы, принимая её за простую форму. И если в специализированных науках учатся преодолевать это допущение, то в своих мыслях (даже бытовых) мы настолько увязли в гештальтах, что уже не можем просто так взаимодействовать с миром не как с сущностью, а как с комплексной системой. Конечно, задумываясь о том, что мир намного сложнее и грациознее, чем нам видится — мы как бы сталкиваемся с возможностью понять огромный масштаб мира — но невозможно поддерживать мысль о сложности и громадных объемах долго — наше сознание для этого недостаточно мощная система. Если не верите, попробуйте одновременно видеть свой стол как молекулярную структуру и понимать его как временный процесс. Теперь представьте себе два стола. Три стола, семь столов, тридцать.

Однако сейчас нас будет интересовать не столько мир вещей, сколько мир идей и представлений. Мы можем понять стол как структуру, потому что мы обладаем достаточно точными измерителями для этого, а также потому, что структура его сколь бы малых размеров она ни была, все-таки измерима. Но как быть с понятиями, идеями, концепциями, отношениями?

Возьмем, к примеру, самопонимание человека. Помимо того, что человек растянут во времени, то есть непрерывно меняется, человек также представляет собой отношение — или даже комплекс отношений — к самому себе, другим людям, состояниям, идеям. Я — это то, что я о себе думаю, как я к себе отношусь. Это отношение складывается из набора социальных и психологических паттернов, которые принято называть ролями. Уникальное расположение паттернов, их размер и вес — формируют ритмико-мелодический рисунок того, что мы привыкли называть своим Я. Но зачастую мы относимся к себе как к некой единственной роли (пусть и меняющейся с течением времени), а не как к колоде ролей. Мы говорим: «Я люблю это», «Я ненавижу то» - в действительности же эти отношения характерны только для некой модели сложной комплексной системы ролей и взаимодействий между ними. Именно поэтому можно одновременно ценить и презирать одно и то же в разных модальностях.

Теперь усложним систему. Представим себе взаимоотношения двух людей. Наше ориентированное на гештальты сознание утверждает, что это связь между двумя формами, представим их в виде точек. Но принимая во внимание вышеуказанную концепцию — это отношение будет выражением отношений между моделями, наборами ролей — как если бы общались не люди, а гардеробы, в которых лежат сложные костюмы этих людей, по какому-то стечению обстоятельств наделенные сознанием — и мета-сознанием — душой.

Конечно же положение ролей-паттернов внутри наших личностей (и наших личностей внутри души) — это довольно самоподобная система, поскольку комплекс ролей так или иначе связан с некой единой временной линией — нашей жизненной историей, нашим нарративом. Весьма необычным является такая ситуация, когда в человеке могут стабильно существовать существенно отличающиеся друг от друга паттерны его Я.

Однако если отношения складываются между двумя группами людей — все становится ощутимо сложнее. Это уже не две точки — это две группы точек, объединенные некой гравитационной силой — влиянием лидеров группы, волей участников или некой внешней силой. Однако взаимодействие происходит не между этими группами как цельными сущностями — оно происходит между конкретными участниками групп — точками. Даже если точка выражает единое мнение всех участников группы — это не совсем так, ведь при самом незначительном личном воздействии транслятора мнения — оно искажается, отражаясь в его уникальном рисунке паттернов его собственного Я, каждое из которых состоит из других паттернов — опыта восприятия и понимания.

Такое взаиморасположение структур принято называть фрактальным, поскольку каждый его элемент подобен сам себе и более крупному (и мелкому) элементу некого другого объекта. Так лист папоротника Читать далее...

Линия и линиатура

Фактически, пространство (скажем, трехмерное) является всего лишь емкостью. Ошибочно понимать его как некую мерность — это скорее возможность, факт существования которой заключается в вероятности поместить любой предмет в коробку и тем самым — использовать, «включить» пространство.

На уроке школьной геометрии пространство постулируется как подобие доски, формы листа — плоскости. В действительности данное понимание отдает чрезмерно пестуемой математичностью, поскольку любой лист есть лишь отношение двух его функций — длины и ширины. Иными словами, мир не состоит из листов или даже кубов, если, конечно, мы не говорим о графических интерфейсах виртуальности.

Реальный мир описывается замкнутостью криволинейных плоскостей, пригнанных друг к другу в подобии друг другу — фрактальности. Так геометрия в действительности является лишь преломлением гости земли в руке геолога, а никак не рисунком мела на доске. Где вокруг вас существуют треугольники и сферы? Данные идеальные формы есть лишь отражение нашей неспособности — или, вероятно, неумения понимать реальность таковой, как она предстает, как она присутствует.

Но возьмем, к примеру, то, что человек делает — его технику и технологию (в самом широком смысле этого слова) и мы обнаружим (с некоторой долей удивления) что эти формы — эти рисунки мысли (сознание сознает, помните?) будут лишь скромным выражением логики двоичного вида, где вместо нулей и единицы будут обозначения углов. Мы не привыкли не то что к четырехмерному, даже к трехмерному миру. Наша логика силится сводить воедино факторы и переменные, когда наш ум с трудом удерживает в голове больше трех параметров одновременно.

При этом наличие ширины — уже рассматривается как «широта» взглядов. Заметьте, наша речь — линейна, наша музыка — линейна, даже наши дни — выражение самой жизни в её прикладном значении — подчиняется правилу линии. Имеет некое удаленное начало и столь же неясный конец. Очевиден только момент сейчас, момент предстояния объединенного прошлого и будущего в своей маниакальной и поистине возвышенной трагедии — невозможной альтернативе.

Жизнь — это путь, и это весьма точная метафора. Конечно, скромняга ум привык считать её прямой — от рождения к смерти, в то время как более точно было бы определить её как ветвящуюся тропку, где за каждым углом (обратите внимание на это слово) скрывается выбор — или его фактическое отсутствие. Возможность свернуть с пути — это функция нашего представления, в действительности же мир линеен в своей экзистенции — в своей временности. Однако множество подобных линий создают подобие рисунка — линиаутуру, сравнимую с множеством музыкальных дорожек, не всегда удачно подогнанных друг к другу. Опыт восприятия замкнут на самом себе — линией он образует круг, поскольку начало его «Я» замыкается на самом же себе, оградив некий внутренний ареал обитания этого начала от мира. Так возникает самоопределение — и иллюзия ширины. Но можно ли считать причастным к форме круга то, что находится внутри него — или это только искусственная граница и значение имеет только то, что имеет цвет — сама линия и её изгиб — угол?

И, опять же, не стоит впадать в упрощение. Помните, что хотя музыка — это линия, как и наш слух, но гармония элементов внутри неё подчиняется строгой логике искусства, весьма изысканной в своей сложности. Даже тот простой факт, что линия — наряду с точкой — простейшие, аксеоматические элементы нашего сознания — наполнение их, феноменологическая суть — не так уж проста, это элегантное движение по очень бурной реке, иногда переходящее в форсирование порогов. Следует помнить, что линия — базовая форма, но она совершенно не обязана быть прямой.

Сознание

Что такое сознание человека и как его определить? И нужно ли вообще это делать? Сегодня мне захотелось поднять эту тему, тему сознания и его процессуальности.

Я люблю повторять, что человек — это процесс и любая попытка зафиксировать его превращается в глупое желание запихнуть себя в тесный шкаф или иной костюм. Вероятно, сознание человека наделено способностью граничить и гранить вещи-события как бы ради возможности в одночасье свести все единицы и нули (и все, что между ними) воедино. Когда пазл соединяется, наступает то, что принято называть откровением.

Итак, человек — это процесс, сборка, процесс сведения нескольких дорожек сознания в симфонию понимания и бытия. Я не делаю различия между проживанием реальности и реализацией жизни в нашем сознании, поскольку ни один думающий разум, наверное, не сможет доподлинно различить, где кончается мир ощущений и начинается ощущение мира.

Каждая нелепая попытка о-пределить себя заканчивается созданием для себя шаблон-сценария поведения и мысли, обидная для естества и гармонии сущности. Многогранность человеческого сознания, его стремление к полноте и чистоте эстетического (что бы под этим ни понимал сам человек) является отражением и воплощением наброшенности сознания на линию времени. Процесс непрерывен — это наше сознание создает иллюзию фазовости.

Представьте себе лист,падающий с дерева. Легко — особенно для нас, современных людей, воспитанных на цветном кино. А теперь подумайте —удержите в голове — в сознании сам процесс падения. Не его визуальную форму, а его сущности. И если вам покажется это простым перемещением некой формы в неком пространстве, то «включите» это самое пространство, определив контекст падения — его место и время. Сможете ли вы проводить падение листа в конкретном времени и конкретном пространстве? Ответ на этот вопрос приблизит вас к понимаю физики реальности, зафиксированной внутри пространства сознания. И помните,что лист — это слишком просто. Мир состоит из миллионов листов.

Восприятие подчиняется правилу созидания. То, чего мы не видим— мы додумываем, достраиваем, поскольку сама наша мысль неспособна существовать в пустоте. Когда она проникает сквозь дверь воображения-мечты, она приводит в движение механизм воплощения пространства, находящегося за дверью.И если моя аналогия опять кажется вам простой, вспомните, что мысль способна управлять движением корабля на Луну или проектировать восемнадцатиэтажное здание — единомоментно. Творчество и представление — механизм восприятия.Восприятия слепого, необработанного — это сила, физическая величина в чистом виде — для её обработки требуется некая логика — встроенная система управления величинами, сколь бы незримыми они ни были.

Логика — это инструмент плотника, достояние мастера, способного обратить камни фантазии в скульптуру законченного произведения. Гений или простой интуит создают скульптуры,минуя шаг логики — процесс логики, но это не значит, что структуры в их мыслеформах нет. Она есть, и чем прекраснее и ценнее произведение — тем больше в нем логики, или, иначе, логик. Поскольку думать об одном и том же можно диаметрально противоположно, смежно, пространственно и временно. Сложность конкструкции зависит от умения чувствовать гармонию,вес слов, построений — от процесса соединения — единения с самой формой порождающей — мыслью.

И если вы думаете, что мыслитель — это профессионал логики —вы почти правы. Профессиональность, а точнее — искустность его заключается в том, что его процесс логики непрерывен. Постоянно искажаясь, он придает воплощение самим различным реализациям, самым различным воображениям.

Так живет сознание.Процесс сознания — задумайтесь, ведь само это слово больше похоже на глагол,чем на существительное. Что делаю — сознаю. Со-знаю. То есть превращаю форму в знание, знак, реализую саму эту форму в её совершенстве, даю ей возможность стать тем, чем она должна быть по своей сути. Так сознание — это создание, только не в материи, а в мысли. И инструменты его столь же разнообразны, как и сама мысль.


Одиссей
Д. А. Лаорти

Все истинно в божественной природе,
Всё зная сам – забудь, закинь во тьму внутри,
Не зная веры нет смиренья – и в этом хороводе
Как струнные и духовые – посмотри!
Послушай голоса их – их ансамбль,
И мостовые содрогнуться в звуке –
Я вижу твой возвышенный корабль
Подобен Ноя кораблю в минуте
Предвечной славы и предвечного молчанья.
Ты умираешь – в этом все: и знаки, и скитанья
По темноте и тишине – увы. Я вижу здесь иные сны
И рвы – разорванные рты – и гривы. Я знаю, что предначертанье силы
Забыто в пред-последнем после-завтра.
И бог с тобою говорит о правде,
А ты не в силах слышать его зов –
Ты слышишь только жертв последний рев.
И забываешься во мраке.
Я вижу это в твоем сыне Телемахе,
От греческого берега до викинга краев
Я знаю, ты его не признаешь. И не признаешь. Это полнолунье.
У нас с тобой иные речи – думы скуки
Сердец отточенная нить – и ритм её тревожен и отчаян,
Мы в расстоянии меча – на линии печали или злобы,
И словно приговор их прочитав на лбу –
Я знаю, вижу – я иду.
И мир со мной-тобой восходят твои страхи.

Логический батискаф для святого Петра

«Я говорю тебе: ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её; и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь ты на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах»
Мтф. 16:18-19

Представьте, что вы стоите на берегу бурной реки: перед вами льется вся мощь первозданной божественной природы, и вы ощущаете себя малой её частью, но сопричастны с каждой пылинкой. Вдалеке на воде стоит фигура человека в белом хитоне, который простирает к вам руки и зовет к себе. Фигура стоит прямо на водной глади. Конечно же, если вы достаточно образованы, то вы знаете, кто это.

Своей легкой походкой он идет по воде к берегу, и глаза его полны недоумения и печали: ведь вы не пришли к нему. Вы не сделали этого, потому что знаете: тело имеет массу тяжелее воды, и вы непременно утонете. Для этого не нужно быть ученым, нужно просто опытным путем установить, что вещи имеют обыкновение погружаться в воду. Но подошедший к вам печально произносит: «Почему же в тебе столь мало веры?»

Этот пример демонстрирует определенную разницу в мировоззрении науки и религии. В прошлый раз я говорил о схожести их по своей функции объяснения мира, на что было справедливо сказано, что между наукой и религией существует серьезная и важная разница. Действительно, не молитва и не медитация позволяет мне сейчас писать эти строчки не в пыльной келье, а на удобном кресле из синтепона и пластика, смотреть в светящийся жидкокристаллический экран и совсем не думать о том, чтобы макать перо в чернила.

Наука, как принято считать, движет цивилизацию вперед к прогрессу. В то же время следует напомнить, что линейное представление об истории отличается порядочной грубостью и простотой. Кто в действительности положил представление о прогрессивном благе и обязательности стремления к нему? (Конт, Маркс, Гегель, еще ряд других умов). Однако существуют и иные подходы: циклические, сферические и даже параллельные. Не вспоминая Леви-Стросса, Шпенглера, Данилевского и прочих – уже хватит имен на сегодня, мы понимаем, что история неоднозначна, а трактовка позитивного прогресса дана самой же наукой (её позитивистской частью) в оправдание самой же себе. Ученый считает, что делает мир лучше – это его внутренняя глубинная мотивация, которая подчас важнее рационализации использования природных ресурсов, создания дешевых и прочных материалов и объяснения социальной динамики маргинальных сообществ. Разумеется, мы держим в уме, что некоторые задачи, теории, теоремы важны сами по себе, а решение их – дело скорее эстетическое, чем практическое – это своего рода игра фантазии, логики и научного инструментария сама с собой.

Отдав нужные почести науке и прогрессу, мы можем пойти дальше. Современная западная цивилизация стоит на прагматических рельсах научного прогресса. И пусть доля ученых (и специалистов) не является превалирующей, широкие массы обывателей смотрят на мир в рамках научно-рационалистической парадигмы. Нам важны достижения знаний и технологий – удобные машины, баррели нефти в скважинах, беспроводные интернет коммуникации, квартиры с мягкой шведской мебелью и прочее.

Религиозная парадигма, разумеется, не отвергает всех этих вещей (конкурировать с рациональностью на данном этапе было бы неразумно – история показала, чья очередь снимать сливки). Напротив, религия адаптируется к современному миру и изменяется – так, например, создаются секты. Причем, иногда эти адаптивные направления весьма могущественны: вспомним о Реформации Лютера и том, что из неё выросло. В то же время религия пытается занять определенные ниши в культуре современности, связанные с этическими и эстетическими нормами. Надо ли говорить, какую роль сыграла христианская мораль в Западном мире? Или о роли ислама на Востоке?

Конкуренция парадигм не возникает сама по себе – это искусственное явление – борьба за влияние, битва за «души человеческие». Если священник говорит вам, что аборты – зло и потому недопустимы – он имеет на это моральное право, но если он говорит вам, что эволюция ложна, или что Гарри Поттер – это ересь, то тут к нему уже возникнут вопросы. Парадигмы существуют в состоянии уравновешенной толерантности. Мы не берем в расчет поступки фанатиков и сумасшедших – это неизбежные девиации. И даже когда видный физик говорит, что Бога нет, а душа – это психологическая фикция – и даже подводит под это логическое обоснование – это нарушает парадигмальный баланс. Со времен Канта известно, что существование или отсутствие Бога недоказуемо, а потому следует оставлять это на откуп не научному, а религиозному знанию, растущему из иррациональности (верую, ибо абсурдно).

Но если бы все было так, как предписывает равновесие – разве мир не был бы скучен? Наиболее интересные события происходят, когда парадигмы и их миры соприкасаются, когда неизбежно столкновение интерпретаций и точек зрения.

Любой человек, будь он ученый или специалист, священник или прихожанин – Читать далее...

Недавно я наткнулся на интересную мысль. Читая одну англоязычную книгу, связанную с проектом Edge (может быть, вы слышали о нем), я увидел, что американские ученые крайне озабочены проблемой существования/отсутствия Бога, а точнее – спором эволюционизма и креационизма. Насколько я слышал, у нас в стране тоже были некие попытки поставить в школах курсы религиозного воспитания, в чем не было бы ничего плохого, если бы это делалось умно и осторожно. Но мы сегодня поразмышляем не о российском образовании. Мы попробуем вклиниться в спор эволюционистов и креационистов и посмотрим, есть ли у данного спора основания или они давно уже утратились.

Первое, что нам следует сделать, это познакомиться с участниками. В красном углу у нас креационизм, представленный на современной дискурс-арене представителями монотеистических религий адамического толка (иудаизм, христианство, ислам). Эта точка зрения стара, ей порядка двух с половиной тысяч лет, если не больше (например, если брать в расчет зорастрийские корни, некоторые взгляды античности и прочее), тем ни менее сама структура религиозного мировоззрения не позволяет сильной гибкости. Мы не знаем, как представляли себе мир люди две с половиной тысячи лет назад, но источники их взглядов остались прежними, создав по пути огромное количество комментариев, толкований и пару-тройку религиозных войн.

В синем углу у нас детище эпохи Просвещения – эволюционная теория. Однако эта «новота» иллюзорна – в действительности идеи эволюции восходят к античности, к именам Фалеса и Анаксимандра, а далее встречаются в Средневековье, но уже в Новое Время начинают активно развиваться в работах Метью Хейла, Карла Линнея и, конечно, Чарльза Дарвина. Хотя современный вид эта позиция примет еще не скоро.

Появление эволюционной теории на арене широких (научных) взглядов неслучайно, а является лишь следствием угасания религиозного влияния на фоне торжества рациональности. Можно сказать, что критики религиозных догм (а какая концепция не обрастет ими за полторы тысячи лет?) в действительности привели к развитию эволюционных взглядов. Но в те времена эволюция не была противоречием творению, а скорее его развитием в ключе новой рациональности. Так Хейл, Линней, Ламарк не был атеистами, напротив, их идеи пытались понять логику Творения. Тем же самым занимался и, например, Исаак Ньютон. Но мы здесь не для того, чтобы примирить эволюционистов с креационистами. Понятно, что их спор и конфликт является лишь войной идеологии научного (прагматического) атеизма против религиозного догматизма.

Видится очевидным, что наука в 19 веке пожелала заменить религию в том смысле, что встала на её роль – уникального принципа объяснения окружающего мира. Естествознание в лице своих наук смогло проникнуть туда, куда человеческий ум не мог войти на практике и был вынужден довольствоваться схоластическим умозрением. Но не стоит забывать, что в Средние Века ученость носили в себе люди в рясах. Монастыри и Церкви были средоточием знания, которое тогда еще только начинало подразделяться на виды. В действительности, избегая излишнего догматизма, свойственного теологам и особо трансцендентальным богословам, можно спокойно сказать, что религиозные доктрина и воспитание были средствами человека познать мир в той же степени, сколько сейчас этими средствами являются светская наука и образование.

Разумеется, между этими социальными общностями пролегает огромное различие – в первую очередь в области задач, поскольку ученые и священники имеют разный смысл своих «профессий» (или практик). Постижение мира с инструментарием естествоиспытателя или математика не входит в формуляр священника – его же задачи, в свою очередь, не изменились с течением времени, но лишь обособились – роль религии всегда была не столько узнавать, сколько объяснять, наставлять и направлять «на путь истинный». Священник – это пастор, а не ученый. И с появлением специальных светских институтов науки священство смогло освободиться от груза постижения мира, который до этого приняло у античных философов. Но вместе с тем утратилась всеобъемлимость влияния религиозной доктрины на ума людей.

Пропустим несколько сотен лет истории, тем более что о ней наши представления весьма ограничены. Возьмем современное состояние мысли. Как наследники СССР, российская система образования хранит в себе атеистический дух. Нас обучали эволюции, а о Боге и Творении говорили вскользь. Конечно, новая волна религиозности (по идеологическим, возможно, причинам) захлестнула население, но я никогда не слышал от людей адекватных, что естественный отбор – иллюзия, а мир был создан за семь дней. Может быть, я просто недостаточно глубоко и хорошо разбирался в этом вопросе с людьми, но данная метафизическая во многом тема не имеет у нас такой остроты, как на Западе. Каким-то интересным образом эволюция и творение уживаются в головах русских людей, по крайней мере, бесконфликтно. И я сомневаюсь, что дело тут в природной склонности подвергать все критике, а Творение мира понимать Читать далее...

To L.

Нетрудно уходить, не полюбив. Закрыться
В морозный день от влаги твоих глаз,
С упреком раздраженным удалиться
В страну песков, не выбрав нужных фраз.

К чему слова, когда ты в них не веришь?
К чему обман – игра – попытка быть
Кем-то другим, нескладным, неумелым
И безрассудным – запретив ходить

По правилам игры, не зная масок,
Под тягой к темноте, к сгущенью красок.
Поверить в шанс начать сначала путь,
Но нет, нельзя – себя не обмануть.

Нетрудно уходить, не полюбив. Однако
Я знаю сам, что создал я из праха
Историю для памяти чужой
Храни её. Отныне я не твой.

Д. А. Лаорти

Бой
Д. А. Лаорти

Куда ты, мальчик, лезешь к Ницше, – пусти чахоточных на пищу
Картины дурствуют и ищут – и в игре той ты слышишь звон
Укравших золото приборов – ты раздосадован: отыщут
Набор угрюмых приговоров – загадки скомканных узоров – и выйдут вон.

Ты детектив на службе странных – носков и бань – присутствий пьяных
Устраивать не будешь – стон. Ты сумасшедшего проклятье –
Одетый в дам придворных платье – и на крюках висишь свиньей –
А я запрятан в голос твой. И громким жестом – как клеймом – ты ковыряешь рот стихом.

Потушишь небо – бычок в камень – в твоих руках как жаркий пол
Дым лихорадочных метаний – немой укор – один и ноль –
Ты словно свернутое знамя – в запретном мире как король –
Твое заштопанное пламя – ушло на дно – в воде вся соль.

Окно, ты знаешь, ждет спасенья – и смотрит с жаждой откровенья
На твой поклон – сюртук и трон – или иной здоровый сон –
Как будто с часу до бурбона – тебя в себе встречаю снова –
Ты человек недолгий – слон. А цирк уехал – ты был он.

Беги за ним, хватай перила – сжигай и церкви, и ярила –
И в кутерьме настрой трубу – на планку «выше не могу».
Калейдоскоп твоих барьеров – коню подай как яблок зрелых
Две горстки – за себя и впрок – зачем, узнаешь в нужный срок.

Джек, которого построил дом
Что общего у всех людей на планете, кроме рук, ног и головы? Тот факт, что все мы рождались, и все мы когда-нибудь умрем, а в этот краткий промежуток попытаемся впихнуть разных событий, да побольше. На данном сходстве, которое, кстати, общее и для бурундучков или воронов, сходства не заканчиваются, но дальше в дело ступает такая сложная вещь как общество и его культура.

Как я люблю повторять, человек не выбирает, где ему рождаться, когда и у кого. И хотя задаваться вопросами о фатальности такого процесса он может и не начнет вовсе – этот любопытный факт всегда стоит иметь в виду, когда, избитыми тропами наших жизней, мы подбираемся к очередным трудностям, которые вроде как и не мы устраивали – просто предыдущие жильцы данных событий не вполне озаботились о будущих поколениях. Да, экономика всегда в разрухе, политика в кризисе, а голодающие в Африке не становятся сытыми – это данности, с которыми человеку приходится считаться. И если на глобальные проблемы он может закрыть глаза, то на обеспеченные его семьей и окружением вещи так просто захлопнуть очи не выйдет.

И вроде бы тогда понятно, откуда возникает конфликт поколений – это форменное бегство от ответственности, которую на человека пытаются повесить люди из прошлого, начавшие жить еще задолго до самого человека, и в свое время столкнувшиеся с той же проблемой – наследием ценностей, правил и обязательств. И человек не хочет (да и не должен, наверное) смиряться со своим положением узника собственного имени и всего, что оно обеспечивает. И даже тот факт, что от устойчивости социальных связей зависит само благосостояние человека и его банальное обеспечение едой и жильем – не так важно для слепого юноши, вопящего на всю округу: «Не хочу!»

Наш мальчик Джек в плену собственных родителей, окружения, школы. Банальный случай, с которым сталкиваются все. Рано или поздно, как мы понимаем, время пройдет, мальчик покинет отчий дом, чтобы начать жить свободно и самостоятельно. Или не покинет, как повезет. Но главное не это. Если спросить его: «Чего ты хочешь, Джек?» - он скажет: «Я хочу свободы!».

И словно приняв на себя флер Че Гевары, боец за свободу гордо поднимает взгляд в заоблачные выси. Понятно, что вопрос: «А на что ты тогда будешь жить?» поставит юного мальчика в тупик. Он еще не придумал – важнее процесс, борьба, игра, принцип. Ни перед кем не отчитываться, ходить куда угодно и делать что угодно. Романтика чистой воды.

Пропустим пару-тройку лет жизни нашего юнца. Вот он уже и получил свою свободу – совершеннолетие и прочая ритуальная ерунда остались позади. Он сам выбирает свое окружение, занятия, время, место, состояние, занимается чем угодно. И что же дальше? Получив свою свободу, Джек утратил цель. Теперь он может создать себе какой-нибудь симулякр из тех, что обильно раскиданы по миру: карьера, бизнес, путешествия, собственный дом – прочие идеалы из двух корзин, на которых кто-то нацарапал «иметь» и «быть».

Джек работает, не покладая рук, чтобы обеспечить свой маленький мирок – особенно, если он позволил другим людям войти в него – свою собственную семью, свой собственный дом, который он построил на свои кровные, своего сына, свое дерево – полный набор, полная колода карт. Конечно, он может пойти и по другому пути: предаваться развлечениям, кутить и вести богемно-гламурный образ жизни – это уже зависит от степени несвободы, в которой он ощущал себя раньше. Можно ведь всю жизнь нести на себе груз собственной борьбы и быть вынужденным ей соответствовать.

Но разве вы не чувствуете подвох, который этот мир в любом случае подсовывает нашему герою, не слышите его гнилостный шепот? Джек повторяет свое прошлое, свою борьбу, находясь в этот раз на другой стороне баррикад. Его обманули, подсунув вместо свободы и независимости – общество, чью крышу он должен держать на собственных плечах. Не Джек строил дом своей мечты, а старый дом строил нового Джека на смену старому.

Порочный круг, лабиринт, замкнутый на самого себя. Свобода Джека обернулась его встраиванием в систему социума. Да, это взросление, социализация и воспитание – трансляция ролей и ценностей, без которых мир бы перестал существовать, обреченный каждый раз выдумывать велосипед заново. Это технология воспроизводства скопирована с цикличности природы, с её вечного возвращения.

Любая свобода должна быть ограничена. В той или иной степени. Если этого не произойдет, то будущие поколения лишатся богатств старых. До жизни в лесу может и не дойдет, хотя кто знает. Учиться жить, учиться учиться – значит становится несвободным. И чем больше у человека стремление к независимости – тем лучше для мира, тем лучше для Дома, который раскинул обширную сеть ловушек для любого хитреца. Да, Джек может уйти в лес и построить там себе жилье – так он получит свободу, но ради чего? Одиночество человека приносит ему неудобства лишь потому, что он не может разделить свою жизнь с кем-то, рассказать о важном шелесте трав, показать восход солнца и тем самым Читать далее...

Пол: M   Возраст:21	1-10 A: 6 B: 10 C: 4 E: 6 F: 4 G: 3 H: 6 I: 8 L: 6 M: 8 N: 6 Q: 5 Q1:7 Q2:7 Q3:5 Q4:6
ОСНОВНАЯ ИНТЕPПPЕТАЦИЯ: ПЕРВИЧНЫЕ ФАКТОРЫ (постоянно проявляющиеся): Высокий IQ: сообразительный, обучаем, интеллектуальный. Низкая суперэго-сила: недостаточно усвоены общепpинятые моpальные ноpмы. Женственность:чувствительный, жеманный, романтичный, мягкий, интуитивный. Аутичный: богатое воображение, богемный, поглащен своими идеями, рассеян. ЛАТЕНТНЫЕ ФАКТОРЫ (имеющие тенденцию к проявлению): Эго-слабость: эмоционально неустойчив, легко расстраивается, pаздpажителен. Англоман: склонен к самоанализу, серьезный, остоpожный, сдерживает эмоции. Pадикализм: экспериментатор, аналитик, свободномыслящий. Независимость: находчивый, независим от гpуппы, самостоятельный, pешительный. ВТОРИЧНЫЕ ФАКТОРЫ (интегративные свойства): Эмоциональная чувствительность. Утонченный, воспpиимчивый, лабильный. Независимый. Самоопределяемый, критичный, оказывает влияние на других.
ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ: ИНТЕЛЛЕКТ: ВЫСОКИЙ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ. СПОСОБЕН К ТВОРЧЕСКОЙ РАБОТЕ ЭМОЦИИ: НИЗКИЙ УРОВЕНЬ СТРЕССОУСТОЙЧИВОСТИ. ХРОНИЧЕСКИЕ ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ КОНФЛИКТЫ ВОЛЯ: НИЗКАЯ СИЛА ВОЛИ. ДЕЙСТВУЕТ ИМПУЛЬСИВНО, 'ПО-НАСТРОЕНИЮ' МОРАЛЬ: МОРАЛЬНЫЕ НОРМЫ ЛИБО НЕУСВОЕНЫ, ЛИБО СУГУБО ЛИЧНЫЕ ИЛИ КОРПОРАТИВНЫЕ ЛИДЕРСТВО: МОЖЕТ БЫТЬ ЛИДЕРОМ, НО В ОСНОВНОМ ФОРМАЛЬНЫМ ИЛИ НЕЭФФЕКТИВНЫМ ОБЩЕНИЕ: ДОСТАТОЧНО КОММУНИКАТИВЕН. НО В ОБЩЕНИИ ПРЕДПОЧИТАЕТ СВОЙ КРУГ СТИЛЬ РАБОТЫ И ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ ПРЕДРАСПОЛОЖЕННОСТИ: СКЛОНЕН К РАБОТЕ В СФЕРЕ ИСКУССТВА, ЛИТЕРАТУРЫ. МОТИВАЦИЯ: ХОРОШО РАЗВИТАЯ МОТИВАЦИЯ. СТРЕМИТСЯ УЛУЧШИТЬ СОЦИАЛЬНЫЙ СТАТУС
КЛИНИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ: КЛИНИЧЕСКИЕ ШКАЛЫ В ПРЕДЕЛАХ НОРМЫ
Гендерные профили опросника Кеттелла 16-PF+ Протестируй себя

Аристократия и рабство

Данное эссе носит философский характер и не имеет никакой политической, идеологической или пропагандистской цели. Мнение автора является персональным и может не совпадать с вашим или устоявшимся у вас в голове. Тем более что подобные мысли уже сто раз высказывались людьми намного умнее нас с вами.

Аристократия и рабство – понятия, лежащие в смежных областях. По крайней мере, услышав их вместе, какой-нибудь ретивый ум не будет бить себя в грудь и вопить: «Да как ты можешь сводить эти вещи вместе!». И то, и другое относится к социальному устройству. Иными словами, аристократы и рабы – это своего рода сословия, а значит, и говорить о них следует в этом смысле. Мы впоследствии разбавим эти социальные бредни несколько иным подходом, но сперва нам все же придется слегка окунуться в социальное строение.

Согласно классовой теории Маркса, общество представляет собой взаимодействие сил производительных и организующих (базис и надстройка). Это взаимодействие зависит от формации общества именяется с ходом истории по направлению к неизбежному коммунизму. Не будем показатрагивать эту тему, поскольку политико-экономическая часть нас интересует постольку поскольку.

Одной из вышеназванных формаций является рабовладение, исторически пролегающее со времен Древнего Мира до Средневековья (кстати, в некоторых местах мира оно не изжило себя до сих пор).Не испытывая особых иллюзий по поводу линейности исторического процесса и его прогрессивности, мы можем сказать, что рабовладельческое общество не было более примитивным относительно нашего, более того, оно во многом оказалось намного более развитым в, например, культурном плане (Чего только стоит тот факт, что95% европейской мысли – это переосмысление греков).

Множество ученых уже не раз пытались раскрыть взаимосвязь между культурой и общественным строем и породили большое количество работ на эту тему, главным (и понятным любому думающему школьнику) выводом которых стало следующее: рабовладение позволяло перераспределить рабочую силу так, что рабовладельцы получали большее количество свободного для всяких полезных занятий и размышлений времени.

По сути, раб – это вещь (даже прогрессивный Аристотель не считал рабов людьми), но вещь, способная выполнять физическую (и иногда не только) работу, не требуя за это платы (тем самым раб отличается от слуги). Раб не имеет почти никаких прав на владение или передвижение, но он освобожден от главного бремени взрослого человека – от выбора. Разумеется, в наши прогрессивные времена с представлениями о правах человека (какие они, кстати?) это звучит немного дико, но если задуматься, то положение раба, его жизнь и её условия жизни практически полностью зависят от хозяина и его благосклонности. А хозяева бывают не только плохими и несправедливыми, но и рачительными, заботливыми и мудрыми, понимающими, что лучше хорошо относиться к своим рабам, не позволяя им в то же время особых вольностей. Так мы наконец-таки подошли к фигуре владельца раба – аристократу.

Справедливости ради следуетсказать, что само понятие "аристократия" не имеет обязательной привязки к рабовладению (иными словами, рабы могут быть у кого угодно, кроме самих рабов),поскольку сами по себе аристократы – это сословие иного рода, связанное скорее с политической и военной функциями. Знать, более исторически верно название этого сословия – это в первую очередь приближенные к правителю люди, наделенные им за верности и заслуги богатствами и властью, но обязанные хранить этому правителю верности и оказывать помощь во всех начинаниях. Такова институциональная трактовка аристократии как необходимого элемента структуры управления сложной системой государства (и города, например). Выражаясь современно, аристократ – это в первую очередь управленец, до которого он и мог бы рано или поздно выродиться в иные времена, если бы не сложный ценностный аппарат, являющийся обязательным для всей знати. Речь идет о чести.

По сути своей честь (также называемая иначе благородством) – это система этических правил, кодекс поведения аристократа, который, наряду с происхождением, делает знать знатной. Благородство – обязательный элемент знати, и даже в более защищенные традициямии законами времена, когда аристократом можно было родиться (что является естественным следствием технологической неразвитости общества и его неспособности воссоздавать аристократию с нуля каждый раз). Сам по себе факт рождения в сословии является всего лишь пропуском в соответствующий социальный мир, пропуском незаслуженным, данным авансом в надежде на то, что следующее поколение окажется, по крайней мере, не хуже предыдущего и сможет распорядиться своими правами и выполнить все те же самые обязанности.

Необходимость отдать «аванс рождения» приводит к созданию воспитательных институтов, систем прав и регулированию частной жизни аристократии. Знатный человек обязан соответствовать списку навыков и умений, желает он того или нет. Благородное сословие вовсе не лучшее – Читать далее...