Иди ко мне!
Если случится ночь, мы станем пить чай...
Иди ко мне!
Я объясню тебе смысл слова "прощай"...
Иди ко мне!
Если выпадет снег, ты ляжешь чуть раньше меня...
Иди ко мне!
Слышишь? Это говорю тебе я...
Ко мне!!!

Иди ко мне!
Когда бессмысленно петь и тревожно ждать...
Иди ко мне!
Я подниму тебя вверх - я умею летать ...
Иди ко мне!
Если механика лет распалась на бесцветные дни ...
Иди ко мне!
Итак, я открываю счет: "Раз, два, три..."
Ко мне!!!

Иди ко мне!
Это новолуние мстит тем, кто успел...
Иди ко мне!
Я до сих пор удивляюсь себе, как я посмел...
Иди ко мне!
Лес продолжает жить,
Лес чувствует движенье весны...
Иди ко мне!
Я слышу голос, я знаю - это зовешь меня ТЫ...
Ко мне!!!

Тихие ками смотрят на звёзды
Под фонарями в неспящих парках
Ты на балконе, в мире грёз ты,
У мартовской ночи в мягких лапках.
Тихо идут, не глядя под ноги,
Не отражаясь в асфальтовом чае,
Не зная об осени, не люди, не боги,
Те, что живут, только в марте случаясь...

Припев:
Мокрые ветки чёрных деревьев,
Качают ладони ветров весенних,
Едут в трамваях чьи-то тени...
Искрят провода.
Ползут по луне незнакомые тучи,
Горит сигарета, тебе всё лучше,
Ты не под кайфом, тебя просто глючит...
Упала звезда.

Этой весной снова падает снег,
Ками заходят в метро погреться,
Из каменных русел рельсов, как рек,
Слушая бой железного сердца.
И пассажиры стальных кораблей
Из окон скользят равнодушным взглядом.
Шипенье дверей, звук в тумане дней...
Луна тихо песню поёт котятам...

Припев

Never knows best - искрой с балкона.
Ты взят в тихий плен ночи и марта.
Город твой - аномальная зона,
Которой нет и не будет на картах.
Неслышно ступают ками и люди,
В иероглиф сплетается облачко пара.
Ты навсегда станешь тихой иллюзией,
Ты не оставишь нас... Sayonara.

Припев

(с) Тхайнэн

Л.В. Лифшицу

Я всегда твердил, что судьба - игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако - сильно.

Я считал, что лес - только часть полена.
Что зачем вся дева, если есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнёт на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке - ужас пола.
Что любовь, как акт, лишина глагола.
Что не знал Эвклид, что сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не дает побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Я сижу у окна, обхватив колени,
в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишина мотива,
но зато её хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладёт на плечи.
Я сижу в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли, и дням грядущим
я дарю их, как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.

(c)izubr

Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять. В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско, солнце оставило в волосах выцветшие полоски. Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы. Витька с десятого этажа снова зовет купаться. Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут, оставят. Витька закончил четвертый класс - то есть почти что старый. Шорты с футболкой - простой наряд, яблоко взять на полдник. Витька научит меня нырять, он обещал, я помню. К речке дорога исхожена, выжжена и привычна. Пыльные ноги похожи на мамины рукавички. Нынче такая у нас жара - листья совсем как тряпки. Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки. Витька - он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна. Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно. Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели. Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.

Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен. Солнце облизывает конспект ласковыми глазами. Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета. В августе буду уже студент, нынче - ни то, ни это. Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен. Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе. Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме. Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма. Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки, только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше. Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее, мы забираемся на крыльцо и запускаем змея. Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд. Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс. Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу. Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.

Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье. Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле. Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите. Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите. Пусть это будет большой секрет маленького разврата, каждый был пьян, невесом, согрет, теплым дыханьем брата, горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона, все друг при друге - и все одни, живы и непокорны. Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик, Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях. Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки. Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку. Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться. Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...

Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета. Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах. Сонными лапами через сквер, и никуда не деться. Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве. Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу, я начинаю считать со ста, жизнь моя - с единицы. Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене. "Двадцать один", - бормочу сквозь сон. "Сорок", - смеется время. Сорок - и первая седина, сорок один - в больницу. Двадцать один - я живу одна, двадцать: глаза-бойницы, ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку, кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь - на десятом. Десять - кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать. Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять. Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...

Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.

Меня измотала эта игра -
Мне снова пора, мне снова пора,
Я хочу уйти, я хочу к тебе,
Я не знаю, что мне делать, когда я хочу к тебе -
Сделай что-нибудь.
Сделай что-нибудь.
Кожа моя - это я тоже -
Сегодня секс-танцы под сексты луны,
У тебя нет меня, у меня нет кожи -
Прикоснись, и узнаешь, о ком мои сны -
Сделай что-нибудь.

Я опять не знаю, что мне с этим делать,
Мне больно оттого, что мне слишком хорошо,
Это больше, чем я способна стерпеть,
Я могу кричать, я не могу петь.
Это мой шаг через про`пасть - в пропа`сть,
Иллюзия света, коллизии тьмы,
Момент ощущенья пронзительного счастья,
Но мы все за дверями единой тюрьмы.

Час ноль - и я выйду из тела прежде,
Чем оно сумеет прикоснуться к тебе,
Ты будешь танцевать уже не со мной,
Я буду далеко в небе, на дне дождя.
Ныряй в него, найди в нем меня,
Много ли это, и на что похоже?
Не найдешь ничего кроме того,
Что у меня нет кожи.

Смотри, как немыслимо горько плачут
Собаки, похожие на людей,
И серые птицы с человеческими лицами
Роются в помойках в поисках любви.
Мне надо было пройти весь этот путь,
Чтобы плакать кожей - беги как от огня,
Бойся меня, ты заплачешь тоже,
У тебя со мной слишком много меня!

Это мера всех мер, это зверь всех зверей,
Это слёзы всех слёз, я снимаю лицо,
Сквозь стекло лечу в ночь во все стороны света,
А ты идёшь навстречу со всех концов -
Так сделай что-нибудь,
Сделай что-нибудь!
Укажи мне путь - от ночи до трамвая,
Укажи мне путь - ты его знаешь,
Помоги мне найти его, сделай это,
От лета до лета, от рассвета до рассвета!
Помоги им всем, ты это можешь,
А у меня нет кожи...

XXI. ГИМН КРАСОТЕ

Скажи, откуда ты приходишь, Красота?
Твой взор - лазурь небес иль порожденье ада?
Ты, как вино, пьянишь прильнувшие уста,
Равно ты радости и козни сеять рада.

Заря и гаснущий закат в твоих глазах,
Ты аромат струишь, как будто вечер бурный;
Героем отрок стал, великий пал во прах,
Упившись губ твоих чарующею урной.

Прислал ли ад тебя иль звездные края?
Твой Демон, словно пес, с тобою неотступно;
Всегда таинственна, безмолвна власть твоя,
И все в тебе - восторг, и все в тебе преступно!

С усмешкой гордою идешь по трупам ты,
Алмазы ужаса струят свой блеск жестокий,
Ты носишь с гордостью преступные мечты
На животе своем, как звонкие брелоки.

Вот мотылек, тобой мгновенно ослеплен,
Летит к тебе - горит, тебя благословляя;
Любовник трепетный, с возлюбленной сплетен,
Как с гробом бледный труп сливается, сгнивая.

Будь ты дитя небес иль порожденье ада,
Будь ты чудовище иль чистая мечта,
В тебе безвестная, ужасная отрада!
Ты отверзаешь нам к безбрежности врата.

Ты Бог иль Сатана? Ты Ангел иль Сирена?
Не все ль равно: лишь ты, царица Красота,
Освобождаешь мир от тягостного плена,
Шлешь благовония и звуки и цвета!

Mitternacht!

gelächter...
...Mitternacht!

Wenn die Gondeln trauer tragen
und es hallt der Toten Klagen
tief im Nacken das Grauen sitzt

Wenn die Uhr beginnt zu schlagen
kalte, dichte Nebelschwaden
berühr'n dich sacht....
...Mitternacht!

loca in ferna in nocte
loca in ferna in nocte
animae in nebula
..Mitternacht!

media nox obscura nox
crudelitas animarum
campana sonat
duo decies
....Mitternacht!

media nox obscura nox
crudelitas animarum
campana sonat
duo decies
...Miiiitternaaaaacht!

Gefriert das Blut dir in den Adern
schnürt dir die Angst die Kehle zu
hörst du dein Herz und die Glocken
schlagen
ist es Nacht...
...Mitternacht!

loca in ferna in nocte
loca in ferna in nocte
animae in nebula
..Mitternacht!

media nox obscura nox
crudelitas animarum
campana sonat
duo decies
....Miiiitternaaaaaaaacht!

media nox obscura nox
crudelitas animarum
campana sonat
duo decies
....Miiiitternaaaaaaaacht!

media nox obscura nox
crudelitas animarum
campana sonat
duo decies
....Miiiitternaaaaaaaacht!

господи, этой осенью листья падают вверх
дождь разъедает кожу, до души добирается
господи, если ты есть, подари нам смех
без смеха с этой осенью нам не справиться
господи, этой осенью небо падает вниз
прижимая всех нас к земле в слишком низком поклоне
господи, если ты есть, я прошу - появись
и верни наш шарик-землю к себе на ладони
господи, этой осенью нет любви, вся любовь исчезла
сдохла в подворотне у мусорных баков
господи, этой осенью нет надежды
у этой осени горький и мертвый запах.

(с) Хрюха

Запутай его в объятиях…
А я как-нибудь один.
И ночь серебром проклятия
Мне дарит весну из льдин.
Забыли, порвали, нарушили,
Рассыпали хрупким сном.
Да только уже разрушили.
Ты станешь моим дождем?

Ты станешь моим дождем,
Седым незнакомцем не встреченным,
Ладонью своей искалеченной
Прикрыв золотое крыло.
И карты слепые Таро.
На память гадать беспечную.
Не вспомнишь ли бесконечную
Мелодию двух ветров?

Запутай его в объятиях.
Ты нужен ему, не мне.
Мы вечны с тобой…предатели.
А жизнь лишь игра теней.
Забыли, порвали, нарушили.
И поздно уже жалеть.
По сердцу крадется тихая,
Холодная, злая медь.

Ты станешь моим дождем,
Седым незнакомцем не встреченным,
Пустым, безразличным, доверчивым.
Чужим и моим. Все равно.
Ты станешь моим дождем…
Седым. Незнакомцем. Не встреченным…
Ладонью своей искалеченной,
Прикрыв золотое крыло.

(c) Lirr

Я всё теперь приму наполовину.
И, на полсердца наложив печать,
На полувзгляд и полувыстрел в спину
Полуулыбкой буду отвечать.
Полуобман приму на полуверу,
Полуогонь приму на полдуши,
На полбеды отвечу полумерой
И буду скромно доживать в тиши.
Помилуй бог! Как просто и спокойно!
Не надо только принимать всерьез
Обиду, подлость, травлю или бойню,
А также мир надежд, ошибок, грез...
Я буду жить с полухолодной кровью
И ждать багряных листьев к сентябрю.
Я полупьян твоей полулюбовью
И полуверю в то, что говорю…

(c) Андрей Белянин

Some say the devil is dead, the devil is dead, the devil is dead
Some say the devil is dead, and buried in Killarney
More say he rose again, more say he rose again
More say he rose again and joined the British Army

Feed the pigs and milk the cow, and milk the cow, and milk the cow
Feed the pigs and milk the cow, early in the morning
Cock your leg, oh Paddy dear, Paddy dear I'm over here
Cock your leg, oh Paddy dear, it's time to stop your yawning

Some say the devil is dead, the devil is dead, the devil is dead
Some say the devil is dead, and buried in Killarney
More say he rose again, more say he rose again
More say he rose again and joined the British Army

Katie she is tall and thin, she's tall and thin, and tall and thin
Katie she is tall and thin, and like her drops of brandy
Drinks it in the bed each night, drinks it in the bed each night
Drinks it in the bed each night, it makes her nice and randy

Some say the devil is dead, the devil is dead, the devil is dead
Some say the devil is dead, and buried in Killarney
More say he rose again, more say he rose again
More say he rose again and joined the British Army

The wife she has the hairy thing, a hairy thing, a hairy thing
The wife she has the hairy thing, she showed it to me on Sunday
She bought it in the furrier's shop, bought it in the furrier's shop
She bought it in the furriers's shop, it's going back on Monday

Some say the devil is dead, the devil is dead, the devil is dead
Some say the devil is dead, and buried in Killarney
More say he rose again, more say he rose again
More say he rose again and joined the British Army

My one's over six feet tall, six feet tall, six feet tall
My one's over six feet tall, she likes the sugar candy
Goes to bed at six o'clock, goes to bed at six o'clock
Goes to bed at six o'clock, she's lazy, fat and dandy

Some say the devil is dead, the devil is dead, the devil is dead
Some say the devil is dead, and buried in Killarney
More say he rose again, more say he rose again
More say he rose again and joined the British Army

Народная ирландская песенка

Мы по всей земле кочуем,
На погоду не глядим.
Где придется заночуем,
Что придется поедим.
Театральные подмостки
Для таких как мы бродяг,
Свежеструганные доски,
Занавески на гвоздях.

Мы бродячие артисты,
Мы в дороге день за днем.
И фургончик в поле чистом,
Это наш привычный дом.
Мы великие таланты,
Но понятны и просты.
Мы певцы и музыканты,
Акробаты и шуты.

Никогда не расстаются
С нами музыка и смех.
Если зрители смеются,
Значит празднуем успех.
Мы приедем, мы уедем,
Летом, осенью, зимой,
И опять приснится детям
Наш вагончик расписной.

Мы бродячие артисты,
Мы в дороге день за днем.
И фургончик в поле чистом,
Это наш привычный дом.
Мы великие таланты,
Но понятны и просты.
Мы певцы и музыканты,
Акробаты и шуты.

Мы бродячие артисты,
Мы в дороге день за днем.
И фургончик в поле чистом,
Это наш привычный дом.
Мы великие таланты,
Но понятны и просты.
Мы певцы и музыканты,
Акробаты и шуты.

Мы бродячие артисты,
Мы в дороге день за днем.
И фургончик в поле чистом,
Это наш привычный дом.
Мы великие таланты,
Но понятны и просты.
Мы певцы и музыканты,
Акробаты и шуты.

Мне не нужно победы, не нужно венца.
Мне не нужно губ ветра, чтоб дойти до конца.
Мне б весеннюю сладость, да жизнь без вранья.
Ох, Самара, сестра моя.

Как по райскому саду ходят злые стада.
Ох измена, засада, да живая вода.
Наотмашь по сердцу, светлым лебедем в кровь.
А на горке Владимир, а под горкой Покров.

Бьется солнце о тучи над моей головой.
Я наверно везучий, раз до сих пор живой.
А над рекой кричит птица, ждет милого дружка.
А здесь белые стены, да седая тоска.

Что ж я пьян, как архангел с картонной трубой.
Как на черном - так чистый, как на белом - рябой.
А вверху летит летчик, беспристрастен и хмур.
Ох, Самара, сестра моя, Кострома mon amour.

Я бы жил себе трезво, я бы жил не спеша.
Только хочет на Волгу живая душа.
Сарынью на кичку разогнать эту смурь.
Ох, Самара, сестра моя, Кострома mon amour.

Мне не нужно победы, не нужно венца.
Только стыдно всем стадом прямо в царство отца.
Мне б резную калитку, кружевной абажур.
Ох, Самара, сестра моя, Кострома mon amour.

Вчера мне приснилось, что сердце мое не болит...
Оно колокольчик фарфоровый в желтом Китае,
На пагоде пестрой висит и приветно звенит,
В эмалевом небе дразня журавлиные стаи.

А кроткая девушка в платье из красных шелков,
Где золотом вышиты осы, цветы и драконы,
С поджатыми ножками смотрит без мысли, без слов,
Внимательно слушая легкие, легкие звоны.

Н. Гумилев

Ночь пришла, барабанит дождь в окно
Город спит, и планеты спят давно
Заведём часы, чтобы нам не проспать
Чтобы посмотреть, как на Млечный Путь кот выходит погулять опять

Мы с тобой..
На разных планетах..
Быть может встретимся, увидимся, влюбимся где-то..
Мы с тобой..
На разных планетах..
Быть может встретимся, увидимся, влюбимся где-то..

Всё, что было с нами, обычными словами не описать
Сколько звёзд на этом небе, - не сосчитать
Заведём часы, чтобы нам не проспать
Чтобы мы смогли по Млечному Пути гулять опять

Мы с тобой..
На разных планетах..
Быть может встретимся, увидимся, влюбимся где-то..
Мы с тобой..
На разных планетах..
Быть может встретимся, увидимся, влюбимся где-то..

Dori me interimo adapare dori me
Ameno ameno lantire lantiremo dori me
Ameno omenare imperavi ameno
Dimere dimere mantiro mantiremo ameno

Omenare imperavi emulari ameno
Omenare imperavi emulari ameno

Ameno ameno dore ameno dori me ameno dori me
Ameno dom dori me reo ameno dori me ameno dori me dori me am

То не Муза воды набирает в рот.
То, должно, крепкий сон молодца берёт.
И махнувшая вслед голубым платком
Наезжает на грудь паровым катком.

И не встать ни раком, ни так словам,
Как назад в осиновый строй дровам.
И глазами по наволочке лицо
Растекается, как по сковороде яйцо.

Горячей ли тебе под сукном шерсти
Одеял в том садке, где - Господь прости -
Точно рыба - воздух, сырой губой
Я хватал то, что было тогда тобой?

Я бы заячьи уши пришил к лицу,
Наглотался б в лесах за тебя свинцу,
Но и в черном пруду из дурных коряг
Я бы всплыл пред тобой, как не смог "Варяг".

Но, видать, не судьба, и года не те.
И уже седина стыдно молвить - где.
Больше длинных жил, чем для них кровей,
Да и мысли мертвых кустов кривей.

Навсегда расстаёмся с тобой, дружок.
Нарисуй на бумаге простой кружок.
Это буду я: ничего внутри.
Посмотри на него - и потом сотри.

Иосиф Бродский

Вот перед тобою Парус скальный
Север, Юг, и Запад, и Восток.
Не думал он, что скалолаз начальный
Излазит его вдоль и поперек.


Припев:
Вспомни , товарищ, лагерь под скалой,
Ласковое море и палящий зной,
Чтобы не боятся, чтоб идти вперед,
Чтоб сюда вернуться через год.
Ты пришел с подъема запыленный,
Кашу с наслажденьем поглощал,
Чуть усталый и чуть-чуть влюбленный,
Песен много пел и мало спал.

Припев:
Вспомни , товарищ, лагерь под скалой,
Ласковое море и палящий зной,
Чтобы не боятся, чтоб идти вперед,
Чтоб сюда вернуться через год.
Друг скажи: "А где твоя панама?"
Или долбанем по чесночку
Всем друзьям на свете скажем прямо
Не скучайте на своем веку.

Припев:
Вспомни , товарищ, лагерь под скалой,
Ласковое море и палящий зной,
Чтобы не боятся, чтоб идти вперед,
Чтоб сюда вернуться через год.

Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.

Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
Черный человек,
Черный, черный,
Черный человек
На кровать ко мне садится,
Черный человек
Спать не дает мне всю ночь.

Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.
Черный человек
Черный, черный!

"Слушай, слушай, -
Бормочет он мне, -
В книге много прекраснейших
Мыслей и планов.
Этот человек
Проживал в стране
Самых отвратительных
Громил и шарлатанов.

В декабре в той стране
Снег до дьявола чист,
И метели заводят
Веселые прялки.
Был человек тот авантюрист,
Но самой высокой
И лучшей марки.

Был он изящен,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою.

Счастье, - говорил он, -
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души
За несчастных всегда известны.
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные
И лживые жесты.

В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжелых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым -
Самое высшее в мире искусство".

"Черный человек!
Ты не смеешь этого!
Ты ведь не на службе
Живешь водолазовой.
Что мне до жизни
Скандального поэта.
Пожалуйста, другим
Читай и рассказывай".

Черный человек
Глядит на меня в упор.
И глаза покрываются
Голубой блевотой, -
Словно хочет сказать мне,
Что я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло
Обокравший кого-то.
. . . . . . . . . . . .

Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.

Ночь морозная.
Тих покой перекрестка.
Я один у окошка,
Ни гостя, ни друга не жду.
Вся равнина покрыта
Сыпучей и мягкой известкой,
И деревья, как всадники,
Съехались в нашем саду.

Где-то плачет
Ночная зловещая птица.
Деревянные всадники
Сеют копытливый стук.
Вот опять этот черный
На кресло мое садится,
Приподняв свой цилиндр
И откинув небрежно сюртук.

"Слушай, слушай! -
Хрипит он, смотря мне в лицо,
Сам все ближе
И ближе клонится. -
Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так ненужно и глупо
Страдал бессонницей.

Ах, положим, ошибся!
Ведь нынче луна.
Что же нужно еще
Напоенному дремой мирику?
Может, с толстыми ляжками
Тайно придет "она",
И ты будешь читать
Свою дохлую томную лирику?

Ах, люблю я поэтов!
Забавный народ.
В них всегда нахожу я
Историю, сердцу знакомую, -
Как прыщавой курсистке
Длинноволосый урод
Говорит о мирах,
Половой истекая истомою.

Не знаю, не помню,
В одном селе,
Может, в Калуге,
А может, в Рязани,
Жил мальчик
В простой крестьянской семье,
Желтоволосый,
С голубыми глазами...

И вот стал он взрослым,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою"

"Черный человек!
Ты прескверный гость.
Это слава давно
Про тебя разносится".
Я взбешен, разъярен,
И летит моя трость
Прямо к морде его,
В переносицу...
. . . . . . . . . . . . .

...Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один...
И разбитое зеркало...

-- А память
из чего она состоит
как она выглядит
и какой потом обретает вид
эта память
Возможно когда-то для воспоминаний
об отдыхе она была вся зеленая
а теперь кровавого цвета корзина плетеная
с махонькой внутри убиенной вселенной
и наклейкой снаружи со словом Верх
и со словом Низ
и с надписью Не бросать
большущими красными буквами
или синими
или же фиолетовыми
кстати почему бы не фиолетовыми
а то и малиново-бурыми
потому что теперь я могу выбирать.

(c) Жак Превер [Jacques Prevert]