Евгению Рейну, с любовью

Плывет в тоске необьяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.

Плывет в тоске необьяснимой
пчелиный ход сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.

Плывет в тоске необьяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необьяснимой.

Плывет во мгле замоскворецкой,
пловец в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на желтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не обьясняя.

Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних
и пахнет сладкою халвою,
ночной пирог несет сочельник
над головою.

Твой Новый год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необьяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.

28 декабря 1961

Говорят, что в Петербурге
по ночам приходит ангел,
он слетает незаметно.
Люди думают, что это
хлопья инея упали
с проводов на край канала,

но когда в глухую полночь
будешь долго, долго плакать,
слушать лед новоголландский,
в полночь, на мосту, когда ты
потеряешь все, что было,
в полночь перед днем рожденья,
ты услышишь, замерзая,
легкий звук высокой флейты,
шорох каблучка по снегу, —
это ангел Катерина
в перезвоне перекрестков,
ледяных и пустотелых.

Это ангел Катерина,
это легкое дыханье
февраля, вина и пены.
Это легкий звон стаканов,
леденеющих и хрупких,
это ангел Катерина.
Он приходит ниоткуда,
он проносится по скверам,
фонари преображая.

Легкий ангел Петербурга,
он летит над гулким небом
вместе с дымом сигареты —
он растает, незаметно
одарив тебя надеждой,
это ангел Катерина.

Это ангел Катерина.
Колокольчиком нежданным,
в ледяных февральских бусах,
легкий ангел Петербурга.

My body, My hand
My heaven, My land
My guardian angel is mine

And you say…
My dreams, My head
My sex, My bed
And it's my Corona with lime

And then I say ..
Maybe we could divide it in two
Maybe my animals live in Your Zoo

And You say..
My head, My frown
My kingdom, My crown
My palace and court is mine

And You say..
My lights, My show
My years to grow
The time that I spend is fine

And then I say ..
Maybe we could divide it in two
Maybe my animals live in Your Zoo
And then I say ..
Maybe
Maybe I'm in love with You…

But You say…
My coat, My hat
My bones, My fat
My zipper is shut by me

And You say..
My Skin, My blood
My devil, My God
My freedom is what You see

But then I say
Maybe we could divide it in two
Maybe my animals live in Your Zoo
Then I say
Maybe
Maybe I'm in love with You….

But then I say
Maybe we could divide it in two
Maybe my animals live in Your Zoo
Then I say
Maybe
Maybe I'm in love with You….

My begining, My end
My nuclear bomb to pretend…..

My begining, My end
My nuclear BOMB

«Просьба не разговаривать и не смеяться громко.»

Альфред Бестер «Человек без лица»

Он устает, конечно, but nothing special,
Молод, а дослужился уже
До вице-
Да, он успешен, конечно,
Он так успешен,
Что не находит времени
Удавиться.

Вечером он заходит, находит столик,
Просит "мне как всегда, но в двойном размере",
Так и сидит один и уходит только,
Если его выгоняет Большая Мэри
Или не Мэри, но Анна
По крайней мере,
К Вере и Сью он относится крайне стойко.

Да он успешен, он, черт возьми, успешен,
Днем бесконечно пашет, а ночью пишет,
Только глаза закроет, как сразу слышит,
Что из углов выходят, как на поверке,
Тотчас все эти армии черных пешек,
Все эти тетки с боками прогорклых пышек,
Те, кого он придумал, стоят и дышат,
Дышат и плачут. Он поднимает веки.

Слышь,- говорит одна - с добрым утром, отче,
Вот - говорит, посмотри, я измяла платье,
Оно мне стоило тысячи дальнобоев,
Один меня полюбил - отпускал в слезах аж.
Папа, - говорит, - я устала очень
Мне надоело быть этой старой блядью,
Этой звездой просроченного Плейбоя
Папа, я хочу на горшок и замуж.

Другой хватает его и кричит: "Всю зиму
Я обивал пороги ее парадных,
Я одевался так, как она просила,
Я уже сто страниц не курю ни крошки.
Слышишь, будь мужиком, не тяни резину,
Слышишь, давай, придумай меня обратно,
И напиши туда, где она простила,
Я ее никогда, никогда не брошу."

Третий говорит: "Вот тебе приспичит,
Тебя прикольнет, порадует, позабавит,
Тебе наверное весело. Мне вот грустно..."

Он открывает пачку, ломает спичку,
С третьей он прикуривает, зубами
Стискивает муншдтук до глухого хруста.

Он говорит: "Хотите мятных пастилок?"
Гладит их плечи, сжавшиеся в комочек,
Гладит их платья, севшие из-за стирок.
Шепчет, касаясь губами холодных мочек,
Я не могу, не могу не могу спасти вас,
Я не могу, не могу, не могу помочь вам,

Я не могу, не могу, не умею, хватит,
Надо было вас всех убивать в начале..."

Жена выходит из спальни в одном халате,
Хмурится: "Я услышала - здесь кричали..."

Он обнимает ее и целует в самый
Краешек губ и тихо легко смеется.
Он чувствует, как внутри у ней сердце бьется.

Мэри они придумали вместе с Анной.
От Мэри ему сегодня не достается.

(c) izubr

В тот час, когда в приличных домах свет погас,
В тот час, под светом звездных сияющих глаз.
Они встречаются в кафе "Экипаж",
Ее обычно провожает некий паж.
Они говорят: "Привет" и начинают джаз.

Не для тех, чье тело рядом, а душа вдалеке,
И не для тех, кто эту ночь смакует в каждом глотке, -
Она поет все песни только ему
И знает, что ему все это ни к чему -
Его ждет девочка с васильками в венке.

Пой песню, пой свою песню, пой,
А я могу только петь с тобою.
Пой песню, пой свою песню, пой,
Я оставляю тебя в покое.
Ты знаешь, не могу я отвести глаз,
Когда ты обнимаешь свой контрабас
Рукою,
Но мне на память
Остается лишь наш общий джаз.

Допев, они садятся за столик у окна.
В окно, как полагается, смотрит луна
И гладит тоненьким нетвердым лучом
Ее боа, его двойной бурбон со льдом
И лед, что целуется с его обветренным ртом.

Огонек сигареты, что дымится в руке,
По сравнению с ней кажется живым существом.
Она печалится, что он слишком молод,
И хочет быть с ним неразлучной, как серп и молот, -
С тем, кто ушел с девочкой с васильками в венке.

Ирина Богушевская

И лампа не горит,
и врут календари,
И если ты давно хотела что-то мне сказать,
То говори.
Любой обманчив звук.
Страшнее тишина,
Когда в самый разгар веселья падает из рук
Бокал вина.
И чёрный кабинет,
И ждёт в стволе патрон.
Так тихо, что я слышу, как идёт на глубине
Вагон метро.
На площади полки.
Темно в конце строки.
И в телефонной трубке эти много лет спустя
Одни гудки.
И где-то хлопнет дверь,
И дрогнут провода.
Привет! Мы будем счастливы теперь
И навсегда.
Привет! Мы будем счастливы теперь
И навсегда.

Та, что была со мной,
где ты теперь?...
На другой полосе..
Если можно вместе все...
Доковылял домой
недавно вроде бы,
на работе я, на охоте ты...
Спорю с самим собой - чудак,
ну давай дружить..
как-то надо же жить,
хлеб жевать, воду пить,
болеть, глотать драже,
комментить твой ЖЖ,
настроение держать на 8ом этаже...

Знать бы хотя бы где ты, с кем ты...
тепло ли там, на твоей планете?
Слать бы тебе конверты, как Кай Герде
кубики изо льда прямиком в никуда...
Знать бы хотя бы, с кем ты, да как ты...
Честно кормлю кота, поливаю кактус..
В гости к тебе идти по парапету..
и не верить бреду, что тебя нету...

Хочешь знать, как живу?
Отпусти тетиву..
Наберу и сотру..
напишу и порву..
Все..на так себе..лучше..неплохо...
плыву на плаву...
нет назад не прошусь,
зазвонит - не проснусь..
с кем встречаешь весну?
кто приходит во сне?
извини, но я - нет.
не вернуть этих лет.
вот опять этот бред..
все, спокойной...
Привет!

Бернард пишет Эстер: «У меня есть семья и дом.
Я веду, и я сроду не был никем ведом.
По утрам я гуляю с Джесс, по ночам я пью ром со льдом.
Но когда я вижу тебя – я даже дышу с трудом».

Бернард пишет Эстер: «У меня возле дома пруд,
Дети ходят туда купаться, но чаще врут,
Что купаться; я видел все - Сингапур, Бейрут,
От исландских фьордов до сомалийских руд,
Но умру, если у меня тебя отберут».

Бернард пишет: «Доход, финансы и аудит,
Джип с водителем, из колонок поет Эдит,
Скидка тридцать процентов в любимом баре,
Но наливают всегда в кредит,
А ты смотришь – и словно Бог мне в глаза глядит».

Бернард пишет «Мне сорок восемь, как прочим светским плешивым львам,
Я вспоминаю, кто я, по визе, паспорту и правам,
Ядерный могильник, водой затопленный котлован,
Подчиненных, как кегли, считаю по головам –
Но вот если слова – это тоже деньги,
То ты мне не по словам».

«Моя девочка, ты красивая, как банши.
Ты пришла мне сказать: умрешь, но пока дыши,
Только не пиши мне, Эстер, пожалуйста, не пиши.
Никакой души ведь не хватит,
Усталой моей души»...

(с) Верочка Полозкова

Из небесных ладоней января просыпается манна
На оковы твои, на потерянный дом.
Кто блуждал по пустыне сорок лет, оказался обманут,
И остался рабом, и остался рабом.
Зачарованным Каем на снегу бьюсь над проклятым словом.
Расцветает ли роза, мой сеньор, нынче в вашем окне?
Кто натаскивал гончих, мой сеньор, в ожидании лова?
Кто останется бел там, где праведных нет?

Но были ранее мы с тобой одно.
Я твоими руками бью хрусталь.
Я твоими губами пью вино,
Я твоими глазами вижу сталь
Прополосканных ветром плащаниц.
Кровь рассвета, как рана на груди,
Припорошена пеплом
Сизокрылых синиц.

Коронованный пламенем, лети. Стало белое алым.
Медный колокол дня докрасна разогрет.
Проиграв королевство, мой сеньор, не торгуются в малом
На последней заре, на последней заре.
Это сладкое слово, мой сеньор, было вовсе не "вечность".
Смерть поставила парус, мой сеньор, на своем корабле.
Вы же поняли тайну, мой сеньор, вы составили "верность"
И дождетесь меня на библейской земле.

Там, где были с тобою мы одним,
Я твоею рукой сжимаю стяг.
Твоим горлом кричу "Иерусалим!",
Я твоими глазами вижу знак
На нагих и молчащих небесах,
Где сияет, открытый всем ветрам,
Опрокинутой чашей
Наш нетронутый храм.

Лора Бочарова (Лора Провансаль)

Si Dieu nous fait а son image
Si c’etait sa volonte
Il aurait du prendre ombrage
Du malin mal habite
Qui s'immisce et se partage
L'innocence immaculee
De mon ame d'enfant sage
Je voudrais comprendre.

De ce paradoxe
Je ne suis complice
Souffrez qu'une autre
En moi se glisse.
Car sans logique
Je me quitte
Aussi bien satanique
Qu'angelique.

Si chaque fois qu'en bavardages
Nous nous laissons deriver
Je crois bien que d'heritage
Mon silence est meurtrier.
Vous me decouvrez blafarde
Fixee а vos yeux si tendres
Je pourrais bien par megarde
D'un ciseau les fender.

De ce paradoxe
Je ne suis complice
Souffrez qu’une autre
En moi se glisse.
Car sans logique
Je me quitte
Aussi bien satanique
Qu'angelique.

======================

Если Бог создал нас по своему образу и подобию,
Если это было его желание,
Он должен был бы беспокоиться,
Чтобы в нас было меньше от дьявола,
Который вмешивается и раздирает
Незапятнанную невинность моей души
И детскую мудрость,
Я хотела бы это понять.

Этого парадокса
Я не понимаю.
Смиритесь, что во мне есть
И темная сторона.
Поскольку нелогично,
Что во мне остается
Столько же дьявольского,
Сколько и ангельского.

Хотя каждый раз,
Когда мы болтаем,
Мы позволяем себе проявлять пассивность,
Я уверена, что
Моё молчание убивает.
Вам кажется, что я слабая,
Это застыло в ваших столь нежных глазах,
А я могла бы их вам нечаянно выколоть ножницами.

Этого парадокса
Я не понимаю.
Смиритесь, что во мне есть
И темная сторона.
Поскольку нелогично,
Что во мне остается
Столько же дьявольского,
Сколько и ангельского.

Панихида по апрелю состоялась в сентябре -
Плакали трамваи на изгибах рельсов,
В кружки наливали погребальную песню,
Тесно было порознь, пусто было вместе

В сентябре.
В сентябре.
В сентябре.
В сентябре.

Панихида по поминкам, панихида после тризны
С половинкою просвирки от причастия ночью,
От причастия любовью, от крещения кровью,
От прощения водой до счастья новой жизни

В сентябре.
В сентябре.
В сентябре.
В сентябре.

Упокой, Господь, наш прошедший год -
Мы дышали через сердце, мы наделали ошибок,
Предавались гордыне, подавали нищим тыщи,
Говорили много слов, но невпопад и не про то

В сентябре.
В сентябре.
В сентябре.
В сентябре.

Мы любили глазами, и глаза были невинны,
Наши песни были злы, дороги неисповедимы,
Мы пришли с революцией горького детства,
Вместо марша распевая ля-мажорную мессу

В сентябре.
В сентябре.
В сентябре.
В сентябре.

Нам хотелось всех любить и танцевать на площадях,
Умереть в момент экстаза сразу после слова "амен",
Нам так больно было плакать о прошедших днях,
Что прохожим мы бросали то цветы, то камни

В сентябре.
В сентябре.
В сентябре.
В сентябре.

09.94.

Я здесь - ты там
В наших окнах разное небо,
В темном небе два ярких следа -
Это наша нежность искрит в проводах.

Я здесь - ты там
В наших пальцах сжатая воля,
Наша нежность смешана с болью,
Что застыла в тусклых зрачках навсегда.

Я здесь - ты там
С циферблата падают стрелы,
Тишина безумные трели
Нам выводит в такт стучащим вискам.

Я здесь - ты там
На земле распяты, как тени,
Мы, бессильно пав на колени,
Ловим дрожь друг друга сквозь толщу песка…

(c) Юлия Балабанова
Март 1999г.

По улице моей, который год
Слышны шаги - мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
Той темноте за окнам и угоден.

О, одиночество! Как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным
Как холодно ты замыкаешь круг,
Не внемля увереньям бесполезным.

Дай стать на ципочки в твоем лесу.
На том конце замедленного жеста
Найти листву и поднести к лицу
И ощутить сиротство, как блаженство.

Даруй мне тишь твоих библиотек,
твоих концертов строгие мотивы.
И, мудрая, я позабуду тех,
кто умерли или доселе живы.

И я познаю мудрость и печаль
Свой тайный смысл откроют мне предметы.
Природа, прислонясь к моим плечам,
откроет свои детские секреты.

И вот тогда, из слез, из темноты
Из бывшего невежества былого
Друзей моих, прекрасные черты
появятся и растворятся снова.

...Но я успею,
У меня есть крылья.
Их плохо видно,
Под смертной пылью,
Но я умею летать...

в омуты, в броды.
В посветы, в грозы,
В петлю из солнца.
Вскачь, в черноту.
В чахлые счеты
Веры и рвоты,
В дым сигареты,
Словно в свечу.

Хочет хоть кто-то
Укрыть меня пледом
Или на ночь,
Иль навсегда.
Может хоть кто-то
Смирить меня с небом?
Может быть, нет.
А может быть, да.

Думы, как трели.
Думы-перины
И тамбурины судьбы.
Как тамбура.
И параллели комьями глины
Слепою кобылою
К свету костра.

Но хочет хоть кто-то
Укрыть меня пледом
Или на ночь,
Иль навсегда.
Может хоть кто-то
Сравнить меня с небом?
Может быть, нет,
А может быть, да.

Славные бесы.
Чумазые боги,
Слезы-занозы кровью с лица.
Снова колеса, снова дороги,
Только луна, как шоссе, без конца.

Хочет хоть кто-то
Укрыть меня пледом
Или на ночь,
Иль навсегда.
Может хоть кто-то
Смирить меня с небом?
Может быть, нет,
А может быть, да.
Может хоть кто-то
Сравнить меня с небом?
Может быть, нет,
А может быть, да.

1998 г.

Засыпай, до рассвета осталось чуть-чуть,
Ты устала, и надо поспать.
Уходи в царство снов, обо всем позабудь,
И душа перестанет страдать.

Лунный свет из окна на холодных камнях
Потускневшим блестит серебром...
Засыпай, пусть уйдут от тебя боль и страх,
И неважно, что будет потом.

Пусть приснится тебе голубая река,
Кони в сумерках на берегу,
И дорога, что лентой уходит в закат —
Я чудесный твой сон сберегу.

Не тревожься, пусть снятся тебе острова
Из цветов в океане травы,
Пусть сплетаются в песню простые слова —
Песню леса и новой листвы.

Первый раз я жалею, что я не колдун —
Я бы в птицу тебя превратил,
И отправил туда, где тебя не найдут,
От врагов и от смерти укрыл.

Но сейчас я могу только песню сложить,
Подарить тебе дивные сны...
Остается недолго на свете нам жить,
Мы сейчас так друг другу нужны!

Я вплету в твои сны отражения звезд
Из серебряной чаши с водой.
Ты пройдешь по дорогам видений и грез,
Что волшебной встают чередой.

Но светлеет восток, и исчезла луна,
Гаснут звезды в небесной дали...
Скрип замка разобьет мир волшебного сна.
Просыпайся, за нами пришли...

(с) Тэм (Наталья Новикова)

Они приходя к нам когда
У нас в глазах не видно боли.
Но боль пришла - их нету боле,
В кошачьем сердце нет стыда
Смешно, не правда ли, поэт
Их обучать домашней роли.
Они бегут от рабской доли,
В кошачьем сердце рабства нет.
Как не мани, как не зови,
Как не балуй в уютном холе,
Единый миг - они на воле.
В кошачьем сердце нет любви!

Марина Цветаева

Женщина-кошка не ползает ночью по крышам,
Не носит кожу и не машет черным хлыстом.
Женщина-кошка не ищет место повыше,
Ей больше нравится столик, тот, что рядом с окном.

Женщина-кошка сидит в своем офисном кресле,
Делает вид, что занята, и тихо мечтает поспать,
Женщине-кошке все вокруг интересно,
И в то же самое время, в принципе, наплевать.

Женщина-кошка не ищет добра у начальства,
живя по принципу "не просите, и так все дадут",
женщина-кошка знает, что значит "счастье" -
свернуться клубочком и создавать уют.

Женщина-кошка не ловит мышек и мошек,
женщина-кошка не служит злу и добру,
Женщина-кошка любит безумно кошек,
И те ее любят - видимо, чуют сестру.

Женщина-кошка носит штаны и футболки,
Женщина-кошка сильная, но очень ранима притом,
И каждое утро, сшибая будильник с полки
В следующей жизни мечтает снова родиться котом...

(c) lady_dara (ссылка отсюда...)

похоже, на одну безумную
в моих тайнах теперь стало больше.
я на улыбку сонную
отвечу тебе не дольше,
чем смерть на десятки путников,
встречающихся в метро,
балансы секунд развеянных,
таким воoбще всё равно..

мой голод настолько властен,
что соль смогла бы есть ложками,
и стоны разбитых истин,
скребутся дикими кошками.
мудрее в вечной агонии,
мне нужно всего лишь тело,
контракт на отсутствие нежности,
Любовь?....уже надоела.

(с) не помню чье