* Если хотите нажить себе врагов, спорьте и доказывайте свою правоту во что бы то ни стало.
* Есть один великолепный способ настроить человека против себя - дать ему понять, насколько вы хороши по сравнению с ним.
* Стадный инстинкт даёт ощущение безопасности, но в корне обрубает зачатки индивидуальности.
* Не бойся выглядеть немодным - бойся выглядеть смешным. (с)
* Мы живём прежде всего для себя и никому ничего не должны и ничем не обязаны.
* Позвольте себе быть несовершенным и делать ошибки. Если вы сами себе не разрешите делать ошибки, то и от других тоже не дождётесь разрешения.
* Каждый ошибается - и дурак, и умный. (с)
* Не хлопайте прежней дверью, не сжигайте мосты, будьте очень осторожны и расчётливы.
* Принимайте любые неудачи как должное. Всё не может идти абсолютно гладко.
* Не поддавайтесь чужому влиянию. Верьте в себя.[300x204]
* В бытовом общении важно не то, насколько вы интересны, а то, насколько вы подходите данному человеку для отношений.
* Все люди прежде всего заняты собой и отношением других людей к своей персоне. А своим отношением к другим - в последнюю очередь.
* Если вас в чём-то пытаются незаслуженно обвинить или приписать чужие качества, задайте себе вопрос, нет ли у самого обвинителя того же, что он пытается навесить на других.
* Люди, как правило, смутно представляют, чего они желают всей душой, но очень хорошо знают, чего хотят избежать.
* Каяться в своих ошибках и грехах - то же самое, что выпячивать свои достоинства и достижения.
* Если предмет вашего осуждения не сделал конкретно вам ничего плохого, значит, не вам его обвинять.
* В большинстве случаев вы понятия не имеете, что побудило человека поступить именно так. Может на его месте у вас получилось бы ещё хуже?
[315x210]* Явное выражение своего превосходства не принесёт ничего, кроме неприязни окружающих.
* Желая добиться взаимности, надо просто любить, а не стараться быть любимым.
* Сравнивая себя с другими, вы позволяете им взять право иметь над вами превосходство. Заметьте, вы сами отдали им это право, позволили другим полагать, что они лучше вас.
* Слова, произнесённые вслух, - просто сотрясение воздуха, слова про себя - вообще ничто, а вера - это мощная энергия, хоть её и не слышно.
* Стремитесь больше наблюдать, чем контролировать. Отказавшись от контроля, вы получите ещё больший контроль над ситуацией, чем имели раньше.
* Если человек говорит неправду, его глаза норовят уйти вправо. Руки делают непроизвольные неконтролируемые движения.
Легкий ветерок колышет короткие пряди её каштановых волос.
Усталость сменилась счастливой радостью покорения очередного рубежа – она на вершине.
Серые глаза сияют очаровательным блеском.
Виктор не может оторвать своего взгляда от этой изумительной улыбки исходящей из глубины её готового вырваться и улететь к облакам сердца.
Извилистая тропа, огороженная перилами, и изобилующая площадками для отдыха, с лавочками и столиками, постоянно возвращающимся зигзагом, ведет к древнему замку на вершине горы, время от времени скрывающемуся в белоснежных облаках.
- А давай пойдем напрямую – предлагает Виктор, указывая на узкую тропинку, теряющуюся между деревьев.
- Давай, только я хочу пить.
Виктор подает Аленке бутылку с водой.
- Только глоток. Если хочешь подняться, нельзя много пить.
Аленка прикладывается к бутылке и, не отрываясь, пьет.
- Я же сказал глоток! – говорит Виктор, грубо вырывая из рук бутылку. - Больше не получишь,. – и, взяв Аленку за руку, ведет ее по тропе.
Тропа резко уходит вверх. Цепляясь одной рукой за ветки деревьев, другой постоянно помогая Аленке, Виктор карабкается к вершине.
- Давай передохнем, я устала и снова хочу пить.
- Давай. Но воды я тебе не дам, ты не хочешь меня слушать – говорит Виктор, расстегивая сумку и протягивая бутылку.
– Если хочешь пить, сделай всего глоток.
- Почему? – обижается Аленка, - Тебе, что воды жалко?
- Не жалко. Просто нельзя много пить.
На пол пути Аленка почти выдохлась, тропа явно была проложена не туристами. Тропа то обрываясь, то упираясь в скалистую стену, которую приходилось обходить, в конце концов, пропала совсем.
Виктор уже жалел о необдуманном предложении. Он и сам изрядно вымотался и хотел пить, но воды осталось совсем мало, Виктор берег ее для Аленки. Одно дело идти одному, совсем другое тащить в гору новичка не знающего еще, что такое подъем по горной тропе. Хотя Аленка была отнюдь не неженкой, но для гор она была новичком, которому явно не хватало выносливости. Виктор изо всех сил пытался облегчить Аленке подъем, порой резкостью пытаясь отвлечь ее сознание от возникающих вдруг трудностей.
Аленка не ныла, шла за ним, но на ее лице были написаны все ее мысли. Резкость Виктора раздражала, но больше всего раздражала собственная слабость и дурацкая беспомощность, а еще то, что Виктор не такой уж сильный, каким пытался казаться. Она видела, как он устал, но отступать было уже поздно. Спускаться вниз по тропе без специального снаряжения было опасно и сложно. Аленка, не понимая, просто чувствовала это, каким-то своим чутьем. Она шла, всецело положившись на него, уже не обижаясь на скупые глотки воды, на неоправданную грубость Виктора, и не обращая внимания на жару и усталость…
Со смотровой площадки на крыше древнего замка был виден весь город, разделенный узенькой голубой ленточкой реки в кольце гор сверкающих снежными вершинами в лучах послеобеденного солнца.
Аленка, скрестив ноги, сидела на парапете. Виктор, любуясь ею, стоял рядом, не выпуская из своей руки ее руку. С парапета до земли было метров пятьсот, а ширина парапета не более полуметра.
Внезапно налетевший ветер окунул их в молоко облака, сквозь которое что-то вспыхнуло и тут же оглушило их резким раскатом грома. Внезапно начавшаяся гроза полыхала повсюду. Вместе с грозой начался ливень. Они убегали со смотровой площадки от молний, и внезапного ливня. А потом укрывшись в уютном ресторане замка, пили чай, пытаясь согреться.
Виктор любил грозу. Она уже не раз заставала его в горах, но эта гроза была самой яркой и самой трогательной в его жизни, она пугала Аленку, а ее огромные серые глаза, выдававшие страх и закипающий в крови адреналин, делали ее необычайно красивой.
Когда, вылившись коротким летним ливнем, облако рассеялось, Они увидели, как селевые потоки несутся с грохотом вниз, к подножью горы, сметая все на своем пути.
Снова сияло солнце, умытое и обновленное, в его лучах вспыхнула двойная радуга, нависшим над городом мостом, соединяя снежные вершины гор. И снова Виктор любовался, сверкающими в улыбке глазами Аленки бережно взяв протянутую, руку…
Яркие вспышки молний, сопровождаемые оглушительными взрывами грома, и короткий летний ливень настигают нас у самого въезда в десятикилометровый тоннель. Десять минут в неоновом свете катофотов и мы по другую сторону Альп. Впереди огромный убегающий мост радуги, перекинувшийся через ущелье. Мы пытаемся его догнать на скорости сто пятьдесят миль, а он манит, завораживает и убегает…
Радуга - каждый раз разная, но всегда завораживающая, ошеломляющая и очаровывающая не только взор, но и душу. Увидевший ее однажды, уже никогда не сможет забыть нежной прелести мимолетного фантома. Она возникает настолько неожиданно, и так же неожиданно растворяется, что кажется, это созданное тобой, в недрах души видение - частица прекрасных душ слившихся воедино.
Радуга растворяется, а ты остаешься наедине со своими чувствами, мыслями, впечатлениями. Остаешься один на один со своей душой, своей грустью, и своими мыслями…
Мост из радуги растворился в воздухе, а впереди, разлившись по всему небу, вспыхнул ярко-красный закат. Солнце, как в колыбели, качалось на морских волнах…
Может быть, завтра ты вновь увидишь радугу, омытую дождем, яркую и прекрасную, а может случиться и так, что уже никогда в жизни тебе ее не встретить. Когда растворяется в воздухе последний ее отблеск, в наши души забирается грусть и разочарование. Когда разгорается закат, возникает ощущение быстротечности нашего короткого века…
Любовь – подобно радуге рождается из ничего и исчезает бесследно, оставляя в наших душах нежность с грустью, очарование с тоской, надежду с печалью.
Завтра, с рассветом, кто-то вновь встретит свою новую любовь, которая вспыхнет радугой в его жизни, а кто-то уже никогда не встретит, он будет жить ее последним мгновением, последним отблеском растворившегося видения, видения которое унес закат…
Ты живёшь только потому что тебе лень\страшно умирать.
А может, тебе любопытно, что же на Земле дальше будет? Или действительно привычка? Надо менять точку зрения. До добра она не доведёт. Поищи какие-нибудь занятия, которыми можно увлечься достаточно сильно, чтобы стало интересней жить. Запишись на уроки музыки\дизайна\танцев... Влюбись, наконец...
Ты всегда знаешь , чего хочешь, и стремишься достичь поставленной цели.Умеешь решать проблемы, сразу схватываешь самую суть.Скорей всего- ты заводила в любой компании.
Понимаю, что совсем не ново, но почему-то было сохранено в компике ужо оч давно, решила добавить а дневник и удалить из компика! Поместите этот список в свой дневник и выделите плюсиком, то, что уже удалось сделать.
1. Родиться. +
2. Специально порезаться. +
3. Рассмеяться. +
4. Напиться до беспамятства. И ничего потом не помнить. (но чтобы не помнить такого не было) +
5. Простить своих родителей. Они любят нас.
6. Вырастить ребенка.
7. Встретить рассвет. +
8. Слепить снежную бабу. +
9. Прокатиться за рулем. Без прав, превышая все возможные скорости.
10. Научиться делать что-нибудь лучше всех.
11. Выступить на публике со своей самой дикой идеей.
12. Заниматься сексом всю ночь.... +
13. Послать нах учителя/воспитателя/шефа/начальника ... +
14. Разбить зеркало. +
15. Подобрать на улице бездомного котёнка.
16. Поплакать в одиночестве. +
17. Промокнуть до нитки под дождем. +
18. Купить на последние деньги самое дорогое мороженое. +
19. Полюбить. +
20. Признаться в любви. +
21. Написать стих. +
22. Написать рассказ.
23. Радикально изменить прическу. +
24. Сделать татуировку.
25. Погулять в Лондоне.
26. Постоять ночью на крыше.
27. Пролежать сутки под одеялом. Не высовываясь. +
28. Поцеловать совершенно незнакомого человека.
29. Вываляться в снегу. +
30. Попробовать наркотик.
31. Написать на бумаге самое сокровенное. +
32. Пережить злейшего врага.
33. Украсть. +
34. Умереть в родном городе.
35. Посадить дерево, куст.
36. Сказать правду, зная, что причинишь боль. +
37. Научиться играть на музыкальном инструменте
38. Бросить вредную привычку.
39. Не спать двое суток. +
40. Получить перелом.
41. Искупаться в фонтане. +
42. Проехать автостопом. +
43. Прыгнуть с парашютом.
44. Построить дом.
45. Отомстить.
46. Пострелять из огнестрельного оружия.
47. Не отпраздновать свой день рожденья. +
48. Заняться сексом с незнакомым человеком. +
49. Купить себе место на кладбище.
50. Влюбиться по интернету.
51. Взять автограф у знаменитости.
52. Побывать в отделении милиции. +
53. Стать настоящим панком/рокером/готом.
54. Сходить на крутейший музыкальный фестиваль. +
55. Не бояться никого.
56. Засмеяться в лицо опасности.
57. Сказать то, о чём пожалеешь потом. +
58. Поругаться с другом. +
59. Погулять до 4 утра, когда обещал прийти в 10 вечера. +
60. Всегда делать всё по-своему.
61. пережить пожар.
62. Пережить наводнение, потоп.
63. Купаться в море голышом.
64. Работать промоутером.
65. Проводить соц. опросы с незнакомыми людьми.
65. Просить прощения. +
67. Понять, что жизнь - это чудо!
Тут она узнала папу. Разрушен детский миф о сильном и добром мужчине, лучшем мужчине на земле. Она узнала, что такое жить с алкоголиком. Нет, Она знала, что папа пьет, но будучи маленькой не могла осознать всей серьёзности проблемы. А теперь Она была взрослым самостоятельным человеком, материально не зависящим от них. Она работала с 15 лет, и не могла позволить алкоголику разговаривать с ней, как с дерьмом. Дерьмом был и остается Он!!! Да кто он такой? Она не знала этого человека. Он был чужим. Они оба были чужими. Их не было рядом, когда Ей было больно, когда Она падала-с зеленкой бежала к ней бабушка, а не они; когда трудно было с учебой, бабушка сидела и объясняла, а не они; когда в школе были родительские собрания, или просто вызывали родителей - ходила бабушка, а не они; она была одна в этом, таком огромном для неё мире, и забывала об этом она рядом с бабушкой, не с ними; она была изгоем, т.к. одевалась хуже других, папу видели валяющимся пьяным перед домом, за домом, в подъезде, на станции…плакала, не хотела жить, спасибо бабушке! уберегла! Она начала курить в 11 лет, им было плевать, не до неё, не замечали; она коротко постриглась(отрезала очень длинные волосы), а Её даже домой не пустили – выгнали, наказали; за всё наказывали, во всём винили, называли жестокой, холодной, злой, нелюдимой, а она всего лишь хотела, чтобы на неё обратили внимание!!! Ведь Она живой человек, Она их ребенок. А он пил, он всё время пил. И кричал, угрожал, оскорблял, кричал…Плакала, билась в истериках, не хотела жить, стояла у открытого окна – не шагнула, испугалась…испугалась выжить. И тут она узнала, что Её есть кому поддержать, ведь у неё есть брат и сестра, которым он не родной отец, но натерпелись они от него сполна. Они – только они могли Её понять. Поняли. Помогли. Успокоили. Она стала сильней, теперь она была не одна. Мама выгнала его, а потом его положили в клинику. Это были 1.5 месяца счастья! Да, именно счастья. Никто больше не унижал, не оскорблял, перестали звонить и жаловаться соседи. Перестали звонить и «сообщать» мол ваш муж(папа) лежит невменяемый под тем-то кустом у того-то дома. 1,5 месяца душевного равновесия и спокойствия. Как-то незаметно нашла общий язык с мамой(лучше поздно, чем никогда). Оказалось она может(если захочет) понять, простить, поддержать… ну почему она не делала этого раньше? Где она была все эти 13 лет? Сможет ли она восполнить этот пробел? Ей так много хотелось рассказать маме, Она не упускала ни единой минутки, и старалась получше узнать эту женщину. И ей это удавалось, понемногу, не всё, но это был огромнейший шаг, сокращающий пропасть между ними… Прошли 1,5 месяца… [300x450]
Здесь так одиноко и страшно. Эти дети рядом со мной другие. Озлобленные, глупые, жестокие. Мне не хватает твоих ласковых рук и сказок на ночь. Если бы ты вернулась, мама, я бы простила все. Я бы простила все твои пьянки, я бы простила этих вечных грязных мужиков на одну ночь, я бы простила все хмельные удары и оплеухи. Как ты могла? Как они могли? Кто ИМ дал право отбирать родительские права без моего разрешения? Кто дал ТЕБЕ право соглашаться с их решением? Почему ты не ищешь меня, не борешься за меня? Может тебя и нет уже на свете? Допилась? Или все еще страшнее и тебе просто все равно? Нет! Нет! Так быть не может, я все равно верю и жду. Ты вернешься и заберешь меня, я знаю. Я помню тебя другой, еще до того как папа ушел к другой женщине. Я помню тебя другой. Красивой, сильной, умной. Трезвой. Я помню. Я ничего не забыла. Ты любила меня и была мне рада. А здесь все наоборот. Я никому не нужна. Ни тем кто работает здесь, ни тем кто приходит и забирает редких счастливчиков. Забирают то только совсем еще несмышленышей. А других чаще всего возвращают. Нельзя вырасти здесь и чувствовать также как раньше. Других возвращают или они сбегают из чужих домов сами. Они уже не могут полюбить, не могут перестроиться, не могут подобреть. Здесь много игрушек, душ с горячей водой, хорошо кормят, лучше чем я ела, когда была с тобой, но ведь это правда не главное. Забери меня отсюда, мама… Забери… Я начала задыхаться. Просто ни с того ни с сего, когда вокруг много народа я не могу выдохнуть, и воздух застревает у меня комом в груди. Это отвратительно, больно и страшно. Куратор говорит, что это нервное и кривит губы. Ему совершенно все равно. А та воспитательница, которая отвечает за нас, грозит мне, что будет бить, если я не прекращу «изображать из себя»… Что изображать? И я боюсь, что это случиться снова, пытаюсь сдерживать себя и чем больше я себя сдерживаю, тем тяжелее мне дышать. Другие смеются надо мной. Называют «ссыкухой». Они как стая крыс готовы наброситься и растерзать любого, кто хоть чем-то не похож на них. Озлобленные, потерявшие веру, со свинцовыми глазами. Они прекрасно сознают, что из них выйдет и что половина закончит жизнь в тюрьмах. Они уже давно приняли это. Те же кто хотят чего-то достигнут сбили кулаки в кровь и не сближаются вообще ни с кем. Либо ты в стае, либо ты сам по себе, а дружбы, любви, ласки – тут этого не бывает. Мальчики смотрят на меня уже по-другому. Я расту, меняюсь. Никто не может объяснить, что именно со мной происходит, что бы я не спрашивала на все ответ один – «отвали!». Они смотрят по-другому. И этот новый, липкий, наглый оценивающий взгляд еще хуже безразличной тупой ярости. Они затаскивают девчонок в туалеты, знаю. Знаю все что там происходит и как происходит. Я не хочу этого, не хочу так, не хочу. НЕ ХОЧУ! Но никто не придет и никто не затупиться. Знаешь чего я боюсь, мама? Знаешь чего боюсь больше всего? Нет, даже не того что меня изнасилуют, это все равно неизбежно произойдет, не того что меня изобьют, не того, что они могут порвать мою форму в клочья и потом пинать ногами, мочиться сверху. Не это самое страшное, мама. Самое страшное, что если я не вырвусь отсюда я стану такой же как ОНИ. Мне будет наплевать на все и всех. Сердце покроется броней из толстого льда, душа засохнет. Вот что страшно. И это страшнее всего на свете. И это почти также неизбежно, как то, что меня затащат таки в туалет под тупой смех и матерные шутки. Забери меня отсюда. Мама, мне страшно…
Господи, как же меня ломает…. Господи, господи, господи, господи… БЛЯТЬ! Гребанная жизнь! Мальчики и девочки сколько бы вы раз не перечитали Берроуза, Уэлша или там Томпсона, сколько бы умных и не очень фильмов наподобие Реквиема вы бы не пересмотрели вам никогда, НИ-КО-ГДА не понять что такое ломка, пока она не придет лично к вам в гости и не вопьется своими гнилыми зубами прямо в оголенные нервы. Слова это просто последовательность звуков или символов. Как ими можно передать ЭТО? Ну допустим я скажу вам – тошнота, зуд, боль в венах, будто по ним пускают расплавленный свинец, что-то вроде того, что бывает при гриппе усиленное в десятки тысяч раз, зуд, снова тошнота, рвота, рвота, рвота, даже если блевать уже казалось бы нечем, горячий пот, холодный пот, озноб, жар, мельтешение пятен перед глазами, опять зуд, от которого не избавишься хоть всю кожи в кровь расчеши. Стены давят на тебя, потолок припечатывает к полу как бетонная плита весящая тонны четыре. Тебе неудобно в любой позе, неудобно лежать, неудобно сидеть, неудобно нервно бегать по засранной комнате с грязным матрасом на полу, хотя на это уже и так сил нет. Каждый след укола как маленький ротик, как пищащий птенец в гнезде и все они просят, требуют, орут, что им нужна их вожделенная героиновая кашица. Ты вгоняешься вхолостую, ломаешь иглы, трясущимися пальцами не в силах даже удержать ровно машинку. Роняешь слюни на пол, взгляд твой стекленеет или безостановочно прыгает из стороны в сторону, но толку то? Тебе необходима доза, хотя бы полкубика, хотя бы четверть этого сранного кубика, иначе все, амба, шиздец, гроб, геена огненная. Но ты ведь решил завязать, так? Разорвать порочный круг, хотя по идее на твоей стадии уже должно быть абсолютно пофигу. Но ты в десятый, двадцатый, сотый раз пробуешь завязать. Ты не веришь репроцентрам, ты не веришь казенным медикам, ты не веришь в то что можно слезть с герыча и перелезть на что-нибудь полегче да помягче, вроде винта или там барбитуратов. Людям работающим в репроцентрах на тебя наплевать, все ведь знают что выживает один героинщик из пяти, так что им пофиг на статистику. Казенные медики не верят тебе и не верят в тебя, они видели слишком много тебе подобных и своею циничностью мало чем отличаются от барыг. Что-нибудь помягче? Господь с тобой, ты же перепробовал уже все что можно, а когда втягиваешься в наркотическую игру остановиться сложно. Ты знаешь что тебе даст практически все что можно скурить, вынюхать, съесть, проглотить, ширнуть. И все это не то, потому что баловство, потому что мимо. Потому что нужна тебе просто ДОЗА. Но ты решил завязать. Тебя выворачивает наизнанку от этого места, но ты знал на что шел, и решетки на окнах прочные, стекол, бритв и веревок в этих четырех голых стенах нет, а ключ от железной двери есть только у твоего друга. Он хороший друг раз пошел на это. Психонавт галимый, лсдшник хренов, но все равно хороший. Хотя у наркоманов, также как и у блядей нет друзей. Может он втайне надеется, что я здесь окочурюсь, загнусь от ломки, калом захлебнусь, но я должен выдержать, хотя бы назло ему и им всем, родителям, барыгам, ментам, врачам, мажорам и гопникам. Назло себе. Назло своей придури. Придури – связаться с дурью. Господи как же меня ломает….
Мамамамамамамамамаааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа! Мамамамамамамамамамамамамммммммммммммммммммммммммм… Котопес. Котопес. Котопес. Мама, почему ты плачешь? Мама, сколько мне лет??? Котопес. Мама ты грустишь, хотя мне весело и хорошо. Всегда. Котопес. Мама, что значит «олигофрен»? Котопес Почему ты так часто плачешь? Я большой. Я уже большой. Я больше тебя и больше брата Котопес. Сколько мне лет??? Котопескотопескотопескотопескотопескотопескотопескотопес…….. Мамамамамамамамамамамамамамамамамамамамамамааааааааааааааааааааааааааааа! Опять мокрые штаны Котопес.
Я хоть и живая, но кожи на лице и на ладонях нет вообще, так что новый паспорт мне долго не давали, а вручали каждые три месяца справку о том что я – это я. 12 лет назад я попала в аварию. Ехала на автобусе по трассе. Легковушка перед нами врезалась в цистерну. Горючее вспыхнуло и в это пламя въехал наш автобус. Все, кто был одет в синтетику сгорели сразу, на мне была толстая натуральная шуба. Я подумал тогда: «Сгореть всегда успею, попробую выбраться». Выдавила стекло спиной и вывалилась на снег. Из всех 72 пассажиров спаслось 14, а выжило только 8... Потом про это даже документальный фильм сняли. Только там мой сосед-военный меня спас, а на самом деле он сбежал. В реанимацию меня положили ровно 31 декабря. Новый год. А я была в эйфории, настроилась на жизнь без слез, была уверенна что справлюсь. Как это так – выбралась, а теперь умирать? Я во всем старалась искать позитив. Даже в диагнозе. Там было написано: «Руки согнуты в выгодном положении». Когда в институте в аспиранты фотографировали мои руки для диссертации шутила, что мол теперь я фотомодель. Боль была постоянной. Просто роман «Как закалялась сталь» - не могла ничего брать руками. Где-то полгода у меня были зашиты глаза. Они постоянно слезились. Вытираю слезы, а платок словно утыкан иголками – нервные окончания на пальцах оголены. Спустя три месяца хирург меня спросил, что я планирую делать. Ответила, что хочу поскорее восстановиться и начать работать. «Ну положим работать ты никогда не будешь…» Это меня возмутило. «Что?! Скорее вы не будете!» Лежа в больнице я начала вязать. Хотела проверить утверждение «золотые руки». Они и впрямь очень долго были покрыты желтоватой корочкой сукровицы. К тому же до аварии я была модельером –конструктором на нашей швейной фабрике. Начала привыкать к ножницам, просто резала бумагу и в итоге сама сшила костюм. Гладила, обматывая ручку утюга бинтами. Первый год запрещала себе смотреть в зеркало. На улицу выходила в маске, шляпке, перчатках и шарфе в любую погоду. И быстрее домой – эти косы взгляды были невыносимы. А потом решила: жизнь меня и так уже наказал. Что же теперь? Еще и запереть себя в четырех стенах? Если я нарушаю чьи-то эстетические чувства – пусть отвернется. Я перестала себя стесняться, и люди стали привыкать, реагировать спокойнее. С человеком вызывающим лишь жалость никто не хочет общаться больше одного раза. Жалость развращает, ранит и убивает. Моей дочери тогда было девять лет. Я не хотела, чтобы она чувствовала, будто жизнь изменилась к худшему… Может это моя самая главная мотивация. Мужа решила не выгонять – сам ушел. Сейчас я вполне обычный человек. Есть любимая работа – я много шью, есть дочь, которая требует внимания. Я даже поступила на курсы в худграф. Хожу в гости, в театр, бываю в ресторанах. Иногда болят руки – старые раны дают о себе знать. Я вообще загадка для дактилоскопии – у меня нет отпечатков пальцев, хотя пальцы есть. Да, у меня третья группа инвалидности. Но я не могу себе позволить только то, что мне реально не по силам. Не могу выйти замуж, хотя и это вопрос спорный. Просто у меня нет такой цели. И еще… Я по-прежнему снюсь себе такой, какой была до аварии – нормальной. Остался еще в памяти образ.
Я никого и ни в чем не виню. Пенять можно только на свою глупость. К тому же я не могу точно назвать ту девушку, которая наградила меня ВИЧ. Нельзя сказать, что я не был предупрежден - социальная реклама проела мозг настолько, что я никогда не пользовался презервативами из принципа. Считал это чем-то унизительным, искренне верил в то, что они ломают весь кайф – в конце концов беременность это чисто женская проблема, да и против абортов я никогда ничего не имел. Меня просто обламывало заморачиваться с этими дурацкими намордниками, когда доходило до дела. Клубные движения, беспорядочные половые связи, бляди прикидывающимися целками и целки прикидывающаяся блядями, чехарда групповух, практика тантрического секса и камасутры в полевых условиях. Я даже не был удивлен в тот момент, когда получил справку о положительном результате анализов, сделав их так, ради прикола. И хорошо, что узнал об этом в тот момент, когда болезнь не перешла в финальную стадию. Я разумеется сперва не поверил, перепроверял трижды в разных клиниках. Мне и в голову не могло придти, что это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО иногда случается с людьми. Смирятся я даже и не думал. Просиживал в сети часами, выискивая любую информацию по вирусу ВИЧ. Стал просто-таки экспертом в этой узкой области. Правда, все мои знания сводились к двум простым истинам. Первая - медикам толком до сих пор ничего о ВИЧ неизвестно. Вторая – точно известно лишь то, что он неизлечим. ВИЧ и СПИД – это кстати не синонимы. Если по-простому, то СПИД это финальная стадия болезни. При СПИДЕ у тебя остается не более двух-трех лет, как ни вертись. А с ВИЧ при правильном поведении и должной осторожности можно прожить несколько дольше, но в любом случае не так долго, как ты рассчитывал. Недостаточно долго. Так что планов на перспективную карьеру или достойную старость в окружении внуков можно не строить. Они неосуществимы. Знакомые либо в открытую брезговали общаться со мной, либо давили из себя слишком уж показное сочувствие и понимание. Отношение, мягко говоря, не фонтан, хотя я и сам не могу сказать, что ввел бы себя на их месте иначе. Один раз я даже пришел по объявлению на тренинг для людей со схожими проблемами. На нем все скатывалось к нудному бравурному и неуместному веселью, как-то, «Мы все равно вместе», «Все у нас получиться», «Говорят вакцину скоро найдут» и еще к практическим советам, типа того, что не стоит купаться в проруби и морозиться на сквозняках, раз уж ваша иммунная система пожирается болезнью изнутри. Очень милая и очень своевременная информация. Осторожничать раньше надо было. После тренинга ко мне подошел один высокий парень. Мы покурили и сошлись на том, что пришли сюда зря. Он посоветовал мне посмотреть один немецкий фильм, о котором я раньше даже не слышал. «Достучаться до небес». Сказал, что этот фильм дал ему куда больше, чем могла бы дать еще сотня подобных жалких тренингов. Я в тот же вечер приобрел эту картину. Я пересматривал этот фильм еще раз пять, сразу после первого просмотра. Сам не заметил как надрался. Кажется, что-то кричал небу, ругался с соседями, писал какой-то бред типа предсмертного послания, короче, не помню. Проснувшись на следующий день с сильнейшим похмельем я перечитал все что было написано и выкинул в мусор все эти нервные истерические писульки. Фильм и вправду мне помог, ведь теперь я знал что делать. Осознание того, что все люди вокруг живут прошлым ради будущего, а я способен вырваться из этого и ощутить свои последние дни жизни по настоящему пришло ярко и резко. Я сел и написал список дел, которые надо успеть сделать, пока есть время. Перечитал. Вычеркнул лишнее. Перечитал снова, вычеркнул еще кое-что. В конце концов осталось пять самых важных дел. Море я видел, любовью к кадилакам не страдал и девушек трахать не собирался (это было бы просто подло по отношению к кому-либо, в крайнем случае порнуху сейчас достать не проблема), так что список дел у меня был иной. В первую очередь позвонил родителям, наплевав на межгород. Очень долго говорил с ними, хотя главного говорить не стал – зачем так больно их ранить? После разговора, вдруг понял, что заразил наверное еще кого-то, ведь неизвестно как долго я был заражен сам. Стало очень больно, гораздо больнее чем когда увидел свой диагноз, но это я исправить никак не мог. На той же неделе осуществил еще два дела – прыгнул с парашютом (разбиться мог? А вот не обидно бы даже было) и поплавал в бассейне с дельфинами (они оказались еще прикольнее чем я думал). В нашем городе оказывается был и дельфинарий и секция парашютистов, но когда бы еще я об этом узнал или даже задумался? После вернулся на старое место работы (на работу я разумеется давно забил, ибо не видел в этом смысла) и высказал всем мудакам сидящим там все что о них думаю. Особенно досталось начальнику отдела. Выражение его лица было незабываемым. Я ничем не рисковал, ведь приговоренному позволено все. С последним делом было сложнее. Я всю жизнь мечтал побывать на Кубе. Виза туда не нужна, но денег
Было конечно время, когда я последними словами ругался на этот мораторий. Он казался мне чем-то дурацким, неправильным, в конце концов мне просто хотелось прекратить это все разом и навсегда. Высидеть в каменном мешке всю жизнь – это ведь не каждому по силам. Впрочем все эти сказки про Графа Монте-Кристо или Побеги из Шоушенка только сказки и не более того. Как выбраться отсюда я думал первые года два, не больше. Затем еще года три надеялся на амнистию, когда окончательно осознал, что побега нет и не будет и что он невозможен в принципе. Говорят, что надежда умирает последней, но в моем случае за умершей мечтой о побеге появилась новая идея – вымолить смертную казнь. Именно тогда я проклинал мораторий. Шнурков, колюще-режущих предметов у меня конечно нету и спрятать их в моей одиночной камере нереально. Но всегда оставалась возможность разбить череп о стену или утопиться в параше. Я даже пару раз вполне серьезно рассматривал такие варианты. Но духу не хватило даже на попытку. Да и потом так выйти из ситуации это значит признать свое поражение, а я сделан из хорошего теста. Забил я и на суицидальные мысли. Вот тогда и пришло блаженное отупение. Теперь вот изо дня в день, из года в год существую… Как растение. Книжки читаю – это мне можно. Теперь мне спокойней. А раньше, пока я думал, о том как выбраться, пока искал лазейки в системе и в законах, пока мне было не наплевать на то, что делается в окружающем мире, я постоянно боролся с собой. Боролся, чтобы не сойти с ума. Такое случается в нашей особой колонии достаточно часто. Если не верите, то просидите как-нибудь в полутемном подвале не выходя наружу часов двенадцать. Причем учтите, что орать громко вам тоже запрещается, потому что если будете нарушать порядок придет надзиратель и отвесит в лучшем случае зуботычину, в худшем отобьет на фиг почки. Любой человек волей-неволей начнет что-нибудь бормотать, начнет мерещиться всякая ересь. А я в таком подвале нахожусь все свое несвободное время. Свободного времени как вы понимаете у меня нет. Моя статья 105 часть вторая. Сто пятая «с нежностями», как говорят поднаторевшие в тюремном жаргоне надзиратели. Сокамерников мне иметь не положено и поэтому сам я как был фраером до колонии так им и остался. «Убийство двух и более лиц находящихся при выполнение служебных обязанностей или гражданского долга». Если не казенным языком, то расстрелянный из АК милицейский Уазик с четырмя офицерами. Менты не прощают смерть своих, а на адвокатов у меня разумеется средств не было. Не спрашивайте как так получилось, что у меня был АК, и пошел с ним на убийство четырех человек… Время было лихое. Люди и не такие гнусности совершали. Обычные люди, нормальные люди, такие как я. Но большинство из тех ребят с которыми я «работал» в бригаде нашли уже свою смерть, а мне вот до смерти еще очень далеко, ведь веду я крайне здоровый образ жизни. Не пью, не курю, ложусь спать ровно в 23.00 по отбою. Гуляю каждый день. В моей камере достаточно прохладно, а это тоже, говорят, жизнь продлевает. Ну и конечно мое отупение все время со мной. О тех кто сидит в соседних камерах знаю очень мало, практически ничего, звукоизоляция хорошая, а гуляем мы порознь. Тот кто справа от меня (кажется «подрыв Конституционного строя и призыв к межнациональной розни») еще на второй стадии. Он вымаливает прощения, подписав кучу бумаг, отдающих его тело в собственность ученых-экспериментаторов. Когда я его последний раз видел, у него были химические ожоги на голове, глаза были неестественно красные, и еще он очень-очень тяжело дышал. Тот, кто слева («Убийство с отягчающими обстоятельствами совершенное группой лиц по предварительному сговору») сидит здесь еще дольше, чем я. У него есть всего одно дозволенное развлечение – цветные мелки. Карандаши и кисти ему, конечно, иметь нельзя, но мелками особую бучу не устроишь. Вот он и рисует. Я слышал даже, что его рисунки какой-то немец пришлый купил, и после их продали на аукционе за бешеные деньги. Я их видел. По-моему, ничего особенного. Травка, небо, радуга, речка. Похоже, что это его родные места. Людей только никогда на его рисунках нет. И я его вполне понимаю. Надзирателей только жалко иногда. Они же в этой дыре такие же как и мы – заключенные, в сущности. Причем чаще всего они это даже понимают. Надзирателей жалко иногда, да. И еще сильно не хватает солнца.