Настроение сейчас - заставляет задуматься

В тему нашего с Лео разговора, в преддверии "Морфия" и вспоминая Панкратову... Это отрывок из пьесы шоу-театра "Воскресение" "Дети против наркотиков".

Кто же этот божок, которому поклоняются, молятся, жертвуют, вручают жизни? У него много лиц. Сладострастный извращенец. Наркоман и пьяница. Любитель человеческих страданий, пороков и слабости. Пожиратель талантов. Маньяк и убийца. У него много имен. Алкоголь. Морфий. Героин. Опиум. Крек. Гашиш. Марихуана. И – СПИД. Его пища – усталость, срыв, скука, боль, одиночество, страх. Приятного аппетита, пожиратель человеческих душ! Двуликий божок нашего времени. Сладострастный гений и безумная царица чума.
Итак, хвала тебе, чума!
Нас не страшит могилы тьма!
Нас не смутит твое призванье!
Царица грозная чума
Теперь идет на нас сама.
Устроим пир, друзья,
Восславив имена, погибших от тебя, чума!
Владимир Высоцкий. Наше восхищение и боль. Мерлин Монро. Богиня. И героиня самоубийства и героина. Руди Нуриев. Крылатый гений и вечный страдалец. Фреди Меркури. Звездный кумир и безумец страстей. Курт Кобейн. Король рока и отчаянный наркоман-самоубийца.

Настроение сейчас - Великолепное!!!!

Позор на мою рыыжую шевелюру!!!
Сдохнуть в первые 15 минут - это нечто... Как же я раньше каталась-то часа по два по три??? И как я сегодня остальные 40 минут жива была?
Нет, теперь такие заезды будут каждый день. Совсем распустилась и разленилась. И я с такими-торесурсами собиралась идти геодезистам физподготовку сдавать? ха-ха-ха
Трудно дышать, ноги трясутся... Но, самое главное - БОЛЯТ, Это хоршо. Это просто замечательно. Это сладкая боль...

[468x698]
Настроение сейчас - Вперед!

Из подсознанья вырвать тормоза
Новый вираж преодолеть
Ток пропустить по нервам в сотый раз
Смуту в душе перетерпеть
Чтоьбы исполнить
Все, что хотел но не успел!

Какая сила в этих словах. Какая мощь. Именно она снова смогла оживитель того дракона, которого вы все знаете. Сегодня, когда я уже вот который день была мертва!

Нет запасных душ и сердец,
ЕСТЬ ТОЛЬКО СКОРОСТЬ!
пусть повезет тем, кто рискнет!!!

Время вспять поевренуть нельзя!
Сколько будет гореть надо мною звезда?
Знаю я, смерть найдет всех нас!
пусть возьмет эту жизнь,
НО ВОЗЬМЕТ НЕ СЕЙЧАС!

Так бывает. Сперва вроде бы все в порядке, и лишь висит что-то в воздухе. А потом раз - и словно что-то лопается, ломается. Все идет кувырком на работе, в институте вырастают громадне хвосты... И потом... Начинается. Они уходят. Уходят одни за другим, бросая на тебя полные презрения взгляды. Те, с кем ты был, казалось, всю жизнь.
Горыныч. Рамиро. Человечег - дада, и ты тоже, хоть ты не увидишь и не прочитаешь. Да, в принципе, хватит и первых двух.
Много ли вас у меня было? Клодия, Горыныч, Панкратик да Назга. И Ромка еще. В виде исключения.
Когда вы уходили, я смеялась вам вслед. Чтобы вы не видели потом моих слез.
Мне казалось - еще чуть-чуть, еще немного - и вы поймете, что вам без меня так же плохо, как и мне без вас.
И поняла, что вам все равно. Что вам не нужна глупая непутевая птица. Правильный выбор.
Так бывает. Вместо живых людей остаются лишь воспоминания и талмуды асечной хистори. Пускай.
Я помню. Я все равно буду все помнить. Я помню даже издыхающего котенка, которого нашли мы с подругами в 7 лет и содрогаюсь. Говорят - время лечит. Как оказалось, не меня
Вы уходите, а потом оказывается, что я стала другой. Оказывается, что все, что я люблю - глупость, прах. У меня нет никаких крыльев. Я никогда не летала. Я никогда не была на Луне...

Здесь все проще... "Я, барон Мюнхгаузен, обыкновенный человек, я не летал на Луну..."
Ах, какая она красивая, бургомистр, если б вы только видели... Белые горы и
красные камни на заходе солнца... Я не летал на нее!.. И на ядре не скакал в
том страшном бою с турками, когда погибла половина моего полка, а они
погнали нас в это чертово болото, но мы выстояли и ударили им с фланга, но
тут мой конь оступился, начал вязнуть, и когда зеленая мерзкая жижа уже
полилась в рот, тогда я, задыхаясь, схватил себя за волосы и рванул... И мы
взлетели над осокой! Я бы вам и сейчас это показал, господин бургомистр, но
уже рука слаба, да и тянуть не за что... (Снимает парик.) Я все напишу,
господа! Раз тридцать второе мая никому не нужно, пусть будет так... В такой
день трудно жить, но легко умирать... Через пять минут барона Мюнхгаузена не
станет. Можете почтить его память вставанием!..

Не пугайтесь, если завтра днев окажется закрыт или удален, в асе меня не будет, и никто не будет знать, в чем дело.
Это значит, что где-то в далеких Люберцах в изрядно грязной квартирке погибла, выстрелив в воздух, Ри Крылатая.

Настроение сейчас - per aspera ad astera

Сегодня ко мне заходила моя старая подруга. Я не могла ее выцепить месяца два, хоть мы и живем в одном подъезде, и я была безумно рада видеть ее.
Но как только сошла эйфория от нашей встречи и унялись радостные обменивания любезностями, мне стало страшно.
Это всеслый, сногсшибательный человек, у которого хлещет через край харизма и творчество... Был
Я увидела загнанное существо. Загнанное домом, работой, учебой... Существо, которое пыталось убежать даже в наркотическое опьянение от реальности.
Что делает с людьми осень, перешедшая в волшебную зиму? Откуда столько боли, а галвное - той самой загнанности и жуткой безысходности в сердцах людей?
Мне стало страшно...

Когда-нибудь я соберусь в этот театр.
http://home.uic.tula.ru/~teatr/press/p_ohota.htm

DerSerpent'у...
DerSerpent'у...
Он лежал на асфальте, под градом звезд - могучий, и беспомощный. Он лежал - нелепо, безнадежно. Умирающий зверь. Он лежал, и его ласково гладил ветер, проводя своими пальцами по металлу искалеченных ребер, по вывернутым рукам, смятому телу. Ветру безумно хотелось, чтобы он снова стал прежним - его другом, его сообщником, и чтобы он смог снова лететь рядом с ним, бок о бок, танцуя между его рук, и весело напевая ему на ушко песню...
О, эта безнадежность. Страшный миг, ломающий судьбы и жизни. Страшный, непредсказуемый, неуловимый. Его невозможно понять, его невозможно поймать. Роковая секунда, смена цифр на таймере. Миг! И выворачивает внутренности боль, и остается только вспоминать, вспоминать, что секунду назад еще было хорошо. Секунда.. Да не секунда даже. Меньше, куда меньше. Просто резкий перелом. Просто разворот...
Миг, вспышка - и суставы разрываются болью, и выгибаются конечности под нелепым углом, и уже не осознаешь себя от боли...
И только лежишь на холодном асфальте, измятый, избитый, искалеченный...
Так и он лежал, глядя в небо. Секунду назад его тело было могучим и сильным, и он летел вперед, и смазывались звезды на небосклоне, и с завистью смотрели вслед фонари. А теперь.. Он был жив, и это было самое ужасное.
Нет страха в смерти. Смерть забирает с собой, топит в объятих.
Но жить, осознавая, что никогда больше ты не будешь тем, кем раньше.. Осознавая, что суровый перелом, жуткий миг отобрал у тебя все, что и было твоей жизнью... Жить не живя... Лучше погибнуть в ослепительной вспышке, чтобы разнесло на многие мили вокруг твои жалкие останки.
Он кричал. Он кричал, избиваемый градом звездных лучей. Он кричал и бился в истерике. Он не хотел. Не хотел вот так вот лежать и глядеть в безжалостное небо, чувствуя под собой теплый еще асфальт, не хотел становиться жалким, беспомощным калекой. Он кричал изо всех сил, но равнодушные стены домов его не слышали. Им было неинтересно. Он кричал, но слышал его только верный ветер...
Так он и лежал, и отражались фонари в его искореженных боках, и, никак не смиряясь тем, что нет под ними горячего асфальта, крутились в иссступлении колеса...

Он отказывался понимать, что происходит. не знал и не хотел знать, куда его везут. Не хотел верить. А только с удивлением смотрел вокруг...
Он был стар, очень стар. Обычно столько не живут, но его удел - жить вечно. История вершилась на его глазах, он менял ее.
Грохот, шум, стук, лязг, неимоверная какофонипя звуков предупреждает заранее огромную толпу, заставляя перглядыватья, волноваться, озираться в рассеянности. Он появлялся в облаке дыма, с рвущимся из пасти пламенем, в снопе искр, и в этом шуме, который перекрывал даже гудеж взволнованной толпы. Эти жалкие людишки смотрели на него, большого и могучего с восхищением, со страхом.
Страх... Он чувстовал его, он им наслаждался. Он заставлял этих маленьких, ничтожных и хрупких тварей поклоняться ему. Он с удовольствием наблюдал, куак раздирают их при его появлении два животных инстинкта - спрятаться подальше от ревущего чудовища и любопытство.
А он представал перед ними, и солнце ярко блестело на его черной броне, отливающей металлом, в воздухе витал запах гари и копоти... Он - огромный и непобедимый, чудовище.
Сейчас все было не так. Сейчас те, что были с ним одной крови, были верными слугами маленьких людишек. А он...
Его боялись. Его уважали. Его боготворили. Перед ним преклонялись. У него были толпы слуг, следящие, чтобы всегда грозно и величественно сверкали его железные бока, чтобы четко работало его сердце, чтобы не знали устали его мыщцы. Его ублажали пахучими маслами, ему приносили жертвы... И только поэтому он снисходил до помощи им.
О, если бы только они посмели не согласиться на его условия... Он был воистину грозен в гневе. Он был великолепен в ярости. Его не даром боялись.
...Он летел по дороге, в облаке дыма и грохота, извещая, предупрежждая все живое, чтобы все убирались с его пути. А это ничтожесто посмело ослушаться! Посмело не убежать в панике куда подальше, а встать прямо перед ним. О, с каким наслаждение он прочитал ужас в его полных растерянности изумления глазах! Да, это был тот самый ужас, что приковывает к месту, не дает сдвинуться...
Напрасно его верные слуги молили его остановиться. Нет, он не прощает тех, кто встал на его пути. Не прощает тех, кто смел его ослущаться. Сладкой музыкой в его ушах раздался хруст хрупких косточек куска мяса, того, что совсем недавно посмело ему перечить... Теперь он лежал, раздавленный Его тяжестью. Он был могуч и грозен. Он был непобедим...
Он стоял, глядя вдаль, рядом со своими соратниками. Он был стар, но он славно пожил. Ему было, чем гордиться. И он до сих пор видел раболепное восхищение жалких людишек, что вились стаей вокруг него. И его броня по-прежнему сверкала на солнце. И вновь он мчался вперед, в облаке грохота и дыма, в своих воспомнинаиях, что вернулись к жизни с касанием мягкой и теплой человеческой ладошки к его стальному боку.

Кончался апрель. Удивительно тихо
Было в классе. И перья скрипели
В так звуку мела, поющего лихо
Под пляс на доске. И звуки свирели
Из окон вдург хлынули.... Шалопая
Рука рисовала в тетради узор
Древнего мира, вновь возрождая
Легенду древнюю. И про позор
Забыть стараясь, на доску смотрел
Он внимательно, но не видел
Ни доски, ни стены, ни мела пострел,
Он в корень зрил и ненавидел
Людей, ведь был он - древний
Эльф, он еще застал то время,
Когда мир его был прежний,
И когда, вдев ногу в стремя,
Мчались светловосые.Свежий
Ветер ласкал их лица, и крылья
Распластав, мчался в небе
Дракон прекрасный, и сильным
Дыханием их защищал. Отребье
Растоптало то время святое
Своим равнодушием. И луки
Опустив, покорился застою
Светловолсый народ. Со скуки
Эльфы славные гибли там,
Где есть всё. Не убило их время
Только съела тоска. По пятам
Шло за ними то тяжкое бремя.

Звон клинков, песнь стрелы, волшебство
Все, что эльфы любили, чем жили...
Неужели все скрылось, ушло?!
Вообще, неужель они были?!!
Мела стук, перьев скрип, тишина...
Но светился узор тот в тетради,
Не хватало ему лишь звена -
Для кого б он воскрес? Чего ради?!!

Жестоки люди стали - молодежь
Тебя уже за то убить готова,
Что ты не у себя в стране живешь!
Поумайте, как страшно это слово -
"фашизм" - идея различать
Людей по нации, или по цвету кожи
И тех ниже себя считать,
Что на тебя, быть может, непохожи!
"Вон из России!!!" - надпись на стене
Что адресована евреям иль грузинам,
И страшно видеть эту надпись мне!
Сестра моя двоюродная - кузина -
Считает так: коль внешне ты другой
То жить спокойно ты не можешь на планете,
А друг ее вечернею порой
На улице, в фонарном слабом свете
С друзьями ищет жертву своему
Нацистскому мышлению - посмотришь
И содрогнется сердце! Раз ему
Еврей попался - с криком "Портишь
Стране ты жизнь!" взамхнул он кулаком
И сразу трое на мальчишку навалились
(Пятнадцать лет еврею - с пацаном
Три мужика нетрезвые схватились!!)
А мимо кто идет - как будто надо так!
Кто ноги унести быстрей старался,
А кто - еврею показать кулак,
Поиздеваться над мальчишкою остался!
Опомнитесь, о люди!!! Вы разумны!!!
И разум вам не для того был дан,
Чтоб унижать! И без того всем трудно!!
Да здравствует же равенство всех стран!!!!

Ночь кричала. Да, может где-то люди и нежились сейчас в теплой постельке, но явно не здесь.. Здесь этот большой черный зверь был разбужен и катался по асфальту, воя и оставляя за собой кровавые следы... Здесь сцепились две стаи.
Сейчас уже было не понять, кто из них прав, а кто виноват. Потому что никто из этих подростков, на какое-то время превратившихся в хищных волков, не стремился прекратить драку и отступить. Здесь не было понятно, кто защищается, а кто нападает, кто подло напал из-за угла, а кому пришлось доблестно отражать атаку. В их глазах светился одинаковый огонь - огонь ненависти, ненависти и азарта. Но все же что-то сквозило в этих волках, какая-то нить, сплоченность, которая разделяла их на те самые стаи...
Удивительно, но одним из бойцов была девушка. Все друзья звали ее Крылатой. Она приехала в гости к друзьям сразу после ролевой игры, и была благодарна Небу за то, что она оказалась в этих местах в полной экипировке со своим верным клинком за спиной. И сейчас она им умело работала, стараясь хоть как-то помочь друзьям... Увы, здесь был не честный бой...
Самый близкий ее друг из всей троицы слекга вздрогнул, когда девушка вскрикнула от удара тяжелой цепью по шее. Он предпочитал, когда его называют Рихтером, имя свое он не любил. Рихтер был рад, что они решили проводить вечером друга в юбке до метро, несмотря на все ее протесты и ссылки на оружие за спиной... Вон ведь как получилось! Он предчувствоал это,он знал, что все, как их называет Фома, педерасты с Изумрудки активизируются к вечеру, и что им нужен лишь повод, чтобы придраться к тому, кого видели с ними, да и вообще к кому угодно. А с пятью здоровыми мужиками она бы точно не справилась...
Оглянувшись на вопль девушки, он увидел, словно в замедленной съемке, как она падает на колени, пытаясь опереться на меч, и как тот, кто шибанул ее сзади по шее цепью, со всей силы пнул ее ногой в живот со словами "нех лезть было, сука"...
Не было ни боли, не было опустошения, как это любят описывать в бестолковых романах. Просто злость, дикая злость и агрессия.... Он чувствовал, как его натренированное тело уходит от ударов, а рука с зажатым в ней огромным разводным ключом крушит кости без промаха. А еще он чувствовал, что та же самая злость захлестнула всех его друзей, что Нефедов с монтировкой ужэе не проявляет свою хитрость и вдвое увеличил напор, что даже Стрелок с ножом, который не любит драться, вдруг с какой-то жуткой яростью потеснил противника...
Наконец, последний "педераст" скрылся, скуля и зализывая раны, а друзья подошли к лежащей на асфальте Крылатой. Лицо ее было искажено от боли, она не кричала уже, просто слезы катились градом из ее карих глаз.
- Марго, пернатая, ты как? - Рихтер с озабоченным лицом присел рядом с девушкой.
- -Нормально - прошипела Крылатая сквозь зубы и улыбнулась, пытаясь встать, оперевшись на меч. Фома аккуратно поймал ее за подмышки.
- Марго, лежи... - Рихтер опустил ее на руки друга, и посмотрел на нее усталым взглядом. Потом вдруг оглянулся и заорал на растерянного Стрелка:
- Радуха, мать твою, чего стоишь?!! Не видишь, человек пострадал!!! Не тупи, в скорую звони давай!!!
И Стрелок в первый раз никак не отреагировал на оскорбления, молча приложил мобильник к уху и отошел в сторону.
А Рихтер потом вдруг тяжело вздохнул, отвернулся, и начал ходить вокруг... Он не видел ни улицы, ни следов недавней драки, он не замечал ночного воздуха.... Он был не здесь
Он сидел в большой светлой аудитории. До начала лекции еще минут двадцать. Как обычно, перед первой партой толпа народу, и естесственно, там же стоит он с двумя друзьями. И как всегда не может не глумиться над Стрелком. А Стрелок, само-собой, ну никак не может не ответить. А Крылатая сидит и смотрит на них... Переброс подколками между ребятами вдруг переходит в серьезную ссору, Рихтер начинает пропитывать язык диким ядом. Крылатой это в конце-концов надоедает. Она говорит сперва одному, потом другому... Но раззадорившиеся парни только еще сильнее издеваются друг над другом. Тогда Крылатя со всей силы ударяет кулаками по парте и рычащим голосом рявкает: "Так, заткнитесь оба, а то обоим достанется!!!!" Друзья притихают и испуганно смотрят на нее, а он, Рихтер, нахальным голосом спрашивает: "Это от кого, от тебя что ли?" На что получает не менее нахальный ответ: "Именно!" Рихтер тогда лишь ухмыльнулся на это, но он прекрасно знал, что Крылатая может врезать, если захочет. И знал, что она этого делать не будет...
Ночь... Кровавая ночь полоснула по всем его органам чувств, ее тишина заложила уши, а красный цвет ее резал глаза... И тоска, какая-то непонятная тяжесть в груди... Как будто сердце болит и сжалось в маленький комок от ужаса...
Крылатая уже даже не шипела от боли. Она стискивала в своей ладони меч, который все это время не выпускала из рук, и только слезы градом катились по ее искореженному от боли лицу. Рихтер не знал, как ее поддержать или чем помочь.
- Марго, не будь рохлей! Ты же у нас королевских кровей... - неуклюже улыбнувшись, Читать далее...

Даше ака Ворона
Сегодня, по лужам прыгая,
Я видела бедный снег.
Весна всюду солнцем брызгала,
А люди забыли совсем
Про то, как его обнимали
И как звали его в декабре,
Его теперь топчут, желая,
Чтоб скорее растаял совсем.
Стало жалко его мне, несчастного,
И, домой поскорее придя,
Пускай к Богу взываю не часто я,
Поняла - без молитвы нельзя.
Не просила я у всемогущего
Счастья - это сама я добьюсь,
А просила убрать вопиющую
Несправедливость. Пусть,
Пусть сейчас под ногами грязный
Снег, пусть растоптан он всмерть!
Пусть мейчас он - бродяга заразный,
Пусть на это мне трудно смотреть,
Только летом, в жару, итомившую
И людей, и животных, и двор,
Я прошу, чтобы я услышала
Удивленный синоптиков хор.
В летний час чтоб зима ломанулась,
Ненадолго - на день или два,
Чтобы в зной вдруг прохлада вернулась
И покрыли кругом всё снега.
Знаю, что черезчур уж уверенно
Я о с силах своих говорю
И напрасно вот так вот намеренно
Я во времени вдаль не смотрю.
Ты уж, Боже, прости, коль обидела
Иль другой совершила я грех,
Сделай только, тоб я увидела
Летом сыплющий на землю снег.

Веселым детским смехом лилась на улицы осень. Жизнерадостным рыжим котненком прыгала она по асфальту, резвясь и уморительно пытаясь поймать свой собственный хвост. Забавный Солнечный Котенок, спрыгнувший со страниц Лукъяненовской сказки, он веселился, разбрызгивая вокруг искры радости, беспричинной радости и любви к жизни, которя бывает только у детей... И солнце не могло не смеяться, глядя, как пятилетняя девочка играется с его детищем. Она то пыталась поймать и посадить котенка из света себе на колени, то дергала его за хвост, несерьезно, просто шутя, и котенок на нее не обижался. Он мурлыкал и ласково терся о нее, о маленькую девчушку, которая была мудрее всех на Земле...
Деревья, опаленные искрами радости и света трясли своими рыжими шевелюрами и заливались смехом, глядя на эту картину. Да что деревья, что солнце.... Казалось, весь мир улыбался, ну не мог он не улыбнуться, глядя на эту веселую игру, на счастливого Солнечного Котенка, в шкурке которого искрилась радость, который, наконец, нашел того, кто его поймет.
Как часто он оказывался в нежданным и нежеланным гостем в сердцах людей, как часто его брали за шкирку и выкидывали прочь, даже не обжигаясь о его шерсть. Как часто на него косились, неодобрительно, со страхом и недоумением, как косятся люди на любое чудо, на все, что не вписывается в рамки Нормы. Таковы уж люди...
И даже в сердцах детей Котенок не мог теперь найти себе пристанища. Ибо дети теперь слишком быстро взрослеют....
Эта девочка нашла Котенка, когда тот умирал. Он приполз в ее душу тусклым, слабым и издыхающим, но он был все же Солнечным... Был котенком, в шкурке которого искрилась радость... Пускай, очень слабо. Это было неважно. Ведь даже луч фонаря, у которого садятся батарейки, кажется ослепительным людям, которые всю жизнь провели зажмурившись в темной комнате. Ведь даже лампочка этого фонаря кажется знойной тем, кто не чувствовал ничего, кроме вечного мороза...
И сегодня эта девочка впервые почуствовала тепло на душе, сегодня она возвращалась из школы, бережно неся в себе слабый комок счастья, комок, который согревал ее. Сегодня у нее появился Друг. Месяц назад она пришла в огромный мир, мир, где в детях убивают свет, в мир, где дети взрослеют. В мир, именуемый школой. И этот мир ей не понравился. Так же, как и она ему. Да и не могла понравиться миру шакалов и волков хрустальная девочка. Да все мы привыкли думать, что дети добры по природе своей. Самое большое заблуждение взрослых... Не может быть добрым мальчик, дразнящий девчонку за то, что она некрасива. Но не могут быть добрыми и те, кто ее не защищает, боясь гнева его или учителей,или родителей... Никода, наверное, взрослые не поймут, что добро просто обязанно быть с кулаками. А сегодня... Девочка сначала даже не обратила внимание на маленкого щуплого мальчика, новенького в их классе. На волка он не тянул, и ладно. А шакалов девочка старалась не замечать. Но она не знала, что в мире,помимо волков и шакалов существуют еще и львы. И сегодня этот маленький хрупкий львенок осмелился сказать слово в ее защиту, осмелился пшодраться с Вожаком... Подраться из-за нее... А потом случилось то, что не происходило уже целый месяц - он сел с ней за одну парту и сказал, серьезно, почти по-взрослому:"Не обращай внимания"....
Девочка сидела и играла с котенком, а мимо шли трое взрослых. Взрослые, вообще, не могут наблюдать, как дети веселятся.
- Девочка, хватит мучить животных. - произнес один из них строгим голосом. А второй решил изобразить из себя добренького
- Девочка, этот кот бездомный, ты подхватишь заразу.
- Девочка, убери руки от этого ужасного кота, не трогай его, ты же обожжешься!!! - закричал третий. И взрослые пошли дальше, довольные своими наставлениями. Как толька у ребенка появляется радость, взрослые стараются ее отобрать...
А девочка сидела потерянно и грустно, и вся радость ее куда-то испарлась...
- Не обращай внимания - прошептал Котенок ей на ухо голосом львеныша и лизнул ее в щеку. И девочка радостно засмеялась. Ведь когда у тебя в душе живет Солнечный Котенок с шерсткой, искрящейся радостью, грустить нельзя ни в коем случае. Иначе он умрет.

Птицу можно убить
Только обрезав ей крылья
Птица не сможет жить
По небу в тоске непосильной.
По ветру и по свободе
Она залачет надрывно
Так не бывает в природе,
Чтоб птица жила без крыльев.
Птица вынесет все -
И бурю - она ей подруга,
И холод - тепло принесет
Хотя бы полет по кругу.
Но жить взаперти, где-то там,
Где с небом нельзя целоваться,
От радости петь по утрам
И и к ветру крылом прикасаться,
Где переломают ей то,
Чем птицы живут доныне,
Она от жажды умрет
Словно она в пустыне,
От жажды полета и от
Жажды свободы погибнет.
Напоит ее лишь полет
И ветер водою дивной.

У птичьей моей души
Прошу, не ломай ты крыльев
Оставить меня не спеши
Рядом с собой - отныне
Сама я к тебе прилечу,
Коль будешь ты добр со мною
И коль на свободу мою
Ты не замахнешься рукою.
Буду рядом с тобой до конца
В клюве принесу напиться
И руку отведу стрельца,
Улечу, коль захочешь проститься.
Взамен об одном прошу -
Крыльев моих не трогай
А все остальное прощу -
Лететь мне твоей дорогой!

Жил на свете один юноша. Однажды солнце там, где он жил, скрылось за тучами, и стало очень холодно. Юноша очень замерз, и с нетерпением ждал, когда же солнце выглянет и согреет его своими жаркими лучами. И однажды один злоумышленник, видя, что паренек хочет согреться, принял облик его друга сказал:
- Пошли, я приведу тебя к костру, там и согреешься.
А юноша знал, что сли сидеть очень близко к огню, то можно обжечься Но он очень сильно замерз, и был согласен даже на очень слабое тепло. "Ничего не будет, если я сяду вдали от костра" Он щедро заплатил подонку, и тот повел его к огню. Они остановились очень далеко от пламени, но и даже на таком огромном расстоянии юноше показалось, что огонь очень теплый. Он согрелся, и, довольный и счастливый пошел домой.
А на следующий день он снова проснулся замерзшим, и снова пошел к оню, чтобы согреться. Но, когда он пришел на то место, где он вчера был с тем человеком, он понял, что языки пламени уже так не согревают его. "Пересяду поближе!" - подумал парнишка и сел на пару шагов ближе.
И так он каждый день он приходил к костру, и с каждым разом садился все ближе и ближе, и там, где он сидел вчера, огонь его уже не грел. А потом он перестал даже уходить от костра и ночевал рядом с ним.
Однажды юноша увидел, что солнце выглянуло из-за туч и радует землю своим теплом. Он подумал: "Солнце выглянуло, уйду-ка я от огня и буду греться под солнцем". Но едва он сделал несколько шагов от костра, как почувствовал, что солнечное тепло слишком слабо для него и уже не может согреть его слишком привыкшее к жару тело. И ему уже ничего не оставалось, как с каждым днем все ближе садиться к огню. Его тело истязал жар, вся кожа его покрылась страшными ожогами, воласы опалились, и юноше было очень и очень больно. Но когда он пытался уйти от огня, он жестоко замерзал, ожоги начинали покрываться тонким ледком, и он со вздохом пересаживался поближе к огню и, согреваясь, засыпал.
И в один день юноша вплотную подошел к огню. Он оченб боялся этой огромной ревущей и пышущей жаром стены и попытался было отойти, но жуткий холод тут же взялся за свое дело, и припорошил инеем его ставшие белыми ресницы. А на следующий день даже эта огненная стена не смогла согреть его, а он ведь спал вплотную к ней! И ему уже ничего не оставалось, как шагнуть в пламя и сгореть дотла. Ведь если идешь к костру, то обратной дороги не будет.
А стена чуть колыхнулась, поглотив свою первую жертву и стала ждать, когда злоумышленник приведет ей новую...

Она бежала по городу. Серый город, серые бездушные улицы, равнодушные глаза разбитых фонарей, в которых отражалось серое небо… Во всем этом городе чувствовалась пустота и равнодушие, которое бывает в душе… Когда нет сил уже на безнадежную борьбу, на крики и отчаяние, на сопротивление… Когда просто ждешь своей судьбы, когда душа уже не способна реагировать ни на что, она пуста, в ней уже не осталось ни сил, ни эмоций… Просто сидишь и ждешь… Серый город, серые бездушные улицы…Она бежала, из-под ее сапог летели брызги, ее не застегнутое пальто колыхалось за ее спиной в такт шагам, тяжелые длинные волосы ритмично подпрыгивали и били ее по плечам… В глазах ее был страх и отчаяние, и в них теплился еще крошечный огонек надежды, что вдруг она успеет убежать, скрыться… Дико выглядела в этом пустом, сером, равнодушном городе она, которая еще сопротивлялась…
Он бежал за ней. Он – солдат. Он был победителем. Его армия захватила этот некогда живой город… И сейчас он был охотником… И он усердно, неумолимо гнался за своей жертвой, несчастной, беспомощной жертвой…
Она забежала за угол… А за углом был тупик… Жертва попалась в силки. Охота кончилась. Она прислонилась спиной к стене… В глазах ее были только ужас и отчаяние… Не было уже того огонька надежды… Она стала частью города… А он приближался… Охотник, желающий добить, наконец, свою жертву.
Серый город, серые, равнодушные улицы… Она подняла глаза и увидела, наконец, своего преследователя в лицо. Она видела его впервые… Она наблюдала все, как в замедленной съемке… Все так мучительно долго… Он медленно, очень медленно поднял пистолет, потом его палец так же медленно нажал на курок… Она видела, как из черного дула страшного куска металла, изрыгающего смерть, появился свинцовый шарик, как он оторвался от своей тюрьмы и приближался к ней… “За что?!” – успела она крикнуть, прежде чем этот шарик, безобидный, страшный шарик вошел в ее грудь и остановил ее сердце… Серый город, серые равнодушные улицы…
Она лежала в грязи, она стала частью этого города, такая же равнодушная ко всему… Она уже не могла сопротивляться…
А он стоял над ней, удерживая в опущенной дрожащей руке пистолет. “За что?!!” – спросила она у него перед смертью. И он не мог ей ответить на этот вопрос… Он видел ее впервые и ему было жаль, что знакомство оказалось недолгим… “За что?!”… Он и сам не знал, за что. Она не сделала ему ничего дурного. Но он был лишь солдатом, и ему приказали. Страшная сила, которая сталкивает людей, которые сами не понимают, почему они убивают друг друга…
Серый город, серые равнодушные улицы…

В запахах утра - свежести ночи,
Что будоражат закрытые очи.
В запахах утра - птичее пенье,
Что возвещает: "Кругом воскресенье!"

Все еще спят, и город пустует,
Но вставший пораньше - на миг не забудет
Этого утра и птичьего пенья,
Ликующего воскресенье.

Воскреснет сегодня мертвый Спаситель,
За веру великую добрый воитель,
И счастьем струится птичее пенье -
Святое сегодня пришло Воскресенье!

убить, чтобы спасти
Словно марачная стена нависла над городом - грозного мрачно-серого цвета, похожая на асфальт, что взбунтовался вдруг и воспарил над миром, решив стать дорогой в небеса, дорогой в никуда. Так на море кажется, что две одинаковые лазурно-капризные поверхности, по воле капризной судьбы разделенные ничтожной полоской воздуха, соприкасаются слабо-различимым швом где-то вдалеке, и если не присмотришься - не поймешь, где что и вдруг по ошибке нырнешь в небо или взлетишь в море...
Как срачен асфальт в жаркий серй день, давимый сотнями колес и тысячами тонн железных колесниц-гробов, так же мрачна была та нависшая над городом дорога неба, истоптанна и заезженная равнодушием и эгоизмом, дерзостью и жестокостью, выжженная сотней предательств и тысяччами тонн обид. Словно все человеческие пороки и грехи равнодушно закрыли собой яркое светило. Словно все человеческие проки и грехи равнодушно закрыли собой яркое светило у Него в сердце, оставив под собой жалкие, пригибающие головы под тяжестью этой стены инстинкты и чувства, и грозно усмехающийся разум.
Сегодня. Сейчас. Он так решил. Его последнее и самое сладкое свидание. Последняя и самая желанная встреча. Он мог управлять Той, что вселяет ужас в трепыхающие сердчишки легких людишек. Одним движением пальцев, одним взмахом руки Он мог направить Ее к кому угодно, к тому, кто когда-то чем-то Ему не угодил ему...
Эти людишки сами не понимали своих преступлений. Жалкая бледно-серая масса, похожая на желе, которое чуть колышится от встряски, но снова и снова становится прежним, сумела своими жадными руками отнять у Него Все. У Него, казалось бы, было все то, чего эта серость так добивается, к чему так тянет свои мерзкие щупальца, но Он был нищий, и Он прекрасно понимал это.
Нет, Он не злился на них. Злоба - это для них, для серой массы, для жалких муравьишек, что копошились сейчас под Его ногами и даже не понимали того, что нависло над ними в немой угрозе. Его тренированный характер, Его железный каленый разум не подчинялся подобным эмоциям. Злоба - зачем? Чтобы в ярости сжимать кулаки, смотреть, как походят мимо ничтожества, озабоченные лишь чрево- и сексоугодием, видеть, как на заплывших отупением мордах, похожих одна на другую, как болванки, расцветают дебильные, но, тем не менее, счастливые улыбки, как плесень на трупе прекрасного некогда животного, и снова и снова сбивать в кровь костяшки пальцев о равнодушные стены?Нет. Ему это не нужно. Он спокоен. Ему плевать на то, чего хотят и чего добиваются сотни насекомых, неотличимых друг от друга на первый взгляд. Он не злился, не обижался, а значит - Его усеянное шрамами сердце не знало страданий. Он всего лишь презирал этих людишек. Ему было противно и мерзко от того, что Он соприкасался с ними всю свою жизнь. Они этого недостойны.
Он всего лишь ненавидел себя. Скорее даже не ненавидел, а презирал. Так же, как и бесплодную и бесполезную серую массу. Презирал за то, что позволил ей отнять у себя самое ценное и дорогое, что было у Него. Он стал таким же? Нет, Он не хотел этого. Он искал и призывал то, без чего жить и дышать - не имеет смысла. Искал среди россыпей звезд Млечного пути - а друг Оно затерялось там во время очередного полета сквозь безмерное пространство на могучих некогда крыльях? Искал на земле, искал даже в бездне серой массы - а вдруг сверкнет, загорится... И позволит снова жить, и яррче заиграют краски, и слаще станет запах солнца, и громче и нежнее запоют розы...
Искал и не находил. Нигде и никак не мог найти потерянное, отданное однажды без боя, повинуясь всего лишь слову... Тупому слову тупого отростка серой массы.
Сейчас или никогда. Он найдет и спросит Ее, мудрую. Она все знает. Она поможет найти, Она знает, где искать.
Он не боялся. Зачем Ее бояться - такую манящую, ласковую, нежную. Зачем Ее бояться, если знаешь, что она придет и навсегда утопит тебя в своих объятиях, прижмет к себе и не отпустит, не откажется от тебя, жестоко рассмеявшись прямо в испуганные, полные боли и слез глаза.
Нет, Он не любил Ее. Не хотел. Но и не боялся. А сейчас понял вдруг - хочет. понял, что лишь Она может прервать бесполезное дыхание, бесплодные поиски, бесцельное существование. Она знает, Она поможет, Она найдет.
Он крепко держал Ее в своих руках, чувствуя, как бегут искорки нетерпения к кончикам пальцев. Легкое движение руки - и Она предстанет перед Ним, появится со звоном битого стекла, так желанно и нежданно одновременно, как джинн из волшебной лампы. Она ласково коснется его и унесет с собой - а заобно и ту часть серого однообразного желе, что разлилась сейчас под ним и даже не догадывается о самом сладком в их жизни свидании.
Пора!
Как он и думал - со звоном битого стекла, жданно и неожиданно одновременно. Просто перехватило дыхание от Ее величия, просто замерло, так сладко замерло бесполезное сердце в груди.
Как Он и ждал, Она ласкова и так прекрасна... Безумно красива и безумно желанна. Не чувствуя под ногами пола - он просто ушел из-под ног, осыпался вниз бесполезной Читать далее...

Основано на реальных событиях
Как все это странно... Странно и непонятно. Темная ночь, полутьма комнаты и пустота... Лишь только обагряет темную футболку кровь из разбитого сердца... Руки, уже окровавленные в тщетной попытке зажать огромную, смертельную рану в душе... Выскальзывающий из них телефон. Рядом - бутылка, тщетная попытка уйти...
Не вышло. Не вышло убежать от воспоминаний.
В ушах еще звенит ледяной голос, из него складываются обрывки фраз: "Пожалуйста, не звони." "Я не могу с тобой общаться"... Страшные разрывные пули - эти слова. И нет ни слез в глазах, ни комка в горле. Есть лишь дрожь, противная дрожь в ногах. И пустота в душе, там, куда летели ледяные иглы. И еще - непонятная злость.
Набор номера, гудки... Где-то там, в далекой квартире зазвонил телефон, зазвонил обычным, стандартным звонком, привычной и приевшейся всем мелодией... Как фальшиво она звучала!
- Да! - сказала убийственно ровным и ледяным голосомв трубку его обладательница.
- Я не могу так больше. Ты нужна мне.
- Зачем?
- Пожалуйста... - c другого конца провода, в динамик, заляпанный кровью с рук, тоже говорили удивительно глухо и ровно. Уже ровно и глухо...
- Зачем? - все тот же ледяной голос.
- Ты - моя лучшая подруга.
- Хм, вот как. Интересно! - голос был беспощаден. Это действительное спококйствие все-таки выбило из колеи кажущееся равновесие. В трубке раздался полный боли стон. Мысли и язык перепутались, смешались...
- Блин... Пожалуйста... Ты же знаешь!...
- Прощай! - просто сказал ледяной голос, а его обладательница нажала на красную кнопку, прерывая бессмысленную путаницу слов. "Слышать его больше не могу!" - пронеслась мысль в голове. Она знала, что сейчас в другой кваритре он со злости и отчаяния, наверное, разбил бутылку о стену...
А в полутемной комнате кто-то встал с пропитанного кровью дивана и медленно, на предательски дрожащих, негнущихся ногах подошел к окну и раскрыл его настежь.
В голове не было ни мыслей, ни эмоций - ее залила пустота... Та пустота, которую чувствуешь, когда тело отупело от боли, когда уже нет больше сил кататься по остывшему асфальту, елозя переломанными руками в поисках хоть какого-нибудь спасения от игл пронзающих насквозь, и кричать проклятия в спины уходящих с монтировками в руках, когда уже даже не хочется плакать, звать на помощь, когда даже стонать не хочется... Просто лежишь и смотришь в небо...
Ветер, такой ласковый и манящий... В голове ничего... Лишь все еще сочится из порванного сердца кровь, капля за каплей...
Со звоном откололась часть от сердца ледяной девушки и посыпалась снежной крошкой на книгу. Но девушка даже не заметила этого. Пусть лежит сейчас на асфальте тело того, кому она еще была нужна... Пусть... Частичка ее сердца, жегшего внутренности приятным холодком, откололась, а не растаяла. Да и не могла та частичка растаять и причинить боль той, которя уже не страдала который век.... Той, что заморозила себя. Той, кому было все равно. Той, чье имя было - смерть.

Тебе, Иешуа.
Распушив свой шикарный хвост, белой мягкой кошкой разлеглась повсюду зима. Огромной горой нежнейшего пуха она стерла всю грязь, выбелила души людей. Ей, капризному животному уже надоело прыгать, крутиться и задорно ловить свой хвост, блестя морозными синими очами чистейших небес. Сегодня она лениво разлеглась, утомленно поглядывая на мир из-под прикрытых век. Она засыпала…
Белыми и пушистыми маленькими птенцами парил в воздухе крупный и частый медленный снег. Он ложился на грязь и слякоть земли, заглушая все звуки мягкой периной. Все молчало. Даже оживленная железнодорожная станция, на которой сегодня, как и всегда, было полно людей, этих шумных созданий и их не менее громких творений, сегодня притихла. Люди как будто почувствовали ту теплоту, которая парила в воздухе белой совой, накрывающей всех своими огромными крыльями.
Она стояла на платформе, просто стояла и ждала чего-то. Мимо с диким шумом и грохотом проносились электрички, вбирая в себя и выпуская толпы людей разумных и не очень. А она все стояла.… Стояла и смотрела в розовое небо, в котором кружился снег. Как же она хотела оказаться там…. На улице было очень холодно, но она не замечала этого. Люди спешили домой, и лишь ей некуда было спешить. Она всегда была одинока. Ведь она была белой и мягкой, как снег, но так и не научилась быть холодной…. Всегда было одно и тоже. Она не умела ни заморозить, ни сжечь тех, кто пытался расцарапать ей душу, хоть было в ней и от снега, и от солнца. Увы, других таких же не было. Она уже не верила никому.
Когда-то она верила людям. Но люди лишь называют себя разумными. На самом деле они живут так, как скажет им кто-то другой. А кто-то сказал: «Белого не бывает. Это неправильно, а значит, это плохо». И с тех пор люди стремятся испачкать все, что попадается на их пути. Грязными руками они заляпали ее снежную душу. И тогда она стала верить снегу. Она завидовала ему, мягкому, легкому…и холодному. Ей казалось, что ничто не нарушит той чистоты, что сияет вокруг. Она пришла к снегу и сказала: «Снег, я твоя». Но снег ничего не ответил и лишь холодно пожал своими белоснежными плечами. И тогда она увидела, что у снега тоже грязные руки. Они испачкались от рукопожатий людей. И теперь она уже не верила никому. Если ей становилось больно, она лишь уходила. Уходила тихо и спокойно, ибо она уже не верила, а значит, и не разочаровывалась. И не хотела хоть чуть-чуть поверить в пламя. Она разучилась верить.
Но сегодня… Сегодня был необычный день. Она не знала об этом, да и откуда ей было это знать? Она чувствовала лишь тишину. И смотрела на снег, который был такой теплый…

«Тихо падает снег на ладони и тает…
Ты сейчас далеко. Мне тебя не хватает» -

донеслось вдруг до ее чуткого слуха. А в воздухе вдруг задрожала Музыка. Задрожала, нервно и звонко, и вдруг лопнула, натянутой струной, и мягко полилась на землю, обволакивая все вокруг… Люди ее не слышали.

Тихо падает снег на ладони и тает…

Она вдруг развернулась и пошла туда, откуда до ее ушей доносилась музыка. И увидела человека. Он сидел на платформе, прислонившись спиной к забору. Ему было плевать на то, что волосы его практически занесло снегом, руки замерзли и покраснели, а стоявший рядом рюкзак насквозь промок. Ему было плевать на все…. Ему казалось, что он сегодня умер. Раньше он думал, что бросится под электричку. Но вышло все по-другому. Оказалось, что сил у него хватит лишь на то, чтобы вот так сидеть и бессильно повторять:
«Как хотелось бы мне в этот снег превратиться,
На ладони твои потихоньку ложиться…»
Слова, бесполезные теперь слова… Он видел лишь розовое небо и пушистый снег.
Она подошла к нему и вдруг снова поверила, поверила, когда он бессильно протянул руку и погладил ее по мягкой белой голове, не переставая смотреть в небо. Вдруг она подобралась поближе, слизала слезы с его лица, слегка щекоча его глаза усами, и тихо промяукала ему на ухо:

Тихо падает снег на ладони и тает…
Ты сейчас далеко. Мне тебя не хватает.

Он усмехнулся и прижал ее к себе. А она почувствовала себя счастливой. Ведь счастье – это когда тебе есть, кому сказать такие слова. Даже если ты всего лишь кошка.