Слушать этот музыкальный файл

...Не видишь, я под дождем промок,
Не веришь, тогда прикоснись ко мне,
Я принес тебе оттуда цветок,
Мне открылась тайна, я вышел вовне...

Вот сиди тут и реви =/

Выкроить из чёртовой беготни час на встречу с Д., неделю не виделись, целая вечность, господи. Вцепиться в плечо, уткнуться холодным носом в кожаную куртку, сколько можно мотаться в эту свою Москву, не бросай меня, не бросай, не...

А девочка не поёт и девочка не поэт,
Чего-то всё ждёт и ждёт – зачем родилась на свет?
Ласкает кошачьим «да» и рубит коротким «нет»,
Ей целых шестнадцать лет.

Глаза, как крапива. Плащ, на шею – цветной платок,
Вперёд – в пелену дождя, вперёд – в переплёт дорог.
И ждёт, чтоб от этих лиц, от этих земных тревог
Хоть кто-нибудь уберёг.

А ты кареглаз и смел, ты лучше, чем свет луча,
Ладонь у тебя всегда спокойна и горяча.
И девочка так слаба вблизи твоего плеча,
Невечная, как свеча.

Ей каждая боль твоя безжалостно бьёт под дых.
Она не выносит слов, безликих, пустых, немых.
Она – серо-рыжий кот, который так странно тих,
Свернувшись у ног твоих.

А ты всё равно уйдёшь, ты это давно решил,
В тот город, где сотни лиц, в тот город, где ни души,
Оставив ей мир, весну и все небеса... гроши!

Спи, девочка. Не дыши.

Только через десять минут после начала спектакля до меня дошло, что я смотрю не "Лев зимой", как намеревалась, а вовсе даже дивную испанскую пьесу "Дон Сезар де Базан". На входе по этому поводу висело объявление, но птиц тормоз.
А пьеса на самом деле вау. Гитарная музыка совершенно восхительна, танцы зажигательны, актёры хороши. И главная героиня - она даже как-то слишком хороша, чтобы я ей верила, ну да не мне судить.
В следующий раз пойду с цветами - меня после каждого спектакля сильно тянет кем-нибудь восхищаться и кого-нибудь благодарить.

***

В глазах испанских женщин ликуют бесы,
Огнём летит подол и стучит каблук.
По мне уже никто не отслужит мессы:
Я тоже бес, я тоже хочу на юг.

А путь в полмира часто короче шага.
Я мог летать, но шёл в твой сырой трактир.
Я тоже зло смеюсь и сверкаю шпагой,
Как чашу, пью до дна этот чёртов мир.

Вино и кровь – и бейся до боли, сердце!
Забыть, забыться, плакать, шагать на лёд,
Чтоб стать огнём и бешено разгореться
В глазах у той, которая так поёт.

(Ах, чёрт, опять от мужского лица! Ну что ты будешь делать).

Получила в подарок духи, цветы и конфеты. А ещё нашла дома колечки, милую неношеную кофту с вот такущим декольте и нашейный платок, чтоб как-то прикрыть сие безобразие. Сижу и чувствую себя нормальной девушкой. Странное такое чувство.
Я как-то и не заметила, что весна. А тут смотрю вдруг - тепло, можно надеть наконец жёлтые кроссовки и старую любимую рыжую куртку. Мама косится на куртку, как на личного врага - Свет, ну давай тебе новую купим или пальто такое, я вот видела... А нафиг, спрашивается?
Ходила сегодня, искала себе рюкзак, такой чтобы яркий, красивый и не стоил, как маленькая нефтевышка. Разумеется, не нашла. Еду домой (естественно, в маршрутке!), жмурюсь на солнышко, смотрю на людей, даже плеер выключила.
И заходит в маршрутку девочка маленькая в канареечно-жёлтой курточке (вооот, думаю, такой рюкзак мне и нужен был), за ней молодая мама, красивая и какая-то очень светлая.
Ну, ребёнок как ребёнок. Отворачиваюсь к окну, втыкаю в стекло носом, за стеклом много цветов и какая-то старушка продаёт вербу.
- А сейчас я приеду к дедушке Вове и бабушке Оле, - разносится по салону радостный детский голосок. - и возьму игрушки, и покажу им кукольный театр! - на последних словах так и звенит от полноты чувства.
(Девочка выговаривает "р", но мягко так, по-детски, так что "театр" прозвучал скорее как "теа-а-атыл!")
Я поспешно оборачиваюсь на этого юного ангела. Ангел сверкает чёрными глазами и возит пальчиком по стеклу.
- Маа-а-ама! - вдруг вопит ребёнок истошно. - Мама, там белые кораблики!
Я стекла под кресло лужей чистого варенья. Мама поспешно наклонилась к дочке, и они тихо, дружно и весело защебетали что-то про облака.
- А я знаю песенку про белые кораблики, - наконец заявила девочка. - Белые кора-а-аблики, белые кора-а-аблики, по - не - бу - плы - вут! Белые кораблики, белые кораблики...
Так и сидим. Вся маршрутка затаила дыхание, водитель для отсутствия пробок едет как-то слишком неспешно, я улыбаюсь от уха до уха, мама ангела смотрит ласково и горделиво.
Девочка умолкла.
- Блин! - заявила вдруг едущая напротив женщина с двумя пакетами, большой сумкой и грандиозным букетом цветов. - Не будь руки заняты, похлопала бы.
- Да! - согласилась я.
Сегодня полгорода было с цветами.
Сегодня везде была мимоза и на каждом углу пахло тюльпанами.
Я видела мужчину в оранжевой шапке, который нёс в руках пакет, где плавала золотая рыбка. И классную, чёрную, лохматую собаку, дрыхнущую на ступеньках университета. И вообще много кого.
Дорогая золотая рыбка! Если это и есть нынешняя весна, то я, пожалуй, согласна. Только сделай, пожалуйста, так, чтобы я поменьше делала людям больно.

Я пыталась убежать, но от себя не убежишь. Даже когда едешь в машине и смотришь на горизонт, даже когда приезжаешь в маленький, но дивный городок, где на половине остановок висят плакаты "Мы любим наш город!", а на другой половине - жизнеутверждающие плакаты типа: "Не падай духом, всё получится". А ещё три дня кряду живёшь в чудесной семье, где кормят и слушают такую же музыку, как ты любишь. А ещё там живёт угрюмый кот, которого страшно жалеть.
Я сидела, свернувшись калачиком в кресле, и читала Фрая, Агату Кристи и воспоминания об Анне Ахматовой, играла с детьми, рисовала им драконов: зелёных, жёлтых, красных и фиолетовых, училась жонглировать, смотрела старые записи КВН и таяла от приступов ностальгии, покупала воздушные шары, каталась на колесе обозрения, слушала ночью плеер, рыдала под "Увертюры белых рек" и давилась волной нежности, тоски и жалости, от которой так хотелось убежать...

***

Таких не бывало на свете, я думала, вовсе и нет – чтоб волосы вились, и ветер в них впутывал солнечный свет, такое весёлое сердце, спокойный, внимательный взгляд. С тобой очень просто согреться, мой небом дарованный брат.
Зима ведь, как море, безбрежна, а сумрак упрям, как прибой. Я в памяти бережно-нежно храню разговоры с тобой – так дети, чьи светлые души ещё не изведали страх, воруют незрелые груши в зелёных соседских садах. А я рисовала драконов, писала плохие стихи, и мы не учили законов, не помнили наши грехи, кормили собак с голубями, смеясь, говорили про сны, безбожно сорили словами, и было два дня до весны.
Но что-то по сердцу да плетью – я больше тебе не сестра, и стала вдруг маленькой смертью весёлая свежесть утра. А время всё ходит по кругу. Суметь бы, не выказав слёз, отдёрнуть дрожащую руку от вьющихся русых волос.
Мгновенье – и выросли дети, и градом побиты сады, и тускло, пронзительно светит осколок упавшей звезды. Летят холостые патроны, в полях крапива и репей. Зелёные злые драконы срываются с тонких цепей.
Грызу в исступлении пальцы и нежностью прежней давлюсь – зачем я училась прощаться, зачем обещала «вернусь»? Я кошкой, не знающей скуки, приду – накорми меня с рук.
Не надо мне этой разлуки, я много видала разлук.
Не надо мне этого неба, не надо сверкающих льдин. Мой мальчик, ты был или не был?
Пожалуйста, не уходи.

Итак, высовываю голову из вынужденного затворничества и сообщаю: жива. И себе заодно напоминаю. Это, правда, не жизнь, а черти что, но уж как есть, и я, в общем-то, согласна и довольна. А объявилась я тут потому что хоть и сказать нельзя, но и молчать, как водится, невмочь. И сказать на сей раз захотелось вот про что.
Мне никогда не дарили цветов. Верней, вру. Во втором (третьем? первом?) классе на восьмое, кажется, марта я получила потрясающую орхидею в коробке. Шикарный розовый цветок, поставленный во флакончик с какой-то специальной жидкостью, чтобы не вял, очень-очень красивый и похожий почему-то на бабочку, для восьмилетней пигалицы, выросшей в военных городках, был чем-то совершенно неземным. Печальный даритель, кареглазый мальчишка с соседней парты, и сам прифигел со своей щедрости. И с тех пор первая ассоциация с днём восьмого марта - это много солнечного света и терпкий запах орхидеи. Люблю весну.
На этом тема букетов от лиц противоположного пола наглухо закрылась. Даже больше: долгое время я вообще ничего не получала, и завидев раскрасневшуюся от счастья какую-нибудь девочку, бережно держащую букет каких-нибудь тюльпанов, завидовала чёрной завистью и вспоминала орхидею. Рядом кто-то был, но цветы подарить никогда не додумывался, а ведь так мало надо, чтоб меня приручить - дарите цветы, носите на руках иногда и я ваша навеки, ах! (Может тебе ещё и шнурки погладить, непременно съехидничала бы сейчас моя хорошая подруга, чтоб я без неё делала, честное слово).
Ну так вот. Однажды, а если быть точным, в этот четверг, 21 числа, договорились мы встретиться с другом Y. Друг будет не по имени, а просто Y - я в который раз убедилась, что про людей нель-зя напрямую писать в блоге, не испросив на то их согласия. Так вот, немного потупив, мы всё-таки согласовали свои учёбы и сошлись на том, что в два, возле универа. Ситуация осложнялась тем, что мне там, как раз в два, на тестирование записываться. Это значит ходить из кабинета в кабинет, подписывать какие-то неопределённые бумажки и стоять в очередях за какими-то непределёнными печатями, мрак и ужас.
Друг Y сжалился над моим бюрократическим кретинизмом и предложил помощь - подождёт возле первого из череды кабинетов, а дальше мы вместе отправимся за получением заветных пропусков. Чтоб я без тебя делала, восхитилась я и положила трубку.
И вот, выхожу я уже из этого кабинета, а тамошний компьютер не захотел вписывать меня в базу данных, а принтер заглох и отказался печатать договор, доведя полкабинета до исступления, выхожу я, взмыленная и неадекватная, закрываю дверь, вижу Y - ну хоть здесь повезло! - делаю шаг навстречу и...
И у него в руках розы. Белые с красной каёмкой, длинные стебли, тёмные листья. Улыбается радостно - он умеет, отдаёт розы мне, я на них смотрю растерянно и чувствую, что мне снова восемь лет. Пахнут горько. Розы. Белые. Три.
Блею что-то благодарственное. Мучительно размышляю, по какому же это поводу. Восьмое марта вроде далеко, день рождения и того дальше, а с днём защитника отечества меня вроде поздравлять не положено. Кажется.
Y вдоволь нагляделся на мою обалдевшую физиономию, засмеялся, коротко и ёмко пояснил причину (просто так!) и повёл за пропусками на тестирование. Как я вваливалась в кабинеты, в одной руке держа всякие документы, а другой прижимая к себе шуршащий, яркий, горький букет, светясь к тому же неуместной жизнерадостной улыбкой - это отдельная история, более идиотского зрелища выдумать, честно говоря, невозможно. Управились мы с Y, кстати, довольно быстро. Ходили потом по завьюженному городу, в книжный забрели, в кафе посидели, потом я поехала в театр смотреть спектакль о любви и было мне счастье.
Сейчас розы стоят в вазе, четыре дня уже стоят, причём одна заметно порозовела, другая покраснела, а третья обволоклась таким нежным румянцем, благоухают на всю комнату и гордо стареют. Эта гордость так красива, глаз не оторвать. Смотрю и думаю - отмщена. За все школьные годы отмщена, за всех неудачных кавалеров. Потому что вот оно, это самое, ради которого и надо было ждать.
Судьба моя всё-таки очень мудра.

Вспоминается всякое - вот я, летом или осенью в сентябре, иду на гитару записываться, такая вся загорелая и радостная, к некой Быстровой, кто такая, да ну неважно. И за компанию со мной идут мои любимые человеки, девчонки и Миша. И Миша торжественно снимает с руки напульсник, "Гражданская Оборона" на напульснике написано, и отдаёт мне со словами: "Медиатор сунешь... да, и не забудь, что Гражданская Оборона - это группа такая". Обижаешь, начальник. Не слушала я ГрОб, но уж осведомлена была вполне, а не слушала потому что лентяйка и не ищу записей.
Но "Всё идёт по плану", как положено всякому человеку разумному, слышала сто раз, ну или разве что на самую малость поменьше.
Границы ключ переломлен пополам, лето, лето, лето, солнце, гитара - МОЯ, наконец-то моя, играет Миша, ну да для Миши не жалко, она только его и слушается как положено. А наш батюшка Ленин совсем усоп, а мы в переходе, люди идут, кидают мелочь, всё идёт по плану.
Ты ведь конечно слышала, да? Эльфёнок вернулся с летней школы и стал совсем панк, и присылает запись, неважную, но живую, слышно всё, слышно, и всё идёт по плану, да...
И вот совсем уже недавно, дня три, четыре назад, мне в глаза буквально бросается здоровая такая афиша: "Гражданская Оборона". Едут, оказывается, в Ставрополь. В филармонии выступают, прямо как Мельница, ух ты. И столько их, этих афиш, я обижалась (а у Мельницы столько не-е-е было!) и размышляла, а не купить ли мне билетик (да что там забыла, возмущается внутренний голос, ты сколько их песен наизусть знаешь? Ага, то-то же!). Не купила.

***

Сегодня была метель, ревущая, огромная, необъятная, пронизывающая и совершенно бескрайняя метель. Теряюсь в этом снежном море, утыкаюсь практически носом в забор... содрана афиша, вон рядом такая же, тоже содрана. Красно-белая, простая, остались какие-то обрывки букв, гр, фил, тел.
Внизу, по сугробам, мотается бело-красная скомканная бумага.
Не спел в Ставрополе. Не спел. Не успел.

***

День всё равно идёт своим чередом, что ему, дню, сделается. Мне на занятия надо, прихожу в класс, а там
тюльпаны
жёлтые.
Жёлтые-жёлтые такие, гордые твёрдые стебли, светло-зелёные листья, в вазе стоят и пахнут. Нет, они не пахнут, они ПАХНУТ. Одуряющей весной, какая бывает на всякие цветочные весенние праздники. Их ещё такие в вазы ставят и резиночкой чёрной схватывают, чтобы раньше времени не осыпались. И стоят тюльпаны - жёлтые! пахнущие! - на мёрзлом подоконнике и иронично так отражаются в стекле окна, а за окном в своё удовольствие беснуется метель, швыряется иногда в окна колючим снегом.
А тюльпанам всё равно. Они из какого-то ненашего мира, где наступит весна, и где не будет этой суеты перерождений, и
там наверное вообще не надо будет умирать.
Летов жив.
Слышите?
Летов жив.

В пятый раз за пять минут батюшка сказал, что мы все умрём.
"Не верю", - в пятый раз за пять минут не согласилась я и вопросительно посмотрела на свечку. Свечка трескнула и выпустила облачко чёрного дыма.
Самое красивое в церкви - это церковные свечи, потому что нигде больше нет такого мягкого, тёплого, золотого, медового пламени. Особенно когда их много и рядом. Особенно, когда они все разной высоты и потрескивают периодически, одна за другой. Если закрыть глаза, будет музыка. Если открыть глаза, видно, как пламя отражается в полированном, как зеркало, распятье и тогда хочется плакать.

***

- Ты никогда не покупала журнал "Сто великих людей"? - спросила мама недавно утром. - Замечательный, говорят!
Через пару часов журнал был куплен. Даже два, Эйнштейн и Леонардо Да Винчи. Я отдала Леонардо маме и вцепилась в Эйнштейна.
То, что у всякого физика должно быть врезано намертво. Е равно эм це квадрат. Ага. Меня всегда поражало - такая короткая формула и объясняет вообще практически всё. И даже то, почему мы не умрём.

***

Батюшка объяснял, что смерть это обязательно, но нестрашно. Я смотрела на свечки и думала - куда они деваются, когда догорают?
Подумалось, что, наверное, переплавляются в новые, не пропадать же добру, да? Ссыпаются все в одну большую чугунную ёмкость, растапливаются, смешиваются и становятся новыми свечками. Новая жизнь длиной в час или-сколько-там-они-горят, ещё одна, и ещё, и ещё много. За столько жизней уже насквозь пропитаны тем, что царит в церкви. Запах ладана, слёзы, радость, молитвы, молебны, красивые низкие голоса.
Свеча горела на столе, свеча горела. Ещё одни руки, ещё одно дыхание, кто держит тебя на этот раз, зачем он пришёл, что он чувствует - всё хранится.
Е равно эм це квадрат. Закон сохранения свечей. Amen.

***

С людьми-то всё абсолютно точно также. Мы были всегда. Мы никогда не умирали. И никогда не умрём.
Я верю Эйнштейну.
И свечкам.

- Так и вижу, - говорит Наум, взъерошив стриженые кудрявые волосы, - как мишки Тедди стройными рядами идут порабощать человечество.
- Ага, - подхватываю я. - Отлавливают людей и с наслаждением вгрызаются им в черепа.
Просто он, как и я, не любит день Святого Валентина. И Катя его не любит. И Макс. Фальшивый какой-то праздник. Глянцевый. В блёстках. Напоказ.
Восьмое марта хоть чуточку искренней - в него верят дети и старательно поздравляют мам.

***

У меня дома растёт маленький кареглазый неформал. Уважает Мельницу, тащится от Люмен, очарован Наутилусами, а недавно сижу я, смотрю квартирник Сургановой (Эксайл, огромное тебе спасибо), радуюсь, подпеваю, фыркаю. Человек шести лет подходит и с любопытством смотрит на экран.
- Что тебе, мой хороший? - интересуюсь я.
- А это кто?
- Сурганова. Нравится?
- Ага. Я посмотрю?
- Смотри.
Три раза уже смотрели. Ежевечерне просит, радуется, подпевает. Для шести лет неплохой музыкальный вкус, я думаю. Горжусь.

***

А ещё я, ничего не подозревая, довольно долгое время общалась с прямым потомком брата Льва Толстого в восьмом колене по материнской линии.
Это, товарищи, полный трындец.

Из любимого. Коэльо, "Вероника решает умереть".

— ...Вы видите, что у меня на шее?
— Вы имеете в виду ваш галстук?
— Очень хорошо. Ваш ответ — это логичный ответ, типичный для совершенно нормального человека: «Галстук»! А вот сумасшедший сказал бы, что у меня на шее разноцветная тряпка, смешная и бесполезная, завязанная сложным образом, затрудняющая движения головы и требующая дополнительных усилий для того, чтобы в легкие мог входить воздух. Если я отвлекусь, находясь около вентилятора, то могу умереть, поскольку эта тряпка меня задушит.
Если бы сумасшедший спросил меня, для чего нужен галстук, мне бы пришлось ответить: абсолютно ни для чего. Даже не для украшения, поскольку в наше время он превратился в символ рабства, власти, отчужденности. Единственная польза от галстука в том, что можно прийти домой и снять его и получить ощущение, будто мы свободны от чего-то, сами не зная от чего. Но разве чувство облегчения оправдывает существование галстука? Нет. И при этом — если спросить у сумасшедшего и у нормального человека, что это, — здоровым будет считаться тот, кто ответит «галстук». И не важно, кто из них ответит правильно. Важно, кто из них прав.

(Прочитав впервые, долго и уважительно молчала. Перечитывая книгу, с каждым разом молчу на этом абзаце всё дольше и всё уважительней. Потому что находить сложным задачам такие простые и изящные решения - это надо уметь)

Это цитата сообщения m_use Оригинальное сообщение


Позвонила мама. Сказала, что забрала в редакции журналы с моими публикациями. Сказала, что купила десять штук, и еще два ей дали. Что оставит себе четыре, а остальные пошлет мне. Сказала, что стихи мои прочитала. А потом как начала рыдать, да так горько, так громко, как ребенок. Просила прощения за то, что произвела меня на свет, сюда вот, в этот мир, который ей самой не очень-то нравился. За то, что хотела, чтобы у меня все было хорошо, но одного ее желания оказалось мало. А я ревела и говорила, мам, да ты что, ну ты чего, мам, у меня всё хорошо, это просто волшебная сила искусства. Вот так вот. Вот и поговорили. Я пишу, а мама плачет. Пиздец. Родишь ребенка, а он поэт. Ты его кормишь грудью, на руках носишь в туалет, когда у него жар, тратишь на него все деньги и всё свободное время. Мечтаешь, что будет у него школа с золотой медалью, работа интересная, красивый автомобиль, веселая свадьба, трое детишек и собака. А он, сука, вырастает поэтом, и всё у него плохо. И он пьет горькую и пишет грустные стихи, а тебе уже шестьдесят, и ты уже отдал ему всё, что у тебя было, и больше у тебя ничего нет. А он пишет и пишет, сука, а ты читаешь и плачешь.

(с.)Анна Ривелотэ, "Река Найкеле"

Полный сюр, в общем.
Никогда не писала таких длинных стихов.

***

- Дорогая, ты слышишь? Молчишь? Ну молчи, молчи.
Только мне ли не знать, что ты тихо дрожишь от боли...

Минуты, дни, часы - летят, летят, летят, настоящее сузилось до шестнадцатых долей мига и вихрем проносится мимо, становясь безнадёжно прошлым. Это неплохо, но времени действительно жаль, куда оно девается, ну куда, скажите мне? Ношусь по городу маленьким тайфуном, сшибаю недотаявшие сугробы и очки с прохожих. Ночами решаю практикумы по математике. Учу на ходу конспекты по гитаре. В аське не бываю совсем.
Кстати да, гитара. Учусь нотной грамоте и упиваюсь классностью, стройностью и логичностью всего изученного. Один хвостик - восьмая, два хвостика - шестнадцатая, ноты на добавочных линейках - это уже малая октава, ре диез, ля бемоль, тон, полутон, вау! Гитара на самом деле на октаву ниже, но мы же не будем учить басовый ключ для трёх нот, так что возьмём и просто переставим их наверх. А в пятницу наконец начинается практика. "И не смей сама настраивать гитару, не смей! И нотную тетрадь купи".
Сегодня была у катка и долго-долго смотрела, как красивые грациозные дети учатся фигурному катанию. Трогательная темноглазая малышка кружится так, что сливается вся в сплошное яркое пятно. Другая девочка, с нахальной чёлкой и в оранжевой футболке, разгоняется, прыгает, падает, встаёт, сдувает с лица волосы, слушает тренера, и вновь, упорно, смело, сердито, режет лёд коньками. Дивные дети, не помню, была ли я такой же.
Люди разнообразны и по-прежнему прекрасны, все, совсем все. Кто-то бесконечно умён и при этом настолько наивен, что хоть плачь. Кто-то красив. Очень. Кто-то играет на фортепиано, кто-то добрый, кто-то смотрит с классным ироничным прищуром серых глаз, да так, что просто ах.
Вот я и восхищаюсь. А ещё мучительно наскребаю тему для доклада, ложусь далеко заполночь, додрёмываю в маршрутке и учусь не лезть в чужую жизнь, разве что очень попросят.
И время, время... а куда, интересно, деваются уже прожитые секунды, не могут же они просто так исчезать в никуда?

знаете, так бывает - ты отошёл только на шаг,
а вернуться уже некуда.

***

А та земля была твоим тайным кладом:
Купель покоя, самый счастливый сон.
Но коль ушёл – назад не иди, не надо,
Твой дом давно разграблен, и храм сожжён.

Сереет небо, холодно, тянет дымом,
Земля встречает жухлой сырой травой.
Казалось всё извечным и нерушимым,
А что сейчас осталось здесь твоего?

Всё то же время года, и то же место,
И тот же звонкий говор родной страны.
Но лучший друг целует твою невесту,
А пёс зарыт у зарослей бузины.

Ветра иначе пахнут, а утром слышно
Совсем другие песни по площадям,
И ты, нежданный, ставший чужим и лишним.
Так рой колодец новый, строй новый храм.

Но страшно ведь, что были все эти лица
Не так давно родными тебе людьми.

Нельзя же так, что сзади земля крошится!
Должно хоть что-то выстоять, чёрт возьми!

Постой минуту, знаешь такую тайну?
Здесь всё на самом деле наоборот.
Миг длится вечность, наши миры случайны,
И небо тесно, скажет любой пилот.

Дари планеты, звёзды бери на сдачу,
Не верь в законы, глупый – иди, иди.
Чему тут верить, если слепые зрячи,
А ты себя просмотришь, того гляди?

Чему тут верить, если в пустыне сами
Растут цветы сквозь камень и сквозь песок?
А кто-то очень легко говорит глазами,
Другой словами столько сказать не смог.

А всё смешаешь – господи, так красиво,
Настолько полно, кажется, только тронь –
И этот мир, кувыркаясь, летит с обрыва,
Летит, листом кленовым, в твою ладонь.

___
PS А флешмоб сегодня удался, определённо! Всем спасибо, это было очень круто.

Едем мы со Славиком в автобусе. Автобус останавливается, и слышу я вдруг протяжный крик чайки. Поскольку чаек в автобусе не было ни одной, списала всё на недосып и успокоилась.
Едем мы со Славиком в автобусе дальше. Автобус останавливается. Раздаётся крик чайки, я вздрагиваю, Славик спокоен как слон.
Едем мы. Дальше. Автобус останавливается, я втягиваю голову в плечи, зная, что сейчас услышу. Автобус открывает двери... и я понимаю, что это у старенькой двери автобуса такой специфический скрип. Как чайка, один в один, честное слово.
В мире, где автобусы плачут, как чайки, нет вообще ничего невозможного.

***

Шла я себе по лесенке, шла, говорила что-то бессмысленно-трескучее тем, кто шёл за мной, дошла наконец до второго этажа, а там Ёж стоит. Живой такой настоящий Ёж.
Стены содрогнулись. На мой истошный вопль высыпали любопытные учителя - посмотреть, кого убивают. Не убивали никого - Ёж был полузадушен, но вполне жив - так что удалились разочарованные.
В общем, дорогая, я очень рада тебя видеть. :)

***

Я еду в маршрутке, слушаю "Чужого", притоптываю в такт, пытаюсь не напевать и вообще веду себя прилично. Напротив садится человек. Человеку лет двадцать, на человеке косуха, чёрная рубашка, чёрная кепка и чёрные брутальные ботинки. Короче, прелесть что за человек. Щурится на север, хмурится на тучи, глаза серые, хорош. А из-под рукава куртки выглядывает, вы думаете, что?
Яркая, разноцветная, красно-жёлто-зелёная плетёная растаманская фенечка.
Мир мой в очередной раз пошатнулся - на своём коротком веку я навидалась растаманов, но они выглядели чуточку более по-другому.

***

"О себе:
Ищу парня 17-18 лет скина или славянина канопатого и доброго!!!!!"
Это мне с формулировкой "не, ну ты прикинь" кинул в аську Наумыч - постучалась к нему такая вот девочка. Узнала, что Наум ни разу не скин и не конопатый, погоревала да и ушла.
Славянина им подавай, канопатого! Чудо, что за люди!

***

У человека, который учит меня нотам, очень добрые глаза и весёлый нрав.
- Детка, ну что же ты на меня как на икону смотришь? - воскликнула она на исходе первого часа знакомства.
А как мне на неё ещё смотреть, если она музыкант?
И я теперь знаю, что значат эти загадочные палочки на нотах.

***

Мир, ты прекрасен.
Я знаю, ответил мир.

"...а из бусин я сделаю жуткие бусы и буду носить их не снимая".

Я кричал в темноту до хрипа, я отдался богам на суд,
Я кричал, что хочу свободы, абсолютной, без палачей.
А желанье возьми да сбудься, порвалась паутина пут,
Я теперь, как хотел, свободен – волен, болен, забыт, ничей.

Почему же хожу и ныне там, где с детства ещё привык?
В переходе играет флейта, а флейтист от рожденья слеп.
Я пройду, он сыграет Баха, он жалеет меня, старик,
Но теряются все монеты, что я кинул ему на хлеб.

В парке девочка нянчит куклу, воробьи стерегут птенцов,
Ветер тёплый и пахнет сеном, завтра будет играть гроза.
А улыбка пугливой птицей не идёт на моё лицо,
Только кривит мне странно губы, и слезятся потом глаза.

У подъезда в обнимку двое, что-то шепчет душе душа.
Я бы тоже хотел стать чьим-то, только кто же меня возьмёт?
Чуть дыша и ссутулив плечи, ускоряю неровный шаг,
Мне презрительно смотрит в спину полосатый дворовый кот.

Я вот тут читаю семёновскую "Валькирию". Увлечённо читаю, совершенно очарованно, почти не дыша и проникнувшись немым восторгом. Всё прекрасно - и главная героиня, и ат-мос-фе-ра (а атмосфера - это вообще в книге самое главное. Здесь и ветер слышен, и скрип Злой Берёзы, и пыхтение собаки, и разговоры все, ну чудо, чудо же!), и слог - прихотливый, вьющийся кольцами, как узор на бересте. Самое то для чтения в полнолуние.
Кстати, да - полнолуние. Меня вот не отпускает языческое такое желание сплести венок, надеть рубаху некрашеную, распустить косу и босиком пойти по ночной росе. Невыполнимо, ибо какой тут венок, тут даже снега нет, так, грязь недорастаявшая. С ночной росой та же фигня. Жалко.
Ещё одна нега грешной души - мельничная песня "Огонь". Только вчера её, кстати, послушала - ну не было у меня её, не было. Ууууй, какая песня, жжётся, искрится, в глаза бьёт, чистая стихия, абсолютное наслаждение. Песня влюблённой женщины, самозабвенно влюблённой, безумно влюблённой. Второй день бормочу всякое: тебя-творить-три-года-не-говорить, с-тебя-ворожить-босой-по-углям-ходить, заклинание-исповедь такая.
А вот на концерте Хелависа, выпевая строки "а другая тебя нашла, другая за руку увела, я её за то прокляла!" ехидно-ехидно улыбалась, ну да с них станется, с этих ирландских ведьм.
Я вообще-то по делу пишу. Тут у меня есть реальный шанс попасть, наконец, в Москву и посмотреть там на всяких умных людей. Надо только написать небольшую увлекательную типадипломную работу по литературе на любую тему. Так вот, тема. Помогите с темой, а? Что-нибудь связанное с викингами и их богами вообще и со скальдической поэзией в частности.

Там немая пурга и февральская злая стужа,
Ты уже отвернулся, сейчас ты шагнёшь наружу...
Не иди, не смотри, не бросай, не бросай меня!

Всё. Ушёл. Буду думать лишь: где ты, с кем ты,
Полюблю темноту – я умею сидеть без света,
Для кого мне, любимый, просить у людей огня?

Я войду и замру, буду медлить, не ждать, не верить,
В свой изысканный рай – словно в клетку бессильным зверем –
И по глупой привычке запру за собою дверь.

Мне и в собственной жизни уже не осталось места,
А февраль не уходит, сквозя из любого жеста.
Не могу без тебя. Не – мо – гу – без – те – бя – те – пе – рь.

Вот вы думаете, я сегодня почему такая неадекватная по площади носилась? Да-да, я всегда неадекватная, но сегодня для этого есть Весомая Причина. Причиной послужила затаившаяся на дне сумки маленькая сбывшаяся мечта в синем футляре. Нет, не флейта. Нет, не очки, что вы.
Я купила себе губную гармошку. Теперь я совсем Снусмумрик.
Осталось раздобыть зелёную палатку и можно идти искать свои пять тактов.
Йееееееес!