Я сижу сейчас в интернет-кафе возле МГУ на полную халяву: шумные кавказские парни за столиком по соседству, заказав час в сети, столь же шумно свалили через пятнадцать минут и очень настойчиво усадили за их проплаченный компьютер. Вы вряд ли когда-нибудь это прочтёте, ребята, но спасибо вам большое.
У меня, если по-простому, до - хре - ни - ща всяких уроков-занятий-знакомств-семинаров, а в голове порхают всякие недодуманные мысли и недооформленные стихи, но я исправлюсь.
У меня Москва под ногами, МГУ в окне, две любимые соседки и очень-очень быстро заканчивающиеся деньги. Для иллюстрации - если я куплю сейчас все учебники, которые надо купить, то до октября будем побираться на вокзалах. Приютите голодного студента, а?
Погода у вас тут премерзкая, господа.
Я староста группы, ептыть твою налево!
Скажите, этот человек очень похож на старосту?
Мне кажется, не очень.
Кать, я скоро к тебе нагряну, и ты будешь меня кормить. Ты ведь будешь, правда?=)
Я обожаю МГУ.
И вашу Москву.
И вашу погоду.
Сейчас я выйду на улицу, покайфую немножко под этим вашим отвратительным и ужасным холодным ветром и пойду переводить этот ваш чёртов длинный и нудный английский текст.
Ещё - Москва похожа на нераспакованный подарок. Письма из Ставрополя - лучшее, что может быть в интернет-кафе после трёх пар. Боги смерти любят яблоки.
Мальчик из группы тоже смотрит Death Note.
Счастлива, ребята.
Увидимся.

Сегодня, оказывается, последнюю ночь ночую в качестве хозяйки этой комнаты. Так быстро, аж жутко. В связи с этим спешно доделываю незаконченные дела: заканчиваю перечитывать Фрая, доедаю персики и досматриваю Death Note. Нашла всякой музыки хорошей, не забыть зарядить плеер.
Утром я это всё тоже понимала, но как-то мозгом. Сердце рванулось к горлу без десяти шесть, когда увидело Асю через автобусное стекло. Ася поступила в Питер и уехала уже сегодня, оставив нас троих смотреть ей вслед и моргать часто-часто. Это всё пыль, да. Она там слишком лезет в глаза.
Посадить Машу в маршрутку. Увидимся уже там.
Позвать Лёшу на завтра, дабы отдать диски и записать аниме. Он вообще остаётся здесь ещё на целый год.
Пойти гулять с Леной, которую в книжном магазине едва не украл любвеобильный кавказец - стоило отвернуться на полки с фэнтези, а её уже замуж зовут!
И идти домой, в темноте под музыку. У нас здесь очень ранние и тёмные ночи. У нас здесь очень крупные, яркие и близкие к земле звёзды. У нас здесь воздух вечерами слаще, и дым горький, и лес за окном, и крыша - помнишь крышу? - и мобы, и памятник солдату, с которого открывается самый лучший в мире вид, и ипподром с берёзками, где нет лошадей, зато красивые закаты, и на площади, как альтернатива соседнему Ленину, стоит на постаменте ангел с крестом, и вообще это Город Креста - как тебе название? И, да, здесь я останусь очередным призраком, городским наважденим, конопатым дитём одиннадцати лет с круглыми глазами и отчаянно неудачной стрижкой, которого я не смею уже называть собой.
Сколько я от тебя открещивалась, южный город, сколько вопила: "Нехочунебудутутжитьникогдавжизни!", а вот, видишь ли, плачу. Ещё и песня в плеер попалась щемящая, со струнной музыкой и рефреном "лети".
Ты победил, да.
Я ещё зайду.

***

Я сама вышивала судьбу себе, год за годом,
Я давилась бессильем, хранила чужой костёр,
А теперь я с трудом вспоминаю, откуда родом:
Ветер дальних дорог слишком сладостен и хитёр.

Город шумен и нем, эта дерзость – его заслуга,
И улыбка его, и его поцелуй-ожог.
Сколько раз нам ещё остаётся смотреть друг в друга?
Я сижу у окна и последний кладу стежок.

Мне бы выиграть у неба хотя бы одну удачу
И немножко мечты, остальное переживём.
Не смотри на меня, я не жалуюсь, я не плачу.
Я приду. Обещай, что я вспомню тебя потом.

Оперились птенцы, и забыты дороги к гнёздам,
Больше нечего ждать, лишь бессмертия и весны.
Мы летим на восток, чтоб, крылом задевая звёзды,
Задыхаясь, смотреть, как сбываются наши сны.

***

В свежекупленном полосатом рюкзаке лежат уже любимые диски, книги, сборник судоку, фотография Д. и колода карт. Прибавьте к этому мохнатый кошелёк и белого медведя по имени Чёрный - вот, собственно, и вся моя жизнь. Ничего. Почитаю сегодня Фрая, переберу старые фотографии - авось выживем как-нибудь. Вы не думайте, мне хорошо. Мне правильно.
Положу ещё, что ли, кубик-рубик. Надо же когда-нибудь научиться его собирать.

Город нагрет, распахнул дворы и опалил загаром,
Мальчик, что звал открывать миры, купит себе гитару.
Я же, не в силах сидеть и ждать, завтра сажусь на поезд.
Еду одна, приезжаю в пять. Не провожай – расстроюсь.

Здесь всё, как месяц тому назад – было б за что бороться.
Я не спешу и, подняв глаза, долго смотрю на солнце.
Площади, люди, река, вокзал, небо совсем безбрежно –
Тот, кто в ладонях его держал, больше не будет прежним.

Мы не считаем ни дней, ни лет, чуть по-иному дышим,
Ходим теперь по другой земле, ищем другие крыши.
Здесь отучаешься бить гранит, грезить об Эвересте,
Тут мы не то, чтоб совсем одни, просто устали вместе.
Раньше дарили друг другу сны, нынче играем в покер.
Нет, мы всё те же: смешны, шумны, может, чуть-чуть жестоки,
Как и любой, кто пока никто, но говорит, что взрослый.
Здесь забываешь свои «потом». Надо налечь на вёсла.

Так и завертится, день за днём: улицы, крыши, лица,
Новая храбрость и новый дом, мчись, завоюй столицу.
Стрит на руках, дым со всех сторон, ты, поднимая ворот,
В пьяном угаре швырнёшь на кон старый забытый город.

С новым прищуром глядишь на свет. Площадь, вокзал и люди.
Только теперь здесь билетов нет,
и никогда
не будет.

Слушать этот музыкальный файл

Моя память убита - и ты вместе с ней.
Умирай! Умирай! Не проси поданья!
Я теряю людей, я теряю людей,
Я теряю наследников, имя теряя...

Я всегда думала, что я не люблю магазины. Особенно со шмотками. Я и правда их не люблю. Магазины, в смысле. Шмотки-то ещё ладно.
Объясните теперь, почему я прогулялась немножко в центре и как-то незаметно стала обладательницей двух браслетов, четырёх заколок, восхитительной фиолетовой майки с зелёной черепахой и непонятной басурманской надписью и - о, моя преступная детская мечта! - чорной банданы с черепами, загляденье, что за бандана. А завтра пойду и куплю себе оранжевый рюкзак. Удавитесь.
Позор на мои седины, вот что я вам скажу.
Я очень скучаю по тем, с кем месяц жила в Москве.

***

Помнится, сидели мы как-то ближе к часу ночи в комнате студента Юры, потягивали чифирь пили чай и говорили про всё подряд.
- В двадцать два года, - с энтузиазмом вещала Таня, - я закончу универ.
- А потом? - спросили мы с Юрой.
- А потом, - задумчиво сказала Танечка, водя пальчиком по каёмке чашки, - потом мне исполнится двадцать три.
Танечка, да. Она безмерно клёвая. Мы жили в одной комнате и поступили, обе две. Трепещи, столица.

***

А ещё был Камол. Он повяился через двое суток после меня, когда я уже вполне освоилась и приходила к студентам играть в Монополию. В связи с этим он не поверил, что я тоже абитура. Потом, конечно, поверил.
Они с Танечкой просили, чтоб я играла на гитаре. Вообще, люди, которые просят меня играть на гитаре - это такой особый вид небуйных сумасшедших, требующих отлова, заботы и тщательной охраны. Сейчас их ровно пятеро, я посчитала. Самое интересное, что им это действительно нравится. А вообще, гитару я недопустимо забросила, ну да мы не об этом сейчас.
Самое тёплое о нём воспоминание - это когда я забежала быстренько-на-секундочку забрать свою кастрюлю из его комнаты, а он сунул мне в руки гитару и попросил сыграть песню про город. Песня про город - это когда я нараспев читаю одно из любимых стихотворений и играю четыре аккорда. Многие всерьёз полагают это песней и возмущаются: "Ты не читай, ты пой!". Некоторые сидят тихо и слушают. Их я люблю немножко больше.
Камол слушал. В песне есть строчки про то, что "как и я, он боится, что ты навсегда уйдёшь". Завтра ему надо было уезжать. Он поблагодарил, и мы долго потом говорили.
Про хорошее, вечное и светлое.
А про что же ещё.

***

А ещё был Расим. И, когда мы самый первый раз пошли ночью гулять, а я, с накрепко вбитыми в голову представлениями о том, что в Москве живут одни сплошные маньяки, шарахалась от каждого куста, он порадовал народ подсчётом: "...восемь, девять. Все на месте. А тот мужик с ножичком с нами, да?".
Мужичка с ножичком мы полюбили. На следующей прогулке дали ему гордое имя Вася, а потом придумали ему товарищей - Колю с топором и Варфоломея за во-он тем поворотом. А то грустно ему, наверное, в одиночку.
На крышу хотелось всем, но только Расим каждый день поднимался на чердак и упорно ковырял там старый замок, сломав две Танины шпильки. Просил третью, но Таня возмутилась. Остались мы без крыши. Хнык, товарищи. Хотя балконе тоже неплохо было, правда?
А ещё были Катюша с Владой. Девочки, мы увидимся, мы всенепременно увидимся, понятно? Потому что мыльные пузыри на балконе, танец "тынц-тынц", кефирчик до трёх ночи и всё такое прочее - это вам не хухры.
А ещё была уйма всяких прекрасных людей, я вам про них попозже расскажу.

***

Вот знаете, полчаса назад я подумала, что для полного-полного кайфа мне не хватает бутерброда с сыром и большой такой, горячей, кружки с какао. Тогда я пошла на кухню и сделала себе бутерброд с сыром и какао из жёлтой баночки. По-моему, это вполне нефиговый рецепт счастья. Люблю. Обнимаю. Ваша.

Я боюсь, не смотри туда. Там, за дверью, бушует пламя.
Задыхаются поезда, приходившие в ночь за нами.
А отныне – один, иди сколько выдержишь, сколько можешь.
Что-то сильно болит в груди. Как душа, что меняет кожу.

Мы не будем смотреть назад, не зажмуримся, видя солнце.
Этот тёмный, кромешный ад отступил, но ещё вернётся.
Он похож на удар под дых, на тяжёлую сталь кастета,
Словно третья из мировых.
Что угодно бы, но не это!

Я уже не боюсь – потом. Пламя в ярости бьётся в двери.
Если мы отстоим свой дом, дальше будет чуть легче верить.
Мы поборемся. Посмотри, мы сумеем потом смеяться...
Что-то больно щемит внутри. Как душа, что надела панцирь.

Я гуляю по своему тёплому городу, который дышит мне в волосы и мягко говорит, что всё образуется, всё будет. Будет хорошо, ты ещё сомневаешься?
Я не сомневаюсь. Ну хорошо, я учусь не сомневаться. Даже так: я заново учусь уметь не сомневаться.
Пахнет дымом. Как я люблю август.
Подарили много всякого прекрасного, включая книжки, кружки и шкатулку (как я люблю шкатулки!). И пушистую жёлтую хризантему, которая теперь маленьким солнышком обитает на письменном столе. Спасибо. В числе книжек подарили рубаи Омара Хайяма, и у меня новое развлечение на остаток лета - найти в четырёхсотстраничной книге давно прочитанный и страшно понравившийся рубай про коврик и мечеть. Ничего, у меня ещё недели две.
Все интересные творческие перспективы одна за другой дали сбои. Со стихами примерно то же самое, будем считать, что это называется творческий кризис и когда-нибудь проходит.
Надеюсь.
Хотя иногда просто рвёт уже на части от того всего, что вокруг, от этого неба, от этого воздуха, от тёплого ветра, от этих невозможных, невыносимых, немыслимо любимых людей вокруг, которым я никак не могу помочь. Ни тому, который ироничен и сероглаз и, чёрт возьми, что-с-тобой-творится, ни тому чуду, который кормит с руки хищных птиц, рассказывает сказки и усмехается на мои восторженные рассказы о Москве, ни тому единственному, который сейчас далеко и, боже, когда уже вернётся наконец. Самое смешное, что никто и не просит о помощи, а поди ж ты.
Семнадцать лет - много и неуютно.
"Зато теперь можешь всем говорить, что сумасшедшая", улыбнулся вчера друг.
Везу в Москву кусочек Питера.
Вся моя жизнь независимо от меня перебирается в столицу.
Две недели.
Не удержать.

Однажды этим летом мы с новообретённым другом всю ночь смотрели какой-то мутный американский фильм про скинхедов, а потом сели до рассвета разговаривать про книги. И, вернувшись в свою комнату в восемь утра, на расспросы соседок: "Чем вы там всю ночь занимались?!" я высокомерно и абсолютно правдиво отвечала: "Обсуждали Гарри Поттера, а что?". Соседки обижались и не верили.
Я тогда похвалила ему книгу "451 градус по Фаренгейту", а сегодня он написал, что я похожа на Клариссу.
Однажды этим летом был дивный, чудесный вечер на балконе. Вы представьте: закат. Дождь. Солнце. Радуга. Две. И мыльные пузыри, выдуваемые из колечек на ножницах. Из шампуня и средства для мытья посуды. Они не лопаются, если летят через дождь.
И, взявшись за руки, хором: "Я! Хочу! Поступить! В МГУ!".
Однажды этим летом мы пешком ходили ночью на Воробьёвы горы встречать рассвет.
Однажды этим летом мы ходили ночью к Кремлю и вымокли там в фонтанах.
Однажды этим летом мы ходили ночью в дождь и холод гулять на набережную, балбесы.
Однажды этим летом мы ездили ночью на попутке в аэропорт сажать подругу на самолёт.
Однажды этим летом мы бежали ночью под дождём в МГУ, чтобы посмотреть результаты экзамена, а потом медленно, ме-едленно, пешком возвращались назад, с досадой отмахиваясь от ливня, идущего стеной.
Я не спала целую кучу ночей, я регулярно ложилась в четыре утра, я за неделю выучила курс обществознания, я убила в хлам три пары обуви, я познакомилась в таким количеством неимоверно классных людей, что самой страшно, я разговаривала с китаянками почти по-китайски и вместе со всеми учила их русскому, я научилась варить суп из тушенки и, если потребуется, обходиться без завтрака, обеда и ужина, я обнаружила, что человек, который слушает Тимати и ДиБилана, вполне может быть умным и интересным, я задыхалась от восторга, глядя на жёлтые фонари Воробьёвых гор и предрассветную белизну главного здания МГУ, я каждый вечер смотрела удивительно красивый закат - на этот раз окна выходили на запад, я привезла домой бандану профорга и настоящий шелковый китайский платок, я разговаривала во сне, абсолютно ничего потом не помня, я видела в реале Nelvee - Юльч, ты хороший =), я почти полюбила эту вашу Москву и - вот уж воистину охренеть - поступила в МГУ.
Наверное, можно поздравлять.
Дома странно, нелюдно и есть еда. В городе всё тихо и медленно.
Через месяц я еду к вам жить.
АААААААААА!

Я боюсь всего на свете, я неимоверно горда сборной России, а за окном уже третий день собирается дождь и никак не соберётся. "Не нравится мне эта туча!" - по очереди говорят мои близкие, а мы уйдём на север, а-мы-уйдём-на-север. Как у вас там с дождём, кстати?
Шандер пойдёт меня провожать, а вчера он играл нам на гитаре, а я еду с Д. на соседних полках, а новая знакомая зовёт в гости в Подмосковье, и вообще всё зашибись. Тьфу-тьфу-тьфу.
Осталось впихнуть товарища Ткачука в чемодан, и я готова ко всему на свете. Вдох, выдох. Вот вам записка на холодильник.

***

Здесь, когда я уеду, начнётся дождь. Всё своё, как обычно, беру с собой. И не думай ты, девочка, головой, а иди уж куда идёшь. И дорожную сумку сжимать, как нож, как малину в ладошке, держать слова. Всё, чем я восхищаюсь, дели на два, и тогда ты меня поймёшь.
А вообще, ты чудесный, живой, как ртуть, улыбнулся глазами – взведён курок, и никто бы так больше сказать не смог: «Счастья, светлая. В добрый путь».
О, я очень хотела убраться прочь, где никто не найдёт и никто не ждёт. На вокзал – будто в пропасть спиной вперёд. Провожай меня, тёмный, в ночь.
Провожай в никуда, как на первый бал, в эту жизнь, где не выживешь, не любя, здравствуй, город, я вышла искать себя.
Здравствуй, чёрт бы тебя побрал!

<здесь должно быть грандиозное количество букв о моих тёплых и светлых чувствах к людям, которые эти два дня были рядом со мной, но я их не напишу, потому что не знаю таких комбинаций слов, чтобы всё это выразить>

Спасибо, гость из Питера.
Спасибо вам, девчонки.
Спасибо тем, кому я никогда не устану это говорить. Они знают. Правда, Ась? :)
Ночью много пили за Цоя.
За это, кстати, тоже спасибо.

Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.

Столько ещё долгов, что поди успей,
Надо отдать, чтоб не путались под ногами.
Терпкая ночь и глухой перестук дверей.
Друг мой, спеши: мы снимаемся с якорей,
Будем гоняться в небе за журавлями.

Стану живой, смешной и хмельной на вкус,
Лёгкой, как пух, серебристой, как одуванчик.
Если б ты знал, как я радуюсь, как я злюсь,
Как я боюсь, что не вспомню, не дотянусь,
Как я боюсь потерять тебя, глупый мальчик.

Я не прошусь домой, не хочу назад.
Мысли мои неясны, тяжелы и колки,
В сердце усталый лёд, в голове гроза.
Знать бы, чьи судьбы меряю, чьи глаза
Смотрят внимательно из-под неровной чёлки?

Ты не молчи: говори мне, шепчи, пророчь,
Только, пожалуйста, правду – к чему лукавить?
Люди, блуждая в жизнях из ночи в ночь,
Лишь заглянув, убегают куда-то прочь,
Не написав ни строчки письма на память.

Мне оставляют эхо и след-пунктир,
Ищут тропу назад – «ты меня проводишь?».

Плащ мой дорожный вытерт почти до дыр.
Если меня не будет, ваш шумный мир
Станет чуть-чуть нормальнее, не находишь?

Смешно, но я, кажется, скучаю по Москве. Именно по Москве - друзья-МГУ-общага, конечно, ага, но по самой Москве, чтобы пройти по улице, посмотреть на это большое небо (оно однозначно больше, чем здесь!), заехать чёрт-те куда к зелёному пруду и выбираться потом оттуда, расспрашивая прохожих на предмет метро. У воды посидеть. Поездить на роликах по тротуарам.
Осторожно, двери закрываются. Следующая станция Серпуховская.
Я периодически слышу во сне эту фразу. Эк тебя, милая, занесло.
Что все эти люди делали у меня в жизни - изумляюсь, глядя на список друзей Вконтакте. Некоторые, разумеется, и сейчас там есть. Я даже всех поимённо помню и могу сказать, при каких обстоятельствах мы познакомились. Но всё-таки странно это всё, странно очень. Откуда?.. Доколе?..

Каким я голосом во сне
Шепчу - слыхал? - О, дым и пепел! -
Что можешь знать ты обо мне,
Раз ты со мной не спал и не пил?

Это Цветаева. Я её снова читаю.
День начинается с того, что мама спрашивает: а может, ты передумаешь? Тут у тебя твой дом, твоя кровать, твой компьютер, твои странные заморочки, друзья всякие, с гитары вон просят не уходить, в универ вот так запросто берут, передумай, ну передумай, а? Синица в руках, от добра добра и всё такое.
Только я странная, подкидыш какой-то в нашей земной и нерисковой, в общем, семье. Выпускаю синицу и иду искать добра от добра.
А не поймаю, и поделом.
Головой потому что надо было думать.
А не за журавлями гоняться.

...................................................
И твой голос в метельной мгле:
-"Остригите мне, мама, волосы!
Они тянут меня к земле!"

И вот в связи с этим у меня к студентам вопрос. Каково было поступать? Много ли нервов-сил-зубрёжки и всё такое? Оправдалось ли, окупилось ли, получилось ли? Пожалуйста.
Если это для вас не слишком личная или больная тема, конечно.

А сегодня я сдала последний экзамен. Перед ним неимоверно трясло, даром, что всего лишь обществознание. А вытянула первый билет. Первый. Билет. Который и знала единственный из всей этой чёртовой кучи.
Во время пространного вступления к глобальным проблемам современности комиссия в полном составе клевала носом.
- Экологическая проблема имеет множество аспектов... - радостно объявила я. Учителя несколько оживились.
К концу освещения первого аспекта комиссия вновь увяла. К середине второго - в четырёх парах глаз появилось отчаяние. А когда я открыла рот, чтобы подробно рассказать о демографической проблеме (у неё тоже много аспектов, о, безусловно), меня и вовсе прервали, назвали умничкой и всё такое, но давайте перейдём ко второму вопросу.
- Давайте! - воодушевилась я. - Духовный мир личности и мировоззрение. Итак, духовный мир личности имеет множество аспектов...
- Достаточно! - возопили учителя.
Я аж обиделась.

Ещё сегодня, между прочим, день рождения у двух за-ме-ча-тель-ных девушек. Веня, Юня, я вас люблю.

В общем, выпьем же за то.

Я пью жасминовый чай, которым всегда поит нас мой друг, когда мы приходим к нему в гости. Это немного встряхивает и напоминает о том, что он есть где-то на свете. И о том, что на свете ещё есть мои девчонки, мои математики и всякие хорошие вещи вроде душевного тепла.
А вообще я смертельно устала.
Хотя сегодня оказалось, что мои одноклассники - очень даже тёплые и уютные люди, с которыми можно сидеть на кухне и взахлёб обсуждать политику и перспективы предотвращения третьей мировой. А потом даже петь под гитару. Хором.
Это всё круто, конечно.
Я слушаю Пинк Флойд, то самое, где the grass was greener, the light was brighter, и хватаюсь за сердце в один из проигрышей, где как будто колокола звенят и хочется падать, летать и плакать.
Я ненавижу, слышите - не-на-ви-жу, тех козлов, которые запретили ставропольским школьникам сдавать ЕГЭ по математике. Потому что какого чёрта. Потому что мне и так много всего сдавать и негде жить 17 июля в Москве. Потому что если я там не сдам, я вообще никуда не поступлю, потому что СГУ закроет уже набор. Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт, чёрт.
Я с каждым часом всё более ассоциальна и превращаюсь в красноглазого зомби, одержимого выпускными и вступительными экзаменами.
У меня тут ОБЖ завтра, кстати. Это тоже ужасно, если честно, потому что география была фигня фигнёй, а ОБЖ - это вам не география, там учить надо. Чёрт.
Как апофеоз и кульминация суровых будней абитуры, у меня украли телефон. Очевидно, маньяк, потому что кто ещё мог польстится на старенький и обшарпанный кирпичик Сони Эрикссон. Он был удобный, тёплый, легко ложился в руку и ещё был полон добрых смешных смс и фотографий трёхлетней давности, которые теперь не восстановить никакими средствами. Ещё там было ровно две песни. "Господин горных дорог" - на звонки Д., и "Город золотой" - на всех остальных, и куча-куча смешных звоночков.
Я дурак, потому что не сумел поступить по олимпиаде на бесплатное, только на коммерцию.
Я дурак, потому что не сумел при этом быть так же непоколебимо уверенным в себе.
Я дурак, потому что это всё такая пошлая ерунда и не стоит внимания.
Я дурак, потому что это всё никому не интересно и хотят от меня чего-то другого, наверно. Интересно, чего?
Я смертельно устала, и не знаю, чего ещё мне ждать и во что ещё верить.

Ну где же это, радостное, живое,
Летяще-птичий ветер солёных вод?

Конечно, каждый смертный хотел покоя,
Быть гордым и печальным, как Дон Кихот.
Но всё равно, совсем не смешно в июне
Себя тащить за волосы из зимы.

Придёт и лето. Вспыхнет в случайной руне,
Закроет мягким шелестом бахромы,
И всадит под лопатку тяжёлой горстью
Свистящих пуль, числом девяносто две.

Надёжен будь, приют дорогому гостю,
И крепок – долгий сон в молодой траве.

(А вообще, я уже придумала собирать вино из одуванчиков в любимый блокнот со смешной собакой в очках на обложке. У неё там такие же очки, как у
Просто записывать счастье. 1 июля - танцевали дети. 3 июля - солнечные зайчики в траве и чужая куртка на плечах. 4 июля
Жить как-то помогает.)

Девятого мая текущего года я целые сутки ехала в поезде, а десятого вся Москва ходила с полосатыми георгиевскими ленточками, вызывая мою отчаянную зависть. В родном Ставрополе ленточку мне заныкать никто, конечно, не догадался, я посердилась и забыла.
Сегодня вхожу в пустую маршрутку, иду к полюбившемуся сиденью у окна, а на нём - ленточка лежит. Георгиевская. Длинная, заботливо сложенная в четыре раза. Вот уж воистину: рано или поздно, так или иначе.
А вчера у того ДК, где у меня литстудия, был в парке отчётный концерт, там давали грамоты, и красивые люди пели красивые песни, на которых порой хотелось то смеяться, то плакать от счастья. И выступали всякие дети, которые сами по себе такие замечательные, что совершенно неважно, что они там на сцене делают, главное, что присутствуют.
Сначала пелись всякие народные песни, а потом на сцене в течение десяти минут делались всякие перестановки - ну там, стулья-колонки убрать, плакат новый повесить. И, чтобы народ не заскучал, на это время включили развесёлые детские песенки.
Итак, картина маслом: на сцену под аккомпанемент: "Сюрпри-и-и-из, сюрпри-и-из, да здрав-ству-ет сюрпри-и-из!" неторопливо выходит четыре хмурых мужика в омоновской форме и начинают медленно, ме-едленно растягивать плакат с голубым небом и жёлтыми цветами. Парк, зелень, первый день лета. Внизу на асфальте радостно и бессистемно танцуют абсолютно счастливые дети в разноцветных выступательных костюмах.
Над всем этим неизвестно откуда летят мыльные пузыри. Солнце в них дробится на десятки радужных бликов.
А вот завтра у меня экзамен по географии, и по этому поводу осталось разве что убиться о ближайшую вертикальную поверхность. Половину вопросов я посверлила укоряющим взглядом, другую же половину решила даже не тревожить, дабы не разбудить какое-нибудь суровое географическое божество.
Люди, любите лето. Его же потом целый год не будет.

Слушать этот музыкальный файл

Молчи - тебя просто нет,
Я тебя выдумал сам.
Ты - звон золотых монет,
Ими полон пустой карман.

...

Пусть рядом всегда будет Моцарт,
Пусть рядом всегда будет флейта,
Оле-Лукойе, любимая кукла и лето,
И синее небо, и тысячи всяких чудес...
Маленькая королева с небес.

Ты носишь на сердце не камень, а знойный самум,
И бродишь по дому, оставшийся в снах невидимка.
Скребётся и дышит, шуршит, словно листьями, шум,
Который, быть может, и главное в старых пластинках.

Несмелые ноты идут, как круги по воде,
Бесплотные духи спускаются с меркнущей сцены –
Тот самый момент, когда небо, устав от людей,
Заходит в квартиры, ломая их хрупкие стены.

То самое чувство, когда, выдыхая легко,
Срывается звук с холодеющих кончиков пальцев.
И вот, ты живой, ты серебряный гибкий дракон,
Ты учишься жить, и летать, и хотеть оставаться.

Ох, сколько сокрыто ещё от невидящих глаз!
Сидишь, зачарован, и слушаешь то, что не спето.
Но самое главное: помни, что чудо – сейчас.
За створкой окна начинается новое лето.

- Единственное, что нужно вам, чтобы написать сочинение ЕГЭ - это чёткое математическое мышление! - авторитетно заявила сегодня учительница русского. Я сделал неприлично довольную рожу.

Всем, кто завтра пишет - удачи. Там легко, особенно для нас-таких-красивых. :)

За окном царит неприкаянная плохая погода, в комнате - вдохновенный бардак, а посреди всей этой красоты сижу я, благоухаю шампунью, пью волшебное зелье, которое лечит больное горло (мёд, кипяток и приправа какая-то) и сосредоточенно учу билеты по географии, целый один уже выучила. А иногда хватаюсь за гитару и повторяю пьески. Экзамены, шоб их.
Вчера были цветные стёклышки и тёмная кафешка. А у него были небо и пасека.
Мир, я тебя, честное слово, люблю.