- Ну давай все-таки сходим, а? Ну пожалуйста, Миш, ну давай сходим!
Настя, схватив Мишину руку, безуспешно пыталась тянуть его за собой. Мальчик стоял на месте и смеялся над девочкой, раскрасневшейся и пыхтящей, как бульдог. Он был даже и не против пойти, но ему хотелось чуть-чуть ее помучить, чтобы хоть пять минуток понаслаждаться собственной силой и значимостью. А Настя все тянула и тянула, и личико у нее при этом было до смешного серьезным и красным.
Миша на секунду расслабился и они, завалившись на газон, дружно захохотали.
Миша смахнул с глаза слезу.
- Классно получилось, да?
Настя сидела и растирала ушибленное колено.
- Классно, Миш, только коленку ушибла. Болит. Думаешь, не перелом?
Миша посмотрел на коленку и отрицательно покачал головой.
- Не, когда перелом - раздувается. Ну, как у слона. Или кости торчат.
Настя скорчила брезгливую гримасу.
- Фу, Миш, гадость. Ну, пойдем тогда?
- А нога?
- Да ну ее. Пойдем!
- Ладно, пойдем.
И они пошли по дороге мимо аккуратненьких дачных домиков и цветущих яблонь, весело размахивая руками и то и дело смеясь - так, без причины.
Пройдя через жиденький лесочек, они наконец-то пришли туда, куда хотели, и остановились, восторженно глядя по сторонам.
- Миш, как же тут все-таки, а?
- Ага. Классно.
Перед ними раскинулось поле - настоящее, огромное весеннее поле, с высокой зеленой травой, с редкими островками берез и сосенок и с чистым- чистым бескрайним небом.
Настя принюхалась смешно наморщив носик.
- Душицей пахнет.
- Дура ты, Насть. Рано еще душице.
- Все равно пахнет. И земляникой тоже пахнет.
- И землянике рано.
- И все равно - пахнет! - Настя обиженно оттопырила губу и отвернулась.
- Да ладно тебе, не дуйся. Побежали лучше наперегонки.
Миша сорвался с места и побежал - быстро-быстро, как только мог.
Настя кое-как бежала за ним следом, и готова была вот-вот расплакаться.
- Миш! Миш, у меня коленка больная, не могу за тобой угнаться!Ну Миш! Мииишааа!
Девочка споткнулась и упала - на сей раз не на газон, а в высокую траву, дикую и колючую.
Миша подбежал к ней и сел рядом на корточки.
- Ничего не сломала?
- Нет, вроде. - сказала Настя и всхлипнула.
- Ладно, рева, нормально все будет. Что ж ты бежала?
- Ты же сам сказал бежать, Миш!
- Ну и что теперь, а если я...вон, с обрыва скажу тебе броситься - бросишься?
Миша сделал серьезное и даже суровое лицо, какое обычно делал его папа, говоря мальчику то же самое.
Настя посмотрела на друга с опаской.
- А ты что, можешь и такое сказать?
- Тьфу. Дура ты, Настька.
- Сам дурак.
Настя внезапно схватила Мишу за руку и резко потянула на себя. Он не смог удержать равновесие и упал рядом, растерянно оглядываясь.
- Ой.
- То-то же, Миш, будешь знать! - Настя улыбнулась мальчику и убрала маленького паучка с его щеки.
- Как, Миш? Красиво же тут! И травой пахнет.
- Ага, классно.
А потом они легли в траву и молча смотрели на небо, пока не стемнело.
- Миш?
- Ау?
- А уже звезды на небе появились. Давай считать?
- Дура ты, Настьк. Их же миллиард.
- А вдруг меньше? Давай сосчитаем и проверим!
- Ну ты как хочешь, а я книжки читал и знаю, что не меньше.
- Что, правда там написано, что миллиард?
Миша с умным видом кивнул.
- Ага.
- Понятно. - Настя еще с минуту смотрела на звезды, будто прикидывая что-то в голове, а потом повернулась к Мише. - Миш, а, Миш...давай мы когда домой вернемся, напишем друг другу письма.
- Это еще зачем? Мы же в соседних домах живем.
- Неее, Миш, не такие письма. Мы себе в будущее письма напишем, ну, скажем, двадцатилетним себе. Я - тебе, ты - мне. Положим в коробку и спрячем где-нибудь, а потом, когда нам будет по двадцать - прочитаем. Весело же, Миш!
Миша задумался.
- Ну...попробовать можно. А что если кто-то из нас в другой город переедет?
- Значит, пусть почтой перешлет тот, кто не переехал.
- Ага. Ну давай.
- Класс! Ну что, пойдем тогда?
- Ага, пошли.
И они пошли обратно, то и дело запинаясь и хватаясь друг за дружку, чтобы не упасть.
***
Миша открыл дверь оградки. Она неприятно скрипнула.
"Надо бы смазать" - подумал он.
Юноша сел на на лавочку - перекошенную, с облупившейся синей краской - и достал из рюкзака конверт с надписью "Мишке Воробьеву, 20 лет, от Насти".
Порвав его, он начал читать письмо:
"Привет, Миш!
Я вот сейчас только вернулась домой и сразу начала писать тебе. Правда, классно я все-таки придумала?
Сегодня был хороший день, мы с тобой ходили в поле и лежали там в траве до самой ночи, смотря в небо.
И все-таки, Миш, звезд не миллиард, так что врут твои книжки. Мама сказала, их гораздо больше.
Вот так.
Так интересно, каким ты будешь тогда, когда будешь читать это письмо. Наверное, высоким и красивым, а может, даже с усами. Я уверена, что ты очень изменишься, но все равно будешь моим лучшим другом, и мы с тобой будем лежать в поле и смотреть на звезды. Может, мы даже поженимся. Представляешь, Миш? Ах да, чего тебе представлять, ведь, если ты это читаешь - тебе уже двадцать. Интересно, что ты написал мне. Я очень хочу побыстрее почитать, поэтому постараюсь расти изо всех сил.
Ты, наверное, совсем уже другой и больше никогда меня не обижаешь. Я иногда из-за тебя расстраиваюсь и даже плачу, но мама говорит, это ты так себя ведешь не потому, что злой, а потому, что мальчики всегда так ведут себя с девочками, которые им нравятся. Интересно, я нравлюсь тебе.
Ладно, Миш, на меня мама уже ругается, спать зовет, я пойду.
Интересно, а я изменилась? Мне почему-то кажется, что совсем не изменилась.
Ладно, я пошла, Миш. Пока!"
Миша улыбнулся - очень нежно и грустно.
- Дура ты, Настька. Конечно, не изменилась.
Он достал из рюкзака второй конверт и, положив его у подножия большого серого камня, ушел.
На камне был выгравирован портрет маленькой смешной девочки с двумя косичками и ниже было высечено
"Селезнева
Анастасия Ивановна
20.05.1987-12.09.1995"