Все говорят о правах на собственность,
Исчисляя курс в долларах или рублях.
А я утверждаю, что вот эта ночь
Моя, ведь она больше на одного меня.

Право собственности – это право содержания,
Когда можно без затруднений находиться вовне
И при этом быть частью, явной или тайною,
Словно пейзаж за окном, который, всё же, в окне.

То, что моё, оно ведь тоже я,
Просто с некоторой надстройкой,
Даже если надстройка и покрыта кожею
И имеет форму кресла перед журнальной стойкой.

И я далеко, на работе, а кресло стоит, моё
Ровно настолько, насколько оно во мне,
А я в нём. Перестановка слагаемых не даёт
Смены значений, которых, по сути, нет.

Так что пускай забирают, в бок пистолет
Глухо уткнув. Ничего не утешит их.
Я отдаю только то, в чём пропал мой след…
Это всё так, для примера попало в стих.

Кнопку нажму, погасив электроогня
Глаз, как своё настроение скверное.
И если ночь больше на одного меня,
Значит, за две её можно считать, наверное.

Звёзд в кармане не счесть у меня,
Продавать можно их за рубли.
Только кто бы их употреблял,
Покупая созвездья мои?

Подавай им колбас да бород
Или то, что похоже на них.
И вгрызаются в толщу пород,
Чтоб светлей стало только на миг.

Но ведь не за мгновенье зари,
А затем, чтобы толще живот.
Нет, не то, чтоб они дикари,
Я и сам их не лучше, но вот

Не растёт вес, хоть очень тружусь,
Вроде так же как все ем и сплю,
И смеюсь, и порой даже грусть
Озаряет мой мир как салют.

В остальном же: в лучах фонарей,
В магистралях шоссейных дорог,
Посреди городских площадей
И везде, где проникнуть взгляд мог –

Наблюдается некая мгла
С частотой в пятьдесят ровных герц,
И молчат красотой купола
Как послушный эпохе мертвец.

Лишь карманы блестят в тишине,
Не давая жирку отрасти.
Но и этим доволен вполне –
Всё же я лишь в начале пути

И успею ещё толстым стать,
А такое не факт, что потом
Мне удастся… Ещё и кровать
Вся в огнях глаз, носимых котом.

В человеческой жизни, казалось бы,
На немногое так мы способны.
Распуская занудные жалобы,
Флуктуируя с завистью злобной,
Источаем флюиды разврата
И не знаем, чего же нам надо.

Но есть путь лишь один ко спасению,
И о нём говорить неприлично.
Он подобен цветенью весеннему,
Хоть стократно его эстетичней,
Краски ярче эдемского сада
Будут избранным славной наградой.

И стоим посреди, одинокие,
И взирают из зарослей в дебри
Наших душ существа разноокие,
За идеи держась как за стебли,
И поют песнь лесного примата,
Презирая и ложь, и догматы.

Оглянуться и стыдно, и боязно
Нам на тех, кто уже победитель,
Просто зайцами едем в их поезде,
Притворяясь, как будто мы лидеры.
Педерасты нас лучше и пьяницы,
Ведь никем они не притворяются.

Тут ведь как: либо ты у окошечка
Говоришь о проложенных рельсах,
Либо молча по лезвию ножечка
Тянешь вечность в угоду прогрессу.
И раз мы разговорами тешимся,
Значит, вскоре из поезда спешимся.

Очень скоро как небо обрушится
Ярость Маркса смирением Будды,
Чтоб навеки сломать наши тушицы
За какие-то доли секунды.
Растворимся в коллойдном экстракте
По традиции, принятой в стаде.

Государствам давно понятно,
Что учиться не нужно людям,
Что они от учёбы хиреют
И увиливают от познанья
Кто как может, с лихвой, с азартом.

А народу всегда приятно
Сознавать, что никто не будет
Перемалывать их идеей
Или, хуже того, баранью
Сущность станет ломать за партой.

Потому все мы за реформу,
Чтоб догнать тех, кто плёлся сзади,
Чтоб признали в нас либералов,
Патриотов веротерпимых
И вообще европейцев юных.

Биологию сдобрим порно,
Вместо физики демократы
Нам законов дадут немало,
А историю древних Римов
Нам заменит любовь к Госдуме.

Пусть Донцова детей научит
Тем основам моральной жизни,
Коих даже не знал Тургенев.
Остальные предметы смело
Заменяются физкультурой.

Над страною исчезли тучи
И окончились катаклизмы.
Мы избавились от сомнений,
Ощутив, что без мысли дело
Понадёжней, и при умелом
Макияже узреть халтуру
В ней не многие вскоре смогут,
Слава штатам и партии строгой.

Поток. Кручусь водоворотом,
Хотя бегут куда-то вдаль
События, народы, годы,
Оставив за собой печаль.

А сзади я… Плетусь в хвосте,
Точнее, лишь стою и полной
Встречаю мыслью на листе
Оставленные камнем волны.

И, говорят, замкнулся круг
И рыбой мечется на леске.
Но логика – надёжный друг,
Раз всё равно здесь знаться не с кем.

Не в этом суть, но в том, что мелко,
А так я б с радостью в разнос.
Забавно, и у рек есть стрелки,
Как вектор или чей-то нос.

Сияет красками премьер,
И президент кудряв и весел
Среди обитых кожей кресел.
Как идеален интерьер.

Мы слушаем, ушам не веря,
Взираем в рот с непониманьем,
Мол, не туда идут старанья,
Кругом растраты и потери.

И если б Путин был неправ,
И если б был неправ Медведев,
Смогли б они на белом свете
Дожить хотя бы до утра?

Но правы оба для себя
И верят в то, к чему стремятся
(хотя про единенье наций
И твёрдость нашего рубля

Не говоря про инноваций
Бесчисленный и шумный рой,
Наврут, но не себе ж, Бог мой…)
Так не престало нам смущаться.

В ответ солжём, что верим им.
В глаза начальству и коллегам
Не грех для славы и успеха
Пускать пыль или сизый дым.

Но будьте мудрыми, как те,
Кто нами ловко управляет,
И не обманывайте сами
Себя в угоду пустоте.

Я сижу, словно в дуле патрон,
В бесконечном вагоне метро,
Жду момента для выстрела в спину
Или в сердце, а, может, в бедро.
Даже будь мне и не всё равно,
Обернулось бы это в одно –
И молчанием серой рутины
Потянуло меня бы на дно.
Лучше пулей навылет побыть
И от пороха дымом клубы,
В этом смысла уже вполовину
От того, что хотелось мне бы.

Анклав, а, может быть, оплот.
И мысли задом наперёд.
По счастью, реверс безразличен,
Я сам себе внушил, и вот
Раздроблен лёд, эгоистичен,
Но в одиночку, без отличий,
Как было раза два… Пройдёт…

Немного времени в тоске,
Удары чётче на виске,
Прощай, безумная победа,
В очередном вишу броске,
Веду неспешные беседы
С самим собой, и не поеду
Я пировать ни с кем в Москве.

А где-то, говорят, потоп.
Там тоже задом наперёд
Всё, и меня не удивляет,
Не напрягает долгий лоб –
И глух, и нем, и пух земля им,
А так же миновавшим знамя
И тем, кто следом... Новый год!

Уверен, молодость пройдёт,
Для некоторых уж прошла.
Так увядают наперёд,
Не оставляя ни гроша,
И свежих губ лихой дурман,
И выжатый из плода сок,
Когда, полезшая в карман
Рука уткнётся вдруг в курок.
Расправит полы, но опять
Неизгладим мгновений след,
И всюду вместо слов печать,
А вместо дел немое «нет».
Возможно даже закричать
И продолжать ходить впотьмах,
Я слышал крики, только вспять
Ничто не повернулось. Взмах –
Того, где были два орла –
И прах опал на волосах,
И, откровенно, не мила,
Зато слепа и на весах.
И занесён над головой
Кровавый щит, консерватизм,
Пускай завидует живой
Тем, кто стремится камнем вниз,
Раз можно только так идти
Достойным истинных торжеств,
Оставив где-то позади
Парадный полосатый жезл,
Зато костляво прихватив
Уверенности в правоте,
Чтоб вечный реквием-мотив
Петь по отравленной мечте.
Забудем все, забыли и,
Оставив только тень и дрожь
Для нескончаемой Земли,
Так есть. А, впрочем, ну и что ж?..

Ты понял всё и даже больше,
Ушёл, оставив нас одних,
Не как сын захудалой Польши,
Не как московский мэр-старик,

Но словно солнце за ветвями,
Играя красками огня,
Чуть-чуть укрылся, хоть не в праве
Укрыть тебя и вся Земля.

Нам вспомнятся былые встречи,
Ты, стоя скромно за столбом,
Столб затмевал. И скупость речи
Мог волевым дополнить лбом.

Всё изменилось. Стал лишь шире
В метафизическом ключе,
Хоть больше не тягаешь гири
И чуть уменьшился в плече,

Но так же твёрд, как наконечник
Остготской молнии-копья,
И, сделанный из стали вечной,
Блестишь как прежде в свете дня.

Но всё же скучно править миром.
И ты осознанно ушёл…
Так в день шестой, создав кумира,
Бог понял – это хорошо.

Так в июле не растут плоды, как растут суждения
В рамках моего родного учреждения,
Но, спеша к таинственной дате успеть,
Ухитряются вызреть только на треть,
Что, конечно, никак не видно снаружи:
Соберут – и пусть дозревают сами,
Словно если есть у кого-то уши,
То они априори полны речами,
Или будто бы мозг – признак мудрых поступков,
Хотя чаще достаточно не его, а прописанной степени,
Или должности, или наличия в списке покупки,
Подходящей для того, чтобы по одёжке встретили.
Но ведь на то и голова, чтобы делать открытие,
Или, словами великих говоря, совершать развитие.
Лично мне всё понятно – сижу и пишу уравнение,
Слева нуль, справа нуль, каждый нуль – это тоже суждение.

Многие говорят о различиях пола,
Ища в них причины и средства,
Как будто от положения полок
Зависит наличие свободного места,
Хотя логичнее рассуждать о различиях массы,
Или, может быть, о разных объёмах,
О соотношении жидкости и газа,
О метрах или количествах омов.

И пусть даже есть у кого-то пенис,
Пусть есть даже те, кто его не имеют,
Для чего преклонять перед ними колени?
Советую эту оставить затею.
Действительно, было бы, ради чего стараться –
За отросток или его недостаток.
Всё равно лет через тридцать-двадцать…
(Ведь конец вам тоже известен, ребята).

Нелегко признать, понимаю,
Как и смертность, которая, кстати, тоже
У всех рано или поздно бывает
Вне зависимости от волосатости ножек
Или прочих конкретных признаков,
Не просто так ведь зовут их вторичными –
Этих надутых циничных призраков
Чего-то первобытно-безличного.

Так что не мучайтесь по скудным поводам:
Ведь пол или есть, или его просто нет.
Он как данность, как ноль или единица по проводу,
Отметка в графе – весь несложный сюжет.
И соотношения почти случайны,
Хотя это как раз не грех и проверить,
Но, скорее, в беседе за чашкой чая,
Всё же мы люди, а не дикие звери.

Он ждал довольно долго чуда,
Смотрел каналов очень много,
На всякий случай верил в Бога,
В пришельцев и порою в Будду.

Она склонялась к приворотам,
Довольно вкусно суп варила,
Взывала ночью к разным силам
И знала, что найдётся кто-то…

Среди толпы, спешащей к смерти,
Они брели назло насмешкам,
Степенно, без излишней спешки,
С идеей о грядущем свете

И даже с чувством превосходства
От тайных знаний, взятых в книгах,
Ведь если ведать об интригах
Всепланетарного масонства,

То вероятность влиться в вечность
Гораздо выше, чем обычно.
И шла она, и он шёл лично,
Два одиночки к общей цели.

Шли, незнакомые друг другу,
Но оба знали в равной мере,
Что рядом есть единоверец,
Ей – верный друг, ему – подруга.

И оба умерли однажды,
Хоть он и сомневался больше,
Что кто-нибудь за ним продолжит
Путь многотрудный и отважный.

Ведь доверять чему попало
Безмерно сложно в этом мире.
И чтоб поверхностно быть шире,
Родиться нужно бравым малым.

Веселье, блик на букве О
От лампы старой и советской.
И ничего нам не дано
До колыбели первой детской.
Так взгляд задумчивый в окно
Бросаешь, как ключи на нэцкэ,
И видишь темноты покров…

И ничего. По коридорам
Иду за спинами во след,
Порой задёргиваю шторы,
Чтоб не терять напрасно свет,
Но будет ставни ладить впору,
Да только смысла в этом нет,
Раз жизнь подобна приговору…

Теряя всё, и обретая
Взамен ничто, никем, нигде,
И в полумраке набредая
На тени с признаком людей.
А рядом, тоже молодая
В тысячелетней красоте
Стоит холодная, чужая…

Я знал её в отрывках звёзд,
Когда писал их на ладони,
А, может, дождь упавших слёз
Был это на стекле в вагоне,
Чтоб в километрах расплылось.
И кто-то на балу застонет…
Нет, не заметят… Как и до,
Нам и по смерти не дано
Ничто за вычетом агоний.

Пахнет зимой отчуждения ночью,
Ветер срывает попутные тени,
И потому в этом мире нет прочных
Или похожих на них положений.

Лишь бы дойти до конца коридора,
Где говорят часовые в бытовке,
Не растеряв гробового задора
И бледнолицести по малокровке.

Может, за этим напишут про гений
(Как по побелке зари кирпичами)
След на лице мировых поколений,
Мерно бредущих этапом за нами.

И, вечно пьяные, будем встречаться,
В стены врезаясь, ступая по трупам,
Слыша команды, вставая по двадцать,
Кутаясь, словно спросонья, в тулупы.

Словно светлее от мысли о правде,
И одиноки чуть меньше, чем прежде.
Крикнут довольные слева: «Вот, нате!»
Справа не менее радостно: «Съешьте».

Нужен лишь повод для полного счастья,
Знак, или, может, подобие чуда,
Чтобы всем вместе стать властью отчасти,
Не отвечая за всё то, что будет.

Даже в метели увидев знамений
Краски, пойдём до конца вдоль по ветру,
Не замечая упущенной тени
В тьме отчужденья с дистанции метра.

Категория класса,
Категория расы,
Категория массы,
Категория трассы,
Категория страха,
Категория вида,
Категория праха
И пустого корыта,
Категория смеха,
Категория боли,
Категория века,
Категория воли,
Категория града,
Категория смерти,
Категория правды…
И снежинки на ветер.

Верю в силу своего паркета.
Легче жить на свете с мыслью этой.
Ламинат – дешёвый подражатель,
Ерунда, бессмыслица в квадрате.

За полдня сотру китайским тапком.
Ну, и пусть. Такого нам не жалко.
Что за блажь – искать замену дубу
Со структурой прочною и грубой?

Или клёну, или даже кедру.
Пуд бессмертья на погонном метре.
Прислонюсь щекой – и мощь вселенной
В плоть мою проникнет постепенно.

А когда лежит кусок пластмассы,
Это стыд для инженерской расы.
Пусть его гуманитарий стелет –
Род пассивный и в душе, и в теле.

Я же тип натуры очень нервный.
Всё хожу, бьюсь головою в стены.
Мне стократ важней надёжность моды,
И чихать на скрип и на расходы.

Звук всегда приятнее беззвучья,
Раз и мне порой бывает скучно,
А цена – всего лишь повод к счёту,
Мне считать полезно и охота.

Потому весь ламинат бездушный
Брошу в печь и красоте наружной
Не поддамся, ведь все войны света
Верят в силу вечного паркета.

Доживу до нового лета.
В этом тоже имеется плюс.
Сорок плюсов. Видимым светом
Над планетой согретой промчусь.

Чтобы вымерло и сгорело,
Или плавилось, словно свеча.
Дети в жидком асфальте мелом
Нарисуют топор палача.

Я взгляну в их пустые лица –
Как чисты все их мысли теперь.
Чем не повод повеселиться?
Море, поле, открытая дверь…

В сотый раз, умытые счастьем,
Потускнели от солнца глаза,
И слепой салютует власти,
Признавая лишь право быть «за».

И рисует, рисует что-то
Там, где не остаётся следа:
Например, по глади болота,
Бывшей прежде печалью пруда.

Вероятно, отмёрзнет к лету,
Отвалившись кристалликом льда.
Хорошо быть псевдо-поэтом
И творить каждый день без следа.

Вывод напросился сам собой:
Хоть вставай, хоть не вставай ты рано,
Прежде чем кунуться с головой,
Выползи-ка из-под одеяла.

Только перед этим пробудись
Минимум процентов на двенадцать,
Чтобы незначительная жизнь
В принципе могла в тебе начаться.

Но до жизни надо бы уснуть –
Для того и уготован вечер.
Звёзды зажигались по чуть-чуть
В небе, как копеечные свечи.

Чтобы загорелся водород,
Нужно гравитации пространство
И невероятно долгий год
В миллионы лет григорианства.

Пронеслось из прошлого вперёд,
Расширяя горизонт событий
И из ничего создав полёт
Для всего, что мы доселе видим.

Что там было в вечной пустоте
До того, как время появилось,
Знает, может, Бог, а, может, нет –
Ведь бывает и случайной сила.

По иному статься не могло:
Цепь причин и следствий нерушима.
Вот и солнце свесилось в окно,
Чтобы мира озарить вершину.

Миллиард светил взорвались в прах
И слились опять в едином рвеньи,
Чтобы кликом мыши мог ты мрак
Разогнать хотя бы на мгновенье.

Так восстань, ведь ждёт World of Warcraft,
Фотошоп, вконтакте, и, к тому же,
В интернете кто-то вновь неправ –
Для того Вселенной ты и нужен.

Без сопротивления уходит,
Как вода-слова в песок-народ
В слишком рано прерванном полёте
С неизменной мыслью наперёд.

Как цемент, скреплённый сталью славы,
Пустотой представленный пинок –
Не изъять его и не добавить
В каждом миге будущих эпох.

Да и как подвергнуть искаженью,
Раз великим говорил «мой друг»,
Нанося бездействьем пораженье.
Сансара пошла на новый круг.

Полюбив детей, людей, арабов,
Признавая бренность бытия,
Был для всех, для сильных и для слабых,
И вторым, и даже первым «я».

Ну и что? Он жизнь брал полной грудью,
И не только грудью мог и брал.
А теперь конец. Уже не будем
Говорить с ним острием пера…

У любви и мира нет пределов,
Пусть студенты не отводят взор.
Не речами нужно жить, а делом,
И пассивно встретить приговор.