Озеро Йодасис (первое фото), озеро Балтасис (второе и третье фото), Литва

[699x466]
[400x600]
[400x600]

И, приближаясь к смерти, чувствовал не её леденящее дыхание, а дрожь мерцающих звёзд у себя в руках.

Литва, деревня Диджасалис
[400x600]
[699x466]
[699x466]

Мы легли на дно,
Мы зажгли огни.
Во вселенной только мы одни…

Коломенское. Без десяти десять. Уже темно. Мы взобрались на вершину склона и, как завороженные не можем оторваться от открывшегося вида. За тёмным полем тихо колышется золотая – в лунном свете – вода реки, а дальше сверкает город. Сотни и тысячи многоэтажек, усеянные горящими квадратиками окон.

Боже, как много вас, зажегших свои огоньки!

Гни свою лини-ию
Гни свою лини-ию
Гни свою лини-ию
ГОРЯТ ОГНИ!
Сверкают звёзды!
Всё так сложно,
Всё так просто!
Мы ушли в открытый космос:
В этом мире больше нечего ловить…

Куршский залив
[699x466]
[699x466]
Читать далее...

Одна из лучших книг в моей жизни, самое сильное потрясение после "1984" Оруэлла. Но второй раз я её читать, наверно, не захочу.

"Соленчные дни" - самая страшная книга о Гражданской войне. И страшна она не потому что там есть трупы, голод, расстрелы (есть и они - куда уж без них), а из-за совершенно не постижимой атмосферы, которую создаёт автор. Шкема фантастически работает с ритмом! Текст с первой страницы врывается в сознание, расползается по нему, вытесняет всё остальное, и вот ты вместе с издёрганными смертельно уставшими людьми неподвижно стоишь в тёмной комнате и тревожно слушаешь шаги за окном. Ты с головой уходишь, проваливаешься, растворяешься в этой атмосфере липкого страха, бессононых ночей, этой неизбежности, сводящей с ума. И словно это ты заламываешь руки и мучительно повторяешь один и тот же вопрос: «Почему мы не остались там, там где степи и акации?!» Повествование дано через призму детского взгляда, и от этого становится ещё страшнее. Ведь этот ребёнок только-только начал понимать мир, и то что он видит вокруг, кажется ему совершенно нормальным и естественным – ведь ничего другого он и не видел!

Книга оставляет после себя непомерно тяжёлое осадок. Словно ты сам был там. Словно это было с тобой. Трудно сказать, что получаешь от этой книги удовольствие, наоборот закрываешь её измученный, вымотанный. Но может быть такой опыт необходим. Как прививка…

Йодкранте, Литва
[400x600]
[400x600]

Чиатю у Ремарка:"...теперь - ей девятнадцать, и она взрослая женщина."

Как рано шла социализация в начале XX века! Ни про одну свою ровесницу мне бы и в голову не пришло такое сказать. Даже и про подруг которые меня страше (20 и 24 года) я не могу такое сказать. К парням это относиться ещё больше.

Можно сказать, что в XXI веке население инфантилизировалось)

Читаю Ремарка - "На Западном фронте без перемен". Вернее сказать - перечитываю. Первый раз читал эту книжку в глубоком детстве - лет в 14-15. Что я тогда понимал?! А сейчас мне столько же, сколько героям романа. Это усиливает впечатление.

Читаю медленно - каких-то 160 страниц уже пять дней. По-другому не получается. То и дело поднимаю голову, смотрю на гаснущую Москву, хожу по тёмной комнате. Думаю. Плачу. Плачу над алым маковым полем, над умирающим в госпитале пареньке, над играющим на скрипке русским... Не могу читать эту книгу спокойно...

Думаю, что точно такое же было в Чечне, Югославии... Уму не постижимо, как после такой книги могут быть войны? Честно, не понимаю...

Спасибо за симпу) Очень приятно))) Но ещё приятней былоы узнать от кого)

...
[400x600]
[699x466]
[699x466]
Читать далее...

Только рыбы в морях знают цену свободе; но их
Немота вынуждает нас как бы к созданью своих
Этикеток и касс. И пространство торчит прейскурантом.

Балтийское море, Литва
[400x600]
[400x600]
[400x600]
Читать далее...

Я никак не могу понять, почему люди, которые жрут блины, не говорят, что они занимаются искусством, а люди, которые жрут музыку, говорят это. Почему вкусовые "вулдырчики" на языке менее возвышены, чем барабанные перепонки? Физиология и физиология. Меня никто не убедит, что в гениальной симфонии больше содержания, чем в гениальном салате.

Мне приходит в голову мысль, что люди родятся счастливыми или нестчастливыми точно так же, как длинноногими или коротконогими.

...
[400x600]
[400x600]
[400x600]
[400x600]
[400x600]
Читать далее...

Стамбул – это тысячи и тысячи огоньков, рассыпанных по крутым холмам. Они ползут вверх по склонам и быстро сбегают вниз к Босфору, кидаются в его чёрную воду и весело плещутся, мелькая то тут, то там среди невысоких волн. Медленно проплывет старый грузный танкер, и они почтительно расступаются. Звонко гудят последние паромы. И на них, в своей величавой и гордой неприступности, безмолвные в своём совершенстве, чуждые этой суете, взирают бастионы-опоры моста, устремлённые в бесконечность ночи. Они крепко зажали своими плечами неширокое полотно, повисшее над водной гладью. Немного дальше оно опять касается земли, спокойно вздыхает и уже уверенно бежит дальше. Вверх и вниз по холмам, усеянным мириадами огоньков. К горизонту и к чёрному небу. В глубь непостижимой Азии.

На соседнем минарете муэдзин затягивает свою молитву. Медленно и протяжно он долго-долго тянет свой стих. И обрывает. И в наступившей тишине слышно, как во всех концах города поют мечети. На сколько хватает взгляда, над всем бескрайним простором пятнадцати миллионного города плывёт тихий плач муэдзинов…
Читать далее...

Коммунизм - это фашизм с человеческим лицом.

Не подумайте, что я – русофоб, я, ей-Богу, пытаюсь любить Россию! Но всё-таки первая мысль, по возвращении на Родину:
- О-о! Какая жопа!
Самолёт приземлился в Шереметьево без десяти пять. Только через полтора часа я выезжал с территории аэропорта. А когда неделю назад я прилетел в Станбул, через те же полтора часа я уже был дома у моего знакомого и пил чай на балконе с видом на Босфор. А в третьем Риме я ещё два часа с лишним торчал по вонючим пробкам, прежде чем добраться до родного дома…

Куда бы мне поехать в следующий раз, что бы по возвращению на Родину не чувствовать так болезнено её ущербность: в Белоруссию или в Северную Корею?

Что вам нравиться в стихах Иосифа Бродского?
Или что не нравится? (если вам, наоборот, что-то не нравится в его стихах)