ШЕЛ Я БИТЬСЯ С НЕЧИСТОЮ СИЛОЙ
ВО ДРЕМУЧИХ ЯКУТСКИХ ЛЕСАХ...


«УЖ СКОЛЬКО ИХ УПАЛО В ЭТУ БЕЗДНУ...»

Посетить Долину смерти я собирался давно по просьбе моих пытливых читателей. Благо, что это жуткое место, смердящее трупами уфологов и журналистов, расположено ни где-то в джунглях Амазонки, а в самой что ни на есть нашей родной Саха-Якутии. А еще точнее - на северо-западе республики в верховье реки Вилюй. Оно также называется - Вилюйские котлы - по причине найденных там огромных железных цилиндров внеземного изобретения, но похожих на поварские котлы, зарытые в землю.
Разная пресса последних лет немало писала про это под рубриками «Впервые!», «Сенсация!» и «Только у нас!» Приведу лишь чуток фрагментов:
«В районе Верхнего Вилюя есть труднопроходимая местность со следами каких-то грандиозных катаклизмов - сплошные вывалы старого леса, которым примерно 800 лет, а также разбросанные кругом каменные обломки, тянущиеся на сотни километров. На этой местности рассредоточены непонятные металлические объекты, находящиеся глубоко под землей, в мерзлоте. Их присутствие проявляется на поверхности земли только пятнами причудливой растительности - но пятна эти представляют большую опасность для жизни... Древнее название местности - «Елюю Черкечех» (Долина смерти).
Некоторые таинственные объекты в этой местности встречаются и на поверхности. Один из них - небольшая, слегка приплюснутая арка, под которой находится множество металлических комнат, где даже в самые сильные морозы тепло, как летом. В давние времена иные охотники ночевали в комнатах, но потом начинали сильно болеть, если же проводили там несколько ночей подряд, то вскоре умирали...
Старый кочевник рассказывал о какой-то металлической норе, в которой лежат «шибко худые, черные одноглазые люди в железных одеждах».
...Очень давно здесь появились непонятные сооружения. Одни из них - большие круглые «железные дома», покоящиеся на многочисленных боковых опорах. У них нет ни окон, ни дверей - лишь на вершине высокого купола есть «просторный лаз» с уходящим внутрь винтообразным проходом, напоминающим «глотку быка-исполина». Другие объекты - разбросанные по разным местам - металлические «крышки-полусферы»... Взрывы, периодически происходящие на местности, тесно связаны со всеми этими таинственными объектами...
Местные легенды рассказывают про «изрыгающее дым и огонь таинственное жерло» с «хлопающей крышкой стальной», в недрах которого находится целая страна. В ней обитает «сеющий заразу вокруг себя, мечущий «огненный мяч» огненный злодей-исполин Уот Усуму Тонг Дуурай (в переводе - преступный пришелец, продырявивший землю и укрывшийся в глубине, огненным смерчем уничтожающий все вокруг)».
Казалось бы: столь потрясающая сенсация века не могла бы не повлечь за собой вал научных экспедиций «в труднопроходимую местность». Но столичный ученый мир оказался глубоко фригиден к сенсации: «Что? Долина смерти? Так это у нас на кафедре при нашем-то жалованье какие могут быть экспедиции?».
Но ведь кто-то же должен! И, вооружившись походным батогом, отправился я избавить многострадальный якутский народ от нечистой силы.

ОЛЕНЕВОД УЧЕНОМУ - НЕ ТОВАРИЩ
Ученые в городе Якутске, как и следовало было ожидать, тоже не испытывают большого влечения к нечисти, но в то же время не отрицают факт ее сущности: «В принципе, что-то такое есть, но где конкретно и что конкретно, сказать трудно. Искать следует либо под Вилюйском, либо в районе города Мирного. Наши охотники ученым не доверяют и держат то место в величайшем секрете...».
В аэропорту Вилюйска нашу экспедицию в моем лице ждал теплый прием. За что спасибо администрации улуса (района) и лично главному редактору районной газеты «ОЛОХ СУОЛА» Андрею Яковлеву.
В тот же день меня свели с матерым местным охотником и хранителем тайны Федором Афанасьевичем Шамаевым. Здесь я должен читателя посвятить: практически все якуты носят русские имена и фамилии. «Это у нас еще издревле пошло, когда русские батюшки взялись крестить якутов. Так, чтобы особо не мудрить, они всей деревне записывали фамилии по своим именам. Вот и появились Ивановы, Петровы, Николаевы... Теперь проблемы: в Москве видят - нерусский, паспорт давай! А там записано - Иванов Петр Иванович! Ага, да ты, гад, еще и паспорт у кого-то спер! Пошли в отделение!».
Федор Афанасьевич давно на пенсии, но бодр, весел и остроумен:
- Это сколько ж билет из Москвы стоит?
- Шесть тысяч, - отвечаю, - в одну сторону.
Он тут же прикинул в уме, пошевелил губами:
- Где-то по рублю двадцать копеек за километр? Ну и цены! Поди специально сделали, чтобы якуты в Москву не летали на погоду жаловаться.
Задаю Федору Афанасьевичу самый бестактный вопрос:
- Расскажите-ка мне о ваших таежных привидениях. (Это меня уж потом просветили: никогда не спрашивай у якута о ведомой только ему тайне, связанной с духами. Сие для него священно! Хочешь что-то Читать далее...

41.

(ЛЕТО 2000 ГОДА)

ОТДОХНУТЬ В АБХАЗИЮ СОБРАЛСЯ,
НА ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗАНАВЕС НАРВАЛСЯ...

НЕ ПОХОЖИЙ НА ДЕВИЦУ - НЕ ПРОЙДЕТ ЧЕРЕЗ ГРАНИЦУ

Тяжело стало по России бродить. Понаставили этих границ, где попало. Куда ни сунься: «Стоять! Разрешение?! Назад!».
- У нас, в Сочи самые богатые люди - таможенники, милиция, пограничники, - пояснял мне таксист-армянин, подвозивший странника от Адлера до абхазской так называемой границы. - Хочешь на ту сторону, сразу ложи (клади) в паспорт рублей 200, а лучше - 300, пройдешь. А так мужиков пропускать запрещено. Абхазским бабам и даже нашим проходить можно, но таможня их все равно щупает, взятки вымогает. Потому что баба дура, законов не понимает. Она прет за собой тележку кило на двести. Таможенник ей говорит: «Эй, женщина в черном, почему твой груз втрое превышает вес твоего тела?! Ты, что российский КЗОТ не читала? Порядок не уважаешь? А может, сознательно нарушаешь?!». Он как бы шутит, а баба пугается, прыг в сторонку и достает из-под юбки деньги. Клянусь, сам видал!
Перед нашим погранпостом через реку Псоу на адовой жаре потная толпа абхазских женщин, навьюченных мешками с пшеном, сахаром и прочей снедью. Все разговаривают по-русски (как, впрочем, и в самой Абхазии, что меня потом удивило, - в ходу в основном русский язык, - Н.В.) А разговор примерно такой: «Вот на российской таможне наконец-то порядок установили: только на мешки глянут, сразу говорят - столько-то заплати. Не хочешь, топай назад. А наших спросишь, сколько? Они начинают вола за хвост тянуть: «А мешок развяжи, а там что везешь? Покажи...». И не знаешь, кому давать? Сколько давать? Каждая смена берет по-разному». «Да-да. Мне тоже нравится русский порядок: дай сто и проходи. А на нашем берегу одно издевательство!».
Подхожу к пограничнику, даю пустой паспорт. Листает тщательно, как бы чего-то ищет между страниц и возвращает документ с пояснением:
- Мужчинам призывного возраста проход через границу без особого разрешения Москвы запрещен.
Начальник смены майор Олег Малышенко и не назвавшийся офицер ФСБ разъясняют логику запрещенья:
- Проход для мужчин закрыт с начала чеченской войны, чтобы из Абхазии не просочились бандиты в Чечню воевать против российских войск.
- Но война уж давно закончилась, - оповещаю офицеров на всякий случай.
- Война закончилась, - соглашаются те, - но действие запрета не кончилось.
- Но я же иду на ту сторону, а не наоборот. Как я могу просочиться к чеченцам, уходя из России?
- Это не важно, - поясняет дама в мундире, - если вы уйдете туда, значит, будете возвращаться назад...
Вот тут я действительно не допетрил! Зато в генштабе умные головы просчитали: вернется Варсегов назад и может запросто умыкнуть в банды чеченские!

И ТОГДА РЕШИЛ Я САМОВОЛЬНО ПЕРЕЙТИ ГРАНИЦУ У РЕКИ
- Придется переходить незаконно, - сказал я майору.
Он тут же снял трубку оперативной связи:
- Внимание всем постам! Сегодня возможен незаконный переход государственной границы из России в Абхазию. Приказываю: усилить дозоры, увеличить бдительность!
Вернулся я за шлагбаум, подходит лицо кавказской национальности:
- Могу провести на ту сторону. Пятьсот рублей.
- Двести.
Сошлись на триста.
Мужик добросовестно вывел меня к самой границе, сплошь перегороженной двухметровым забором из колючей проволоки, за которым шла вспаханная полоса. Пройдя по кустам метров двести, вышли к речке, протекающей аккурат под ограждениями. Над речкой мост и колючка. Под мостом свободно.
- Шуруй под мост, - сказал проводник, - и дальше сквозь кусты все прямо. Выйдешь на берег Псоу, оглядись и вброд...
Когда я весь поцарапанный колючим кустарником вышел на берег Псоу, увидел большое открытое пространство. Если пойду здесь, то буду виден со всех сторон, как муха на оконном стекле. Другое дело, если спуститься метров двести-триста по течению. Там река сужается и по берегам мощные заросли.
По-шпионски настороженно, прислушиваясь к шорохам и стараясь не хрустнуть веткой, пробирался я правым берегом до выбранной точки. После, закатав до предела штаны и не снимая ботинок, ступил в бурлящий холодный поток. До чужого берега метров пятьдесят. Прошел середину, осталось уж осталось метров десять, как вдруг сзади:
- Стоять! Назад! Стрелять буду!
Я рванул к спасительным кустам, споткнулся и почти с головой ушел в омут. Сзади раздались одиночные выстрелы. Но я уже сам со скоростью пули вылетал на абхазский берег. В жилах вскипал адреналин, в мозгу билось что-то из классики: «Пограничник не боится быстри. Не уйдет подмеченный им враг, оттого так часто слышен выстрел на крутых советских берегах...».
Впереди узкая асфальтная дорога. Нагибаясь от пуль и разгоняя стадо овец, выскакиваю к ней. Предо мной резко затормозил красный «Москвич», распахнулась дверь:
- Давай, брат, прыгай сюда!
Весь мокрый я плюхнулся на сиденье. Водитель-абхаз, который все видел, рванул по Читать далее...

Уважаемые читатели!

По причине несовершенства техники данные заметки
следует изучать в очередности – снизу вверх.
Буду признателен Вам за отклики и критику.
Автор.


40.
А ВОЛНЫ И СТОНУТ, И ПЛАЧУТ

Желание выйти с рыбаками в Тихий океан свело меня в Петропавловске-Камчатском с неким новым русским Станиславом Ч. Парень с бульдожьей хваткой. В Москве квартира, связи, любовница. На Камчатке рыбный бизнес, семья и все радости. Едем по городу.
- Мне нравится здешний порядок и спокойствие, - восторгается жизнью Станислав. - Ни какой тебе мафии, ни разборок. Ночью ходи, никто не тронет! Не то что Москва бандитская.
В центре города женщина в черном рассыпает по асфальту цветы.
- Что здесь стряслось? - спрашиваю.
- А-а, паренька на днях застрелили, - вяло отмахивается собеседник и переходит к серьезному разговору. Было бы глупо с его стороны не использовать по-деловому знакомство с московским репортером.
- Значится так, выйдет статья, получишь (называет приличную сумму в долларах). Я цены на московскую заказуху знаю. Треть отстегнешь главному редактору, две трети - себе. Ну или как вы там договоритесь... , меня не касается.
Моя репортерская задача проста: обличить, предать поруганию некого большого нечестного господина и компанию. А честную компанию наоборот - поддержать. Станислав Ч., разумеется, представитель честных. Он восторженно рассказывает известную легенду про былых российских купцов, которые устно на веру заключали миллионные сделки. Он и сам такой: если сказал - могила! Расшибется, но сделает! А посему ни я, ни главный редактор не должны сомневаться в твердости его слов. В подтверждение сему он дает адрес на Украине, где от щедрот своих строит храм.
В тот день мне впервые подумалось: наверно по-божески правы были большевики, что рушили церкви. Наверняка большинство из них вот также строились подобными воротилами, ловкачами на сатанинские деньги.
Приезжаем в один из рыбных портов. Станислав показывает сейнер, на котором мне завтра выходить.
- На этой шхуне самый лучший повар рыбфлота, - поясняет мой спутник. - Век его помнить будешь!
Наутро подхожу к сейнеру. На палубе в замусоленном фартуке копошится тот самый лучший кок флота, разделывая мясо. Я закурил. Кок расстегнул штаны, отлил за борт и, не споласкивая рук, снова взялся за мясо. И этот незначительный факт заставил меня повернуть оглобли на сто восемьдесят. И до чего же чопорны мы москвичи! Поделом нас всюду не любят.
В море отправился с другой кампанией на другом сейнере. Команда - вылитые пираты из фильма «Морской волк». У каждого на поясе вострый нож. Наиболее трезвое существо - собака Черныш. Разговор практически не передаваем. «Куда боцман, б..., так торопились на х...? Я даже жене не успел вставить!» - «Не переживай, б..., сосед вставит!».
Человеку несведущему может показаться, что вот-вот вспыхнет поножовщина: «Эй! Х.. на голубятне! (имеется ввиду вахтенный на мостике) Вы чо там ох..ли совсем?!» - «Закрой е...о, чайка залетит!». На самом же деле это мирный дружеский разговор ни о чем.
Меня рыбаки приняли хорошо, потому как случайно совпало, что именно в день моего прихода на борт им впервые за последние годы загрузили сгущенку, тушенку, настоящее масло и прочий деликатес.
Всю ночь гребли в море, а утром начался лов. Насколько это каторжная работа словами объяснить немыслимо. А при российском отношении к делу она каторжная вдвойне. Несмазанные механизмы все время заедает. Солидола нет. Лебедку надо проворачивать ломами, а трал вытягивать чуть ли не вручную. Ребят и без того покачивает, а тут еще легкий шторм.
- И как вы только за борт не валитесь? - удивляюсь.
- А чо, бывает и валимся. Если летом, так то ничо, а зимой, в штормягу, когда видимость ноль, тут уж с концами. Вон на соседнем сейнере в этом году двое канули, так и не нашли. А в спасжилете работать нельзя, мешает.
Первым тралом вытащили тонны две минтая, камбалы, крабов, немного трески и палтуса. Крабов сразу стали выбрасывать за борт.
- Нам краба ловить не положено. За краба тюрьма! Краб только для косоглазых, - показывают в сторону соседней страны Японии.
И снова бросают сети, но рыбы нет, идет один краб. Его яростно рвут из сетей. Если цепляется в палец - ножом и за борт. Конечно же, бочонок краба был сварен к обеду. Должен отметить, что настоящее крабовое мясо куда вкусней тех фальшивых крабовых палочек в целлофане, приготовленных из хека по японской спецтехнологии.
Но в том же Городе на рыбном рынке запрещенного краба можно купить по 300 рублей ($ 9) за кило. Здесь же бочки красной икры от 250 до 300 рублей за килограмм. На всех палатках объявления: «Куплю икру, рыбу, доллары, иены». Тут почти все - кроме милиционеров - ходят трясут валютой, предлагая обмен, продажу.
Рыбные рынки - основная кормушка для рыбаков. Официально рыбак малого сейнера (который выходит в море на трое-четверо суток) получает меньше тысячи Читать далее...

39.
БОРОДА ТЫ МОЯ, ЦЕЛОМУДРЕННАЯ,
ТЫ МЕНЯ ОТ ПОРОКА ХРАНИШЬ...
Отмотав автостопом шестьсот километров на север от пригород Петропавловска до эвенского селения Анавгай, я насчитал по дороге ровно три мелких поселка. А в основном лишь сопки самых причудливых форм с заснеженными вершинами, вулканы, слегка попыхивающие парком, и сплошное безлюдье. А по обочинам ковровые плантации желто-оранжевых лилий. Красота неземная!
В Анавгай прибыл вечером, познакомился с представителем местной власти Лилей Банакановой и ее подругой Тамарой, попросил приют. Селение небольшое, дворов двести. Хотеля, разумеется, нет. Предложили на выбор: либо пустующий дом с ночными привидениями, либо комнату в доме молодой незамужней женщины. Выбрал из двух зол меньшее и, кинув вещи, пошел знакомиться с аборигенами.
Дома здесь в основном барачного типа, построенные еще Советской властью, чтобы приучить кочевой народ к оседлой жизни. Однако эвены, привыкшие к походным условиям, почитают жить в чумах, которые стоят у них прямо на огородах. Заглянул в один чум, где кишмя кишело народу от мала до велика, и тут же резко выскочил назад, растирая по щекам слезы. Ощущение: словно брызнули в лик слезоточивым газом, как однажды в Тюмени по пьяной драке. Дело в том, что посередине жилища горел очаг, готовилась пища, дым был настолько густ и едок, что сам бы черт без противогаза подох. А обитателям хоть бы что!
В другом вигваме было куда воздушней. Но и здесь с непривычки кололо глаз от удивления: прямо на земле на медвежьей шкуре резвились полураздетые чумазые дети. А температура на улице была не более десяти тепла. Тут же на голой холодной земле сидела старуха и что-то рукодельничала. Папа, мама и, по-видимому, старшая дочь вели разговоры.
- Неужели вот так все здесь и спите? - спросил я удивленно.
- Здесь еще не вся семья, - отвечали взрослые, - сыновья в доме телевизор смотрят. А спать, конечно, сюда придут.
- Но зачем спать в шалаше, если есть дом?!
- А вот вы там у себя зачем в лес ходите шашлыки на костре жарить? - спросила в свою очередь женщина, - ведь у вас в доме наверно плита есть?
Я развел руками.
- Вот-вот, - сказала она. - Хотя вы давно уж отвыкли от природы, но древний инстинкт даже вас в лес на огонь тянет. А мы миллионы лет вот так на лоне жили и чтобы привыкнуть к дому нам надо еще сотни лет.
- М-да, а как же вы это..., - хмыкнул я в бороду, пытаясь найти слова.
- Я поняла ваш вопрос, - ответила женщина, - хотите спросить: как мы тут размножаемся? Ну, во-первых, вот родительская постель, - женщина указала на медвежьи шкуры, - вот сверху она прикрывается пологом. Во-вторых, у нас не принято кричать, как то у вас. Посмотришь в телевизоре: только он на нее залез, она и давай орать! И давай орать! А зачем орать? Просто лежи и радуйся... Ну, бывает если когда уж совсем хорошо, позабудешься и вскрикнешь... Но в наших семьях дети воспитаны в этом плане очень тактично. Они, конечно, все понимают, но старший сын при этом говорит младшим: «Маме приснился страшный сон, поэтому мама крикнула». Младшие отвечают: «Мы так и подумали, что маме приснился страшный сон, поэтому мама крикнула».
После, проходя по селу, прямо за развалинами никому не нужной советской общественной бани я увидел странное зрелище: в большом пруду, несмотря на собачий холод, купался народ. Моржи что ли? Ан нет, прудик тот оказался термальным, то бишь от горячих подземных ключей. Вода в нем, если верить молве, настолько целебная, что сюда недавно прилетали втихаря Чубайс с Гайдаром, дабы омочить свои болячки. Благодаря пруду население Анавгая практически не болеет, и мужики никогда не лысеют. Если в иных местах эвены с коряками живут в среднем лет до сорока, то в Анавгае полно семидесятилетних. А самому старожилу семьдесят семь. И, правду сказать, сам я после омовения почуял в теле бодрость необычайную.
Анавгай куда цивилизованней Петропавловска. Здесь своя термальная ТЭЦ, а посему круглый год светло и тепло. Местный ансамбль плясунов ездит по всему свету.
- Вот в Югославии были перед самой войной. Нам сказали, что там русских очень любят. Идем по Белграду, подходит молодежь, спрашивают: «Вы кто по национальности?». Отвечаем: «Русские мы». Нас тут же чуть не побили: «Вы что, косорылые, совсем уже обнаглели?!».
После был ужин с компанией в доме у вышеупомянутой Тамары. Тамара поставила на стол большую лоханку крупной, словно брусника -красной икры и прочую снедь. Я вынул спиртное, купленное в местном сельмаге.
- Нет-нет! - запротестовала компания, - вы, пожалуйста, а нам спиртное никак нельзя. Наш организм не имеет защитных функций против алкоголя. Если мы примем по сто грамм, скажем вам, Николай, бегите еще в магазин. А потом еще и еще. И так две недели. Нас уж и кодировали все село, а бесполезно, нету защитных функций.
Выпил и закусил икрой, отметив ее необычайный приятный вкус.
- Еще бы, - сказала хозяйка, - эта рыба питается мышами и крысами! Читать далее...

38.
У ЖИТЕЛЕЙ КАМЧАТКИ СТРАННЫЕ ПОВАДКИ

городская новелла
(великомученикам полуострова Камчатка посвящается)

Бабушка Алена, как и большинство садомазохистов камчатских, приехала в Петропавловск-Камчатский в юные годы по комсомольской путевке. Приехала с теплой Кубани с одним простым желанием - испытать себя в тяготах. Комсомол и партия не обещали легкой жизни молодым покорителям Севера. И это тот редкий случай, когда советская пропаганда не обманула, не подвела. Сегодня бабушка Алена ходит с ведром по центральным улицам Петропавловска-Камчатского и собирает щепу для своей «буржуйки», чтобы попытаться выжить в очередную суровую зиму. Когда у бабушки Алены на четвертом этаже замерзает канализация, то же ведро служит ей унитазом. Чтобы зад не примерзал к цинку, ободок ведра нужно обложить газетами или тряпками. Такая технология очень популярна у камчадалов, она будет передаваться следующим поколениям.
Представители интеллигенции стараются утром отнести ведро как можно дальше от дома. Но есть и такие, которые могут выплеснуть прямо с балкона. А потому здесь, как в блокадном Ленинграде «ЭТА СТОРОНА УЛИЦЫ НАИБОЛЕЕ ОПАСНА ДЛЯ ПРОХОДА ГРАЖДАН».
Дабы москвичам, изнеженным под Солнцем-Лужковым, было проще понять непокорный местный характер, доподлинно приведу стихи камчатского поэта Андрея Прохорова, напечатанные в газете «Городская газета»:
Обожаю испытывать боль,
Синяки и ушибы на локте,
Когда в рану посыпали соль
Или просто занозой под ногти.
Когда с хрустом ломается кость,
Или вдруг кипятком обварился, -
Никогда не испытывал злость,
Боли я, как иконе молился!
Боль дает и пикантность, и вкус,
Хоть залазий на дыбу и висни.
Мне приятен собаки укус,
Потому что без боли нет жизни!

Суровая борьба со стихией образовала здесь новую модель семейных отношений под названием - камчатская семья (не путать со шведской!). Вот вам пример. В первый же вечер по прилету в Петропавловск-Камчатский... (коренные называют его просто Город, дабы не ломать, не мучить язык. Последуем и мы их примеру). Так вот. В первый вечер наш местный собкор Игорь Кравчук привез меня в гостиницу не то «Авача», не то «Чавыча» - в потемках энергетического кризиса не разберешь. Здесь за стойкой портье при тусклом мерцании спички я обозрел ослепительно прекрасные черты лица сорокалетней красавицы-администраторши Арины Владимировны. Зябко кутаясь в пальтецо, она взяла посиневшими от холода пальчиками мой паспорт и так естественно улыбнулась, как не улыбаются ни в одном хотеле мира. Восхищенный, я не желал покидать ее пост, и тут же, прямо у стойки, предложил девушке легкий флирт. Арина Владимировна приняла предложение, но сразу пояснила, что ее хрупкое сердце уж пятый год как напрочь зацементировано от особей мужского пола и дальше легкого флирта дело не пойдет.
После выяснилось, что Арина Владимировна в недавнем прошлом школьная учительница. Очень любит детей, собак, живопись и театр. Но костлявая рука Кризиса выставила девушку за школьный порог, отняв последний кусок. Та же черная лапа пустила по миру бывшего мужа - художника, и где он сейчас мыкает свои печальные дни Арине Владимировне не известно. И вот теперь, в этой холодной и мрачной гостинице за 600 рублей в месяц Арина Владимировна, лишенная прошлой отрады жизни, лишь раз в полгода вступает в духовную близость с редкими постояльцами, хоть что-то смыслящими в сфере искусств. Что же касается так называемых серьезных отношений с так называемыми мужчинами, то ее представления на сей счет весьма торжественны, романтичны и не могут уложиться в банальную схему плотской земной любви. А потому вот уже пятый год живет Арина Владимировна под одной крышей со своей преданной подругой Елизаветой, которая понимает ее, как никто другой. Они заботятся друг о друге, вместе воспитывают дочь и в лютые морозы согреваются под одним одеялом. Но ничего ТАКОГО меж ними не может быть, потому как родство их девичьих душ и есть высшее наслаждение разума.
На следующий день мы приехали к Арине Владимировне на ее дачу вместе с той самой подругой Елизаветой. Весь вечер девушки пылко рассказывали о местном драмтеатре, спорили по вопросам культуры, поругивали заезжих москвичей. Дело в том что москвич, в отличие от простого грубого россиянина, никогда не подкатит с открытым текстом и не признается, чего он хочет в конце концов от простой честной девушки. Москвич может несколько дней к ряду прикидываться существом бесполым и упорно делать вид, что кроме духовного мира данной особы его категорически ничего не интересует. Он взахлеб цитирует классиков, намекает на свое значимое положение, сетует на холостяцкую неустроенность в большой московской квартире, а его похотливая рука с ловеласским перстнем вот уж все ближе и ближе подбирается к девичьей коленке...
...Спустя две недели, прощаясь с недоступной красавицей Ариной Владимировной у той же гостиничной стойки, я попросил приписать в мою квитанцию пару Читать далее...

37.
НЕПУТЕВАЯ ЖИЗНЬ

Везет мне в командировках на эти случайные знакомства. Для работы моей проку в них никакого, но коли они происходят, наверно это кому-то нужно?
* * *
Поздно вечером в гостинице «Могилёв» города Могилёва меня поджидала дама. Судя по зрелому возрасту, платью советского образца и банки варенья в целлофановом пакете - ничего кроме жалобы она мне не приготовила.
- Мне сказали вы из Москвы, из газеты? А вы, может, знакомы в Москве с Машкой Сергеевой, племянницею моей? Она там сидит, стихи сочиняет.
Так я узнал про Машку.
Супруг Машке достался на зависть толковый: работящий, непьющий, богатый - по меркам города Могилева - при машине и даче. После армии сам построил гараж, поросят завел... Казалось бы, живи да радуйся. Но не прошло и года, как Машка подала на развод, объяснив матери с теткой: «А он ноги на ночь не моет...» - и укатила в Москву.
- Ну не дура ли?! - сокрушалась тетка, - бросить такого парня из-за чего?! Уж четыре года прошло, девки за Игорем табуном бегают, а он все тоскует и Машку ждет. А у Машки порода отцовская. Он тоже непутевый был, царство небесное, работать не хотел, а все голых баб рисовал. Матерь Машкину, Зинаиду, измором в супруги взял. Зинаида-то девка статная, кровь с молоком, на его хлюпика и смотреть не желала, так он ведь чего удумал... Зинаида на ТЭЦ работала, за контейнером следила, по которому уголь-то в топку идет. …Она там смотрела, чтобы железяки на ленту не попадали, или чего еще. Одна по ночам у ленты дежурила и все страшные книжки читала про шпионов, да про милицию. Оно и так-то одной ночью девушке страшно, а тут еще книжки эти... Павел-то к ней по ночам захаживал, да только гнала Зинаида его и никаких надежд не сулила. И вот однажды он в магазине украл женский манекен, на который одежду вешают. Отпилил у того манекена ногу, обляпал ее красной краской, принес на ТЭЦ, да и пристроил на угольную ленту ляжкой в уголь, носком кверху. Зинаида, значит, как обычно сидит в ночи, свою страшную книжку читает, да одним глазом на конвейер посматривает. Глянь! А там нога окровавленная человечья к ней по ленте плывет... В общем, оказалась Зинаида в больнице с нервным потрясением, а дурак этот - в суде. Судья у него спрашивает, ты, мол, Сергеев, почему так сделал? А он отвечает, потому что люблю Зинаиду больше всех на свете... Два года ему и дали. А Зинка, видать, помешавшись малость на той ноге, зачала к нему на свидания ездить. Уж как ее все не вразумляли «Зинка, ты чо замуж за непутевого собралась?» А Зина и говорит, он мне нравится, он не такой, как все!
Да уж, не такой, это точно. Вот и Машка в него уродилась. В прошлом годе приехала с новым московским женихом. Может тот ноги и моет, да только на мужика мало похож. Худой, косорылый, бороденка козлячья и все с такой кислой улыбочкой, вроде как у этого... на экране который. Я говорю, Маш, чо он такой кислый весь, будто лимон ему в ж.. засунули. А Машка говорит, - он поэт! - Ага, говорю, понятно!
Вы не подумайте, я москвичей люблю. Видала я их и на рынке, и в магазине приятно обслуживают, хорошие люди. Уж могла бы она в Москве что-то приличней найти, так нет ведь, подобрала помесь Чебурашки с крокодилом. Я его водочкой угостила и этак специально, значит, подначиваю, может, говорю, вы, поэт, стишки почитаете? А он отвечает, вы, тетя, стихов моих не поймете! А я говорю, может ты сам дурак? Ой, как они обиделись! Уехали и не пишут.
Долго в тот вечер посвящала меня эта странная рассказчица в непутевую жизнь племянницы, в горемычные судьбы других родственников, всплакнула немного и о своей юности. Напоследок вынула банку со сливовым вареньем:
- Это вам.
- Спасибо, но я ж все равно не смогу вам ничем помочь, - ответил я честно. - И Машку мне в огромной Москве никак не сыскать...
- А мне и не надо ее искать, я адрес сама знаю, - удивила собеседница. - Я ведь просто хотела посидеть с умным человеком, рассказать про жизнь непутевую, вот и все...
На том мы и расстались.
И с чего она вдруг решила, что встретила умного? А я-то ее изначально за жалобщицу принял...

36.
Натовцы победили психотропным оружием?
Я прикоснулся к войне лишь мизинцем, посему мнить себя стратегом было бы не разумно. Однако сдается мне, что Косово отдали напрасно. Положение в крае, не говоря уже в целом о Югославии плачевным не было. Даже в разбитой Приштине всюду светило электричество, ездили машины. Всякой еды с избытком. Страна-то крестьянская, экспорт продуктов ей перекрыли, потому добрую часть питания приходилось выбрасывать. Напрасные потуги нашего МЧС с доставкой харчей это - как предположил один посольский чиновник - либо полное незнание нашими положения дел, либо отмывание денег под лозунгом «война все спишет».
За три месяца бомбежек, НАТО, порядком истощив свою валютную мошну, мало нанес урона Югославской армии. В горном лесистом Косово нарыты такие шахты - никакой бомбой не прошибешь. А запускать в Косово войска по ущельям и серпантинам было б для натовцев самоубийством.
Так почему же Милошевич сдался? На то есть такая любопытная версия: применение американцами психотропного оружия. Как рассказывал мне подполковник медицинской службы доброволец из Новосибирска Борис Н., - сначала оно было испытано в Косово. Ни с того, ни с сего народ целыми деревнями вне зон бомбежки вдруг ощущал необъяснимый панический страх и депрессию. Иногда это случалось в частях югославской армии, где не только желторотые юнцы, но даже закаленные на хорватских и боснийских фронтах командиры-рубаки начинали вдруг пугаться всякой чепухи: тараканов, огня зажигалки, открытого пространства... . Иные стрелялись на этой почве. В иных районах Белграда тоже была повышенная фобия среди населения. Конечно, ее объясняют бомбежками, но как знать? Как знать? Посему есть мнение, что и Милошевич не избежал поражения психотропным оружием. А для скептиков я скажу: вы могли бы раньше поверить, что ракета с подводной лодки способна пролететь сотни километров и попасть по точно указанному адресу в конкретное окно конкретного здания в Белграде? То-то! Человеческий гений в плане изобретательности оружия не имеет предела.

В Югославии работать легче, чем в России
Наша пресса то и дело кричит, якобы ее никуда не пускают югославские спецслужбы. Совершенная это брехня! Военные объекты, конечно же, охраняются, в том числе и от журналистов. Такое случается даже у нас.
По прочим местам передвижка свободная. Версия «в Югославии никуда не пускают» выгодна журналистам, которые предпочитают отсиживаться в Белграде, переписывать репортажи «CNN» и прочих американских корреспондентов, которых почему-то пускают везде.
Приведу случай. Один наш доброволец с просроченными документами угодил в Белграде в каталажку до выяснения обстоятельств. Я позвонил известному российскому журналисту и предложил вместе съездить в участок, попробовать выручить парня, а заодно сделать классный репортаж. «Не-е, старик, я собираюсь здесь еще долго работать, зачем мне вляпываться в такие истории...» - порядком ошеломил меня коллега.
В этой связи не могу не вспомнить еще одного занятного человека - нашего генерального консула в Белграде Анатолия Степанюка. Его первые слова при нашей встрече были:
- Я «Комсомолку» на дух не переношу и не читаю ее никогда. Приезжал тут этот ваш Кацман (имеется ввиду репортер «КП» Игорь Коц, побывавший в Белграде еще в начале войны), какую-то там дурь про меня написал... Но потому он и Кацман, значит, задание ему дали такое. А у вас, я смотрю, тоже фамилия армянская, - разглядывал Степанюк мое удостоверение, - не на «ян» ли она оканчивается?
- Пусть будет так...
В этот момент зазвонил телефон...
- Ну и что с того, что вы гражданка Украины, - отвечал Степанюк в трубку, - я и сам между прочим украинец, но работаю в российской миссии... Не можете дозвониться до украинского посольства, а мы-то здесь причем? Ну, милая, у вас проблемы... У всех проблемы, обращайтесь к своим, - положил трубку. - Хе! Она бы еще в японское посольство позвонила!
Когда попал в каталажку упомянутый выше доброволец, я нашел Степанюка на банкете в одном учреждении. Попросил помочь разрешить проблему.
- Ничего не знаю, - ответил Степанюк, - мой рабочий день давно кончился. И вообще, был тут один из ваших бывших главных редакторов, так он мне прямо так и сказал: «Никогда не контачь с «Комсомолкой», обходи ее как можно дальше стороной!». Вот какая вы газета.
И я обошел стороной этого человека.
* * *
Да уж, прав Степанюк, людей здесь действительно побывало много, в том числе знатных лиц страны от Бабурина и выше. Все они сильно подпортили перед югославами авторитет России. Так как все в один голос вещали: «Крепитесь, братья, скоро вышлем для вас нашу «С-300»! Вам, главное, еще день простоять, да ночь продержаться, а помощь уже идет!».
Сербы по-европейски наивные люди. Это мы привыкли, что любое обещание любого нашего политика - не более чем трепотня.
Но сербы по большому счету не держат на нас вражды. Чаще даже сочувствуют нам. Я зашел в Белграде на один из колхозных Читать далее...

35.
РУССКИЙ БАТАЛЬОН

С командиром русского батальона израильтянином Давидом Сельвановичем меня познакомили в Приштине. Конечно же, я не смог скрыть удивления от столь странного факта: почему израильтянин, хотя и бывший советский, воюет за сербов?
- А ты думаешь, если еврей, - ответил Давид вопросом на вопрос, - значит, обязательно должен сидеть в ларьке и торговать гондонами? Моя мама, царство ей небесное, - перекрестился он по православному справа налево, - часто говаривала «Давид, нашу семью во время войны спасли от расстрела русские, а потому ты всегда должен помогать им». Поскольку сербы это те же русские, вот я сюда и приехал. А командиром меня поставили, потому что имею большой боевой опыт на войнах с арабами. Правда, в тот же вечер на полевом банкете по случаю моего избрания сами избиратели мне слегка морду побили: а зачем, дескать, вы, евреи, все время в начальство пролазите? Но я на ребят зла не держу. В бою они звери. Всегда прикрывают друг друга, и меня не раз выручали.
Мы едем с моим собеседником на позиции русбата, куда-то в сторону албанской границы. Давид время от времени указывает водителю, чтобы тот вел машину строго по середине дороги, потому что шептары закладывают мины по обочинам.
* * *
Здесь, на окраине деревни в густых, кроваво-сочных кустах черешни жарились шашлыки. Разгуливали раздетые до пояса или вовсе до трусов татуированные бойцы. Далеко не все они были трезвы. Отовсюду разносился оголтелый мат. Слащаво попахивало незнакомым мне куревом вперемешку с запахом давно не мытых тел и с еще какой-то вонью. Здесь же, прямо в канаве на грязной подстилке лежала вдребадан пьяная западная журналистка.
- Давно уж, стерва, не просыхает, - восторженно пояснили бойцы! - Это называется моральное разложение.
- Кольнули наверно? - спросил Давид у какого-то качка.
- Она сама попросила кольнуться, батя, - ответил тот.
- Разбуди бабу пописать, - приказал Давид, - а то в джинсы надует.
При этом все обратили внимание на ее впечатляющий таз, туго обтянутый модными испачканными джинсами.
Я вынул фотоаппарат.
- Не надо, - попросил Давид, - любой из нас завтра может оказаться вот так же в канаве.
Фотографироваться здесь, к сожалению, не любят. Как и рассказывать о себе - тоже. «Наши фотографии с рассказами о нас ты найдешь в России на любом вокзале».
Но сказать, что русский батальон состоит только из отморозков, бежавших от правосудия, было бы не правильно. Здесь воюют и вчерашние кадровые офицеры российской армии, оставшиеся на родине не у дел, есть и сербы. Меня познакомили с местным дедком. Инвалид первой группы, плохо передвигается. Оттого его не взяли в югославскую армию, вот и прибился к русскому батальону. Здесь его уважают за дерзость духа и величают Терминатором. «Ты не смотри, что он хромает и плохо слышит. Зато в бою это настоящая машина для убийства! Он будет преследовать в горах раненого противника по пятнам крови хоть сто километров, пока не настигнет и не влепит пулю в затылок! Шептары обещали за его голову миллион долларов!».
Дедок Терминатор малочисленными зубами с напряжением рвет плохо прожаренное мясо, скалит улыбку и качает утвердительно головой, мол так все и есть!
Русбат этот никем не управляемое, никому не подчиненное войско. Сами ставят себе задачу, сами ее выполняют. Считают себя истребителями албанских террористов, за которых теперь все больше воюет и всяких там русскоязычных, в основном с Кавказа. Из радиопереговоров я понял, что на той стороне публика, говорящая на русском, еще более отмороженная. Когда взаимные оскорбления перешли все границы, с нашей стороны грохнули минометы. С той стороны последовал ответ. Я, как человек относительно мирный, прилег в канаву рядом с моей европейской коллегой и благополучно пережил эти оглушительные разборки.
Когда все кончилось, мы сели покушать шашлык. Утром на прощанье мне предлагали взять в качестве сувенира если не пистолет, то хотя бы противопехотную гранату, ну на худой конец хорошую мазь от вшей.
Потом, после той съеденной албанской коровы меня выворачивало два дня. И вообще - от всей этой дурацкой войны...

34.
ДОРОГА НА ПРИШТИНУ
8-го утром военные обещали повезти журналистов в Приштину. Но из-за сильной бомбежки отменили поездку. Пришлось ехать рейсовым автобусом. Мне продали билет на место номер 13. Накануне очень стращали в российском посольстве: мол, стоит вырваться за город без специального разрешения - сразу тюрьма. Все оказалось чепухой. В том же автобусе ехали полицейские. Мы мило познакомились. И опять эти вопросы про «С-300»! Миновали несколько патрулей, которые не поимели ко мне никаких вопросов.
Много мостов разбито и где возможно - брошены вдоль речки две-три трубы, сверху завалены грунтом, вот и переправа. Но большей частью автобус тащится по всяким кривым объездным дорогам. Самое страшное, когда на узкой горной тропе встречаются два автобуса. Встречный жмется к скале, а наш впритирку прижимается к встречному. Колеса нашего идут по самой-самой кромочке пропасти. Это куда страшнее бомбежки.
Часа через три женщины развязывают узелки с едой. Каждая молча приносит мне какие-то продукты: сыр, помидоры, пироги, фрукты... Мои вежливые отказы не принимаются. В результате сумка набита всяческой снедью. Есть совершенно не хочется, и я с трудом из вежливости пережевываю пирожок.
Проезжаем совершенно разрушенный город Косово Митровица. Но впереди большой и почему-то уцелевший мост. На нем останки сгоревших машин, почти посредине распластанный труп и еще какие-то нагромождения. Труп, по счастью, оказывается муляжом-чучелом. Наверное, с высоты мост видится разбомбленным?
Скоро полицейские просят женщин и меня пересесть на левую сторону, а сами садятся справа, потому что в этом месте с правой стороны из леса стреляют албанские снайперы. Пересаживаюсь.
- Эй, толстый, сядь рядом с русским! Тебя и «томагавком» не прошибешь! – приказывают полицейские одному чернявому толстяку.
Так в моей жизни появился первый телохранитель, по национальности цыган. Ну и как мне на это смотреть? Не знаю...
Спустя восемь часов утомительного пути автобус подъезжал к Приштине, в воздухе кружили самолеты, в городе рвались бомбы.
Я не люблю глагола «потрясен», который у нас лепят везде, где ни попадя. Но то, что увидел я и почувствовал в Приштине, другим словом обозначить нельзя. Наполовину разрушенный город. Всюду мусор, аж лезет в ботинки. На скверах сорная трава по пояс. Кругом пепелища, а кое-где живые пожары. Буквально на каждом дереве, на каждом столбе, на уцелевших заборах траурные листовки с фотографиями недавно убитых сербов.
Неподалеку кафе, пошел снять стресс. Просто спросил вина, и это было поводом собрать вокруг себя большую компанию. Вынимать портмоне мне категорически запретили. «Выбрось эти американские деньги! Будем пить так. У нас ныне денег нет, но мы гуляем в долг. Закончится война, будет работа, тогда и расплатимся с барменом!».
Много было в тот вечер мне рассказано. Особо запомнился один инженер-строитель Любиша Выколыч - мужик лет 60: «Вот прожили мы со своей старухой много лет, сын женатый, а таких откровений не было. Как начали бомбить, она собралась к сестре уехать на север. И я за то же - пусть едет, зачем ей здесь помирать. А однажды начали падать бомбы рядом с нашим домом. Я схватил ее за косу, повалил на пол и накрыл своим телом. Она после расплакалась, говорит: «Жизнь с тобой прожила, а никогда не думала, что ты готов так за меня помереть. Никуда я теперь от тебя, старик, не уеду». И вот ту ночь мы с ней поговорили. Так хорошо поговорили! Первый раз в жизни».

«Война все чувства наши обострила»
Приштину в эту ночь приступили бомбить еще сильней, чем вчера Белград. Гостиничный люд стал спускаться в бомбоубежище. Электричество погасили. У меня же, как и вчера, взыграло не знакомое ранее чувство страха смешанное с превосходящим восторгом. Оно понесло меня на крышу высотного отеля. Внизу, в кромешных потемках ни одного живого огонька, только зарева пожарищ. Никаких звуков, ни даже сирены, - только вой летящих над головой ракет, обозначенных ярким выхлопным пламенем, и резкие, ослепительные вспышки на земле, потом разрывы. И что особенно странно: когда неподалеку все это ухает, вспыхивает и снова ухает, - испытываешь острое, как никогда раньше, желание стиснуть в объятиях женщину. Теперь я понимаю, откуда взялись в военное лихолетье эти классические, чувственные песни: «Землянка», «Синий платочек», «Жди меня»... Вот бы сюда под бомбежку пару наших поэтов-песенников! Возможно, получилось бы что-то толковое?
Один из российских добровольцев в Югославии мне потом честно признался, что приехал воевать не столько за славянскую идею, сколько движимый острым желанием поиграть со смертью. «Представь, мы идем брать село: нас пять-семь десантников, а там в окопах до сорока шептаров (так называют албанских боевиков, - Н.В.). Заходим со стороны солнца, разбиваемся веером и лупим, лупим! Семь-десять минут и шептары не выдерживают психически. Бегут, бросая оружие, убитых и раненых... Но это было увлекательно лишь поначалу. Теперь же воевать с неопытными Читать далее...

33.
ОН НЕ БЫЛ ПРИШЕЛЬЦЕМ ИЗ ДАЛЬНИХ МИРОВ,
ОН БЫЛ ЖУРНАЛИСТ «КОМСОМОЛКИ»

Воистину говорят: подобное притягивается к подобному - под вечер 7-го июня в огромном городе Белграде я совершенно случайно повстречал человека с классической русской физиономией, каких у нас по «рязаням» да «вяткам» можно зреть на каждом шагу. Подошел к нему и прямо спросил:
- Вы говорите по-русски?
- Да, - ответил человек, - я журналист, из газеты «Комсомольская правда».
Увидев мое изумленное лицо, искаженное маской неверия, человек вынул столь знакомое мне удостоверение журналиста «КП»
- А кто же я, по-вашему?! - возмутился я и предъявил товарищу точно такой же документ.
Но все быстро выяснилось. Товарищ не был пришельцем из параллельных миров, а являлся законным представителем «Комсомолки», корреспондентом на Украине. Его имя Виктор Коробков. Мы просто не были знакомы раньше. Расхохотались и отправились к Виктору в гостиницу отметить встречу. Виктор был не на шутку возбужден, поскольку лишь несколько часов назад едва ушел от цепких объятий старухи с косой. Дело в том, что у самосвала, на котором добирался Коробков до Белграда, где-то на горном серпантине отвалилось колесо, и машина зависла над пропастью. А гибнуть в ДТП во время войны очень даже обидно.
В тот же день на границе с Македонией в Куманово сорвались первые мирные переговоры, посему с наступлением сумерек Белград начали остервенело бомбить под истерический вой сирен. Мы вышли на балкон и - как это неуместно звучит - стали любоваться сим сатанинским зрелищем. Благо, что украинское посольство в целях экономии поселило Виктора в копеечную гостиницу на окраине города рядом с каким-то военным заводом, который бомбят без конца. Нормальные люди в эту гостиницу с начала войны не селятся, все этажи пусты, но нашего коллегу почему-то поселили на самый верхний четырнадцатый этаж? Наверно еще дешевле? Потому «томагавки» летели буквально над нашими головами, очень как-то замедленно продираясь сквозь ослепительные фонтаны заградительного огня югославских ПВО и оглушительно рвались совсем рядом, разжигая пожарища. Один «томагавк» случайным снарядом был сбит прямо на наших глазах. О, какой это был сноп огня в небе! И даже легкое оглушение звуковой волной ничуть не отрезвило. Зрелище вызвало у нас бурный мальчишечий восторг и аплодисменты! Мы тут же осушили бокалы за югославскую ПВО!
Поздно заполночь я отправился в свой отель, не смотря на настойчивые уговоры Виктора остаться в его номере: «Куда ты попрешься в такой бомбомет? Ложись со мной, клянусь, я - не голубой!».
Можно подумать у него тут бомбоубежище. А прогуляться под бомбами по ночному городу - что может быть романтичней? Так мы расстались.
Такси в бомбежку не ходят. Пришлось тащиться километра три по совершенно опустевшему Белграду. Уханье взрывов и зарева пожарищ как-то удивительно влияют на психику: страха почему-то вовсе нет, а скорее даже восторг. В голове глупая песенка из детства: «Ночным Белградом пойдем мы молча рядом, теперь я знаю, что тебе сказать. Ты словно песня города большого и эту песню я не могу отыскать...».

32.
Уходили добровольцы на балканскую войну
По причине бомбежки Сербии самолеты из Москвы в Белград не летают, и я взял билет до Софии. Моим соседом на борту оказался российский офицер ВДВ Николай Федоров из подмосковного Тучково, который отправлялся добровольцем, на балканскую войну.
- Не принимайте меня сразу за идиота, - предложил тезка, - просто эта война для меня единственный шанс человеком остаться.
Его история трагикомична, но вполне отвечает нашим реалиям - человек отсидел в тюрьме за отказ платить рэкету дань.
В середине 90-х Николай уволился из армии, взял кредит, поставил бензоколонку недалече от дома и собирался зажить по-людски в трудах праведных, да исповедуя семейные ценности. Тут же на мужика наехала банда милиции под командой капитана Новицкова. Николай с год отдавал поборы «...а потом думаю: с какого хрена?! Налоги стране плачу, бензин мочой не разбавляю, почему должен делиться? Послал однажды капитана Новицкова на... . Не прошло и месяца, как Новицков приказывает убрать заправку, мол в этом месте будет поставлен их милицейский пост. Я в суды - бесполезно. Поехал в Москву правду искать - без толку! Возвращаюсь, а мою заправку уж смяли бульдозером... На ее месте какой-то вагончик стоит. Кто бы знал, сколько я в ту заправку труда вложил! ...Схватил, значит, лом и вагончик тот раздолбал. Арестовали меня, с месяц в тюрьме держали. А потом вдруг выяснилось, что вагончик-то не ментовский, а вообще - ничей! Откуда он взялся - никто не знает... Так я пострадал за порчу ничейного имущества. Опять стал бороться, но рэкетиры-менты меня упредили: «такие как ты долго на свете не живут». Вот я и рассудил: зачем мне терять жизнь от рук какой-то мрази, уж лучше честно погибнуть в бою за сербов. К тому же любимая жена от меня неудачника ушла, и терять мне нечего. А если останусь жив, то больше никогда не вернусь домой. Я русский офицер и не могу жить в России плебеем. Но сегодня в этой стране, чтобы выжить, надо поклоняться всяким подонкам, извиваться гадом пред каждым чиновником... Не хочу!
Мы простились в софийском аэропорту. Вечером к нему подойдет человек, назовет пароль и поведет через границу тайными тропами. Так Николаю разъяснили еще в Москве люди, которые отправляют в Югославию добровольцев.
* * *
От болгарской границы до Белграда 350 километров. Это расстояние я преодолевал два дня чуть ли не пешком. Машины почти не ходят, мосты разбиты. Но порой везло в прямом смысле слова. На трассе Пирот-Ниш подвернулся «жигуленок». Договорились за 30 долларов. Водитель Вуйко Митович подвижный черноусый толстяк лет пятидесяти. По-русски говорил не хуже моего.
- Я сам физик. У вас в Новосибирске два года работал. Ой, как там пьют! Как там пьют!
- Да ладно, бывал я в Новосибирске, очень даже трезвый город, - возразил я ему.
- Я сам видал! - не унимался Вуйко. - Там даже ученые спирт неразбавленный хлещут, ты представляешь?!
- Ну, представляю, и что особенного? - пожал я плечами.
- Ты кто? - спросил он.
- Журналист.
- А-а! Так бы сразу сказал, за двадцать долларов доедем!
Солнце садилось за горизонт. В этот момент в небе появились два натовских самолета. Они снижали высоту и заходили прямо на нас со стороны заката. Впереди метрах в двухстах был мост.
- Сейчас мост будут бомбить, - закричал Вуйко, - успеть бы проскочить! - И он на всех газах рванул к мосту.
Я хотел было предложить остановиться, подождать пока мост разбомбят, а потом как-нибудь…, но язык мой окостенел. Мы мяались через мост, когда самолеты прошли над нами, не скинув бомбы.
- А ты смелый парень! Ха! Ха! - хлопнул Вуйко меня по одеревеневшему плечу и протянул бутыль красного вина. - Доедем за десять долларов!
Отхлебнув из бутылки, я спросил:
- Почему они не бомбили? -
- Они ждут автобус, - ответил Вуйко и сам приложился к горлышку, не выпуская из рук руля.
Доехав до Ниша, мы уже крепко подружились.
- Какие деньги! - возмутился Вуйко, когда я потянулся за портмоне. - Сейчас поедем ко мне ужинать. Ведь ты желаешь говорить с народом, будет тебе народ!
Жена Вуйко - расторопная красавица и хохотушка Милка - резво накрывала на стол, не обращая никакого внимания на истерический вой воздушной тревоги. В их доме, как и на всей улице, повсюду горел свет. По бульвару спокойно бродили люди.
- Я тоже была в Новосибирске, ой как там пьют! Все пьют и всё пьют! - всплеснула руками Милка. - У нас тоже есть алкачи, сейчас Вуйко их приведет. Но они вашим в подметки не годятся. Я люблю русских, - заключила Милка, - как говорят ваши ученые, что русские, что сербы - одинаково мудаки. Ха! Ха!
Скоро пришла компания. Какой-то верзила громогласно обратился ко мне.
- Он спрашивает, - перевел Вуйко, - русский, где твои С-300?
Я покосился на шикарный стол и предложил выпить.
Предложение всем понравилось. Выпили. Вот тут и началось!
- Мы, югославы, единственный в Европе непокорный народ! И мы тут кость в горле всякой сволочи! Вот Гитлер всю Читать далее...

31.
ИЗ ГЛУБОКОЙ ЛОНДОНСКОЙ КАНАВЫ
НЕ ВИДАТЬ МЕРЦАНЬЯ РУССКИХ ЗВЕЗД
Ох уж эти случайные связи

Мы познакомились с ним в мужском туалете на Кензингтоун стрит, прямо в центре Лондона. Он мягко положил руку мне на плечо, и я, грешным делом, принял его за извращенца, но товарищ оказался нашим дипслужащим, что, разумеется, не одно и то же.
- Я вел вас от самого посольства, - сказал он приглушенно и подозрительно стрельнул маленькими юркими глазками на примкнувшего к писсуару негра. - Вас интересует российская мафия, так ее есть у меня, как говорят в Одессе! - подмигнул он. - Могу хоть сейчас отвезти к самому Захару, если у вас найдется двадцать фунтов на такси: вам туда и мне обратно. Только уговор: мы с вами никогда не виделись, не встречались...
Ну, как же не согласиться! Откуда мне было знать, что буквально через час окажусь в чеченском плену, меня обыщут, отымут ремень и станут пристрастно допрашивать на предмет моей шпионской сущности. Наверное такой участи не желал мне и мой доброжелатель. Если он, конечно, не коварный провокатор, пожелавший поквитаться со мной за своих.
Читатель уж знает мою привычку - инспектировать в чужих странах нашу службу внешней разведки. Именно с этой целью топтал я два дня пороги российского посольства и генконсульства на вышеозначенной стрит.
* * *
Первый же клерк при посольских дверях в Лондоне заявил мне ноту протеста:
- Зачем «Комсомолка» так про наших дипломатов по Иордании выдала? Делать вам больше нечего?!
Я велел доложить начальству о моем визите, но начальство в лице и.о. посла Г. Г. Венсадзе и генконсула А. Л. Просветкина принять странника, честно пишущего о рыцарях плаща и кинжала, наотрез отказалось. И что ж они так обиделись? Это бы нам, налогоплательщикам, на них обижаться. В то время, когда полуголодная Родина жалко стоит на паперти с протянутой к МВФ рукой, - в Лондоне, под самым всевидящим оком у наших разведчиков спокойно жируют кланы российских жуликов, обобравших страну до нитки. Ну и зачем тогда нам это посольство в Лондоне с огромным штатом держать?
Главный в посольстве по делам экономики Иван Золотов честно признал, что более воровского рынка, чем у Англии с Россией вряд ли еще где найдется:
- Сюда в Англию прутся все: от производителей пеньки, до Росвора («Росвооружение»). У нас под контролем только 2-3% рынка. Все остальные работают под контролем личной совести. Ну и налоги платят - насколько совесть позволяет. Отсюда и русская недвижимость за границей. Поглядели бы вы, какие тут домищи у новых русских!
- Так покажите мне их!
- Вот уж нет, этого я не могу... И ни-ни! Не просите, - замахал он руками, давая понять, что личная безопасность ему дороже всяких там принципов.
Правда, после Иван Геннадьевич обозначил мне пятнами на карте Лондона - где примерно надо искать кварталы российских жуликов.
С туалетным приятелем сели в такси. Его, надо думать, отправили вслед за мной посольские собеседники, не хотевшие подставлять себя и в то же время желавшие указать прессе на проделки своего начальства.
- Наивный вы человек, - упрекал меня уже туалетный приятель, - никто в посольстве не выдаст вам даже адрес любовницы Березовского, потому как посольское начальство под каблуком у мафии. Оно и само - мафия. Если чуток ковырнуть нашу бухгалтерию - всем тюрьма! Но ее никогда не расковыряют, потому что все проверяющие из Москвы - тоже мафия! Они прилетают вроде как на ревизию, а столы уже ломятся. И понесла-ась, такая бухаловка! Тут уж главбух с послом деньжат не жалеют. После едут их деток-внуков по колледжам устраивать... Что? Куда смотрят эсбэшники? Так у нас почти все эсбэшники, они и есть - главная мафия! У них под крышей все лондонское российское ворье пригрелось! Сам Артем Тарасов раз в месяц приезжает в посольство с откупным чемоданчиком... Тут правда недавно эсбэшники полезное дело сделали, нашего ученого-физика разоблачили, Михаила Савельева. Он сколько лет под посольской крышей работал и вроде как полезные сведения добывал. Он как бы завербовал английского физика Джона, ходил с ним на связь и приносил секретнейшие материалы в обмен на деньги. Эти материалы, представь, годами тайно отправляли в Москву и там ни один институт над ними работал! Они построили что-то сверхсекретное. А на деле вдруг выяснилось, что никакого Джона в природе нет. Наш физик сам свои собственные изобретения в Россию переправлял, а Джоновы гонорары в карман. Ха! Ха! Когда его отозвали, арестовали, он говорит, я еще студентом этот свой проект нашим военным предлагал, так его не приняли, зато через Англию он нам на пользу пошел... Так я что думаю, если бы наши деньги, что тратятся на шпионаж за границей, вложить в российскую науку, пользы бы куда больше было! Чтобы отмыть хоть часть денег, - продолжал мой спутник, - рабочих из Подмосковья пригнали крышу перестраивать. Их поселили, как собак - по семь человек в одной конуре, а после припишут проживание в грандотеле и еще Читать далее...

Уважаемые читатели!

По причине несовершенства техники данные
заметки следует изучать в очередности –
снизу вверх.
Буду признателен Вам за отклики и за критику.
Автор.


30.

У ПИСАТЕЛЯ ВИКТОРА АСТАФЬЕВА

В том же городе Красноярске посчастливилось нынче мне отгостить в доме у одного из величайших писателей нашей эпохи, одного из «лучших друзей компартии» - самого Виктора Петровича Астафьева. И вот, примерно, какой разговор вышел у меня с Мастером.
- Виктор Петрович, я вот тут малость по России постранствовал. Поглядел на дурь, на разруху нашу, на спившийся наш народ, на губернаторов знатных, народных избранников, бандюками запуганных, - и не на шутку задумался: может мы, россияне, в самом деле такие тупые, что без сторонней помощи, без варягов, обречены на погибель верную? Может, напрасно мы коммунистов уволили? Осиротела без них Россия, саморазворовалась вся. Выжить ли русскому мужику без опеки компартии?
- А кто же, как не коммунисты, отучили народ жить своим умом, - отвечал Виктор Петрович. - Если партия столько лет мужика дрессировала на свой лад, приучила его тупо делать какую-то работенку за похлебку. А потом мужика, словно циркового медведя, отпустили на волю в тайгу. А он же ни охотиться не умеет, ни берлогу себе построить. Испытание волей, как показала практика, оно самое тяжкое. Но ведь не все же спиваются, и под забором мрут. Я вон тут как-то в деревне в магазин захожу: что такое?! Все чисто вымыто, цветочки, занавесочки, продавщички-девочки в чистых костюмчиках, трезвые, не матюгают меня, не огрызаются... Наоборот: «Извините, что желаете? Спасибо за покупку...» Да мне бы раньше такое в самом дурацком сне не приснилось. А вот оно свободное предпринимательство - частный магазин, борьба за клиента. Мало, конечно, таких идиллий, но они уже проявляются. Так что все это пройдет, хотя и не бескровно, конечно. Страна перебесится и оживет с помощью молодых. На молодежи нет коммунистической порчи. Они и поставят Россию на ноги.
- Может быть, прав был Маяковский, предлагая половину отечества снести, а другую половину отмыть? И сейчас есть такая жестокая идея, не мной проповедуемая, - пусть-де в наше суровое время отомрут те, кто не способен выжить, зато уцелевшие построят новую жизнь, счастливую.
- Это не правда, - рассудил Виктор Петрович, - что, мол, в тяжкие времена, благодаря голоду, войнам, чуме, компартии да прочей напасти очищались народы. Погибали, как правило, лучшие, более честные и благородные. Хитрецы и шкурники всегда уходили от войн, от трудовой повинности. В парткомах, в советах и прочих теплых местах отсиживались. А те, кто рвал жилы на стройках коммунизма, кто в голод делился с другими последним куском - погибали. Негодяи не только выживали, но и состояния на голоде делали. Тяжкое время выбивает самых порядочных и плодит негодяев. В результате к концу двадцатого века, мы стали качественно хуже, чем сто лет назад. Всюду обман, воровство, пьянство, наркотики. Иначе и быть не могло. Большинство из уцелевших, приняли правила партийной игры: двойная мораль, самоуничижение, полная атрофия чувства собственного достоинства. Возьмите этих говорунов от компартии. Хоть раз слышали, чтобы они какие-то духовные ценности человеческие проповедовали? Они понятия не имеют, что это такое. У них и теперь вся опора на дураков. Не будет дураков, рухнет и компартия.
- Но разве сейчас в наше лихолетье погибают не самые лучшие?
- Погибают. Но ныне еще больше гибнет и всякого жулья в криминальных разборках. Пройдет какое-то время, и эти жулики начнут соображать: ага, коммунизм кончился, люди под влиянием обстоятельств резко умнеют. А чтобы выжить среди умных и заработать капитал - тут хочешь, не хочешь, а надо учиться порядочности, иначе погибель.
Мне вот часто вопрос задают: «Почему ты так худо пишешь о своем народе с нелюбовью и с ненавистью?» Да все это не так. Люблю я свой народ и сострадаю ему. Да и сам-то я кто, не из народа что ли? Не с Луны ж прилетел. Но есть у нашего народа черты, которые я не терплю. Почему он сам это терпит? Чем ведь народишко наш гордится - вот, босые ходили! Вот, картошку мерзлую ели! А зачем, спрашивается, босые ходили, почему картошку мерзлую ели? Потому что товарищам верили, на великую цель горбатились. Одурачивать себя позволяли. Вот это наше российское простодушие - самое губительное для народа. У нас любой проходимец может объявить себя экстрасенсом, спасителем, может просто умным назваться и кто-то за ним пойдет и деньги ему понесет. Вот эта рабская психология и животный трепет перед начальством - они просто комичны. Был такой случай, мне в свое время один наш мужик рассказывал, Стрельцов Федор Романович. Вскоре после войны дело было. У Читать далее...

29.
ЛЕБЕДЬ В РОССИИ - ХИЩНАЯ ПТИЦА

«...Я разогнался и прыгнул. Хорошо помню, как сделал одно сальто и начал крутить второе, но тут помешал пол - удар был такой сильный, что я потерял сознание. Очнулся в госпитале с сотрясением мозга. Так окончилась моя первая встреча с командующим ВДВ»
Из книги Александра ЛЕБЕДЯ
«За державу обидно...»

Моя первая встреча с писателем и губернатором Красноярского края Александром Ивановичем Лебедем закончилась не столь трагично, однако далеко не радостно. Дождавшись приглашения, вошел я гражданской походкой в его кабинет и, не крутя сальто, не выписывая реверансов, просто предложил ему, претенденту на российский престол, потолковать за жизнь. Но эта нестроевая манера общения простолюдина с Генерал-губернатором привела вдруг хозяина в такую ярость, что мой бывалый японский диктофон, поднесенный к его оралу, вырубился на первых же секундах от удара звуковой волны. Он сходу обвинил странника в непрофессионализме и долго не мог угомониться.
Приступ ярости моего собеседника был понятен. Буквально месяц назад Александр Лебедь, единственный из российских губернаторов, объявил войну местной мафии, отказавшись класть дань на воровской общак и даже грозясь обезглавить бандитскую гидру, поставив тем самым на кон свою жизнь. Тогда Главный братан Красноярского края Анатолий Быков собрал в Красноярске боксерскую братву ото всех регионов и объявил в формально подчиненном Лебедю крае всероссийский боксерский турнир. Были сделаны огромные вызывающие плакаты с фотографиями свирепых жлобов в боксерской стойке и развешаны по всем путям следования губернаторского бронированного кортежа. А после через центральное телевиденье братва затребовала на боксерский ринг самого губернатора Лебедя, предлагая ему перемахнуться на публике с одним из самых своих лютых бойцов по прозвищу Смертельный Кулак. На вызов сей Александр Лебедь здравомысляще не ответил, но легко ли было ему, Герою афганской и приднестровской кампаний, пережить это, пусть и виртуальное, поражение?
Но чтобы мафия не ликовала раньше времени, губернатор Лебедь собрал тысячи горожан на площади Гнева и заявил прилюдно, указуя в сторону резиденции Быкова: «Мафии буду ломать хребет!!!». Массовка ответила ликованием и киданием шапок в воздух. А уже на другой день Анатолий Быков вывел вдвое больше народу все на ту же площадь Гнева с криками и плакатами: «Фашизм не пройдет! Демократия победит!».
Краевая прокуратура и УВД смотрели на битву двух титанов настороженно выжидающе: чья перетянет? Газеты писали, что в краевой прокуратуре на Быкова уж накопилось бумаг на десяток расстрельных статей по фактам организации убийств своих же соратников да по краже гигантских средств. Но ход этим делам дать нельзя, потому как тот Быков - лицо неприкосновенное. Он депутат краевой думы и на его стороне российский Закон. К тому же умен Быков, как сатана, а прокуроры полные лохи, тягаться им с Быковым - все равно, что теляти бодаться с танком. Шутка ли сказать: паренек из бедняцкой многодетной семьи за каких-то десяток лет вырос от мелкого рыночного рэкетира до Председателя Совета директоров крупнейшего в Европе алюминиевого комбината! К тому же за Быкова вся красноярская беднота, - а других в крае практически нету! Бедноту Быков приручил милосердием. У него есть свой благотворительный фонд имени Быкова. Здесь пакуют посылки не только братве на зону, но и отправляют пайку неимущим по всему краю. В комплект посылки входит банка тушенки, банка сайры, пачка чаю, пачка печенья, одна шоколадка, кило пшена и цветной портрет Анатолия Петровича Быкова.
Третьего дня начальник благотворительного фонда господин Потапов со слезой умиления показывал мне письмо от старушки из далекой деревни, которая сообщила, что из пшена и тушенки она сварила вкусную кашку, шоколадку пасет на праздник, а портрет Анатолия Петровича аккуратно вставила в рамочку и повесила в красном углу рядом с иконой..,
У губернатора Лебедя тоже есть свой благотворительный фонд и называется он, естественно, «Лебедь». Там тоже собирают пайки неимущим, только более скромные: пачка вафель, два яблока, горсть карамели, одна шоколадка и портрет губернатора Лебедя.
Зато благотворительный фонд Лебедя расположен в шикарных каменных пенатах, а головное его предприятие имеет роскошный офис в самой Москве.
Быковская богадельня - наоборот: скромный деревянный домишко в одном из босяцких районом Красноярска. И работают здесь в основном смиренные девочки из приличных семей да ветхие богомольные бабушки. Недавно верные Лебедю части ОМОНа совершили налет на Быковскую богадельню и подвергли жесткой зачистке сотрудниц фонда. Дело случилось аккурат в обед, когда в тихом домике внезапно кованым сапожищем выбили дверь, и тут же с командой: «Не двигаться, суки!» - ворвались люди в масках, бронежилетах и с автоматами. Старух, несмотря на ревматизм, мгновенно кинули на пол, а девушек поставили в раскоряку к стенке и стали шарить под юбками на предмет поиска оружия Читать далее...

28.
АФРИКАНСКИЕ СТРАДАНИЯ

С ПОКОЙНИКОМ НА БРУДЕРШАФТ

- А похороны у них, как у нас свадьба, - все веселятся, пляшут, ликуют, потому что провожают покойника в мир Счастья и Радости. Кладбищ, как таковых, нету. Почившего зарывают у себя же в доме, под полом в спальной комнате. Самых уважаемых мертвецов родственники обмазывают специальным составом из белой глины. Она не пропускает воздух, и тело не разлагается. А по большим семейным праздникам этого особо чтимого покойника выкапывают, отмывают, усаживают за стол на самое почетное место, кладут перед ним еду, наливают кокосовую водку, обращаются к умершему с тостами, просят его похлопотать там в мире Счастья и Радости за успехи еще не преставившихся...
Вот такие страсти-мордасти рассказывал нам - трем залетным московским репортерам: Саше Крестникову, Ольге Хвастуновой и мне представитель «Аэрофлота» в государстве Бенин Александр Щаднев.
Центральная Африка - место не для слабонервных. Это осознаешь еще перед отлетом из Москвы, когда врачи, извините, паразитологи вкалывают вам обязательные прививки от разного африканского мора и с азартом садистским в глазах взахлеб рассказывают о тропических пауках-убийцах, о кишечных глистах восьмиметровых, о беспощадном малярийном комаре - гаранте мучительной смерти.
Конечно же, мы добросовестно подставляли зады и "переды" под всякие там прививки, но уже на второе африканское утро под прессом тяжелого психического воздействия товарищ наш Саня Крестников не встал в строй. Он лежал в своей гостиничной комнате, до подбородка укрывшись белой простыней, и неподвижно глядел в потолок.
- Комар меня укусил..., - глухо и не сразу откликнулся он на наши тревожные позывы. – Похоже, что малярийный.
Тогда второй член нашей бригады - неотразимая Олечка Хвастунова отчаянно обнажила свое комарами покусанное тело. Ее страстному примеру последовал и я. В какой-то степени мы смогли убедить Сашу, что местные комары кусают не только избранных. «Хотя, разумеется, смерть преследует лучших. Но если что... в редакции найдется кому подхватить перо из твоих слабеющих рук!». Эта оптимистическая мысль несколько взбодрила нашего впечатлительного коллегу, и мы отправились созерцать бывший королевский дворец в городке Порто-Ново.

КОМНАТА СМЕРТИ - НЕ КОМНАТА СМЕХА
Осмотр начинался с плахи, на которой - если верить местному гиду - женам и гостям короля традиционно рубили головы. Обряд казни в средневековом Бенине был чем-то вроде увеселительного зрелища. Иные короли и вельможи каждое свое утро начинали с просмотра убийства одного юноши и одной девушки, чтобы зарядиться бодростью и хорошим настроением на весь день. Здесь же было символом воинской доблести строить ритуальные храмы, замешанные на крови пленников. Здешний храм это такая куполообразная мазанка высотой до двух метров. После, правда, французские колонизаторы ввели запрет на эти славные традиции, чем и вызвали на себя гнев народный.
До нашествия белых - я в о, - что переводится как люди без кожи - в Бенине даже положение жены короля было одним из самых опасных. На каждую ночь королева-мать самолично выбирала сыну-королю одну из нескольких сотен его суженых. Наутро эта счастливая избранница должна была, согласно ритуала, принести королю в спальню завтрак, и это являлось самой драматической частью свидания супругов. Дело в том, что на узком и чрезвычайно низком входе в королевские покои стояли два колдовских камня - фетиши, их зоркий потусторонний дух денно и нощно стерег жизнь монарха. Если жена при подношении королю завтрака источала в сердце хулу, то фетиши тут же давали сигнал: потрескивали, меняли цвет или же заставляли женщину трепетать телом, спотыкаться. Особо чувствительные жены падали с подносом в обморок, еще не дойдя до проницательных камушков, что, разумеется, открыто вещало о беспределе их женского коварства. И в сей же час несчастный монарх частично вдовел.
Фетишей было полно во всякой королевской комнате. Под опытным глазом придворного колдуна они изобличали любого злодея, и потому не всякий королевский гость покидал дворец на своих ногах.
Культ колдовства и по сей день один из серьезнейших в Бенине. Современный президентский дворец в столице Котону заколдовывают и расколдовывают по несколько раз в году. А в прошлые времена страной практически правил не король, а все те же колдовские духи. Монарх лишь прислушивался и внимал их указаниям, общаясь с ними наедине в специальных комнатах. И в один суровый день фетиши неожиданно сообщали владыке, что время его окончилось. Безропотно повинуясь сказанному, король отправлялся в специальную комнату Смерти, закрывался там на некоторое время, а когда выходил, - все без слов понимали, что жить Его Величеству осталось ровно три дня и три ночи.

РУССКИЙ САМОУБИЙЦА
В семидесятых годах прошлого столетия по Бенину прокатилась социалистическая Читать далее...

27.
ДЫМКА

«ЗА КОЗЛА ОТВЕТИШЬ ПАРТБИЛЕТОМ!»

Как-то на советской границе поймали французского репортера, выезжавшего из СССР на родину. В чемодане он вез русские сувениры, согласно «сопроводиловке», коряво исписанной чиновничьим почерком: 1 Б-ка. (балалайка) 2 Мат. (матрешки), 1 ЦК.
ЦК таможню очень насторожило, потому как словом «ЦК» величался Центральный Комитет Коммунистической партии. Вскрыли коробку, а там... глиняная дымковская игрушка под названием Цирковой Козел. Козлище был разукрашен красными звездами... Вызвали особистов, учинили французу тому допрос. Но перепуганный мусье сумел-таки доказать, что это мелкорогатое животное со зловещим названием ЦК он купил в обычном советском магазине, вовсе не ради вредительства и насмешки над ЦК КПСС. Француза отпустили за недостатком улик, а козлика ЦК, понятно, арестовали. И много из-за того козла погорело чиновников. Отсюда и пошло по Руси: «А за козла ты ответишь!». В итоге кировский обком партии принял постановление «Усилить идеологический контроль в деле производства Дымковской игрушки». В село Дымково зачастили комиссии, велели мастерам каждую игрушку лично подписывать....
Сколько раз случалось мне зреть дымковскую игрушку в приличных домах Берлина, Токио и даже в заэкваторной Джакарте, всегда удивлялся странной прихоти заморских ценителей - что находят они в этих крашеных глиняных безделушках? Да мало ли на Руси грязи, из которой чуть ли не в каждой деревне издревле лепят разных зверушек-погремушек? А нет ведь, ценителям подавай только Дымку!

Свистопляс по убиенным
Оказалось все не так просто. Родилась Дымка не попусту, - а в каждом ее глиняном кусочке скомкана великая историческая драма государства Российского. С далеких времен известна на Руси поговорка «Своя своих не познаша и побиша...». Это про вятичей. Хотя на Руси «своя своих биша» испокон веков и по день сегодняшний, но именно Вятка приняла на себя сей великий позор. А дело случилось так. Где-то на закате монголо-татарского ига Вятка все еще продолжала биться с казанцами, черемисами, вотяками. И вот опять дозорные донесли, что-де сбираются на Вятку вражьи полчища. Стали вятичи готовиться к битве, да послали за подмогой в соседнюю Вологду. И вышли на помощь им дружины с Великого Устюга. Ночь была темная, непроглядная. Устюжане подошли не от запада, откуда их ждали, а почему-то от северо-востока, наверное в том была их военная хитрость. Но по этой причине вятская разведка приняла их за татар. В общем-то традиционный русский бардак и неразбериха. Оно даже где-то комично, если б не было так грустно. Вятские дружины напали на своих спасителей из засады, аккурат под слободой Дымково. Народу полегло много с той и другой стороны, лишь к утру оба воинства разобрались - кто есть кто, и горечь их была неизмеримой. Убиенных похоронили в общей могиле, нахлебались воины браги, да устроили в слободе Дымково великую свистопляску, выдувая пар в глиняные свистули.
Тем временем враг действительно подошел к Вятке, но увидев с далеких холмов неистовость русских, услышав проклятущий свист, благоразумно отступил восвояси. Отсюда опять же: «Бей своих, чтоб чужие боялись».
На месте братской могилы, согласно летописи, была построена деревянная часовенка и было решено каждый год на четвертую субботу после пасхи чтить память по убиенным свистопляской. Так дымковские глиняные свистульки стали внешне преображаться по форме и росписи в мотивы той исторической драмы. И если внимательно в них вчитаться, то можно увидеть так много черт русского характера: и дурь, и комическую гордыню, и простоту, и авось, и «а пошло все на...», и так далее и так далее...
Стоит село Дымково на пологом берегу, подступая к самой кромке реки Вятки, каждую весну терпит крупное наводнение. Но в этот редчайший год потопа не случилось, и потому народ хмур, недоволен. Пострадали от... ненаводнения. Таковы российские парадоксы. Во-первых, стихия полезна тем, что заносит в село много отличных бревен от лесосплава, во-вторых, с уходом воды в огородных ямах остается немало рыбы, речного ила - отличного удобрения. Но, главное, государство еще и платит за этот - и без того дар Божий - хорошую компенсацию от наводнения. «А ныне ни леса, ни рыбы, ни компенсации! Выживай как хош!».
Игрушкой в Дымкове давно уж никто не промышляет. В живых осталась последняя мастерица Александра Сергеевна Тихонова, женщина лет преклонных. Ныне она нешуточно захворала, и меня приняла ее дочь Татьяна. В этом доме давно привыкли к столичным да зарубежным гостям, потому на столе сразу появился дежурный торт с чаем. Пороптав, как и все в Дымкове, на отсутствие потопа, покручинясь о судьбе домашней ондатры, живущей в подполье с выводком «худо ондатре без наводнения», - рассказала Татьяна такую непростую мамину историю. Лет пятьдесят назад будущая гениальная мастерица Дымки Александра Тихонова работала колхозницей, да ни о какой мировой славе не помышляла. И вот однажды она здоровая, работящая женщина ни с того, ни с сего Читать далее...

26.
КОЛЯ МОДНЫЙ
Теплым погожим утром с председателем областной телекомпании «Вятка» Юрием Лусниковым въехали мы в село Русское, где увидели первым делом столь привычное провинциально-эпическое полотно под названием «Гибнет нация» - у крылечка сельмага стайка скрюченных похмельем сельчан в помятых, давно не стираных одеяниях, пронзала глазами пространство, высматривая нечто только им знаемое. Наш солидный автомобиль причумевшие туземцы явно попутали с бандитским, и когда я подошел к их компашке, спросил за жизнь, - стоявшие загадочно заговорили про какие-то кошельки, которые, по их мнению, должны быть в нашем авто для облегчения той самой жизни. Уж после выяснилось, что кошельки это запрещенный недавно в России стеклоочиститель на спирту.
Поставив страждущим пива, мы быстро выяснили, где живет человек наших раздумий некто Николай Клестов или по-здешнему Коля Модный. Он же герой нашумевшего на Западе фильма «Nikolia de Mode», снятого известным вятским режиссером Алексеем Погребным.
Коле 61 год, и прославился он недюжинной мужской силой - пять раз прошел пешком от Москвы до Владивостока и пять раз пешком - обратно. А заодно вручную поднял на-гора и перетащил по данному маршруту на собственном горбу 59 железнодорожных вагонов грунта... Но это, конечно, образно. А на деле Коля всю жизнь копал пруд и вырыл котлован примерно 55 Х 30 Х 3, что равно 4 950 кубометрам грунта.
Возьмите счеты иль калькулятор, прикинем вместе.
Всю эту кучу Коля перетаскал ведром на дистанцию 100 метров. Обратно порожняком 100 м. = 200 м.
В одном кубе 65 ведер. Помножим кубы на ведра = 321 750 ходок.
Помножим ходки (321 750) на метры (200 м.) = 64 350 километров.
От Москвы до Владивостока по прямой через Китай 6 400 км.
Делим Колины 64 350 км. на 6 400 км. = 10,05 ходок из Москвы в Приморье.
Рыть-копать Коля начал еще в 1962 по приходу из армии, заодно работал в колхозе кочегаром. Долбил ломом даже в самые лютые морозы. Пару раз, правда, были паузы - увозили в больницу от истощения. Но едва отъевшись сытных (по его мнению) больничных харчей, сбегал от врачей и опять за дело.
И в это утро мы застали Колю Модного на пруду. Коренастый, рослый и крепко слаженный, он стоял на плоту и орудовал лопатой с четырехметровым черенком, черпая глину со дна.
- Бог в помощь, Николай Александрович!
Коля заулыбался, подгреб лопатою плот к берегу, пригласил в дом.
- Угостить только нечем, человек я непьющий.
Холостяцкая лачуга нашего героя имеет несколько предметов грубо сколоченной мебели, включая книжные полки с томиками писателей, философов, а также с толстыми тетрадями стихов и прозы Колиного сочинения. Нет в доме ни телевизора, ни холодильника - за неимением продуктов, зато стены украшены фотографиями: Коля на турнике, Коля в проруби..., а также самодельными плакатами типа: «Масштабом перспективы измеряется значимость человеческой личности», «Кто не работает, тот не ест!». Ну, с последним можно поспорить, не отходя от места.
Гардероб Коли Модного тоже не совсем отвечает прозвищу нашего героя. Сказать, что одевается он от Кардена или Юдашкина было бы неким преувеличением.
- У меня другие ценности жизни, - поясняет Коля. - Мне говорят, если бы ты так на лесоповале вкалывал, давно бы на «Мерседесе» ездил. Они не понимают, что «Мерседес» это лишь красивая железяка, а пруд - красота живая, духовная! У меня там вот и рыба, и лягушки, деревья всякие по берегам высадил, птицы гнездятся, шмели на цветниках. Я за всей живностью наблюдаю и все записываю. Знаешь, как интересно! У нас все жалуются: жизнь плохая! А я думаю, жизнь хорошая, - мы плохие, если жизнь эту облагородить не можем. Меня когда привезли служить в ГДР, я увидел и обалдел - как эти немцы красиво живут! А потому что работают не по-нашему. Вот вернулся в село и стал этот пруд копать, чтобы общественность заразить. А ведь никто не заразился. Каток зимой сделал, три тысячи ведер вылил, фонарики повесил... - никто не пришел кататься.
Друзей у Николая нет. Родителей давно похоронил и вспоминает их без охоты.
- Плохо они жили, дак чо... Ругались все... Сам я женился уж не молодым. А кто за меня пойдет? Думают, раз пруд роет, значит, какие-то у него с головой проблемы. Но однажды узнаю - женщина к нам в село приехала с двумя детьми. Я взял гостинцы, пошел знакомиться. Не то чтобы там сразу любовь какая, а рассказала она про свою жизнь горемычную, пожалел я ее: родители пьяницы, муж тоже. Она уж когда взрослой стала, тогда узнала, что на день рождения положено подарки дарить...
- Тебе самому-то, Николай, подарки в детстве дарили?
- Ну, я-то чо..., мужик, дак.., - деликатно ушел Николай от ответа. - Да, так и сделался я семейным, дочка, Верочка, родилась. А через десять лет расстаться пришлось, потому что жена совсем не понимала смысла моей работы, - либо, говорит, я, либо пруд...
- Тяжело переживал, Николай?
- Нет. Просто повысил вдвое Читать далее...

25.
НЕУЖЕЛИ СТАНЕТ ВЯТКА
ЗОНОЙ РУССКОГО ПОРЯДКА?
Еще пару лет назад листовки со свастикой на заборах города Кирова с призывами к сознательному населению вступать в ряды РНЕ (Русское Национальное Единство) вызывали у меня откровенный смех. То-то я Вятку не знаю - пассивную и аполитичную. Здесь родился и вырос. Но ныне, когда по официальной статистике в кировском РНЕ уже встали под ружье более пяти тысяч человек, приняли присягу и маршируют черными колоннами по разбитым асфальтам городов вятских с криками «Слава России!» - смеяться как-то уж глупо. И отправился я на родину изучить сие диво.
Но прежде изложу я читателю некие свои наблюдения, касающиеся вятского бытия и умонастроений общества, почерпнутые мною еще с детства и отрочества. Дабы было вам ясно чем отличается Вятка, скажем, от бывшего Третьего рейха.
* * *
Поселок Крутиха, что на южной окраине города Кирова, особенно близок мне по причине проживающей там моей родни. Большой такой рабочий поселок: грязный, пьяный, мрачный и матерный (см. начало романа «Мать» М. Горького). Но вовсе не собираюсь я хулить его, потому как на лоне остальной провинциальной России смотрится он ничем не ущербней, а то и краше.
Бывало в советские времена идешь по Крутихе, окликает тебя мужик:
- Э-э! Парень! У Шестнадцатого торчат?!
- Торчат!
И больше никаких лишних слов. Мужик получил на конкретный вопрос исчерпывающий ответ и засобирался к шестнадцатому. У цивилизованных это звучало бы примерно так: «Простите, сэр, вы идете от магазина номер шестнадцать. Не отдыхают ли там леди & джентльмены с бокалами виски, - что указывало бы на торговлю спиртным?» - «Отдыхают, сэр!».
Сегодня для Крутихи этот вопрос не актуален. Спиртного - залейся. Хорошо жить стали. Кто бы раньше представить мог, чтобы в магазинах Крутихи свободно стояли на полках: водка, вина, десятки сортов пива и даже одеколон «Фиалка»! Беда лишь, что дорого, зато у цыган ныне всякое дешевое пойло можно купить или обменять на вещи в любое время суток.
С детских лет помню лозунг крутихчан: «Пить надо так, чтобы лежа покачивало!». Такого понятия, как забота о здоровье, здесь никогда не было. Нет и сейчас «А чо? Один хрен – помирать, дак...». Рядом с Крутихой всегда неистово чадила огромная свалка. Особенно в летнюю безветренную погоду дымы от резины и пластмассы выедали глаза, дико першило в горле.
- Дядя Витя, тетя Люба, - спрашивал я своих родственников, - зачем здесь свалка?
- По плану положено, - многозначительно отвечал дядя Витя.
- А зачем такой план придумали?
И я становился предметом внимания стола: «Ишь ведь, какой маленький, а какие вопросы рассуждает!» - «Вырастет, начальником будет!»
В 1978 году я вернулся с военно-морского флота. Тетя Люба не задолго до того померла - как и многие здесь - от рака. Встретил на улице дядю Витю. Был он еще не стар.
- Куда иду? Так бабу иду искать, - вполне буднично и без тени иронии ответил он. - Моя-то, вон... царство небесное... А как в доме без бабы? Выпить у меня ничо нет, - добавил дядя Витя, чтоб поскорей отвязаться, и пошел дальше, покашливая.
Скоро дядя Витя женился.
- С ребенком взял, - говорила моя мама, скорей отрицательно, чем одобрительно.
- А что ты хочешь? Мужику далеко за сорок... Какая же за него без ребенка пойдет? - мудро рассуждал отец.
Прошли годы. Объявили перестройку с курсом на массовое самосознание. Я был уверен, что вот сейчас из тысяч живущих у свалки людей найдутся-таки активисты, которые прикроют это исчадие ада. Но... «А чо, мы местные привыкли, - отвечали мне потом мои сверстники, - с пеленок на свалке росли, всякие игрушки со свалки таскали... А что наши дети? Мы не сдохли, они не сдохнут! Копченое мясо хранится дольше».
Философия жизни крутихинского мужика - предмет чрезвычайно темный, учеными не изученный. Здешний народ был задуман для производства товаров народного потребления и всякую радость жизни он черпал прямо у станка. Благо, что на заводах всегда было что украсть, было чем развлечься - клей «БФ» поступал бочками. Из него каким-то хитрым образом выжимали спирт, и работа превращалась в сплошной праздник с мордобоем и плясками. При этом еще умудрялись выпускать электроплиты, стиральные машины и прочую дефицитную утварь.
И если б жлобы от перестройки не открыли границы для иностранного товара, то предприятия наши не знали бы горя и по сей день. Но при нынешнем засилье хорошего импорта мужику из Крутихи конкурировать с «HITACHI» и «SIEMENS» все равно «что школьнику драться с отборной шпаной...». Заводы, понятно, встали. И даже свалка, на которую они обильно работали, ныне почти не теплится. И слава Богу!
Наши заумные экономисты и всякие там демократы наивно думают, что, мол, все беды российской экономики от нехватки и воровства денег. Но мы-то с крутихинскими мужиками знаем истинную тайну кризиса: тайна сия в нашей российской натуре, которая не расположена к созидательному труду в условиях воли. Читать далее...

24.
ВСПОМИНАТЬ НЕ ПЕРЕСТАНУ,
КАК Я ШЕЛ ПО ДАГЕСТАНУ

(Незадолго до Второй чеченской войны)

Махачкалинские таксисты - ребята отчаянные, без оружия за руль не садятся. Но даже они ни за какие деньги к ваххабитам в высокогорное селение Карамахи везти меня не решились: «Только до Буйнакска». Зато спасибо главе администрации Буйнакского района Магомеду Алхлаеву. Он дал машину и шофера вооруженного. Всю дорогу водитель крутил какие-то блатные похоронные песни на барабанный кавказский мотив: «Погибаю я в плену армянском, приговор мне вынесли - расстрел...».
У въезда в Карамахи водитель остановился:
- К ваххабитам я не поеду, вон там их блокпост, вот дорога. Здесь должно быть не заминировано. Ну, давай, раз уж ты такой смелый... - И мы попрощались как бы навеки.
Да какой я там, на хрен, смелый? Сам всего на свете боюсь: бандитов и милиции, мышей и начальства, пьяных летчиков за штурвалом и врачей с купленными дипломами…, не хватало мне еще этих ваххабитов, которых в свою очередь боятся даже чеченские головорезы.
Я медленно шел на полуватных ногах прямиком на дула настороженных бородатых воинов, и где-то в глубинах души нервно смеялся над собой, вспоминая мудрую русскую поговорку: «Дурная голова ногам покоя не дает».
И зачем вообще занесло меня в сей мятежный Дагестан в это лихое время, когда нормальные люди даже на курорты ездить остерегаются? Почему было не отправиться в какую-нибудь спокойную русскую Вятку? Сидели бы сейчас с местным губернатором, приятно потягивали коньячок да незлобно поругивали граждан моей любимой ближневосточной страны - так нет же, видно судьба такая, от которой, говорят, не уйдешь...

«Здесь под небом чужим
я как гость нежеланный...»
- У вас армянская фамилия, - сказали мне в пресс-службе правительства Дагестана, когда я позвонил еще из Москвы в Махачкалу и упредил дагестанских начальников о моем дружественном визите в их виноградную республику.
Насчет армянской фамилии я сразу не понял: хорошо это или плохо. Но когда на вопрос о поселении было предложено взять в аэропорту такси и ехать в гостиницу «Ленинград», стало ясно - дела мои не безоблачны. От бывалых коллег я не раз слыхал, что махачкалинский «Ленинград» для журналистов самое проклятое место: бьют и грабят здесь нашего брата, прям через одного.
В гостинице «Ленинград» администраторша посмотрела мой паспорт:
- Вы, что, армянин?
- Русский я, русский!
Она как-то криво поморщилась - дескать, хрен редьки не слаще - и задала еще более тревожный для меня вопрос:
- Вы прилетели один?
Я стал убеждать, что направлен сюда администрацией самого главы республики Магомеда-Али Магомедова, надеясь тем самым разжалобить даму и быть схороненным в более безопасный номер. Но восточная женщина понимала тонкость восточный игры - хорошего человека люди Магомедова в гостиницу «Ленинград» не отправят, и, следовательно, номер мне выдала самый гадючный.
- Пойдете в девятьсот двадцатый, - сказала она, - девятый этаж.
Смысл слова «пойдете» я не понял буквально, потому долго и нервно, обливаясь на жаре потом, нажимал кнопки всех четырех лифтов в фойе, Дед-охранник с любопытством наблюдал за моей бестолковой работой. Минут через пять он спросил:
- Э-э! Ты, что, кабина вызыват хочишь? Так он нэ работает...
Благо, на девятом этаже оказались две русские горничные Татьяна и Валентина. Они мне тут же заменили провонявшую потом подушку. Объяснили, как включать электричество в разбитые розетки.
- А лучше вообще ничего не включать, а то одного тут так шибануло! Ключ надежнее оставить у нас. Если опять начнется, то мы вас ночью откроем и потихоньку выведем. Дело привычное.
Надо ли рассказывать, как мне почивалось той ночью? Этаж был практически пуст, но за дверью то и дело горланили пьяные голоса. Где-то часа в два, только я задремал, как оно и началось! В дверь кто-то забарабанил, послышались гортанные слова на местном языке.
- Полковник! Дай автомат! - крикнул я заранее приготовленную фразу. Человек за дверью похоже упал и закричал мальчишечьим голосом:
- Нэ стрелай, брат! Я номэр пэрэпутал! Кланус матэрью!
Затем, судя по звуку, он резко вскочил, немного пробуксовал на месте и смылся. Бывалые потом объяснили, что мальчик был, скорее всего, разведчиком-наводчиком. Но больше меня в эту ночь никто не тревожил, если не считать полчища насекомых.
Наутро я отправился в мэрию города Махачкалы, чтобы отметить командировку. Вынул на центральной площади фотоаппарат и тут же нарвался на скандал:
- Эй! Чего снимаешь! Кто разрешил?! - подбежал ко мне милиционер отбирать камеру. Едва его успокоил. А дальше стало еще интересней: я долго пояснял автоматчикам цель моего визита в мэрию, звонил начальству с просьбой поставить печать. Наконец, одна из сотрудниц выдала пропуск. Та же милая девушка объяснила, что Начальник Печати находится в таком-то кабинете на третьем этаже. Но на Читать далее...

23
СЧАСТЬЯ НЕТ В ОТЕЧЕСТВЕ РОДНОМ,
ВСЕ ЕГО ТВОРЦЫ - ПО ЗАГРАНИЦАМ...
Начитавшись до одури этой политики, собрался я в земли арабские, дабы помочь браткам нашим мидовским рубить ближневосточный узел.
До чего же веселые дела те - международные. Я так подозреваю - Бог специально разделил людишек по нациям, - чтобы смешнее было. Еще в Москве, в иракском посольстве, чиновник, раскрыв мою паспортину и разглядев среди прочих виз - визу Израиля, тут же вернул документ и протер руки платочком, дабы не подцепить сионистской заразы.
- Не-е! Мы с израильской визой в Ирак не пускаем!
- А что ж тебя виза-то так напугала? Ты на чело мое посмотри. Я такой же еврей, как твой Саддам Хусейн.
Чиновник испуганно повернулся к портрету вождя и крикнул в него, словно в микрофон:
- Как вы смеете так о великом Саддаме?! Я запрещаю!
Я тоже обратился к невидимому микрофону, но не успел высказать свое
мнение о вожде Ирака, как оконце захлопнулось и оттуда послышалось что-то вроде хрестоматийного: «На свете не было, нет и не будет никогда более великой и прекрасной для людей власти, чем власть Саддама Хусейна!».
В российском МИДе очень удивились: мол, такой большой, а правил дурацких не знает, - и посоветовали ехать «в какую-нибудь Иорданию», куда пускают кого попало.
Ну, в Иорданию, так в Иорданию. Пришел в иорданское посольство. Визу дали без проволочек и даже подарили книгу короля иорданского, тогда еще здравствующего, Хусейна Первого Бен Талаля на русском языке со скромным названием «Моя профессия - король». Честно признаюсь, королевское сочинение привело меня в полный восторг. «...Как-то вечером я остался во дворце один и решил сделать себя неузнаваемым, чтобы свободно побродить среди жителей города... Пришла в голову мысль переодеться в шофера такси. Два вечера подряд водил свой старенький «Форд» по заркааской дороге и узнал чрезвычайно много. Просто удивительно, насколько люди разговорчивы в такси и о чем только могут они разговаривать между собой, не обращая ни малейшего внимания на присутствие шофера.
...Как-то раз я направился в Джераш и встретил бедуина с тяжелой сумкой... Поторговавшись о стоимости, он сел в машину... Я спросил: «А что ты думаешь о короле Хусейне?».
...Он ответил: «После Аллаха он наш великий руководитель и наставник. Он защищает нас, оказывает нам любую помощь, в которой мы нуждаемся. Мы его очень любим».
Тут я сказал: «А я совсем не уверен в том, что ты говоришь».
Бедуин разгневался и закричал, сверкая глазами: «Если ты осмелишься повторить это еще раз, то я изобью тебя!».
Я позвонил в российское посольство в Аммане и заявил ошарашенным нашим чиновникам о своем желании встретиться с королем. После долгих расспросов чиновники предложили мне сначала обратиться с письмом в российский МИД, дабы быть уверенными, что я звоню действительно из редакции «Комсомолки», а не из больницы имени Кащенко (они, наивные, полагают, что в том лечебном учреждении публика более непредсказуема, чем в нашем).
И обратился я в МИД с письмом, а также с вопросом: чем вообще занимается наше посольство в Иордании кроме шпионажа за американским посольством?
Насчет шпионажа мидовцы меня не поняли, а по поводу каких-либо занятий предложили такую версию: «Они там крепят российско-иорданскую дружбу».
По прилету в Амман я взял такси, внимательно изучил лицо водителя - это был, к сожалению, не король - и поехал к нашим.
В жилом корпусе посольства российского пустует с десяток, а то и больше, квартир. Советник посольства предложил одну за 70 долларов в сутки. Сторговались на 60.
В разных странах я не раз наблюдал за повадками наших посольских и должен отметить, что эта группа населения не похожа ни на одну другую. Они всегда сосредоточены и монументальны. На эмоции скупы. В угрюмости их лиц читается обостренное чувство долга. Родина-мать задолжала им очень по-крупному: «Вон, у американского посольства негр-охранник получает втрое больше посла нашего. Это нормально?». Еще недавно их культурной отдушиной было коллективное посещение местного балета, но теперь, в свете последних публикаций, разоблачивших балет, как искусство для гомосексуалов, - на это увеселительное зрелище наложено негласное табу. Ведь гомосек - находка для контрразведки. Посему дипломаты наши всегда избегают разговоров «про это». Они как бы совсем бесполы и равнодушны к радостям жизни. Единственным их видимым развлечением являются шахматы. Во время игры они как-то странно то посасывают выигранную пешечку, то массируют двумя пальчиками своего офицера. На всякого журналиста они смотрят, как на разведчика, пытаясь вычислить: «Свой? Чужой?».
При первой встрече в посольстве вам всегда предложат чай в круглом стакане без подстаканника, чтобы легче снять ваши отпечатки.
* * *
И вот я в кабинете у нашего посла в Иордании Александра Салтанова. Александр Владимирович произнес несколько туманных фраз (явно пароль) и, не Читать далее...