Было бы хорошо сменить дом, купить нормальный кирпичный двухэтакжный котедж в престижном районе с видом на горы. Новенькую "четверку" с тремя гигагерцами, бранднейм, с лицензионным софтом, парочку гигабайт оперативной памяти, винчестер на тройку терабайт, радиомодем, цветной принтер, выделенную линию от новой АТС.
    Пить только "Гиннесс", "Хайникен", "Келкенни" и "Будвайзер", а не, как всегда, пиво среднего класса - "Балтику" и "Клинское"<.
    И курить только "Каптэн Блэк" и "Житан".
    Как же мало надо, чтобы почувствовать красивую жизнь. И как много надо, чтобы ею жить. Стоит только начать мечтать, как вспоминаешь о ценах и спускаешься с небес на землю.

    Порой песня говорит о состоянии души куда лучше, чем десятки простых и понятных, вроде бы, предложений. И вырывая из памяти слова песни, я открываю для них дорогу в своё сердце. Ведь сердце человека, как завод по переработки отходов, всё отсортирует, перемелит и сожжёт в пламени времени. Вот тогда настанет период жизни для других песен, и вновь откроются дороги для радости и счастья.
    Нужно только ждать... Ждать и надеяться на лучшее.

Гуляет ветер по избе пустой, пустой
Я заблудился сам в себе - хоть плачь, хоть вой
Гудит с похмелья голова - бум-бум, бум-бум
И матершинные слова идут на ум

Беда приходит не одна, с покон веков
Запас души сгорел до тла, - ни тем, ни слов
Гриф повело наперекос, - ладит струна
И как-то сразу и всерьез, ушла она

Огонь в печи не греет рук, дымят дрова
Приехал что ли б старый друг на день, на два
И на залитый солнцем двор, из тьмы избы
Он новых песен старый сор, весь вымел бы

Никто не видел электрона, но физик знает, что это такое. Есть квантовая электродинамика, есть формулы, есть исчерпывающее описание свойств электрона. Однако никакие описания картины "Мона Лиза" не способны заменить ее саму. Тот, кто не слышал Луи Армстронга или Фрэнка Синатру, никогда не узнает, что значит блюз в его исполнении. Здесь сущность демонстрирует себя непосредственно, и только в соприкосновении с собой приоткрывает свою тайну. Наконец, самой глубокой тайной, тайной всех тайн, является Личность. Мы далеко не всегда отдаем себе отчет в том, что ежесекундно в общении прикасаемся к тайне, и что только общение способно дать нам почувствовать ее. Тайна личности не абстрагируема, она всегда конкретна и познание ее игнорирует опыт. Знания мы накапливаем и храним, как запас, а с тайной мы живем.
Личность хранит в себе сокровенное для самой себя и тайное для всех. Сокровенное – есть тайна любви и печали. Любви разделенной и неразделенной. Печали предательства и раскаяния. Сокровенное – есть история падений и становлений, путь восхождения. Тайное для всех (и самой личности) – есть божий замысел в личности, вечный соблазн неисчерпаемого познания (и самопознания). Познание это особое – не через слова и понятия, а через соприкосновение, взаимное погружение, растворение. И не просто растворение, а умное, нравственное сопереживание.

Удивительно, но мы столь много говорим о науке, сколь ничтожен ее предмет в сравнении с главной тайной, постигаемой без нее, помимо нее. Но это парадокс нашего времени.

Я хочу рассказать историю, сюжет которой мне встречался в художественном произведении. Однажды знаменитый физик, профессор Икс, путешествуя по океану, попал в кораблекрушение. По счастливой случайности он оказался в небольшой лодке, которая вынесла его на берег. Там его приютили туземцы. Знания физики пригодились ему для изобретения некоторых полезных приспособлений из местного материала. Туземцы его полюбили за доброту и открытость характера.
Икс был еще молод и влюбился в симпатичную девушку. Девушке он тоже понравился, и они совершили обряд бракосочетания по обычаям племени. У них появились дети. Икс был убежденным христианином, но все попытки обратить туземцев в свою веру закончились неудачей. Вскоре он увидел, что у них есть довольно развитая и по-своему безукоризненная система представлений, которая, впрочем, не мешала общению. Люди были беззлобные, простодушные, не глупые. Время шло, и жизнь его потекла просто, безоблачно, счастливо. Он обрел знакомых, друзей. Про науку и прошлый мир свой вспоминал все реже и реже.
Но однажды к берегу причалил корабль, и на нем оказались старые знакомые с материка. Они с удивлением узнали знаменитого Икса и рассказали ему массу интересных новостей. Что-то шевельнулось в его груди, он ощутил себя вновь гражданином цивилизации, и воспылал неистовым желанием вернуться в ту жизнь, в ее дела и заботы. Как одержимый, оглушенный громом, не видящий ничего вокруг, он бросился на борт уходящего корабля, лишь в последнее мгновение заметив на берегу одинокую фигурку любимой жены. Но сомнения еще не тронули его. Корабль набрал скорость. Он уехал навсегда.
В своей стране он обрел новые долги и обязанности, но, по-настоящему, не прижился. В последних достижениях физики разобрался быстро, но физика его уже так не занимала. Что-то надломилось в его душе, изменило ценности. Он затосковал. Он никогда раньше не испытывал такую тоску по прошлому. Перед ним стали постоянно возникать лица добрых, умных, зовущих людей покинутой страны; он к ним тянулся, но дотянуться не мог. Там остались его родные – дети, жена, друзья, там осталось его сердце. Их тайна была с ним, и уже ничто не могло сравниться с ней.

Часто можно было встретить Икса в кабачке за бутылкой хмельного, сгорбленного и уставшего. Только в потерях мы осознаем истинные ценности жизни.

Дыхание Зимы уже весьма чувствительно: снег, три дня падающий непереставая с серого неба, пустые улицы, дым и пар идущие из труб, от печей и воздухоотводов безжизненных домов, завывания ветра, гул из газопроводов, фонари, освещающие местные унылые достопримечательности теплым желтым светом, редкие прохожие... Настоящая идиллия. В такие минуты под настроение подходит только блюз.

Я думаю, мы с Зимой подружимся, верно?

Это мне всегда казалось странным, а в последнее время стало даже и раздражать: мне непонятно, почему это взрослые, разумные люди, отцы семейств находят удовольствие в рассказывании скабрёзных анекдотов и, так сказать, в словесной имитации скабрёзного поведения, хотя оно, по логике вещей, должно было бы ограничиваться исключительно пубертатным возрастом. Ну что за интерес, в самом деле, изображать из себя поручика Ржевского, когда или есть возможность устроить собственную личную жизнь по своему вкусу – и тогда вообще не о чём говорить, или такой возможности нет – ну и тогда говорить тем более не о чем... Это вот моё ощущение гадливости и отторжения можно было бы, наверное, объяснить ханжеством, чистоплюйством, склонностью к морализаторству. Но нет, ничего подобного за собой не замечаю. Просто это вызывает у меня недоумение и, следовательно, отторжение и, следовательно, желание разобраться.
Собственно, моя точка зрения по данному вопросу далеко не уникальна.
В прологе к роману Мигеля Унамуно "Туман", написанном его почитателем Виктором Готи, есть такие слова: Всем знающим дона Мигеля хорошо известно его отвращение к любым видам порнографии, и не только из самых обычных соображений морального порядка, но и по твёрдому убеждению, что сексуальная озабоченность губительней всего для мысли. Порнографические, или, попросту, эротические писатели, по его мнению, самые тупые, самые глупые. Как я не раз слышал от него, из классической троицы пороков – женщины, карты, вино, – первые два куда больше вредят разуму, чем последний. Сам-то дон Мигель не пьёт ничего, кроме воды. «С пьяным человеком ещё можно говорить, – сказал он мне однажды, – пьянчуга иной раз скажет что-то интересное, но кто способен вытерпеть болтовню картёжника или бабника? Несносней её только вздор, который несут энтузиасты корриды, – а это уже предел и верх глупости».

Понятно, конечно, что жизнь – это жизнь и что в ней есть место всему. Так вот именно: всему своё, иерархически определённое место – равно как и в каждом доме, в каждой квартире должно быть своё место для каждой из функций вегетативной жизни человека. Грубо говоря, нельзя кушать суп в сортире и испражняться – на кухне.
И тем не мене люди с упорством, заслуживающим лучшего применения, забивают свою повседневную жизнь всяким хламом, от чего они, в сущности говоря, никакого удовольствия не получают, но почему-то считают своим долгом его, это удовольствие, имитировать. А зачем? Разве это и в самом деле смешно – отворачиваясь от созерцания жизни, какова она есть – грустной, трагичной и стремительно бегущей к своему пределу, – изображать на своём лице глумливую усмешку гедониста, каковым обыватель на самом деле, конечно, не является? Зачем делать вид, что так называемая свобода частной жизни – это большое персональное и социальное завоевание? Завоевание? А разве на него кто-нибудь покушается?

В общем, мне странно. Просто странно. Странно, как человек может находить удовольствие в нескончаемой глумливости, последовательно, изощрённо и изобретательно искажая замысел Творца о самом себе и с удивительным упорством полагая на это всю свою жизнь.

Человек, как и любой природный организм, – существо функциональное; в человеке нет ни одной лишней, избыточной "детали". И у каждой из них – своё место и назначение в природной иерархии человеческой анатомии, венчаемой головой, то есть сознанием. Во главе всего – голова (позволю себе эту тавтологию) как средоточие сознания, по отношению к которому всё остальное исполняет свои служебные, или, так сказать, "холопские" функции. А "холопом", то есть слугой, исполнителем, быть нисколько не стыдно и не унизительно – как нет ничего унизительного в том, чтобы быть помощником (кстати, английское «help» и русское «холоп» – однокоренные слова). Унизительно (и для человеческого достоинства, и для самого божественного замысла о человеке) совсем другое – попустительствовать этой своего рода узурпации власти в собственном сознании и в собственной органической жизни, попустительствовать тому, чтобы холопы бунтовали против господина, лишали его власти и достоинства, подчиняли его себе.

Вот именно поэтому-то я не люблю всякого рода порнографию – и в первую очередь словесную. Не люблю – потому что искренне не понимаю, зачем это вообще надо, если иметь в виду, что сама человеческая жизнь – это процесс передачи традиции, процесс передачи потомкам тех знаний и тех качеств, которые должны воспроизводить жизнь как триединство истины, разума и красоты, потому что всё прочее должно было бы, по идее, отбраковываться. И тем не менее создаётся странное ощущение того, что созданный именно для этой цели и устроенный таким образом естественный селекционный процесс человечества работает теперь с точностью до наоборот, как если бы сумасшедший программист долго трудился над всем, чтобы создать наилучшие условия для распространения вируса, чтобы сделать вирус господином системы Читать далее...

Часто так бывает, что к просветлению или озарению приводит маленькая какая-нибудь фигулечка: сдвинешь с места сережку ольховую, и все оказывается в мире не так; а как — даже и помыслить ужасно! Такой ольховой сережкой в ноябрьское воскресение явилась услышанная по радио песня "Йогурты-хуёгурты". Она резким щелчком сбросила с реальности некую пелену, перед глазами открылось что-то, но что-то пока не вполне ясное и определенное. Но через полчаса по телевизору началась музыкальная передача, где был показан видеоклип с неясным смыслом, главным героем которого являлся обезьяноподобный человек бегающий по стенам и выкрикивающий нечто неразборчивое и связанное междометиями "А! А! А! Е! Иее!". Передача довершила начинающееся просветление — я с ужасом понял, что 99% окружающих меня людей не вполне умственно полноценны, то есть, конечно, назвать их дебилами было бы несправедливо, но дураки — вот, пожалуй, самое подходящее для них название (причем не в возвышенно-православном смысле юродивости или нищеты духом, а, выражаясь по рабоче-крестьянски, просто не хватает у них масла в башке). Нет, остаются еще и единицы нормальных людей, но их всего-то 1%! И вот тут-то стальной холодок воткнулся в мое худое жилистое тельце — каково же мне жить в таком окружении! И тут же вслед за просветлением случилось со мной и озарение: надо ходить в сером пуловере (у него на рукаве надпись «Bundeswehr»), иметь по "Стечкину" в правой и левой руке, и методично уничтожать всех их, называясь ударной силой Империи с арсеналом в виде Force jump, Force push, Force heal, Force sense, Force protect, Force drain, Force grip, Force speed и, наконец, Force lightning.
Дураки пытаются маскироваться: учат языки, запоминают разные слова из Словаря Иностранных Слов, но им не удается замаскироваться, ибо их глупость вопиет к небу. И страшно становится от того, что когда был маленьким, умных людей было гораздо больше, в юности их число катастрофически снизилось — и вот сейчас их 1%. А что будет завтра? Раньше я считал, что беды страны от чьего-то злого умысла, но сейчас я вижу, что беды эти просто от недостатка ума (хотя и без злого умысла тоже не обошлось). Политические партии (за редким исключением) бубнят одно и то же, и их удручающая одинаковость — следствие недостатка ума. Одно время принято было презирать Америку за нечувствительность к метафизической проблематике и излишнюю чувствительность к банковским счетам, налогам и прочему, за что ее называли даже "зоной угасшей трансцендентности". Столь же нечувствительна к метафизической проблематике нынешние страны СНГ; разве могут глупые люди чувствовать метафизическую проблематику? На чувствование банковских счетов и налогов ума тоже не хватает. Пресловутая криминализация — она не из-за особой же греховной порочности людей проистекает; просто ума хватает только на то, чтобы ограбить и убить, а вот с тем, чтобы придумать что-нибудь, изобрести — с этим уже значительно хуже дело обстоит. Все меньше и меньше людей могут понять интеллектуальную иронию; грубый сарказм, юмор "про жопу" и ватерклозетные хохмы — вот что гарантированно имеет успех.
Мне часто выкрикивают, что, мол, если сам автор считает себя умнее других, то это как раз и есть свидетельство недостатка ума, и что вообще рациональность может быть разной, и до сих пор никто не объяснил достаточно хорошо, что же такое "разум". Аргументы эти я, конечно же, отметаю в силу их явной глупости.

И вот я всё думаю - когда же, наконец, вдарит Молния, и все переменится — воцарится во человецех некий неведомый ранее удивительный ум? Но сразу же вспоминается один человек, каждый день становящийся мне невольным собеседником, гнусаво рассказывающий о "бессмертных" двух блондинках. Словно монстрь из глубины смотрит бессмысленными белыми глазами и хочет заворожить меня вселенской Дурнотой, склизкая подводная нелюдь...
А рука сама ищет "Стечкин".

В сквере тихо и пусто... Конечно, это ведь потому что день рабочий. Но для меня это даже очень хорошо - никто не отвлекает от собственных мыслей, никто не нарушает тишину возгласами и криками. Неработающий фонтан, листва на земле, старые затёртые скамейки - в этом есть своя необъяснимая осенняя романтика. В такие минуты не хочется ничего, за исключением желания видеть свою Музу.
Так получилось, что на свете есть лишь одна девушка, вызывающая у меня блаженный трепет в душе, когда я вижу её фотографию или слышу её имя. Она, Муза, — это мои крылья. Каждый момент моей жизни с Музой — это преддверие к новой полноте жизни.

За пределами обыденности лежат жизни Святого, Героя и Гения. Их жизни есть бесконечное нарастание одиночества, которое затем приходит к бесконечной победе над собой. Святой преодолевает одиночество, сливаясь с Абсолютом, Герой — с историей своего народа и человечества, Гений же одновременно сливается и с Абсолютом, и с Историей. Гений соединяет в своем воображении бытие Святого и Героя, он может выразить святость и героизм в литературе и музыке, скульптуре и живописи. Одиночества Святого и Героя объединяются в творческом одиночестве Гения и поднимаются над горизонтом одиночества. Гений — место встречи Святого и Героя как разных духовных типов и разрешение трагического противоречия между ними.
Это доступно Гению потому, что в отличие от Святого и Героя его жизнь наиболее гармонична и полна. Только Гений знает феномен Музы - женщины, которая может разделить с ним волшебный взлет и воцарение в душах.

Я не думаю, что достиг уровня мировосприятия Гения, хоть и стремлюсь к нему, но я знаю точно, что моя Муза существует. Однажды, по собственной глупости, я её потерял, но недавно обрёл снова и надеюсь больше не терять. Сейчас мы далеко друг от друга, но наше отдаление приводит меня к еще более тесному единению с ней. Единение же с ней — как произведение о высшем мире, где разрешаются мучающие трагические противоречия, — отдаляет меня от бытия остальных людей и удивительно приближает к нему. Оно задает новые горизонты бытия и творит новые ценности. Именно Единение соединяет Гения и Музу в андрогинную целостность, которая есть упрек и вызов иллюзорному единению человеческого мира.

Опять на меня нашло. Я словно сплю под водой — тело покачивается в такт водорослям, свет еле пробивается сквозь толщу зеленоватой воды, в которой иногда проскользнёт неслышно маленькая юркая рыбка. Так спят младенцы в утробе матери. Время течёт медленно, как липовый мед из опрокинутой банки. Я даже могу увидеть его янтарные волны, которые неторопливо ложатся на белую скатерть.
В такие моменты кажется, что ничего не кончилось и не началось, ничего не "случилось" и не "произойдёт". Всё застыло, как сверчок в янтаре, и только переливы света и тени создают иллюзию жизни. В голове странный, еле слышный гул — то ли кровь толчками протекает сквозь мое тело, то ли мысли неторопливо трутся друг о друга, вроде булыжников. Действует это, как молельные жернова в буддийском монастыре — хочется лечь... И закрыть глаза.

Хорошо, наверное, смотреть на мир со снисходительностью и спокойствием олимпийца. Когда не чудится всё время разная хренотень.

В юности не замечаешь, как мелькают годы, и поэтому не сожалеешь о них. В молодости счет не на время, а на времена, чувства или, вернее даже, эпохи чувств. Вот эпоха любви, вот – ненависти, вот – отчаяния, горечи, разочарования. Страха.
Потом начинаешь замечать год, время года, месяц, неделю. Это значит, что время чувств прекратилось, и счет пошел на дни. В этих днях лихорадочно пытаешься найти своё место и удержать в нем бег времени. Увы, оно только ускоряет его.

В конце своего пути замечаешь даже прошедший день. Вечер – как смерть самой жизни. Или масштаб так измельчал, или уже вплотную придвинулось время. Только в конце дня понимаешь, как этот путь бесцелен и бесценен. Когда счет пойдет на минуты, понимаешь, как бесцельно любое время и что цель где-то вне его. Если не находишь цели в одном дне, начинаешь понимать, что ее не было и в жизни.

Но времени на это понимание уже почти нет.

Если попробовать выкинуть из головы стереотипное разделение понятий на телесные (стол, ручка и т.д.) и бестелесные (труд, например), то можно увидеть, что телесные и бестелесные понятия слишком тесно взаимодействуют. К примеру, человек испытывает голод, ему нужна еда. Он готов поменять свое голодное состояние на состояние насыщенности, сытости. Но состояние насыщенности значительно дороже состояния голода, следовательно, для совершения сделки человеку необходимо доплатить. Он доплачивает немного времени, немного труда (без которого, как известно, не выловишь и рыбку из пруда), копает червяков, сидит, ловит рыбу, готовит ее, ест, а это все если не труд, то все же некоторые усилия. Кстати, немаловажная деталь состоит в том, что каждый раз, когда человек удит рыбу, он некоторое количество временных средств откладывает как оплату последующих пойманных рыб. Я имею в виду, что для ужения, как и для любого дела, необходимы какие-то умения и навыки, которые человек и приобрел во время своих прошлых опытов ужения. Или, может быть, человек тратил время и нервные клетки на прослушивание теоретической части учебного курса по ужению, преподаваемой, например, его дедом. Стоит отметить, что чем больше у человека опыта, чем больше времени он потратил на получение этого опыта, тем больше эффективность ужения. Эта схема, разумеется, крайне утрирована, но показывает примерный механизм everything is connected и, как я считаю, доказывает, что навряд ли возможно получить что-либо безвозмездно. Кто-то продает предметы, кто-то продает время, свободу и так до бесконечности. И вовсе не обязательно речь должна идти об обмене между двумя людьми.
Ненадолго в тупик поставило меня предположение о том, что единственное, что человек получает безвозмездно — это опыт. Но и здесь я нашел товар с другой стороны прилавка — время, жизнь. Закономерно возникает вопрос: "А на что покупается жизнь?" Я считаю, что это вопрос из другой сказки, потому что жизнь покупать некому. Пока она не появилась - у нее нет покупателя, поэтому подобные вопросы являются вопросами другого порядка. Хотя, возможно, что жизнь берут в долг родители, а потом, выращивая своего ребенка, отрабатывают свой долг. Или может здесь действует закон справедливости Анаксимена, и жизнь дается в долг самому человеку, за который он расплачивается смертью? Не знаю. Я всего лишь предполагаю.

Выпили по сто. Налили по сто. Потом ещё выпили по сто. Потом ещё налили по сто. А потом понеслось: выпили по сто, налили по сто, выпили по сто, налили по сто, выпили по сто, налили по сто...
Потом глаза от стакана поднимаешь — а вокруг благодать такая! Все люди добрые, мир прекрасен, жизнь - явление позитивное во всех отношениях. Единственный минус такой жизни заключается в отсутствии правильной оценки окружающего обстановки. То слова не те слышутся, то земля кривой становится, то небо сверху давит.

— Дорогой друг, я, конечно, уважаю вашу логику, но вы поймите: этот транш целиком перекрывает нашу трубу, не говоря уже про франчайзинг и гематому банковской системы! Вы не проссыте этот вопрос заминать, да?

Смотрю я в глаза своему корешу, а у того там такой ужас нечеловеческий, что ежу понятно — не от того что весь мир одномоментно розовым стал, и не от произносимых слов, а от того, что ему приходится мне это говорить.
Ну пальцами щёлкаешь — и тут же очередная бутылка появляется. Выпили по сто, налили по сто. Полегчало. Выпили по сто, налили по сто, выпили по сто, налили по сто, выпили по сто, налили по сто, выпили по сто, налили по сто, выпили по сто, налили по сто.
Тут белый свет, как водится, исчезает, вместе с добрыми людьми, розовым миром и распрекрасной жизнью. А рюмочки остаются. Это потому что в них неразменную сотку наливали. Есть такое поверье — если выпьешь стограмм из одной такой симпатичной рюмочки, то потом уже не остановишься. А те рюмочки в этот раз оказались именно такими, симпатичными рюмочками.
Только не заметили мы этих тревожных знаков. А впрочем, их никто никогда не замечает, пока не провалится вместе со своей "жизнью" туда, где себя не помнишь.

В Интернете все рассуждают о литературе с апломбом, все имеют к ней отношение, но от этого становится немного жутковато. Как могут они спокойно рассуждать о том, что "должна" литература, что "не должна"! Литература ничего никому и ничему не должна. Она служит мысли и только мысли. Быть может в Сети сплошные провокации и каждый пытается самоутвердиться в себе, показать свою образованность, но ведь это же мелко и не нужно.
Порой, совсем редко, мне кажется, что я счастлив больше всех них, этих людей из Сети, потому что я — живу в невиданной гармонии, мне не нужно никому ничего доказывать, мне даже не с кем спорить о литературе и прочие интеллектуальные темы. Я хожу по дорожке около дома, заваленной желтыми листьями, любуюсь небом, изредка сижу на веранде и наблюдаю за прохожими, потом захожу в дом — варить пельмени и нарезать колбасы, а потом... Потом я останавливаюсь посреди комнаты, долго смотрю в черное окно и долго-долго улыбаюсь своему отражению.

Бывают дни, когда все не ладится. Видимо, на ближайшее время в моей жизни будут господствовать именно эти дни, как, например, последние мои четыре дня. Просыпаясь утром я понимаю, что заболел. В качестве первой новости я слышу, что избили нашу очень хорошую приятельницу, и она лежит в больнице. Когда я гляжу на часы, то вижу, что уже опоздал. Пройдя полдороги до остановки, я обнаруживаю, что забыл дома деньги. Только взойдя на платформу, уезжает прямо перед моим носом пустой трамвай, и это означает, что придётся ехать, словно селёдка в бочке. И вот из таких неприятных мелочей состоит весь день. Потихоньку наваливаются на душу камни, и вот уже вечером, осознаешь, что полностью погребён под горой из булыжников.

Я устал. Мне так хочется прожить всего лишь один спокойный день. Один спокойный день, без звонков телефона, без скудоумных людей, без вчерашних истин...

Каждый вечер я ложусь спать с желанием раздолбать весь этот мир. Просыпаясь утром, я думаю: "Может всё не так уж и плохо?"

“Тень странной юности моей, Салют застывший розовых цветов...”
(с) Валерий Юльский

Одиночество почти всегда воспринимается нами как трагедия. И мы бежим с его вершины вниз, не в силах вынести общение с собственным “Я”.
Но бегство от одиночества есть бегство от самого себя. Ибо только в одиночестве мы можем понять свое существование как нечто нужное близким и заслуживающее небезразличия и общения. Только пройдя врата одиночества, человек становится личностью, которая может заинтересовать мир. Лишь так женщина обретает достоинства женщины, а мужчина — достоинство мужчины. Ибо одиночество — это ось, пронизывающая нашу жизнь. Вокруг нее вращается детство, молодость, зрелость и старость. По сути дела, человеческая жизнь есть бесконечное разрушение одиночества и углубление в него…
Одиночество есть прозрение. В его безжалостном свете замирает обыденность и проступает все самое главное в жизни. Одиночество останавливает время и обнажает нас.
Бегство от одиночества есть бегство в одиночество — то самое одиночество в толпе, на работе, наедине с женой и детьми. Бегство от одиночества — это приближение к космическому одиночеству старости.
Одиночество есть тайна. Из него вырастает трагическое чувство самопознания. Одиночество раздвигает материю социальных инстинктов, окружающих нас с рождения. Все повторяющееся и обыденное — то, что может развиться в скуку жизни, — отступает перед одиночеством-углублением. Углубление в себя всегда есть возвышение. Одиночество возвышает личность над коллективом и родом, приводит к общению с ними, к бытию, а не пребыванию в них.
Одиночество дарит человеку способность анализировать свои поступки, познавать мир, искать ответы на вопросы, которые никогда не будут решены. В своих странствиях по океану одиночества мы приближаемся к берегам, лежащим за пределами одиночества. Они залиты новым солнцем, и новый день царит здесь. Одиночество есть необходимое условие становления личности, ее неповторимое наслаждение и — высочайшее страдание и зло, избежать которых стремится каждый человек. Две эти истины соединяются в антиномию, разрешение которой возможно только за пределами обыденности человеческого бытия. Ибо обыденность, находящая свое высшее и самодовольное выражение в так называемой взрослости, всегда порождает лишь иллюзии разрушения одиночества.

Говорят, Дьявол приходит к одинокому. Истинное искушение протекает в глубине “Я”. Из океана подсознания в слои психики, освещенные разумом, поднимается нечто. И это нечто ужасно. Но дьявол сам одинок. Бесконечный холод и огонь Вселенной входят в него. Он стоит вне человечества — по ту сторону добра и зла, созерцая космические Добро и Зло. Восторг и ужас наполняют его. Такое одиночество порождает свободу, которую можно так и назвать: свобода-одиночество. В ней — необходимое условие реализации личности человека-Гения; она вызывает к жизни осознание разрыва гениального “Я” и эмпирического человечества и ликвидирует этот разрыв в строящейся мифологии Гения. Но мифология несет в себе персонально окрашенную Вечность, и постич ее как Вечность могут немногие.

Не нужно бежать от одиночества. В способности соединить свободу-одиночество, возможно, кроется высшее оправдание бытия греховного человечества, идущего вперед, распиная, оплакивая и любя своих Святых, Героев и Гениев...

Желает того человек или нет, но должны у него быть какие-нибудь маленькие пунктики, слабости, отдушины от житейской суеты. Суровый политик, погрязший в интригах и предательстве, разводит рыбок и плачет, когда те болеют плавниковой гнилью. Прожженый ловелас бережно хранит фотографию одноклассницы, которая в его сторону и смотреть не желала. Угрюмый мизантроп сюсюкает и тетешкает над каляской с новорожденным младенцем. Скучный и незаметный служилый человек обнаруживает внезапно глубочайшие познания в области уйгурской культуры или индонезийских народных ремесел.
Разбирая свою собственную душу, которая, не то чтобы для других, а даже для меня, является потемками, я обнаруживаю в себе массу увлечений, начиная от чтения книг и изучения компьютерных технологий, до увлечения кулинарией, а именно вкусной едой. Каких же, однако, усилий мне стоило выделить какое-то одно, главное увлечение. Даже сейчас я колеблюсь в правильности своего выбора.

Итак, моим основным увлечением является всё же чтение книг. В наше время общаться вживую приходится зачастую с неразвитыми людьми, с которыми говорить можно на весьма органиченные темы, многие из которые сводятся в конце концов к одной - "выпить". Кроме того, люди, которые все-таки задумываются над глобальными вопросами, далеко не всегда хотят обсуждать это со своими друзьями и знакомыми. А писатели пишуть как раз о том, над чем задумываются. И это интересно. Кроме того, почему бы не познакомится с мыслями величайших умов человечества? А помимо этого у каждого писателя - свой опыт, который он описывает. Вот у Хемингуэя, к примеру, много романов о войне и том, что с ней связано. А кто из моих знакомых расскажет мне о войне? Причем расскажет хорошо, как это делает хороший писатель? Писатель - это человек, который хочет о чем-то рассказать. И читать хорошего писателя интересно. К тому же, книга - это окно в другой мир. Читая книгу мы уносимся из реального мира на крыльях драконов в мир, населённый хоббитами и эльфами. Мы путешествуем на гиперскоростных звездолетах по планетам с населением в виде высокоразвитых гуманойдов аранков или гигантских амёб-безаарцев. Мы скидываем, словно в период линьки, своё материальное тело и становимся призраком истории различных народов и стран. Мы познаём мир и заодно саморазвиваемся, изучаем психологию человека и человечества: жажды денег, власти, силы. Книга вливает в нас жизнь, даёт надежду, веру в будущее, заставляет жить и продолжать радоваться жизни, даёт знания и новые умения. Книга.. помогает жить.

Великолепный пример проявления в человеке espirit du corps показывают порой люди. Как водится, ни одного аргумента не бывает выставлено против моей сущности. Впрочем, я их и не жду.
Господа потрясающе оригинальны и во всей красе показывают свой титаноподобный mens: можете записываться с тысяча третьего и далее в очередь желающих набить мне морду, уважаемые. Интересно только, получится ли?
Боюсь, что эта человеческая мизантропия, скажем так, бытовая, а не воинственная. Хотя – не утверждаю.

Во истину господин Папюс является величайшим оккультистом, который в праве стоять наравне с Алистером Кроули! Ещё ни у одного философа я не встречал такого блестящего крушения идей материализма, как у Папюса. При изучении герметических книг я впервые сделал открытие о существовании принципа, действующего в человеческом существе, который даёт возможность легко объяснить все факты гипнотизма и спиритизма, являющихся неотъемлемой части психургии, которая в свою очередь является отделом, представляющим самостоятельную область из оккультизма, как науки. Доказательства существования души человека, как части, подтверждающую теорию "трёх начал", я хочу описать ниже.

Опыты Флуранса указывают, что все наши клетки организма возобновляются в течении известного времени для человека, не превышающего трех лет. Встречаясь с приятелем через три года, мы не находим в нем ни одной из прежних его клеток. Однако общая форма тела сохраняется, и черты его лица тоже, что дает нам возможность узнать его.
Клод Бернар, изучая соотношение мозговой деятельности с произведением идеи, пришел к убеждению, что рождение каждой мысли убивает одну или несколько нервных клеток; так что эти нервные клеточки, служащие оплотом аргументациям материалистов, вследствии исследований принимали свое настоящее назначение - служить орудиями, а не производительными агентами. Нервная клетка была средством к выражению мысли, но сама не производила этой мысли.
Все клетки человеческого существа заменяются новыми в продолжении известного срока. Следовательно, когда мы припоминаем факт, бывший десять лет тому назад, то нервная клеточка, зарегистрировавшая этот факт, была уже заменена сто или тысячу раз. Так каким же образом воспоминание об этом факте сохранилось в целости, несмотря на массовое уничтожение клеточек?
Эмбриология нас учит, что группа зачаточных клеточек, составляющая впоследствии сердце, бьется мерно, тогда как нервные элементы сердца ещё не составлены!
Доказательством, что телеграфный аппарат производит депеши, есть то, что всякое повреждение аппарата отражается на передаче депеши; если же порвать проволоку телеграфа, то депеша не может идти. Вот точное значение рассуждений материалистов: они забывают телеграфиста или не хотят знать о его существовании!
Мозг является духовным началом, которое существует в нас, таким же, как в телеграфе передаточный аппарат. Сравнение, конечно же, не новое, но превосходное.
Анатом, вооруженный своим скальпелем, не откроет души, разбирая тело по частям, так же как рабочий, при помощи своих щипцов не откроет телеграфиста, разбирая телеграфный аппарат, или пианиста - разбирая фортепиано.

Не всегда можно сказать, что вера есть исключительная милость, данная нескольким натурам; я убежден, согласно тому, что назову личной эволюцией, что вера приобретается изучением, как и все остальное.
Но материалистическая основа имеет, однако, важное значение, спору нет. Она позволяет касаться психологии и задач о душе, опираясь на физиологию, и придает этим самым важное значение учению о "трёх началах" человека.

Иногда думаешь: "Сколько же в жизни лишнего, внешнего — хорошо, если оно осыплется, как сухая листва, а вдруг нет, вдруг прирастет и не отскоблишь?" И вот уже по ночам не можешь заснуть, и по утрам просыпаешься в препоганом настроении, и к вечеру не знаешь, куда себя, такого нелепого, деть. Гадко, неуютно, сквозит отовсюду, и сколько бы ни искал в себе хоть какой-нибудь внутренний стержень — ничего не находишь. Сам не замечаешь, как озлобляешься, и хорошо если по стене кулаком вмажешь, а если в рыло кому заедешь?

И вот живешь так, живешь себе гнусненько, а потом садишься в трамвай, сядешь и начнешь слушать как тетеньки рядом разговаривают друг с другом.
Сначала послушаешь про ногти. Ногти такие, ногти сякие, "френч маникюр" удобно, только сдачу брать мешает, ногти квадратные, ногти скругленные, ногти от природы скругленные, ногти, когти, полированные, шлифованные, обточенные — ногти.
Полдороги проехал, тетеньки тему сменили - про зубы начали. Зубы крепкие, зубы белые и желтые, такие врачи, сякие врачи, зубы коренные, клыки, резцы, мудрости — тоже зубы.
Вот уже скоро остановка нужная будет, посидишь, послушаешь ещё маленько — выходишь из трамвая уже цельным человеком. Ничего лишнего. Когти, зубы, мясо. Хорошо!

Он рос обычным мальчиком, в меру умным, когда положено - шалил и смеялся, когда случалось - боялся и плакал. А когда настала его пора покидать детство, мальчик впервые подумал: "А в чём он, смысл жизни?"
Он был начитанным мальчиком и стал искать ответы в книгах. Те книги, что говорили - смысл жизни в том, чтобы умереть за родину или за идею, он отверг сразу. Смерть, пусть даже самая героическая, не может быть смыслом жизни. Мальчик подумал, что смысл жизни - в любви. Таких книг тоже было немало, и верить им оказалось куда легче и приятнее. Он решил, что ему непременно надо влюбиться. Огляделся вокруг, выбрал подходящую девочку и решил, что он влюблен. Может быть, мальчик хорошо умел убеждать сам себя, а может быть, пришел его час, но он действительно влюбился. И все было хорошо, пока любовь не ушла. К тому времени мальчик стал уже взрослее, но расстраивался так же искренне, как в детстве. Он решил, что это была какая-то неправильная любовь, и полюбил снова. И снова, и снова - когда любовь уходила. Он верил сам себе, когда говорил "люблю", и он не врал. Но любовь гасла, и юноше пришлось поверить - так случается на самом деле. Тогда юноша решил, что смысл жизни - в таланте. Он стал искать талант у себя, хотя бы самый пустяковый. Ведь юноша уже знал, что настоящая любовь может разгореться от слабой искры, значит, и талант можно растить. И он нашел у себя талант, крошечное зернышко таланта, и стал растить его бережно и любовно, так же как растил в себе любовь. И у него получилось. Его полюбили за его дела, он стал нужен людям, в жизни его появился смысл. Но прошло время, юноша стал взрослее и понял, что обрел смысл своих умений, а не смысл своей жизни. Он снова очень расстроился и удивился. Он стал искать смысл жизни в удовольствиях - но они радовали только тело и стали смыслом только для желудка. Он искал смысл жизни в Боге - но вера радовала лишь душу, и лишь для неё стала смыслом. А для чего-то маленького, жалкого, наивного, что не было ни телом, ни душой, ни талантом, - вот для этого, составляющего личность человека, смысла так и не было. Он попробовал все сразу - верить, любить, радоваться жизни и творить. Но смысл так и не нашелся. Более того, он понял, что среди немногих людей, ищущих в жизни смысл, никто так и не смог его найти.
Человеку пришлось пройти ещё много дорог. Он бросался на всё, что, казалось ему, несло в себе смысл. Он пробовал воевать, пробовал строить. Он любил и ненавидел, творил и рушил. И только по прошествии долгого времени человек понял главную истину. Жизнь не имеет смысла. Смысл - это всегда несвобода. Смысл - это жесткие рамки, в которые мы загоняем друг друга. Говорим - смысл в деньках. Говорим - смысл в любви. Говорим - смысл в вере. Но все это - лишь рамки. В жизни нет смысла - и это её высший смысл и высшая ценность. В жизни нет финала, к которому ты обязан прийти, - и это важнее тысячи придуманных смыслов.