2.
я: Мы тут недавно с мужиками водку пили. На площадке в подъезде.
она: Блин, ну почему мне такие сны не снятся?!..
3.
я: Я все никак не могу прийти к сознанию того, что это все не игрушечки, что все серьезно.
она: Значит, ты и здесь играешься.
я: Ну да... Это плохо.
она: Нет, ну почему плохо?
я: Это мешает мне себя там осознать.
она: Да. Так и будет, пока тебе не влетит...
А началось все спонтанно, когда я ни с того ни с сего записал в блокнот свой сон. Было это лет шесть назад, может больше. Несколько позже привычка укоренилась, потом графоманские труды забрасывались, снова начинались и снова забрасывались. Появились блокноты, куда мелким неразборчивым почерком заносились развернутые описания - непременно карандашом! Появилась куча бумажек с мало связанными между собой столбцами слов - краткими конспектами сновидений. Блокноты кончались, бумажки терялись, сны забывались. А потом вдруг вспоминались по неизвестному поводу с небывалой яркостью.
Строились теории по управлению сновидениями, теории по правильному их воспоминанию и стереотипы вкупе со штампами на описания, покупались малоинтересные книги для доморощенных магов и медиумов-недоучек. Теории рушились сами собой, сталкиваясь со все более яркой реальностью сна, книги пылились в ящиках, ожидая своего читателя - или старьевщика? - стереотипы на проверку оказались крепче всех. В частности, вся структура сна внушает определенный стиль повествования: пошел, увидел, сделал... Малоинтересные описания соответсвуют повседневной рутинной работе ночного мозга, нет тут места ни пейзажам, ни характерам, ни чувствам. Дай-то бог превратить сновидение в жанр.
Доказательство, что мир сновидения реален, для меня уже не является эзотерическими сказками. Теперь осталось уяснить, что в данный момент, и вообще в любой другой, я сплю, и мне снится мой жизнь, с проблемами, улицами, усталостью, любовью, книгами, деньгами и сансарой.
И проснуться.
Это было красивое порно. С блейковскими длинными планами, с безупречной моделью-актрисой, с завораживающим полумраком и скрываемой за темной портьерой наготой. То, что это порно, подтвердил внезапно ворвавшийся в кадр мужлан, принявшийся в экстазе совокупляться с моделью. Через некоторое время его мускулистое тело упало на кушетку без сил. Пассия было попробовала привести его в чувства, но в ответ получила лишь усталое мычание.
Я лежал на диване, укутавшись в одеяло. Было еще совсем раннее субботнее утро - девять часов, но мне с моим распорядком дня уже не спалось. Я смотрел фильмы на ноуте. Вдруг в комнату вошла бабушка и принялась ругаться, дескать, что это я встал в такую рань, и ей же завтрак готовить. Я не остался в долгу и накричал на нее, что завтрака не прошу, и она может готовить его, когда заблагорассудится. Когда она удалилась, я принялся искать тот фильм. Но все старания и блуждания по жесткому диску оказались тщетны: "Новая папка" испарилась. В конце концов я понял, что все это сон, и стал смотреть всякую нагенеренную ерунду: старый КВН, Сергея Безрукова в непревзойденной по силе и таланту роли какого-то старого актера и в довершение всего какой-то бандитский фильм, в сюжет которого я влез.
В углу пустой комнаты на корточках сидел мужчина в распахнутом халате, судорожно собирая что-то с пола. Заслышав шаги и голоса, его и без того обеспокоенное выражение лица сменилось ужасом. В комнату вошли трое спортивного вида ребят в поношенных спортивных костюмах и без лишних разговоров принялись бить мужика, не обладавшего ни волей, ни силой, ни навыками к сопротивлению. Я вмешался и быстро раскидал парней - благо они были порождены моей же фантазией. Побитый и потрепанный, горе-мафиози скинул с балкона какой-то пакет. Пакет, видимо, с деньгами или наркотой, приземлился в кустах, как раз возле запрятанной в редкой и низкорослой растительности машине спецслужб, откуда тотчас выскочили трое молодчиков в строгих черных костюмах и обступили прилетевший объект. А по тротуару мимо шел дед, он кидал вперед монетки, неизменно возвращавшиеся к нему, как к магниту.
И тут с балкона перед собой я увидел женщину. Я ощутил присутствие сразу в нескольких местах, а городской пейзаж в зоне видимости поменялся на бесконечные парты с исписанными тетрадными листками на них. Женщина была строга, зла, истерична, она ненавидела меня за мою самонадеянность и за то, что я ее не боюсь. Она была похожа сразу на двух учительниц: на русичку своим характером и на преподавательницу английского в универе - привлекательной внешностью. Она тщетно пыталась согнать меня с балкона и заставить сесть за парту, к другим ученикам, усердно покрывающим бумагу нескончаемыми письменами. Я неизменно отшучивался и подкалывал ее, завоевывая расположение робеющей публики.
Когда она готова была уже взорваться, справа от меня появилась маленькая девочка, и женщина успокоилась. "Я хочу рассказать вам про в<орохов>" "Разве они существуют?" - усомнилась учительница. "Да, они живут. Там, на бесконечности," - девочка указала куда-то влево, и за ее пальцем я увидел тонкую золотую нить, тянущуюся вдаль. - "И они просили передать..." Внезапно чья-то маленькая рука похлопала меня по плечу. И я проснулся.
[200x269] Кристина Бьёрк, Инга-Карин Эрикссон Приключения Алисы в Оксфорде
"Давным-давно жила девочка Алиса..." А точнее Алиса Плезнс Мидделл, маленькая девочка из аристократической английской семьи. И еще ее друг - математик Чарльз Доджсон, большой ребенок, любимец детворы, выдумщик и фотограф. "Дорогой мистер Доджсон, пожалуйста, расскажите нам сказку," - так спонтанно родилась одна из самых популярных детских книг, составленная из смешных историй из жизни Додо (а именно такое прозвище было у Доджсона), фантазий, происшествий, окружавших Алису Мидделл, из ее друзей, знакомых, игр. Перевернутое с ног на голову, приукрашенное, сдобренное каламбурами, парадоксами и алгеброй - таким явилось на свет произведение. "Приключения Алисы в Оксфорде" - это попытка рассказать историю Доджсона-Керролла, познакомить с реальной, живой Алисой. Прекрасное издание с цветными иллюстрациями, по-детски легкое повествование. Я получил истинное удовольствие, словно окунувшись в сказку, перенесясь на много лет назад, в другую эпоху, к сказочнику и его маленькой подруге...
[200x332] Алексей Денисов
xenia
книга стихотворений
Шепот, имя любимой, ей на ухо, всеми словами, всеми голосами, только ей, на все лады. Бормотание, невнятные разговоры, потусторонний смысл. Заклинания молодых богов, чародейство, мантры имени Ее. Танка души между вотоком и западом, между высокой культурой и пошлостью, тонкая линия художественного вымысла... Чтение по лицам, телефонным будкам, телефонным книгам, протянутым ладоням, открытым умам. Чтение ненаписанных писем, отправление писем, которые некому будет читать. Беспокойная спокойная размеренная вязь строчек, как будто все - одно стихотворение. Бормотание, шепот, слова, слова, слова...
-Я вот все переживаю, как ты будешь там учиться...
-Да что, два года всего.
-Два года? А потом?!
-А потом дембель.
(с) Влад + тетя Лена
Мечты, мечты!.. А надо ботать. (с) Женька
Ты ду! Ты его не лю! (с) Vladash
То нет-нет, то есть-есть. Чаще есть-есть. (с) Зоя Михайловна
- Я практически женат. - То есть как это практически? Как немножко беременна?
(с) я + tveta
- ...Купи кальмаров!
- Ты пиво будешь?
- Не-е, я кальмаров буду.
- Не обижайся...
- Я на тебя никогда не обижаюсь.
- Нет, обижаешься. Когда я опаздываю.
- (пауза) ...значит, не надо опаздывать.
(c) я + vladash
- Давайте во что-нибудь погамимся! Не охота мне план писать...
- Давай, а во что?
- Да мне по фиг, во что проигрывать...
(с) Яша
Я брутален, как Цезарь. Ага, как Цезарь...
- Мне пришло письмо без темы, без отправителя... И вообще в нем ничего нету!
- Это спам такой убогий?..
(с) я + Андрюха
- Влад из тупинг.
- Чуво?
- Тупит (is typing)...
(с) я + Андрюха
И еще немного из уст преподов:
(с) Рябов
Вас сколько, пять групп? То есть у меня будет только одна пара на зачете, чтобы всех вынести.
Как решать квадратное уравнение? Нужно продифференцировать, получим линейное. Быстро, зато неверно.
n+1. Совсем один.
Не сбивайте меня, я сам собьюсь. А то пропущу половину, скажу, так и было.
Глупость в мундире убедительнее. Я не имею в виду вашу...
(с) Флоринский
Ничего особенного в этих доказательствах нет. Рассуждаешь и рассуждаешь, рассуждаешь и рассуждаешь, рассуждаешь и рассуждаешь. И оно в конце концов получается.
…следовательно для любого эпсилон больше нуля… ой, медленно я соображаю… такого что-о-о…
Берем все это хозяйство и цинично возводим в квадрат.
Хорошие мальчики и девочки, когда соберется комиссия, умеют доказывать эту теорему.
И пока мы сомневались, наши руки нашли друг друга, робко соединились, переплелись пальцами, все сильнее, все крепче, все неразрывнее. Мы шли, а мимо скользила вечерняя влажная набережная. И нам это мрачная, скудно освещенная улица с нависшими над водой домами казалась прекрасной, наполненной солнцем и радостью авеню, влекущей вдаль, вслед за нашими чувствами, за нашими телами, за горизонт. А через минуту я уже не представлял, как смогу отпустить эту тонкую ладошку, это хрупкое тело, эти по-детски распахнутые на мир глаза.
Ноги устали от непривычной сельской дороги, местами перекопанной или размытой. Справа сплошь коттеджи, аккуратненькие дома альпийских гномиков с разноцветными крышами на фоне густо-зеленого леса. Люди строят, стремясь своим естеством занять как можно больше территории, втиснуться между суетливыми соседями. А все равно ведь - ни заборов, ни людей... Вот мы уже и подходим к дому. Выкрашенный синей краской сруб со шпилем-башенкой видно издалека. Я удивляюсь, когда это успели пристоить башню: наверное, уже Сашка постарался, с отца-то теперь какой спрос... Мы сворачиваем в проулок, а у калитки нас уже ждут: мама, Сашка, тетя Катя... Я наклоняюсь к дочурке и отпускаю ее ручку: "Ну, беги же к бабуле!" И мама обнимает внучку, прижимает, ласкает... Жаль, что моей бабушки уже нет, она не увидит этих вострых карих глазок, прелестного личика, светлых, темнеющих к корням волос. Моя дочка, она будет именно такой.
...Я обернулся как раз в тот момент, когда он в прыжке уже готов был протаранить меня ногой, но я быстро пригнулся, и он впечатал в стену другого призрака. Мы сейчас толпились где-то в канализации, делать было особо нечего. Некотоорые развлекались подобным образом. Для нас в темноте было достаточно светло, через полупрозрачные коричневатые тела, одетые в старую давно вшедшую из всякого обихода одежду, втднелась грубая каменная кладка канализационных стен.
Кто-то схватил меня за руку, когда я уж было собирался въехать как следует тому акробату. Двое - толстый и тощий - потащили меня через стену, в потайной коридор. Коридор сопротивлялся и выталкивал инородные элементы, так что эти двое меня пихали вперед. А, понятно, над полом висела зажаренная курица, я ее достал. Толстый отщипнул кусочек: "Э-эх, испорченная..." "Будем есть?" "Пошли..."
Негр бы меня точно убил, если б я не отвлекся на эмоцию... Она... Мы лежали на полу, целовались... Ее тело, ее небольшие - как раз в ладонь - груди, короткие темные волосы, - она вселяла в меня желание. Ни с чем не сравнимая тяга растянуть момент, предаться томительному наслаждению... Пришли какие-то люди, девчонка начала играть в компьютерную игру, где я дрался с негром. Блин, думаю, проиграет же, не то она для драки выбрала - я то знаю - у него три помощника... "Давай посмотрим?" "Давай," - согласилась она...
Мы уходили, долго прощались. Моряки, солдаты, объединенные общим пониманием своей доли, обнимались. Я похлопал морячка по плечу. И закрыл дверь на ключ. Мы с ней шли по коридору, я протянул ей ладонь, и она вложила в нее свою... Какое детское счастье, как мало нужно в жизни, оказывается.
Потом все вместе долго покупали какие-то диски на общие деньги. Естественно, я принялся делить цену на всех, естественно, ни у кого денег в конце концов не осталось...
Вдвоем со спутницей едем в автобусе. Прохладный летний день, влажно, вон вроде бы и гроза собирается... По спине побежали мурашки - гроза! Нет, это просто дома вдалеке серые и расплывчатые, а за ними облако. Это разве гроза?
Гроза - это когда из-за горизонта выплывает абсолютно черная туча, плотная, осязаемая, ужасная... Она может похитрить, поиграть солнечными лучиками, скрыться, подобреть, но потом всегда с новой силой закрыть небо. И тогда... Это бешеная пляска богов, выплескивающих свою ненависть на людей, кошмарный сон, снящийся половине человечества... И из-за штормового ветра, хлещущего плетью дождя, поднятой пыли видно только на несколько метров. И голос срывается, тщетно пытаясь перекричать бушующую стихию. И ввысь поднимается темная махина урагана, сметающего все на своем пути. И в небо вздымается серая башня, сотни метров высотой, без окон, без выходов, башня, таящая в себе все страхи, переживания и всю злобу. Башня гробокопателей... И каждый раз кажется, что эта гроза, застигшая тебя в твоем таком жалком теперь домишке, для тебя будет последней... Я пережил три таких грозы.
Спутница сказала, что скоро будет война. Если появятся сафоновцы, то после второй мировой (третьей?) наступит конец света. Сафоновцы появились, раздают листочки с агитацией...
Смешение судеб, перекрестные сны...
Меня одели в подвенечное платье. Боже, я и не представляла, что будет настолько красиво! Это был мой праздник, мой триумф: белоснежное произведение искуссва, громкое заявление о своей избранности из тюля и шелка... Ничто не могло омрачить эту дату, и я заставила всех в это поверить. Жених - кто? - не пришел, не смог, не захотел. А я шествовала из церкви по булыжной мостовой, королева этого города, королева всего мира, обожаемая и превозносимая. И гости серой толпой следовали на почтительном расстоянии, восторгаясь открывшейся их взору магией...
Это был лучший день моей жизни.
Сидим в школе, в актовом зале. И занимаемся давно позабытым занятием - работой над ошибками по русскому языку. У меня немного ошибок, почти все пятерки, вот училка запятую не заметила... Брожу по залу, полному людей. В дверях показывается девушка: невысокого роста, вся в темном, очень грустная и утомленная. Это же... Земфира? Всякое может быть. За нею тут же стремглав бросаются две девчонки, и певица исчезает. Эти двое... Так продолжается несколько раз...
Я выхожу из зала. Где Ника? В рекреации в конце коридора диваны. Я убегался за этот вечер, весь вспотел, и волосы мокрыми завитушками налипли на лоб. "Ой какие кудряшки!" - с дивана вскакивает нечто и бросается ко мне - обниматься. Как она меня достала... И не только меня. Я хватаю девчонку за горло. Я даже испугался своей силы: моя ладонь была как раз с ее голову, а пальцы охватывая шею, соединялись... "Сиди на месте..." - прорычал я. - "Где Ника?" "А как же <...>?" "потом через подружек получишь." "Ника вон лежит..." Я повернулся, на диване лежала моя подруга в длиннополом праздничном платье и спала, скорчив расстроенную мордочку. Видимо, она плакала. Я не стал ее будить...
А солнце, все такое же по-летнему радостное и уже немного надоевшее своей неизменной праздничностью, мутноватым потоком вливалось в салон через грязные окна "Икаруса". И все были подвержены этой жаркой лени, этому манифесту вынужденного обнажения, нагревания и охлаждения. Но что-то было здесь не так...
Вот он, этот мост. Его прототип в нашей реальности соединяет два района города Череповца, разделенного речкой Шексной. Октябрьский мост, быть может, самая яркая из достопримечательностей скудного рабочего города. Октябрьский мост, инфернальная махина, застывшая высоко над спокойной и коварной водой; буфер между районами моей психики, промежуточное состояние, откуда, кажется, нет выхода. Этот мост без начала и конца, с торчащими балками, обрывами в омут, потайными ходами и гибнущими людьми. В общем, ничто не предвещало беды.
Вдруг водитель резко разворачивает автобус перпендикулярно мосту, давит на газ, и мы все с криком летим в воду. Автобус начал тонуть не сразу, мне удалось выбраться. А потом я через заднюю дверь вытащил сестру и передал ее суетившимся на пляже маме и дяде. Мама твердила что-то о кошельке, и я нырнул...
Это чужой сон... Так делаются сны... Смотри, смотри. Это его впечатления и картинки... Высокая церковь с янтарным светом, золотые подсвечники, скамейки, аналой, священник - святой отец - в охряной накидке... Как все реально, картинка почти не меняется! Слышишь его мысли?.. На первом ряду хор, дети шести-семи лет или второклашки... Дети... Мальчики... Бзз... Слу... Два мальчика, да, не из богатой семьи. Они поступали в лицей. У одного из друзей были способности к математике, превосходящие средний уровень, у второго нет, ему приходилось намного труднее... Тирания преподавателя... Преподавателя... Мы на уроке. Я помню, каких трудов мне стоило сюда поступить и здесь удержаться. Я помню муштру, страх и унижение. И еще: теперь у меня есть нечто большее - опыт двух жизней. Учитель спрашивает меня, я встаю из-за своей парты, распрямляюсь по струнке... Он спрашивает меня таблицу умножения, сначала проще, потом сложнее. Я отвечаю. Он спрашивает меня словарные слова. Я отвечаю. Я отвечаю на все его вопросы: для шестилетнего мальчика неплохо... Теперь я не боюсь его, и он чувствует перемену во мне. "Ты не тот, кем был раньше..." - он зло щурится. - "Протягивай руки!" Порка. Я вытягиваю вперед руки, и он бьет меня указкой по кистям и пальцам. Странно, я не чувствую боли, только вздрагиваю от ударов... Мы снимаем сон... Королевство... Тира... Сестра плачет. Забившись в каморку, уткнувшись в висящее на крючке полотенце, беззвучно и горько плачет сестра милосердия, молодая девушка. Другая, чуть старше и удачливее, пытается ее утешить. Какие могут быть утешения! Она беременна от тирана, начальника этой... этой... Врывается врач, он приносит новость, что ОН уходит с поста! "Вот видишь! Я помогу тебе, у меня хватит сил ухаживать за твоим ребенком..." Пикник, подсолнухи и тюльпаны, скатерть, трава и оливковое масло... Италия, зеленый ковер поля... Ковер... Мы ведь... Мы ведь никуда не уходили? Мы все это время оставались в этой квартире?...
Хочется что-то такое сделать творческое, большое умное! Поэму написать, нарисовать что-нибудь, или... или... или создать Сообщество одинокого критика или очередной Клуб книжных червей... Ах, тщета...
И чего бы мне не заниматься какими-нибудь нужными и полезными вещами?
Все знаю...
и крутятся в голове обрывки сотен фраз, картины сотен снов, мелодии ста песен...
И главная: Oh, yes, i'm the great pretender provocator!
Подражание Рубинштейну.
Весьма неумелое и неоднозначное.
- Привет.
- Привет!
- Он умер?
- Что?
- Он умер, понимаешь?!
- Алло! Ни-че-го не слышу! Алло! Что-то со связью. Перезвони!
- Он вскрыл себе вены.
- Да?.. Какая прелесть... Да-да. Знаешь, я сейчас не могу говорить. Созвонимся.
- Ты звонила?
- Он выбросился из окна.
- Такси-такси! Прости-прости-прости, убегаю...
- Алло, слышишь? Он застрелился.
- Ой, я сейчас в метро, поезд отходит! Я тебе перезвоню.
- Алло, привет. Ну, как у тебя дела?
- Он умер.
- Да ты что!
- Да...
- И у меня трагедия... Джинсы габановкие порвала, представляешь... И как он?
- Он? Да ничего...
- Ну, привет передавай.
- Ладно. Как, по магазинам-то идем?
- Конечно! Мы ведь давно договорились.
- Тогда созвонимся.
- Пока-пока.
Мы лежали обнявшись. Мой старый неровный диван, неверный свет из-за неплотно задвинутых занавесок. Я не представлял вообще, с кем лежу; парень это или девушка? Мой "партнер" периодически прижимался ко мне с ласками, целовал. Наконец, улучив момент, я провел рукой в районе паха: девушка. Она была возбуждена; она залезла на меня сверху, видимо уже не желая больше терпеть, и я оказался в ней. Стройное тело, черные кудряшки, блестящие глаза... "Блин, презервативы!" (Какая-то странная зависимость от контрацепции, это при почти беспорядочных связях...). Мы продолжили, но через некоторое время она стала изображать недовольство, говорила, что ей неприятно. Я чувствовал, что что-то не так, ей все нравилось, и это просто поза или вредность. Она не дала мне кончить, и я поплелся в туалет, чтобы выбросить резинку. По пути обнаружил, что на презике дыра. Весело начинается день...
Едем с Андрюхой в стареньком автобусе. Я опять дремлю. Мне думалось, почему-то по старой памяти, что проезд бесплатный, но кондукторша своим ворчанием развеяла это предположение. Когда автобус подъехал к нашей остановке, мы было замешкались и чуть не проворонили выход, так что водитель уже собирался закрыть двери и отъехать. Я вскочил, дернул Андрюху, и мы выбежали. Я словил благодарный взгляд мужичка-рабочего, который неминуемо опоздал бы сесть в этот автобус, если бы мы не опоздали с выходом. Странная местность; тут асфальт с бордюром, а тут сразу негородская природа: камни, мох, коряги... Старенький желтый автобус отъехал, задымив. Блин, сумку забыл! Метров через пятьдесят из окна автобуса вылетела моя сумка - пузатая, хозяйственная - с издевательским криком "Лови!". Она спикировала на асфальт и звякнула. Внутри была банка с вареньем...
Я направился в сторону ушедшего автобуса, крутя в руках кухонный тупой нож с закругленным лезвием. Там сразу за поворотом, я знал, где-то уже конечная остановка. Я надеялся отыскать свою сумку, вдруг еще успею (тот факт, что ее выбросили, как-то из головы вылетел). Сельский двухэтажный дом, заборы, деревья... Железные ворота, за ними какие-то здания, неширокий коридор с вагончиками-палатками, что-то продающими. Бюро находок, за прилавком дородная барышня, по всему - хамка и хабалка. На мой вопрос о сумке она что-то съязвила, мол, много вас таких тут шляется. Ничего тут не добъешься. Я взял у нее с прилавка весы и направился обратно. за спиной послышались громкие упреки, а потом топот.
Я не торопясь следовал к дороге. По пути прошел через какую-то проходную, где отдал честь пробегающему мимо милиционеру в рубашке с коротким рукавом. Отдал честь я правильно: я его старше лет на двадцать, к тому же на голове у меня кепка. Слева было какое-то здание с колоннами, возле него стояли такие же милиционеры в синих рубашках и старший чин в мундире. "Здравствуйте," - я поставил весы у их ног и поспешил удалиться. До меня долетали обрывки мыслей погони: "Так точно... Не можем... Никак нет... Он..."
Мне было невыносимо грустно и обидно. Я шел не торопясь, вертя в руках два кухонных ножа. Поравнялся с чьим-то участком; за забором стоял темный приземистый бревенчатый дом, рядом торчали такие же темные стволы деревьев. оба ножа я метнул в деревья, и, на удивление, оба воткнулись в кору. За спиной раздавались слова и мысли, женский металлический голос: "Так точно... Преследуем... Да, дом слева. Женщина и ребенок, заложники. Я уверена, он идет туда."
Громкий щелчок прервал картинку. Я проснулся.
Неплохая такая квартирка, похожа на общагу: кровати, столы, шкафы... Ребята передвигали мебель, куда-то ее уносили. "А где спать-то? Зачем они кровати уносят?" "Дак еще одна же комната есть!" И правда, за дверью оказалась маленькая квадратная спаленка с тремя кроватями и окном в углу. Уютно здесь. Что-то мне это все напоминает... Неужели... неужели мы обжили ту каморку, которую я нашел вместе с Катериной (23-24 октября 2006)?
На кухне возле холодильника стоит Серега-Крекер. Он нашел себе развлечение - брать из морозилки насквозь замороженные овощи и кидать их в форточку, наслаждаясь звуком разбивающегося льда. Холодильник надо разморозить, тут, видимо, долго никто не жил... Крекер залил морозилку каким-то розовым раствором, похожим на мороженое, который тотчас потек во все щели...
"Паш, смотри, как я научился!" Я вошел в комнату с гитарой и принялся наигрывать басовую партию песни Mylene Farmer "Alice" (впрочем, это единственная мелодия, которую я умею играть на гитаре). Мы сели на пол, появилась какая-то девушка... "Сколько ты еще будешь себе накручивать? Посмотри, что ты уже натворил! Заканчивай с этими мыслями о самоубийстве, слышишь? Оглянись вокруг..." Я молчал... Сработал старый барьер - замыкание в себе. Они были правы. Я сосредоточенно повторял разные вариации мелодии. Они правы, блин.
Комната, постепенно опускающаяся в сумерки. Похоже на то, что мы еще дети, потому что очень весело. Мы с подругой бесимся, прыгаем. Вдруг она слышит, как по коридору идет ее мама. Я прячусь за шкаф в угол; в комнату входит
Я встречаю Настю возле школы. Мы болтаем. Потом я нежно провожу ладонью по ее щеке, потом еще и еще. Ее слова становятся сбивчивы, потом очень торопливы. Ее начинает мелко трясти. Похоже, что проявляется что-то потаенное, скрытое от людских глаз, может быть, и от себя самой. Тайные желание Насти.
Во мне борятся две силы, и неизвестно, которая из них лучше. Я решаю воспользоваться моментом, и переспать с однокурсницей... Или оценить обстановку уже дома. Мы в квартире: приглушенный коричневый свет из дальней комнаты, ранние зимние сумерки, узкий коридор со шкафом. Я остаюсь в дверях, а она убегает куда-то вглубь, где скандалит со своей матерью, так некстати оказавшейся дома. Ее можно понять:одна сильная эмоция под давлением обстоятельств переходит в другую, взрывающую психику. Я обуваюсь и уже собираюсь уйти незамеченным - не хочу, чтоб ее мама меня видела; но не успеваю.
"Здрас-сте..." Этот ее какой-то заискивающий и злобный взгляд, как будто я сильнее, а она что-то против меня имеет, но таится... Брр.
Смотрю в окно. Домоуправление решило подлатать стену дома, и недалеко копошаться рабочие с краном, тросами, корзинами... Весенний прохладный денек с еще не совсем проснувшимся солнышком, хорошее настроение... Не знаю уж, чего они хотели сделать, но получилось вот что. Корпичная кладка было неровной, рабочие зацепили стену краном и потянули. И целый блок в пять этажей аккуратно выпал по окна, огласив округу грохотом. Зрелище со стороны ужасное.
В подъезде покосились лестницы, появились сантиметровые щели, некоторые перила отвалились. На первом этаже бил фонтан из оголившихся труб, а выход на улицу завалило плитой...
[200x308] Борис Кригер
Маськин
Письма Маськина к Сенеке
Сказки
С первого взгляда сие твоерние кажется камешком в огород господина Куваева и бесшабашной интернет-общественности. Ан нет. Хотя между Масяней и Маськиным можно провести некоторые умозрительные параллели - в частности их почти полную полярность во всех вопросах - эта история совсем о другом.
"Маськин", по-видимому, задумывался как очень смешная сказка для взрослых. Помните, были такие мультфильмы для взрослых, их по вечерам по Культуре крутили? Так вот и здесь. Очаровательный главный герой неопределенной видовой и половой принадлежности (вроде заяц, вроде парень, хотя Маськин его знает) ведет домашнее хозяйство, воюет с лисами, дружит с тапками, плюшевым медведем, охапочными котами (это потому что их охапками носят), ведет переписку с Сенекой.
Местами смешно, местами скучно. Много иронии, много тонких наблюдений за повседневной жизнью, ее мелкими и порой малозначительными деталями, в которых лучше всего узнаешь свою принадлежность к виду Маськиных. Дом, работа, политика, экономика, человеческие отношиения и тд и тп - все это как в учебнике рассматривается, переворачивается с ног на голову, обшучивается.
Быть может, для детей "Маськин" будет слишком взрослым, слишком заумным, слишком явен здесь этот писатель-еврей, ведущий хитроватые диалоги с читателем. И хотя в романе есть вся эта сказочная беготня, что-то все время копошится, живет отдельно от книги, герои живые, яркие, харАктерные; несмотря на все это, есть в книге кое-что, что отделяет ее от детского мира. Это особенная полуностальгия-полузависть с элементами гордости человека, покинувшего просторы Советского Союза. "Маськин" - это альбом для своих, тех, кто любит эти наши совковые черточки, тех, кто по ним глубоко в душе скучает, но виду не подает.
И не верьте рекламе, что это очень смешной роман. Юмор тут, на мой взгляд, весьма средний, в основном базируется на каламбурах и параллелизмах. И эти письма Маськина к Сенеке - бесплатное приложение, как глуповатый сиквел удавшейся картины...
Зато сказки превосходны. Стоило прочитать 400 страниц романа, чтобы после попасть в мир добрых и очень грустных сказок. Последние сто страниц стоят всего издания: "Ложечка, лампадка и вечерние дожди", "Медвежка", "О Мишке и Зайке" - истории беззащитных зверюшек, оказавшихся в жестоком и по-пелевински иррациональном мире людей. Как сказал однажды художник Грымов, "в каждом из нас с детства живет маленький гномик; со временем появляются большие дяди и тети со взрослыми проблемами. Гномик не находит себе места и уходит..." Грусть сказок Кригера - как раз об этом...
На сиденьи напротив лицом ко мне появляется полная женщина и начинает клевать носом. Тотчас же по бокам материализуются парень с девушкой. Они выглядят сонными, парень держит в руках книжку. Я знаю, что они собираются делать. Они бормочут: "Через строчки книги проникнуть... Только бы не... Нужно настроиться, и внутреннее и внешнее лица поменяются местами, и мы в ее сне... Мы проникнем в ее сон..."
Автобус опустел. Ехать далеко. Я прилег на сиденье, поджав ноги, подложив под голову сумки и подушку и укрывшись одеяльцем. В перерывах между дремотой сознание ловило редких пассажиров. Зашли бабка и, видимо, ее непутевая дочка. Старуха едко и нудно поучала женщину, как нужно правильно воспитывать детей... Я хотел сказать водителю, чтобы разбудил меня на нужной остановке. Но как только подумал о том, куда, собственно, еду, так сразу и приехал. Район Фанера нашего города, в этом дворе бабушкина квартира, я сюда жить переехал. Я принялся собираться, запихивать подушку с одеялом в пакет... Через открытые двери в салон хлынули тучи комаров. Руки, руки, я быстро двигался, пытаясь собрать вещи, но руки кололо, и ноги под джинсами. "Как же я щдесь жить буду?.."
Проснулся.
Паримахерская. Непонятно, кого я здесь жду. Мама уже давно уехала, и я решил тоже отчалить домой.
Из окна такси я смотрел на буйство рекламы. Умами в прямом смысле повелевала компания по производству кондиционеров. Огромные, накрывающие полгорода плакаты с голубой волной. Теперь они кажутся смешными в свете накатившей непогоды.
Водила высадил меня где-то на краю района. Впереди расстилалась красноватая снежная равнина, отсвечивающая от сумеречного неба. Ни домов, ни дорог, все засыпано снегом. О только тоненькая тропинка с крестиками... По ней я вышел к дому. Оказалось, что район засыпало не до крыш, а только на высоту одного этажа. Многоэтажка черной тенью внезапно выросла за моей спиной. Завернув за угол и выйдя к подъезду, я увидел сидящую возле двери маму. Она только что закончила откапывать. Она распахнула дверь и принялась что-то показывать мне в черном зеве позъезда...
Это мои детские кошмары: темный подъезд, железная дверь, тени за спиной, идущий за мной человек, красная лампочка возле лифта и своя квартира в недосягаемой выси...
"Слышишь... Вот, слышишь? Там кто-то стучит." Она ударила в стену. "Вот, слышишь, не такой звук?" Я ничего не слышал. Ледяной страх заставил меня сделать шаг вперед и... Подъезд стал ярко освещен летним солнышком. По веревечной лестнице я забрался наверх, сбросил какую-то железку. И твердил, что лестницу надо поменять. Браузер то бишь. Да, поставить пластиковые перила. Пластиковые.
Проснулся. Этот липкий страх... Что кто-то опять придет.
Ничего же не может случиться. Я боюсь, что меня напугают.
[335x500]
Я еду... Каждую ночь я куда-то срочно уезжаю. Бросаю вещи, ссорюсь с родными и кидаюсь из светлой квартиры в морозные сумерки, из темноты - в неверный уют проходящих автобусов... Я еду один, в пустом салоне, по неизвестному маршруту, с мутными окнами. Устал...
"Мама, разбуди черным вечером,
Мама, чтоб я ночь не проспал..."
Я знал, что Яша - крутой мужик, но чтоб настолько! Может. это все потому, что я такой маленький стал. Меня никто не принимал всерьез и не считал за свидетеля, поэтому мне удалось залезть в такую авантюру... Эти бандиты со старыми сумками, полными денег, на "газели"... Как они меня еще не убили, когда я к ним сунулся.
А Яша сумел их как-то перехитрить, стибрить деньги и смыться. И вот мы уже трясемся в старенькой шестерке по направлению к Яшиной деревне, он мне что-то увлеченно рассказывает. В деревне у него то ли тетка, то ли нянька... Я размышлял, как же ее не убьют, раз бандиты ехали в ту же сторону? Впрочем, он наверное все обдумал, и мы уже их перегнали.
Надо присмотреться к своему начальнику.
...серый стеклянный вокзал. Из светлого мраморного вестибюля сворачиваю в низенький уходящий вверх коридорчик. Вся эта шахтенная грязь, балки, потолок над головой, хитрые взгляды кажутся до боли знакомыми... "А парни-то все рослые, плечистые, мундиры чистые, погоны спороты... А ну-ка кыш, ворье, заточки-розочки!!" Точно, это ловушка. Я толкаю разбухшую от сырости черную деревянную дверь, но меня хватает сидящий рядом черноволосый парень. И вот уже несколько пар других рук крепко держат меня и шарят по карманам. Не более секунды я был в замешательсве. Я пытался скинуть этих прилипших ко мне грязных пацанов... Я перенесся к потолку вокзала и сбросил одного с высоты. Остальные разбежались.
(Теперь на моей совести три трупа)
За мной заходит коренастый парень с татарской внешностью, и мы из уютной квартиры ныряем в полуосвещенный подъезд. Стены на этаже густо измазаны кровью, как будто здесь кому-то перерезали горло. "Это твое?.." - лепечу я. Тот чуть заметно кивает.
Едва зайдя в пришедший лифт, мы выходим в большую комнату. Откуда-то образовался второй парень. Если первый был невысок и одет в темную толстую куртку или полушубок, то этот - повыше, в чем-то светлом. Впрочем, в свете тусклой лампочки все сливалось: стены, люди, бардак вокруг. Они что-то говорили про чемпионат, ринг, борьбу. Второй принялся сначала прикалываться надо мной, а потом учить драться. У меня все никак не получалось быстро ударить ногой в прыжке, я двигался как будто в воде. В конце концов его смех мне надоел, и я, чуть присев, сделал резкий и быстрый выпад торсом. Он упал, держась за сердце. Я попробовал было заставить его сердце снова идти внушением, но первый парень отстранил меня, закатал штанину, вытащил капельницу со шприцем, воткнутым в вену. Он что-то открыл теле второго и стал вливать туда свою светло-розовую кровь... Пришел его отец с маленьким братом и похвалил: "Вот видишь, зря времени не теряют, делом занимаются."