Однажды один из внуков ребе Менахема Мендля из Любавичей впал в глубокое уныние. Это заметили его друзья и, чтобы встряхнуть и развеселить, спросили:
— Ты чего такой грустный?
— Алеф-бейс, — был ответ.
— Алфавит? — воскликнули друзья. — Мы все вы учили алфавит, когда были ещё совсем малышами, но никто из нас не унывал из-за него. Что же ты знаешь такое, что не известно нам?
— Не весь алфавит меня печалит, — уточнил юный хасид, — а только две первые буквы, алеф и бейс.
Видя, что друзья его не понимают, он продолжил:
— С алефа начинается слово анохи, то есть «я»; с бейс — брешиитп, то есть «в начале». Теперь вам ясно, почему я так опечален?
Друзья переглянулись, поняли, что никто из них не имеет ни малейшего представления, о чём идёт речь, и пожали плечами.
— Меня волнует, — закончил молодой хасид, — что «я» всегда стоит «в начале» любых наших действий. Каждому начинанию, каждому предприятию предшествует «я». Как я могу действовать бескорыстно, если все мои усилия с самого начала небезупречны?
*а у нас Я - последняя буква алфавита:Р! За нами будущее, господа;)*
Everything's gonna be all right!
Everything's gonna be all right!
Everything's gonna be all right, yeah!
Everything's gonna be all right!
So no, woman, no cry;
No, woman, no cry!
Будь, пожалуйста,
послабее.
Будь,
пожалуйста.
И тогда подарю тебе я
чудо
запросто.
И тогда я вымахну -
вырасту,
стану особенным.
Из горящего дома вынесу
тебя,
сонную.
Я решусь на все неизвестное,
на все безрассудное,-
в море брошусь,
густое,
зловещее,-
и спасу тебя!..
Это будет
сердцем велено мне,
сердцем велено...
Но ведь ты же
сильнее меня,
сильней
и уверенней!
Ты сама готова спасти других
от уныния тяжкого.
Ты сама не боишься ни свиста пурги,
ни огня хрустящего.
Не заблудишься,
не утонешь,
зла не накопишь.
Не заплачешь
и не застонешь,
если захочешь.
Станешь плавной
и станешь ветреной,
если захочешь...
Мне с тобою -
такой уверенной -
трудно
очень.
Хоть нарочно,
хоть на мгновенье,-
я прошу,
робея,-
помоги мне в себя поверить,
стань
слабее.
Сказал, что у меня соперниц нет...Ахматова
Сказал, что у меня соперниц нет.
Я для него не женщина земная,
А солнца зимнего утешный свет
И песня дикая родного края.
Когда умру, не станет он грустить,
Не крикнет, обезумевши: «Воскресни!»
Но вдруг поймет, что невозможно жить
Без солнца телу и душе без песни.
...А что теперь?