Он бледен, тонок, прям.
Сегодня я с утра молчу,
А сердце - пополам.
На рукомойнике моем
Позеленела медь,
Но так играет луч на нем,
Что весело глядеть.
Такой невинный и простой
В вечерней тишине,
Но в этой храмине пустой
Он словно праздник золотой
И утешенье мне.
3 ноября 1910
Киев
Всем привет! Я новенькая в этом сообществе!
Размещаю здесь свой рассказ. С нетерпением жду отзывов!
И если не сложно, оставьте отзыв у меня в дневнике. заранее спасибо.
Предупреждение об авторском праве: все права на данное произведение принадлежат Кабарге Элхе (Егорихиной Валерии). Любое коммерческое использование без согласия автора (плагиат) преследуется по закону.
Размещать рассказ на своем сайте только с согласия Автора, с обязательным указанием ссылки на сайт http://www.liveinternet.ru/users/1100660/.
Видение Ариши.
Ариша сидела в полумраке и задумчиво смотрела на пыль на подоконнике. И ей было все равно, что мама велела ее стереть. Девочке было просто лень.
Неожиданно она увидела, что по пыли кто-то бежит.
Девочка пригляделась, и увидела, что это были сани, запряженные пятеркой собак. Их гнал человек, одетый в куртку-Аляску, стоящий сзади на полозьях саней. А за ними гналась стая белых волков.
Ариша испугалась за человека и собак, схватила тряпку, и провела между волками и санями черту.
Волки остановились у глубокого обрыва и завыли. Сани поехали дальше и исчезли за одним из комочков пыли.
Девочка перевела взгляд на волков. Они поймали белого оленя, убили его и ели его мясо. Арише стало жаль оленя, и она чуть было не смахнула волков тряпкой. Но тут из облупившейся от подоконника краски вышла стайка крошечных волчат. Они подбежали к оленю и тоже начали есть.
Ариша боялась пошевелиться, чтобы не развеять это видение. Но она как-то неловко вздохнула и… поднялся ураган. Волки оставили тушу оленя и скрылись в пещере.
Ариша увидела, как идет человек, ведя под уздцы оленя. Им было сложно идти по буре, но они шли. Олень низко наклонил голову и увязал ногами в снегу. Человек закрыл рукой лицо, и тоже продолжал идти, почти слившись со снегом…
И тут буря унялась. Наступила тьма. Человек очень внимательно посмотрел наверх, и пошел дальше.
Ариша тоже посмотрела, куда глядел человек. И ахнула от изумления. Над ней плавали звезды!
Миллионы, миллиарды алмазов плавали в воздухе и сияли.
Ариша подняла руку и прикоснулась к звездам. В тот же миг звезды замигали и засияли словно радуга. Человек поднял глаза на сияние и улыбнулся. Он стоял долго, глядя на небо, пока олень не уткнулся ему носом в руку. Тогда человек взял его под уздцы и пошел дальше.
Вскоре они подошли к небольшому селению с деревянными домами, и человек завел оленя в загон, а сам вошел в дом.
Ариша нагнулась, чтобы посмотреть, что делает у себя в доме человек, но шторы на окнах были плотно задвинуты.
Ариша осторожно вздохнула, чтобы не вызвать новую бурю, и посмотрела опять на звезды. Среди них все так же продолжало полыхать северное сияние.
Ариша подняла руку и случайно задела несколько звезд. Они начали падать. Из домов вышли люди, чтобы посмотреть на звездопад.
Девочка осторожно встала и включила лампу.
Снег (почему-то снег, пыли уже не было) тут же начал таять и появилась зелень. Всюду начали распускаться цветы.
Люди тут же сняли теплую одежду, взяли в руки мотыги и направились работать. Они сеяли и пахали, земля давала урожай. Они косили сочное сено и складывали его в стога.
Девочке стало любопытно, видят ли ее люди, и она помахала им. Но люди никак не отреагировали. Тогда Ариша решила тронуть кого-нибудь, чтобы ее заметили.
И только она так сделала… как все видение исчезло. На месте людей, волков, оленей и снега стала горка пыли.
Ветхая избушка
Вся в снегу стоит.
Бабушка-старушка
Из окна глядит.
Внукам-шалунишкам
По колено снег.
Весел ребятишкам
Быстрых санок бег...
Бегают, смеются,
Лепят снежный дом,
Звонко раздаются
Голоса кругом...
В снежном доме будет
Резвая игра...
Пальчики застудят, -
По домам пора!
Завтра выпьют чаю,
Глянут из окна -
Ан уж дом растаял,
На дворе - весна!
Как-то раз один человек вернулся поздно домой с работы, как всегдаусталый и задерганный, и увидел, что в дверях его ждет пятилетный сын.
- Папа, можно у тебя кое-что спросить?
- Конечно, что случилось?
Светло-пушистая,
Снежинка белая,
Какая чистая,
Какая смелая!
Дорогой бурною
Легко проносится,
Не в высь лазурную,
На землю просится.
Лазурь чудесную
Она покинула,
Себя в безвестную
Страну низринула.
В лучах блистающих
Скользит, умелая,
Средь хлопьев тающих
Сохранно-белая.
Под ветром веющим
Дрожит, взметается,
На нем, лелеющем,
Светло качается.
Его качелями
Она утешена,
С его метелями
Крутится бешено.
Но вот кончается
Дорога дальняя,
Земли касается,
Звезда кристальная.
Лежит пушистая,
Снежинка смелая.
Какая чистая,
Какая белая!
Человек, который не мог плакать.
В одном красивом доме, неподалеку от городка Хомбург, жил граф Балдрик; был он человек богатый. Многие дома во Франкфурте принадлежали ему; его замки встречались повсюду. Говорили, что владения графа столь обширны, что не хватит и суток, чтобы выйти за их пределы.
У графа Балдрика было несметное количество слуг и охотничьих собак, но он никогда не прибегал к их услугам. Стол его ломился от обилия яств; но часто граф вставал из-за стола, так ни к чему и не притронувшись.
В погребах Балдрика хранились лучшие рейнские, французские и венгерские вина. Подавались они в золоченых сосудах из серебра. Но нередко он ставил кубок обратно, едва пригубив его содержимое.
А дело было в том, дорогие дети, что этому пресыщенному богатствами человеку недоставало одного: слез. Да-да! Слез! Ибо он совсем не мог плакать!
Ни радость, ни страдание не могли вызвать у графа Балдрика даже крошечной слезинки. Умер отец, но он не заплакал. Умерла мать, и он не зарыдал. Скончались двое его братьев, а он не смог проронить над их могилами ни одной слезы.
Не смог он заплакать и от радости, когда через десять лет после свадьбы жена, наконец, родила ему дочь.
Однажды, когда Лие — так звали графскую дочь — уже исполнилось четырнадцать лет, она вошла в кабинет отца и увидела, что тот сидит в темном углу и горестно вздыхает.
— Что с вами, батюшка? — спросила она. — У вас такой печальный вид...
— Мне в самом деле страшно тяжело, доченька. Умер мой по-следний брат, дядя Карл.
Лия очень любила дядю Карла, приносившего на каждый Новый год какой-нибудь приятный подарок.И потому, узнав от отца печальную весть, она залилась горючими слезами.
— Бедный дядя Карл! — проговорила Лия сквозь слезы.
— Счастливая... Она может плакать! — прошептал граф, с завистью глядя на дочь.
— У вас такое горе, а вы не плачете... Почему, батюшка? — спросила Лия.
— Увы! — отвечал тот. — Слезы — это небесный дар. Блажен, кто может плакать, ибо свое страдание он выплакивает вместе со слезами. Моя же участь печальна.
— Но почему?
— Потому, доченька, что Господь отказал мне в том, что дал последней твари: слезы.
— Господь отказал в них вам, он же и даст!.. Я стану так усердно молиться, что он вернет вам слезы!
Но граф лишь покачал головой.
— Судьба моя решена. — проговорил он. — Я должен по-гибнуть оттого, что не могу плакать. В тот миг, когда мое сердце переполнится слезами, а глаза будут готовы их пролить — я умру.
Лия встала на колени и протянула руки к отцу.
- Нет! - воскликнула она. - Вы не умрете! Должно же существовать средство вернуть вам слезы! Назовите мне его, и я его достану.
Балдрик заколебался, будто действительно знал такое средство. Но добыть это средство, похоже, было не под силу юной девушке. И, не проронив ни слова, он вышел.
Он не спустился к ужину.
Напрасно Лия прождала его и к завтраку. Пришел слуга и сказал девушке, что Его Светлость просит ее подняться к нему в кабинет.
ия тут же встала из-за стола и направилась к отцу.
ак и накануне, она нашла его полулежащим в своем кресле. Лицо графа было страшно бледным, как у покойника.
— Любезное дитя мое, — начал он, — мое сердце уже так полно горя, что вот-вот разорвется на части. Слезы бурлят в нем, как горный поток, готовый прорвать плотину... И, поскольку кончина моя близка, я позвал тебя, чтобы сказать, что на мне лежит кара за преступление, которого я не совершал.
- О, говорите, говорите, батюшка! - воскликнула девушка. — Может, вам удастся заплакать!
обреченным видом граф покачал головой и промолвил.
- Я хочу рассказать тебе, как случилось, что Господь лишил меня слез... Слушай же...
«Дед мой был жестоким человеком и за пятьдесят лет жизни не пожалел ни одного нечастного. Сам он отличался отменным здоровьем. Богатства его были несметными. «Болезнь, - говорил дед, - это плод воображения, а нищета - результат беспорядка.» Когда ему сообщали, что такой-то забоел, он отвечал, что тот навлек на себя болезнь либо беспорядочной жизнью, либо неправильным питанием. Так что ни бедняк, ни хворый не вызывали у него жалости и не огли рассчитывать на его помощь.
Хуже того, сам вид несчастных был ненавистен деду, а слезы доводили его чуть ли не до бешенства.
Однажды ему сказали, что в округе появился волк, и что зверь наделал уже немало бед: зарезал несколько овец и лошадей, покалечил кое-кого из крестьян. И тогда, скорее из нежелания слышать жалобы и видеть пострадавших, чем из милосердия, дед решил изгнать из своих земель разорявшее их чудовище.
Он созвал соседей, и охотники пошли в лес. Ночью одному ловкому егерю удалось найти логово
Много лет назад Дьявол решил продать все инструменты своего ремесла. Он аккуратно выставил их в стеклянной витрине на всеобщее обозрение. Что это была за коллекция! Здесь был блестящий кинжал Зависти, а рядом с ним красовался молот Гнева. На другой полке лежали лук Жадности и Желания, а рядом с ним живописно разместились отравленные стрелы Вожделения и Ревности. Еще там были орудия Страха, Гордыни и Ненависти. И все они были прекрасно представлены и снабжены ярлыками с названием и ценой.
А на самой красивой полке, отдельно ото всех остальных инструментов, лежал маленький, неказистый и довольно потрепанный на вид деревянный клинышек, на котором висел ярлык "Уныние". На удивление, цена этого инструмента была выше, чем всех остальных вместе взятых.
Один прохожий спросил Дьявола, почему он так дорого ценит этот странный клинышек, и он ответил:
— Я действительно ценю его выше всех, потому что это единственный инструмент в моем арсенале, на который я могу положиться, если все остальные окажутся бессильными.
И он с нежностью погладил деревянный клинышек.
— Если мне удается вбить этот клинышек в голову человека, — продолжал Дьявол, — он открывает двери и для всех остальных инструментов.
Он улыбнулся и добавил:
— Нет ничего смертоноснее уныния.
Вот пытаюсь, зиму зазвать )
Знать, вчера недаром кошка
Умывала нос:
Грязи нет, весь двор одело,
Посветлело, побелело -
Видно, есть мороз.
Не колючий, светло-синий
По ветвям развешен иней -
Погляди хоть ты!
Словно кто-то тороватый
Свежей, белой, пухлой ватой
Все убрал кусты.
Уж теперь не будет спору:
За салазки да и в гору
Весело бежать!
Правда, мама? Не откажешь,
А сама, наверно, скажешь:
"Ну, скорей гулять!"
Стоят деревья у воды,
И полдень с берега крутого
Закинул облака в пруды,
Как переметы рыболова.
Как невод, тонет небосвод,
И в это небо, точно в сети,
Толпа купальщиков плывет —
Мужчины, женщины и дети.
Пять-шесть купальщиц в лозняке
Выходят на берег без шума
И выжимают на песке
Свои купальные костюмы.
И наподобие ужей
Ползут и вьются кольца пряжи,
Как будто искуситель-змей
Скрывался в мокром трикотаже.
О женщина, твой вид и взгляд
Ничуть меня в тупик не ставят.
Ты вся — как горла перехват,
Когда его волненье сдавит.
Ты создана как бы вчерне,
Как строчка из другого цикла,
Как будто не шутя во сне
Из моего ребра возникла.
И тотчас вырвалась из рук
И выскользнула из объятья,
Сама — смятенье и испуг
И сердца мужеского сжатье.
1956
Бьют часы. Бегут мгновенья.
Вечер вспыхнул и погас.
И настойчивы мученья
В этот поздний горький час.
Луч Луны кладет узоры
На морозное стекло.
Сердца трепетные взоры
Ищут правды, видят зло.
Нет отрады, нет привета
Вне Земли и на Земле,
В царстве солнечного света,
И в холодной лунной мгле.
Мир молчит, а сердце внемлет,
Мчатся годы и века,
Не заснет и не задремлет
Неустанная тоска.
В Небесах плывут Светила
Безутешной чередой,
И бессменно и уныло
Тучи стелются грядой.
Зло с добром, печаль с мечтою
Нераздельная семья,
И бесцельной Красотою
Вспыхнул светоч Бытия.
И как будто кто-то тонет
В этой бездне мировой,
Кто-то плачет, кто-то стонет
Полумертвый, но живой.
И бегут, бегут мгновенья,
Новый вечер вновь погас,
И настойчивы мученья
В этот поздний горький час.
И напрасно ищут взоры
Разгадать добро и зло.
И Луна кладет узоры
На морозное стекло.
(1895)
Божий Ангел, зимним утром
Тайно обручивший нас,
С нашей жизни беспечальной
Глаз не сводит потемневших.
Оттого мы любим небо,
Тонкий воздух, свежий ветер
И чернеющие ветки
За оградою чугунной.
Оттого мы любим строгий,
Многоводный, темный город,
И разлуки наши любим,
И часы недолгих встреч.
(1914)