Где вы теперь, кто вам целует пальцы?
По ночам в пустой и холодной квартире страшно. Меня трясет и колотит от гнева и ярости.
Я уже не понимаю, трясутся ли мои руки холода или от отсутствия сна. Вижу ли я голых женщин с своей квартире в половине четвертого утра, потому что третьи сутки без сна или потому что я лишилась ума? И нормально ли то, что я пью в одиночку, танцую, слушаю, снова пью? - и мне кажется, что в этой комнате ничего кроме меня и джаза нет, мы едино сливаемся друг в друга, воплощаясь в томный танец без времени и условий.
В этой бешеной спешке мы потеряли самих себя. Обернись. Покажи мне свое лицо. Я хочу видеть тебя. Настоящим. Смотреть, как расширяются зрачки твоих широко открытых глаз. Остановись.
Давай, я опять буду тебе вслух читать Елинек с вином с руке, потом ты. Мне так нравится, как ты проглатываешь букву "р", как борешься со сном - в тексте нет видимых логических связей и осязаемого сюжета. Наши тела, точно-точно выковал один мастер, мы настроены на одну и ту же температуру плавления, никогда еще прежде не было это всецело похоже на крайнюю степень забвения - перетекать друг в друга, плавиться и гореть. Как ты думаешь, смогли бы мы слиться в твердый сплав - оборону против этого мира?
Я прокляла все эти условности и запреты, правила поведения, этику, нормы. Мои подруги говорят: ты как будто вся дрожишь, этот взгляд-напряжение, острый больной ток течет по твоим венам, уже не кровь. Да, я дрожу, я крайне внимательна - я разгуливаю по лезвию ножа уже долгое время. Успевай еще отражать нападки старых коршунов. Гори все в аду: интриги, формальности, лицемерие - я снова слушаю реквием, снова схожу с ума. Я просто выдохлась. У меня нет сил на вас.
В половине второго ночи, изрядно пьяная, я из последних сил пытаюсь объяснить: мне ничего не нужно, вот я сейчас трогаю твои руки лишь потому что я хочу этого, именно сейчас, единственно верно - принимать события, свои чувства, слушать их, отдаваться. Ничего не существует кроме вот этого самого момента, концентрации пространства и чувств внутри тебя - отпусти, прекрати проклинать нашу встречу, думать о том, что будет потом (потом ничего не будет; будет все хорошо). Ты хлещешь водку и зло смотришь на меня. Единственная свобода существует в абсолютном принятии происходящего. Осознавай. Люби. Получай удовольствие сейчас, а не когда-либо. Завтра ты уезжаешь, представь какой кайф, когда в сердце щемит от мысли об ускользающем, будет медленно вытекать, как песок сквозь пальцы, это ты, это я, будет все еще бить оставшимся электричеством с кончиков наших пальцев.
Я обещаю, не буду писать, ни звонить, ни просить о встрече - буду с иголками в теле улыбаться, храня нас у себя под кожей.
Kiek daug šviesų šitam mieste
Ir aš apsvaigus
Šoku jam
Tokia basa, tokia nuoga
Jog jis nemato
Остановись.
Для моего нового эксперимента от тебя потребуется отрастить длинную косу и обвязать её вокруг моей шеи. Таким образом нам и удастся проверить, у кого - талант уходить, а у кого - талант удерживать людей, какой страх сильнее - быть задушенным или что с тебя сдерут скальп заживо. Что, уже бежишь в свою парикмахерскую без записи? То-то же.
Маленькие жизни, что ты обещал прожить с разными людьми и не собираешься проживать ни с кем другим, разбивают твою жизнь на части. Когда человек любит тебя, то обязательно замечает какие-то несусветные мелочи, которые других, если они их и замечают, скорее раздражают: как ты постоянно дергаешь головой, когда психуешь, как строишь предложения, когда злишься, где оставляешь чайные пакетики (да повсюду, блядь), сколько кубиков льда добавляешь в виски, как нелепо называешь обычные вещи просто потому что привык с детства их так называть. Мелочи, обычные мелочи, твоя ебаная человечность и уязвимость. Это чудовище просто взяло и бесцеремонно разглядело в тебе человека. Оно может даже не понимать, чем твоя голова занята постоянно, но в нужный момент возьмет и принесет именно то, что тебе нужно. Вот сука, а? А если я не люблю, а если мне потом с этим как-то жить придется? И, конечно, хлопнет потом дверью и скажет, что я буду жалеть о такой всю жизнь.
Соберу эти ебучие осколки, выложу по краям перевернутого зонта, а в центре положу все эти ебучие мелочи, пусть горят. Гори-гори ясно, чтобы не погасло. Привет советскому кинематографу, яппи-я.
[400x600]