Йопаный насос, каг же уже заипали тему детей эксплуатировать... сёня очнулся на пассажырском сиденье ауто, воткнул против обыкновения не в журнал и не в бук, а на улицу, на стриты, таксзать, нашей злолюбимой Москвы. Бабье лето, солнце в глаз, море машин, все - как всегда, куда всегда, зачем всегда... и впереди всего этого великолепия - огромный... нет, обычный - в Москве ведь все огромное - рекламный щит - аптечная сеть, "Старый калекарь" или как ее там - и фотография сдерживающего плач ребенка. Ребенок вот-вот заплачет - а они фотографируют, ссуки, а они бабло на нем рубят, уебаны плюшевые... акция у них - подари улыбку ребенку! Пидарьё картонное, ну в какую же пизду вас обратно засунуть, хуесосы ебаные, то браслеты у них в довесок к картошке или инсулиновым шприцам, то красный нос с добрым сердцем, теперь вот волшебная чудо-карточка - купи, и пусть все эти засранные дети от тебя отъебутся наконец! Давай, мэн, ты же занятой человек, хули тебе дела до этих детдомовских/неблагополучных/беспризорных опсосов, тебе НЕКОГДА о них думать, тебе НЕЗАЧЕМ о них заботиться, они занимают место в твоей голове - а мы тебе поможем, купи браслетик там, красный нос кинь в багажник между запаской и домкратом, карточку запихни в бумажник между кредитками и дебетками - и эта рвань от тебя отъебется, вот этот вот пацан - видишь, он перед объективом плакать собрался, сунь ему в прорезь рта нашу чудо-карточку - и он улыбнется тебе, великодушному, щедрому, сердечному и добродетельному. И вечером ты заснешь - тоже с улыбкой, и подумаешь, что ты такой пиздатый чувак, что на работе у тебя все охуительно, и что к тридцати пяти ты станешь зарабатывать столько, что - может быть, если не забудешь, как и зачем это делается - заведешь СЕБЕ ребенка, и у него будет все - няня, хороший детский сад, дорогие игрушки, приличная школа, блестящее будущее... и его, наверное, не будут доводить до слез, заставляя сниматься в рекламе продавцов презервативов и постинора... аминь, подумаешь ты, и закроешь глаза, и заснешь, и где-то в багажнике твоей машины, между запаской и домкратом, мигнет и погаснет красный нос, стукнет и остановится доброе сердце...

ну да, бывает такое, опаздываю иногда... бум бороццо

-Ты знаешь, - говорит он удивленно, со смущением и недоумением, перед жадным вдохом, - я, кажется, кончил.
Ни задрочки, ни минета, ни на полшишечки во что бы то ни было. Без всякого массажа, голым намыленным телом или сухими жесткими пальцами, даже за ухом никто не почесал. Просто – увидел, и все, выстрел.
Вот урод.
Кислая улыбка, поглаживание волосатого животика, где – какая мерзость – вольготно раскинулась половина Китая в мутном киселе обреченного на безвестность выплеска.
- Это ничего, ты просто устал.
Ноль.
Тупая дура.
Да, он мудак, он не взял и не трахнул ее, он просто спрыснул себе на живот, просто так, глядя, как она раздевается. Он, ценитель и ярый защитник порнухи, знающий толк в бабах, перепробовавший всяких и не разочаровашийся ни в одной – он произвел самострел и подлежит суду военного трибунала.
Он - активист движения за легализацию порно и легких наркотиков, у него татуировка на плече – обнаженная девушка, обвитая листом марихуаны. Он считает порно искусством и готов до хрипоты доказывать, что оное таковым и является, он презирает одних режиссеров и фотографов и уважает других. Он с брезгливостью относится только к детской порнографии.
Случай был такой в детстве. Однажды его мать забирал с работы отец, и то ли пробка какая случилась, то ли банально машина сломалась – второе вероятнее, откуда в то время взяться пробкам – из группы продленного дня в школе его забрала соседка, девушка двадцати лет с шикарными – это он позже понял – волосами. Уложив его спать – после программы «Спокойной ночи, малыши» - соседка ушла в ванную и через полчаса напевов в душе вернулась, с мокрыми волосами, завернутая в бледно-розовое махровое полотенце. Убежденная, что он спит, соседка скинула полотенце и одела неуклюжую советскую пижаму, выдававшуюся в то время за кимоно. Потом она легла в постель рядом с ним, а он не понимал, отчего это у него так бьется сердце. Девушка, уже засыпая, ласково потрепала его взъерошенные волосы, и он внезапно кончил, с испугу подумав, что умирает. Потом он с ужасом осознал, что описался, и побежал в туалет, и обнаружил, что все гораздо хуже, что ссаки липкие и мерзкие, как сопли, и не выйдет, как прежде, торопливо пихнуть все между ребер батареи и наутро одеть, как ни в чем не бывало.
Тот детский случай, он часто смеялся над ним в компании хороших друзей, но ни одной девушке он не рассказывал о своем настоящем «первом разе».
А теперь вот она зашла, ну точь-в-точь как тогда соседка, и такая же темнота, и так же скинула полотенце, и одела игривую шелковую пижамку, и подошла к ореховой двуспальной кровати немецкого гарнитура, легла на атласные простыни, выбранные недавно в бутике постельного белья, и он кончил.
Такой волшебный образ, такое теплое состояние, такое светлое чувство возвращения в детство, от этих зверюг в костюмах от Белиссимо Итальяно, от гонки в беличьем колесе, от пробок, наличных и чеков, и счетов за квартиру, и разбитого левого поворотника.
Потом он выпил кофе, подумал, плеснул в следующую чашку коньяку и тоже выпил, сходил в душ, вернулся в спальню, бесцеремонно разбудил ее и банально трахнул, долгим и твердым вторым разом, снова в душ и снова трахнул, не дав проскочить в душ ей самой. Сытая, она счастливо уснула, закопавшись пальцами в шерсть у него на груди. А он покурил, хмыкнул и погасил ночник, предварительно проверив, включен ли будильник.

а кули песать када нихто нечитает?
а нада.
мысль накануне выходных: йобаный детмарос. выходных не будет.
и отпуска не будет. долгожданного-долгоношенного отпуска, неделя крым, неделя ростов плюс нашествие три дня. нашествие будет - выкручусь - отпуск хуй.
отменили.
посочувствовали?
теперь поздравьте.
отпуска не будет, потому что с первого ноль восьмого - приступаю к обязанностям начальника отдела. йоптыть. не того, которого хотел, но объективно круче. что я могу сказать? повезло бабе маше.
поздравили?
теперь недоумевайте.
в деньгах теряю полштуки баксов в месяц. есть вполне реальная возможность через три месяца вернуться на прежний уровень, но не факт, что без назначения через три месяца моя нынешняя зарплата осталась бы той же.
почему согласился?
а вы как думаете?

В колонках играет - пилот ч/б
Настроение сейчас - акуенае

разогнал свой драндулет до 170... ВАЗ - в отставку. ну, через пару месяцев. аппаратик, кстати, с сюрпризом достался, если начинать втыкать с первой не по оборотам, а банально "тапок в пол", торпедирует очень сносно. ододрал как сучку некую десятку и порядком хапнул адреналина, когда неожиданно увидел красный свет и бочину бодренько бегущего лендровера. оклемался на мкаде и тогда заполучил искомые 170... стало страшно - таз есть таз, прыгает как лягушка.
все. хочу Машину.

В колонках играет - DJ Renat
Настроение сейчас - oуеь!!!

...и за это время успел купить машину, заплатить на ней два штрафа (превышение скорости ессно)))и поучить вождению (на ней же)ооочень красивую девушку. даже не знаю, что мне больше понравилось. но! больше никогда не буду покупать машину у женщин. это просто каторга, не считая того, что не самое симпатичное в округе существо постоянно строит глазки, выторговывая себе лишний полтинник зелени.
на след. выходных собираюсь ехать в питер на своих четырех)))

[700x525]

В колонках играет - Слот "Бумеранг"
Настроение сейчас - предбудничное

Ролик «Социальная реклама. ПДД»
1. На экране – молодой мужчина в костюме, сидящий за рулем новой иномарки; камера снимает его через опущенное стекло; мужчина говорит, глядя в камеру:
- Меня зовут Андрей, мне 35 лет, я бизнесмен. Жизнь – очень динамичная штука, всюду нужно успеть – на работу, на деловую встречи, и жена с детьми дома – ждут вечером, пока не поцелую каждого – не заснут. Так что – надо успевать!
Окно автомобиля закрывается, автомобиль быстро трогается с места и уезжает, камера переходит на противоположную полосу движения.
2. на экране в автомобиле на противоположной полосе – молодая женщина, смотрит в камеру и говорит через опущенное стекло:
- Меня зовут Наталья, мне 30 лет, я мать двоих детей и жена замечательного человека. Домохозяйкой быть непросто, хлопоты по дому, детей в школу отвезти и забрать их вечером, в магазин за продуктами - хочется мужа и детей порадовать вкусным ужином. Так что – медлить некогда!
Камера переносится в сторону светофора, где на красный свет стоит небольшой грузовик, за рулем – немолодой мужчина в спецовке.
3. Мужчина, улыбаясь, говорит какие-то прощальные слова в трубку мобильного телефона, откладывает телефон и, улыбаясь, говорит в камеру:
- Меня зовут Петр, мне пятьдесят два года, я работаю водителем-экспедитором в супермаркете. Продукты у нас всегда должны быть свежими и вкусными, поэтому приходится поторапливаться, чтобы радовать наших покупателей. Но я за рулем уже свыше тридцати лет, так что не переживайте – не опоздаем!
Камера переносится во двор жилого дома рядом с дорогой. Во дворе стоит мальчик лет 10-12 с футбольным мячом, смущенно улыбается и отводит глаза, стучит мячом об землю.
4. Камера снимает переминающиеся ноги мальчика, руку с мячом, испачканную футболку, его улыбающееся лицо.
- Меня зовут Витька, мне 10 лет, я учусь в школе, люблю футбол, журналы с машинами, маму, папу и сестренку. Я брал у одноклассницы Светы учебник и должен был сегодня вернуть его, но меня сбила машина, и я умер в больнице. Света, извини, я еще не знаю, что такое жизнь, но в ней, наверное, трудно все успеть.
Камера берет крупным планом лицо ребенка, мальчик задумывается, подбирает слова.
- Так что не спешите так сильно, пожалуйста.
Свет уходит, следующим кадром – запорошенные снегом автомобили Андрея, Натальи и Петра, на всех – повреждения, которые возникают при ДТП с наездом на пешехода.
На фоне картинки красными буквами проступает слоган:
НЕ СПЕШИ…
Фон медленно гаснет, под слоганом появляется белыми буквами цитата статистики ( за такой-то год в РФ под колесами автомобилей погибли столько-то детей).

В колонках играет - какая-то клубешная муза...
Настроение сейчас - бодрое утреннее

с добрым утричком... ууу, скоро покупаю машину. руки чешуца. разобью ведь к черту... зато! забуду про это долбаное метро в моменты отсуцтвия брата с машиной))) машинку мне выберут под мои деньги наилучшую - хорошо дружить с автомастером! начальство, заплати мне мои деньги, мне не терпица...

утро выходного дня. проснулся вез восьми семь. лучше бы так просыпался в рабочие дни, хотя бы без семи восемь...
лоханулся, повелся на объяву о закрытии собачьего питомника в обнинске. типа возьмите щенков лабрадора и немецкой овчарки, а то усыпят. позвонил - парень срывающимся от заебаности голосом сказал, что объяву написал какой-то мудак (дословно). да, мудаки - самая распостраненная и неистребимая нация на земле.
дел так много, что выходной в плане отдыха можно смело считать похеренным. и любимый вид отдыха, по которому давно скучаю - охота в общественных местах на симпатичных девушек - в который раз отменяецо. в опщем, бездарны дела твои, человече, и имя им - легион.

[448x336]
В колонках играет - Пилот "Где ты"

помню детские разговоры после школьных занятий, с каждый день новой марки сигаретой в зубах, несусветная чушь вперемешку с кашлем от непривычного в тринадцать лет курения. только-только девяностый год, вокруг все ощутимо шевелится и крутится, появляются иномарки...
"американцы ваще придумали из дерьма доставать золото. у них специальные такие заводы есть, куда канализация приходит..."
далее разговор сворачивал на американские тачки и на то, что наши ракеты все-таки круче и больше. потом снова закуривали.
а сейчас?
сейчас мы такие глупые разговоры не заводим. и давно знаем, что американские тачки прожорливы и вообще утюги, хочу европейца пригнать трехлеточку, а может, у соседа забрать праворульную японку, а ракеты наши...
и добываем золото, каждый на своем заводе, каждый из своего дерьма, каждый день.
и очень переживаем, когда сырье кончается.
многие становятся очень богаты.

вчера ходил на "питер fm". очень впечатлило, захотелось поехать в питер... потом осознал, что ехать одному в питер - извращение, и решил: поеду, когда будет с кем. и, черт возьми, как же хочется попасть на белые ночи!

Оградите детей от табачного дыма,
Защитите людей от бесплодных идей,
Постарайтесь укрыть пробегающих мимо,
Оградите детей от огромных грудей.
Угостите детей коньяком и конфетой,
Пригласите на свадьбу незваных гостей,
Пожалейте прохожих, укройте газетой,
Угостите детей, не ломая костей.
Накачайте детей коноплей, кокаином,
Разрешите кому-то кого-то убить,
Позволяйте отцу издеваться над сыном,
Накачайте детей, чтобы их усыпить.
Утомите детей болтовней о высоком,
Затаскайте в беседах добро и мораль,
Обварите надежду желудочным соком…
Утомились? Устали?
Мне искренне жаль.

На паутине сизого дымка
Осеннее удерживалось небо.
Собака грызла корку хлеба,
Листва плясала гопака.
Под ветром плыли рябью блюдца луж,
Окурок, зашипев, вспугнул воды зеркальность
И, словно извиняясь за банальность,
Лобзал жене ладони пьяный муж.
Цыгане скучно ныли погадать,
Шофер ругал свою машину матом.
Страницы желтых пресс пестрели компроматом.
От солнца нисходила благодать.
Автобус, опоздав уже на час,
Никак не собирался появляться.
Торговец музыкой, мечтая отоспаться,
Крутил блатные песни на заказ.
Вверху неспешно плыли облака,
А снизу с равнодушием казалось,
Что небо странным образом держалось
На паутине сизого дымка…

Чертополоса.
Через лесополох
Чудные нудеса
В пятнах блох.
Царапины от ключей
В пьяной двери рая –
Кусками от ночей
Воскрешаю,
Дыханием льда
Грею ноги
Бреда на города
Убогие.
Костылявый.
Без ритма в душу.
Левой рукой, правой.
Все разрушу.

Руки грязные. Мысли в обнимку
С сигаретным дымом.
Кошка просит погладить спинку –
Не угадала: мимо.
Где-то – не знаю, где – небо.
Моя до клочка только
Земля да кусок хлеба,
Да луны белая долька.
А так летать хотелось…
Но нет, не растут крылья.
И небо куда-то делось…
Земля: тротуар с пылью.

Арчибальду уже все равно,
Что он трус, идиот и гавно.
Парус к лодке приладил – и в путь,
На далекие страны взглянуть.
Пусть и нет этих стран ни шиша –
Иногда и мечта хороша.
Особливо, когда фатерлянд
Заебал от коленок до гланд,
И в особенности когда
Телефонов молчат провода,
Когда ночь на коленях сидят,
А под утро отводят свой взгляд,
Когда все – начинай с поутру –
Не ведет ни к какому добру,
Когда череп звенит пустотой –
Почему бы не жить лишь мечтой?
Арчибальдова лодка в волнах
Затерялась в чужих парусах –
От пятна и до точки и – всё.
Тихо-тихо.
Как жить без нее? …

Свежо. Погода простудилась.
Под вечер тучи тяжелей,
И небо краскою налилось
Закатных солнечных лучей.
Полдня слепило, вынимало
Червонцы вон из кошельков
За пойманные где-то в скалах
Воды десятка два глотков,
И ждали вечера, прохлады,
Тайком мечтали о зиме…
В аллеях городского сада
Сидели люди на скамье.
Вот ночь; уже не виден шахмат
Стратегом сдвинутый зигзаг.
Засуетилась в проводах
Ватт в сотню лампочка-светляк.
Шумнуло громом: треск и грохот,
Сверкнула молния. И вот,
Сквозь крики радостные, хохот
Понятно: вот сейчас, пойдет…
И он пошел. И крупной каплей.
И частой дробью, пеной луж.
Дождь! Пальцы духоты ослабли.
Живой, пьянящий, чистый душ.
Потоков море в водостоки,
Веселый променад зонтов
И в подворотнях шерсть и щеки
Сердитых, вымокших котов.

Долой постиноральное общество,
Презервационные лагеря –
Демографической бурей топчет вам
Спиральные пятки осеменитель – Я!
Ревом младенцев взорвем роддомные
Стены и уголки повитух.
Рожайте, плодитесь под взгляды нескромные –
Долой осторожные семьи из двух!
Родившей двойню – поцелуй мой пламенный,
Троих подарившей – рукопожатие!
Выше сперматозоида знамя!
Громче скрипите во тьме, кровати!
Ударим Китай полуторамиллиардный
Двух-, трехмиллиардной Россией!
Зажжем в глазах огонек азартный
И у сатаны, и у Мессии!
А всем ратоборцам планирования – полноте,
Убирайтесь на остров Бесплодия,
Там вы не раз еще вспомните
Деторождения благородие.
Думаете – смеюсь? Смеетесь – юродствую?
Шиш вам, пропахший потом и спермой!
Это говорю, самому Богу родственный,
Я – Сперматозоид Первый!

ОБРАТНО

Кровь стекала по подбородку и капала на землю, разбитый нос Николая влип в правую скулу, тоже изрядно помятую и исцарапанную, изо лба торчал булыжник. Кусочки гравия набились во внутренний угол левого глаза, лопнувшего и наполовину уже вытекшего. Немного впереди по дороге мигала стоп-сигналами машина…
Нитка тяжелой густой жидкости остановилась и, чуть вздрогнув, подалась назад.
И вдруг захотелось обратного.
Кровь тяжело оторвалась от пыльного асфальта, собравшись в блестящее пятно на подбородке, затем лениво и нехотя поднялась вокруг вытянутых в трубочку удивленных губ по исцарапанной щеке, по капле вползая в рану над глазом. Машина с резко возрастающей скоростью сдала назад.
Земля толкнула мешок плоти на груду горячего железа, забирая обратно свою пыль, свои камешки—а последним у обочины выскочил из головы булыжник. В опасной близости от загорелого, мокрого от воды и пота Николая пронеслась назад ярко-красная иномарка. Николай шагнул назад, на обочину, туда, где было безопасно.
Но еще безопаснее было внизу, у речки, и Николай попятился туда, под тень ив, к плеску речных волн, волночек и прочей водяной ряби. Присев на песок возле дерева, под которым валялись жестяные банки, куски полиэтилена, обертки презервативов и сами эти благородные резиновые спасатели, Николай разулся. Встал и разделся. Достал из пакета полотенце и густо намазал себя водой.
Не отрывая взгляда от стопки с одеждой, Николай побрел в воду; раздвигая воду ягодицами, зашел в воду по горло и скрылся под водой.
Вынырнув на середине реки, Николай лег на спину и ногами вперед начал нарезать круги по неторопливо текущей к истоку речке. Снова скрылся под водой и всплыл на другом берегу, откуда вскоре начал отмахивать широкими взмахами мускулистых рук. Недалеко от берега с одеждой вновь ушел под воду и, брезгливо морщась, высунул средней длины ежик сухих черных волос из-под мутной водной глади. Мгновенно обсыхая на палящем солнце, попятился к своему тряпью.
Рассекая спиной заросли пыльных сорняков, поблескивая каплями пота, Николай поймал пальцами прилетевший откуда-то слева бычок, втянул в себя облачко сизого дыма и, поднеся окурок к губам, вдул в желтый пятнистый фильтр плотную клубящуюся массу. Когда окурок надулся до размеров целой сигареты, Николай зажигалкой потушил тлевший на ее конце уголек и бережно положил сигарету в пачку.
Не спеша, последним взглядом окидывая пустырь и речку вдалеке, Николай втиснулся с несколькими подоспевшими только что попутчиками в переполненный дачный автобус, сразу же после этого захлопнувший двери.
Давка вокруг ощущения безопасности не создавала. Поэтому, едва показался спальный район с одинаково серыми и одинаково девятиэтажными домами, Николай задом вперед выскочил из автобуса. Бодро шагая спиной вперед, прошел две улицы и уселся за пластмассовый обшарпанный столик замызганного летнего кафе, потирая пунцовую щеку. Присевшая рядом на краешке кресла со сломанной ножкой возмущенная блондинка с размаху прилепила свою ладонь к его побледневшему лицу, с полминуты с недоумением смотрела на что-то объясняющего Николая, затем сплюнула в запотевший пластиковый стаканчик шипящей колой и перелила содержимое стаканчика в полулитровую бутылку. Нервно поговорив с Николаем около получаса, блондинка изящно вышла из-за столика и попятилась к желтой коробке такси.
Николай еще минут десять посидел за столиком, поглядывая на часы и сплевывая в бутылочное горлышко теплое пиво, затем встал и, расталкивая спиной прохожих, скрылся в толпе, чтобы вынырнуть в прохладной, пахнущей мочой и плесенью подворотне. Задом энергично пробежав до железной двери, Николай скрылся в подъезде.
Дома, едва захлопнув перед своим носом обитую черным дерматином дверь, он стал быстро раздеваться, аккуратно и быстро положив носки под стол, джинсы—на вешалку в шкаф, а гавайскую рубаху за кровать. Пройдя в соседнюю комнату, он ловко поймал взлетевшую с дивана серую трубку радиотелефона и, обняв свое загорелое худощавое тело свободной рукой, стал спиной вперед ходить по коридору от туалета к кухне и обратно. Затем с недоуменно-радостным выражением заспанного лица лег на кровать, положил трубку на расстоянии вытянутой руки, закрыл глаза, уткнувшись лицом в подушку, немного пошарил по кровати рукой, убирая ее от трезвонящего телефона, и заснул.
Душный день сменился чуть менее душным утром, когда секундная стрелка дешевых кварцевых часов на руке Николая, бежавшая справа налево, остановилась и, словно подумав, тикнула в обратную сторону.
Через три часа раздался звонок телефона. Николай, не отрывая лица от подушки, стал шарить рукой по простыне, затем, поняв, что на ощупь трубку не найти, открыл глаза и схватил дребезжащий кусок серого пластика.
--А…Алло…
Полсекунды в динамике висела пауза.
--Привет. Спишь?
Николай рывком сел.
--Я…Нет. Ты откуда?
--Неважно. Ты что делаешь?
--Ничего. А что?
--Ничего. Может, встретимся?
Через пять минут, объяснив, как найти и назначив время встречи, Николай быстро оделся и выскочил Навстречу.

СОН
Переворачивая страницу за страницей странной книги, в которой написано что угодно, только не о том, как читать эту книгу,-- так вот, переворачивая лист за листом, пытаясь вникнуть в строки и краем подсознания улавливая истину о том, что строки бессмысленны, начинаешь сходить-- не с ума, а с безумия смыслоискательства, всепоглощающего магического абзаца, который втягивает и растворяет в себе читающего. Наконец приходит озарение и понимание, которое стесняешься высказать окружающим, боясь быть оплеванным и освистанным. Истина, как забытые очки, всегда лежит на самом видном месте—булочкой с чаем рядом с открытой книгой, и не книга есть смысл книги, а булочка.
Вот мой сон. На холодном бетонном полу, который бетонный оттого, что холодный, а не наоборот, насыпано битое стекло, скорее всего, это разбитое в ярости окно. Мои босые ноги, розовые, почти младенческие подошвы ступают с хрустом по острым осколкам, скрипящим и лопающимся. Как само собой разумеющееся, появляются раны и порезы, они множатся с каждым шагом, но вовсе не мешают идти и, что совсем уж неудивительно, не кровоточат. Кровь то ли куда-то делась задолго до моего похода по стеклу, то ли ее вообще никогда не было, а розовость моих ступней—это просто цвет кожи либо искусный грим.
В разбитое окно, появившееся благодаря существованию битого стекла на полу, врывается ветер, появившийся благодаря существованию разбитого окна, появившегося благодаря наличию битого стекла на полу, появившемуся благодаря появляющимся с каждым шагом порезам на моих ногах. Иду к стене. На стене кровью надпись: «Любви нет», и чуть ниже—моя размашистая подпись. Вместе с ветром слышу музыку. Я знаю эту музыку. Я ее придумал, как окно, как стекло, как пол, как порезы, как ярость, как любовь и слово «нет».
В стене появляется дверь, ведь иначе как в стене негде появиться двери. Стекла под ногами все больше, уже по щиколотку, и оно все такое же острое и оставляет бескровные порезы. Музыка все громче, ветер все сильнее, стекло все острее, дверь всё шире. Нужно еще что-то… Голос. Чей-то голос. Мой голос. Я знаю, что он говорит. «Любви нет». И моя размашистая подпись.
В ванной тонет кораблик, самый настоящий парусный фрегат, крохотный настолько, что ванная для него больше самого большого океана. Я включил воду. Деревянное тело попало в цунами, и полсотни матросиков утопли. Я вынул пробку из сливного отверстия, навстречу друг другу вышли «Адмирал Нахимов» и «Титаник», столкнулись друг с другом и утопли. Киноакадемик в строительной каске отлил сто сорок пять золотых статуэток Оскара, стряхнул и застегнул ширинку.
Хруст под ногами прекратился. Я в соседней комнате. Посреди комнаты—крохотная кроватка. В кроватке—новорожденный ребенок, мой сын. Он тянет ко мне свои маленькие ручки. Я протягиваю свои, но с ужасом вижу, что в них—вся кровь из моих изрезанных в клочья подошв, все стекла от разбитого мною в ярости окна, все мои размашистые подписи и вся моя громкая музыка. Мой сын говорит мне:…………………………… Вы знаете, что говорит мне мой сын.
Я не взял сына в свои кровавые исстекленные руки. Кровь капает в кроватку, я знаю, что в кроватке боль, но я трус и мразь, я не спас своего сына.
Ангел за моей спиной насмешливо наблюдает, как я на цыпочках пробираюсь в свою комнату по битому стеклу. Он подходит ко мне и дарит крылья. Я захожу в свою комнату, в которой разбито окно, раскладываю крылья на коленях, выдираю из них пух и набиваю им подушку, которую подкладываю под голову. Я смотрю в потолок. Кроме потолка, у меня нет собеседника. С потолка капает кровь. Мне на лоб и на грудь. Стерев каплю, попавшую на губы, я говорю потолку:
--Переворачивая страницу за страницей странной книги, в которой написано что угодно, только не о том, как читать эту книгу,-- так вот, переворачивая лист за листом, пытаясь вникнуть в строки и краем подсознания улавливая истину о том, что строки бессмысленны, начинаешь сходить-- не с ума, а с безумия смыслоискательства, всепоглощающего магического абзаца, который втягивает и растворяет в себе читающего. Наконец приходит озарение и понимание, которое стесняешься высказать окружающим, боясь быть оплеванным и освистанным. Истина, как забытые очки, всегда лежит на самом видном месте—булочкой с чаем рядом с открытой книгой, и не книга есть смысл книги, а булочка.
Вот мой сон. На холодном бетонном полу…