В доме моем живет чудовище. Ходит из угла в угол. Бродит по квартире, сопит под нос что-то невнятное и злится на всех на свете. Само по себе оно не сильно страшное и вроде бы даже милое, но если присмотреться в его пронзительно голубые глаза, то отчетливо видно, что природа его чудовищна. Родственникам оно надоело: жрет все подряд, спать не дает – допоздна телевизор смотрит, а если уснет, то так храпит громко, что все окружающие предметы трясутся, а все, кто уснул – просыпаются. По утрам оно занимает ванную комнату очень надолго. И всем жителям нашей квартиры приходиться долгое время стоять в очереди и ждать, того момента, когда оно, наконец, соблаговолит закончить свои водные процедуры. Некоторые не выдерживают и громко стучат в дверь, со словами: «чудовище, ты офигело, другим же тоже надо помыться». Потом, чудовище выходит и смотрит на всех таким яростным взглядом, под которым самые мужественные люди начинают терять свое мужество. Оно не моет за собой посуду, вечно гадит на кухне, никогда не моет свою посуду, пролившийся чай, никогда не вытрет тряпкой. Молоко никогда не поставит в холодильник. Крошек никогда не сотрет со стола. В комнате оно вечно разбрасывает свои вещи, и ни разу в жизни не положило их на положенное место. Чудовище повсюду разбрасывает свои носки, а потом, донимает всех своими расспросами, не видел ли кто его носков. Оно вечно теряет тапки. И по сию пору не может их найти. Вечерами оно приходит с работы злое и уставшее, всех материт последними словами и ложиться спать. Но в нашей семье его почему-то терпят. Почему так? Я даже и не знаю. Да и никто, скорее всего, не знает.

Всякий раз, проходя мимо зеркала, я вижу его, потому, что чудовище это – я.

Засыпая в колодце с холодной водой
Просыпаясь от тяжести света
Задавал я вопросы, говоря сам с собой
И разыскивал тщетно ответы.

Где мой дом? Кто ты есть? А все это зачем?
Почему так светло и не жарко?
Где зима, а где лето и как жить без проблем?
Что такое «мертвым припарка»?

Я сидел у колодца, и думать пытался,
Обо всем, что порой в голове
Диким ветром проносится. Честно старался
Втолковать все это себе.

На вопрос «Где мой дом», находился шутя
И ответ был дольно потешным:
«Да дружище, а дома ведь нет у тебя,
Хоть зовется он миром безбрежным»

Дома нет, но есть мир – это плюс ко всему
Я, улегшись на воду, притих.
Понял вдруг, что претензий к жилью своему
Вероятно нет никаких.

Дом как дом, мир как мир. Размышлять до утра
Подпоясавшись млечным путем,
Я стремился, но вдруг осознал, что пора
Поразмыслить о чем-то другом.

И как черт из коробки возник вдруг вопрос
«Кто ты есть и кем мог бы ты быть?»
Я себя и чужих не однажды за нос
На сей счет сумел поводить.

Заметая следы за своею душой
Замечал, что я видимо тень
Как бы ни было здорово и хорошо
Быть счастливым всегда было лень.

Я курил трубку и разглядывал струящийся к потолку дымок. Там он струился и нежился на самом верху, образуя при этом облако. Я даже на мгновение испугался, на счет того, что может пойти проливной дождь. Как раз в тот момент, когда дождь с настоящей грозой должен был разразиться, двери комнаты отворил Барт. И сквозь образовавшееся пространство, уже не облако, а туча, выскочила и улетела в неизвестном направлении. Барт вошел весь веселый и сияющий.
-Максим Леонидович, - сказал он, - Мы с тобой идем на охоту.
Я удивился, ибо еще ни разу никто меня так не называл. Вообще-то все меня называли Ботаником, за то что я когда-то давным-давно окончил курсы по садоводству и огородничеству, а еще часто околачивал груши и баклуши. Имя отчество максим Леонидович для меня было новым и неожиданным.
-Добрый вечер, -сказал я и добавил, - я люблю охоту. Но больше всего я люблю путешествия.
-Вечер-то добрый, но мы можем преспокойно соединить приятное и очень приятное. То есть охоту и путешествие. Собирайся, пошли.
Это было как-то совсем уж неожиданно. Я хотел было спросить на кого будет охота и куда именно мы собираемся идти. Но постеснялся своей неосведомленности в подобного рода делах. Я собрался с мыслями. Они как раз лежали на столе, тщательно запакованные в бумажные кулечки. Я сложил их в рюкзак и закинул его за плечи. Но Барт сделал мне замечание:
-Одними мыслями на охоте сыт не будешь. Собери чего-нибудь более существенное. Возьми лучше еды и воды. А мысли оставь при себе.
Я так и сделал. Порылся в холодильнике, нашел там пол фута вяленого мяса, литр макарон, четыре сантиметра чая и несколько гигабайт престной воды из священных подземных источников Артезииании. Я еле стянул лямки рюкзака, вновь закинул его за спину и всем видом своим показал, что я готов. Пора, мол, отправляться. Только вместо того что бы как следует улыбнутся я тщательно скорчил кислую мину. Ибо ноша моя была тяжела и неподъемна.
-Только у меня ружья нет. – Сказал я растерянно.
-Ничего страшного, - ответил Барт, широко улыбаясь. – У Сеня его то же нет, но это не страшно. Нам оно не понадобится. Нам нужна бочка.
Я удивился. И глядел на него как баран на новые ворота. И ничегошеньки не понимал плюс ко всему остальному.
-Не смотри на меня как баран на новые ворота. Смотри как-нибудь иначе. – Сказал он.
Я не знал каким образом на охоте можно использовать бочку. Должно быть как хитроумную ловушку. Поэтому я перестал смотреть на него как баран на новые ворота а стал смотреть как-то иначе.
-Но где мы возьмем бочку? – озадачено спросил я.
-Как где, у Друга. – ответил он.
Когда-то давно я был знаком с Другом. И даже дружил с ним. Но потом наши пути дорожки разошлись в разных направлениях и тенденциях. И вот у меня появилось такое чувство, что нам предстоит новый неожиданный поворот событий. И наши дороги сведут снова Друга с другом.
-Я давно его не видел. – Сказал я.
-Я не видел его еще дольше. Зато я его несколько раз слышал.
- Это без сомнения меняет дело. – Развеселился я. – Ну что по коням?
- По коням!
К сожалению у нас не оказалось коней. Только мой старенький мотоцикл с коляской, который не хотел заводиться из-за отсутствия горюче-смазочного материала и перегорелости свечи зажигания. У меня никак не доходили руки починить этот мотоцикл. Поэтому наши ноги дошли до того, что пришлось идти пешком. Радовало только одно: друг жил в трех кварталах неподалеку. Следовательно не так уж и далеко надо было идти.
- Я уже давно никуда не ходил, - сообщил я.
- Многие люди давно никуда не выходили, все хотят путешествовать, но почему-то сидят по домам. Это в порядке вещей.
Я услышал в его словах рациональное зерно, но к сожалению оно оказалось на столько рациональным и скользким, что уловить я его так и не сумел, а попросту пропустил мимо ушей. Барт весело шагал по дороге, а я тоскливо тащился. Тоска охватила меня со всех сторон, тоска по дому и родным местам. Такая тоска часто случается с настоящими путешественниками. Она была столь тяжелой, что я чуть не разревелся, благо, что мы подошли к дому Друга.
Улыбающийся Друг отворил двери еще до того, как мы решили кто будет нажимать кнопку звонка. Барту было невдомек, а мне лень. Нас выручило обстоятельство и спасло сложившееся положение, ведь мы уже задумали бросить монетку. Если бы она упала, то кнопку звонка должен был нажимать я, а если бы не упала – то Барт. НО удача была на нашей стороне. Друг стоял на пороге и почему-то хохотал над нами.
-Заходите, гости дорогие, и дешевые, - смеясь, сказал Друг. – Садитесь там, где вам будет удобнее.
Мы зашли, но Барт вместо того, что бы сесть там где удобно, улегся на диван. А мне ничего другого не оставалось, как скинуть рюкзак с провизией и оглядеться как следует. В комнате под потолком вилось то самое туча-облако, которое было у меня. Только у меня оно было Читать далее...

И отсчет идет не на секунду даже, а на мелкие их клочки и солнце на части рвет всю изморозь, что мусорными грудами скопилась в сердцах. За бортом зеленая вода. Плещется себе преспокойно. Безмятежно. И дрожь, и рябь по ней напоминают почему-то собственную душу. Зеленовато-серую. И вдруг понимается: пора в дорогу. Строить новую или идти по уже проторенному кем-то пути. Всякая дорога (аминь братья и сестры) должна вести в неизвестность, а путешественник и мыслить о свете в конце тоннеля. ежели он по тоннелю движется, не должен. То-то и оно, что не должен. а ведь черви сомнений плодятся в наших головах еще с пущей интенсивностью чем пресловутые кролики. Только пищу им давай. Однако утренний бриз со стороны реки просто обязан выдуть из башки все гадости, что там происходят. Попробовать температуру воды рукой. Бр... Холодная, однако. Ну, можно конечно не пробовать, если брезгуешь, но лучше все-таки сделать это. И тогда наверняка, вдруг облака естественно плясать не начнут, но как минимум парочку сомнений, да и покинут этот мир и вода им прибудет льдом, а ветер - пламенем. И лишь в наших интересах отдаться дороге, не думая о том, куда она ведет. Потому что всякая дорога ведет туда, куда идешь. А ежели не знаешь, куда путь держишь, то ясное дело, дорога ведет туда же.......

стал избегать скоплений колличества людей...
вооще людей стал избегать... почему, не знаю. но вот с работы на работу для меня самое главное как можно быстрее добраться. на маршрутке и только на ней родимой и приходиться путешевствовать. как показала практика мое терпение то же имеет свои пределы. они дастаточно широки но не безграничны, пределы эти.
чудесно новостное: буду удваивать ВВП в субботу, а если очень зохочу, то видимо и в воскресение.
сел на мель, в результате поцарапал днище о твердый грунт бесжалостного быта. на завтра вызвана спасательная бригада для выцарапывания меня с мели, если повезет не в одной вытащат, а даже с нескольких. я ведь не на одной мели сижу: у меня их много-много.
сижу жду, чего не знаю. когда что-то появится, можно будет сказать: вот тебя-то я и ждал.
скоро отпуск.

В колонках играет - театр теней
Настроение сейчас - жду

А можно, например, по лбу себя стукнуть ладонью
открытой и громогласно прокричать всему миру во всю глотку: "ах тыж, ёк макарёк, дурнем каким был" или "эх жэж, ёлы палы, это надо ведь, что натворил", а вообще много чего можно сказать при подобном стечении обстаятельств. а можно вообще ничего не говорить. и так лучше всего, конечно. лучше даже наврное не тратитьт время на бессмысленные телодвижения. а потратить его на что-нибудь более полезное, оставить все глупости и бессмысленные душевне терзания и взять, да и заняться делом, ежели таковое имеется. ну а коли нету такого, то поискать, или, скажем, позаимствовать. глдяшь чего путное и выйдет. потому что от лоботрясных терзаний, известное дело, ничего путного не выходит. только синяки да шишки. а без них живеться на много лучше. раза в три а то и в четыре. это я точно знаю.

про это все читаем прямо тут

В колонках играет - Океан Ельзи - Вулиця
Настроение сейчас - може все не так...

словно я заблудился.

Нарисуешь закат на стекле
Ну а он той холодной, тонкой,
Словно старая память, иголкой
Продырявит вдруг сердце мне.

Не напишешь четыре строчки
На вспотевшем стекле слезами,
На холодном окне руками
Не поставишь ты даже точки.

Глянешь в небо: оно не пустое
Где-то там, за тремя облаками
Расстояния я рву руками.
Слышишь, плачет оно и ноет.

Ты исчезнешь вместе с закатом
И сошлешься на то, что поздно.
Мне останутся только звезды.
Знаю, в этом ты не виновата.

Беспощадно настигнет время.
Беспричинно тоска набьется
Безобразно на части рвется
Сердце. То, тем которым верю.

Ожидание, но грусти нет.
На стекле узор твой растает
Ну а я сижу и мечтаю:
Словно ты рисуешь рассвет.

В колонках играет - ничего давно уже
Настроение сейчас - сон твой меня настигает...

.Записки на столе.
«Я не могу понять что с тобой происходит. Мне кажется, ты начинаешь меня забывать. Сколько раз, вспомни, сколько раз ты так рвался встретиться со мной… Ты все обещаешь и обещаешь: я приду, обязательно приду, вот сейчас как раз тот момент. Я жду тебя, словно дурочка, а ты не приходишь. Помнишь тот вечер, когда ты назначил мне встречу у балкона твоего дома? Помнишь серпик луны на фоне звездного бисера, неумолимый медлительный закат и тягостные часы ожидания встречи? Помнишь, как сердце твое стучало, выскакивало из груди, разрывалось на части в отчаянии, в ожидании того, что мы все-таки увидимся и побудем хоть немного, хоть малую долю времени, хотя бы несколько секунд вместе? Ты перестал вспоминать меня, ты перестал думать обо мне. Тогда я всю ночь прождала тебя у балкона. Стояла, мерзла в холодном ночном ветру, а ты даже не показал своего лица. Ты даже забыл, что у нас с тобой встреча. Я часто вижу как ты пробегаешь перед моей машиной, в опасной близости от нее, но даже не посмотришь в мою сторону. А ведь я всегда была с тобой. Все свое время проводила в мечтах о тебе. А ты отвлекаешься на какие-то непонятные дела, которые привык считать важными. И знаешь что, я хочу сказать, ты мне больше не нужен, я отпускаю тебя, мне надоело, что ты так тщательно избегаешь встреч со мной, наскучила твоя замкнутость и острое нежелание думать обо мне, до чертей задолбало твое безразличие. Прощай, мы больше никогда не увидимся…»
Подпись: Смерть.

В колонках играет - Muse
Настроение сейчас - внебесах

Birds flying high you know how I feel
Sun in the sky you know how I feel
Reeds driftin' on by you know how I feel

It's a new dawn
It's a new day
It's a new life
For me
And I'm feeling good

Fish in the sea you know how I feel
River running free you know how I feel
Blossom in the tree you know how I feel

It's a new dawn
It's a new day
It's a new life
For me
And I'm feeling good

Dragonfly out in the sun you know what I mean, don't you
know
Butterflies all havin' fun you know what I mean
Sleep in peace when day is done
And this old world is a new world
And a bold world
For me

Stars when you shine you know how I feel
Scent of the pine you know how I feel
Oh freedom is mine
And I know how I feel

It's a new dawn
It's a new day
It's a new life
For me
And I'm feeling good

Как часто все-таки недооцениваем слова. И те, которые говорят нам, и те которые говорим мы сами. Давно пора понять, что большинство существ человевообразных, прямоходящих и прочих хомо сапиенсов привыкло слышать только то, что хочет слышать и никак не меньше. Порой интерпритации сказанного переходят все мыслимые и немыслимые рамки. Вот в этом и заключена всемирная так сказать проблема: взаимопонимание. Ведь говорить надо так, что бы пронятно было, и не так понятно, как хочет понять сторона воспринимаемая, а так как надо, ну то есть надо обоим сторонам. А это великое скусство.Великое это искусство, признать надо, что и недостижимое. НО стремиться надо, зачем-то..

ходил бродил. город вымерял шагами, он большой размах у меня не такой уж и широкий, потому пришлось топтать его достаточно долго, да и то: весь не вытоптал, а только те места, где ступала нога человеческая ну и нечеловеческая нарвное то же стапла.. следов, конечно же не оставляя.
звенели трамваи, гремело метро. стучали вогоны и звякали рельсы.
а я неспешно иду до дому один. самостоятельно собвтенными ногами.
старательно избегаю почтового ящика в подъезде. уж не знаю почему, но какой-то страх перед ним у меня зародился. подходить боюсь, а про открыть так вообще речи быть не может. второй месяц такая фигня.
разговаривал на счет недавнего сна с оодним сведущим сведомым в этой области человеком, который собщил, что у меня архаичные юнгианские сноведения. я в ответ только хладный смайл и короткий кивок, мол все понятно, хотя ничего ровным счетом не понятно.

Ты встречаешся с небом одна
У соленой воды, у пустого окна.
Только пьяный, холодный рассвет
Не заметит, что нас уже нет.

И река замерзшей струей,
Тень, что ветром летит за тобой
На вопрос не найдут ответ
И никто не заметит, что нас уже нет.

И проснувшись, откроешь глаза
Тяжким грузом сквозь сон пробивалась слеза
Только это все тайна, все это секрет
Ведь не знает никто, что нас уже нет.

Выдох, вдох на последок. Горячий как ночь
Поцелуй, нам уже никто не сможет помочь
И никто не позволит зажечь ночью свет
Потому что нас давно уже нет.

Утро, стены, кровать, кружка горячего чая
После душа ты новый день начинаешь
Звонишь что бы просто промолвить "привет"
Только я не отвечу: меня уже нет.

Мне луна нашептала и ветер напел
Я не понял сначала, но позже узрел
И хроню эту тайну две тысячи лет
Потому что не знает никто, что нас больше нет

и ежу должно быть понятно, что в такую погоду, когда жара стоит, сидеть дома - это великий, чуть ли не смертный грех.
Странно, я чуть не заверещал от радости когда заметил у деревьев под окнами небольшие листики, зеленые как не знаю что. И воодушевляет то тут то там пробивающаяся травка и прочая весенняя растительность, но вот загадка века: почему-то по ночам трава становиться гуще и зеленее, проверял несколько раз. Днем она совсем не такая. На то она и трава, да? Хотя это все больше оптическая иллюзия скорее всего. Ну и баг с ней с иллюзией, все равно ведь кругом их полным полно. К некоторым привыкаешь. на некоторые не обращаешь внимания, остальные проходят все больше мимо.
Хочеться что-то сказать. но почему-то слов не осталось. Хочеться что нибудь сотворить, но почему-то не творится ничего. Сейчас вот позеваю немного, допью кофе свой, досмотрю фрэндленту до конца от начала и буду значит придаваться забвению.
Соберу свои иллюзии: те к которым привык, те котрые мимо проходят и вообще, сложу куда-нибудь в уголки памяти и значит придамся забвению, а что еще делать-то? Делать-то больше нечего. Ага. Ну разве что смотреть на зелень распускающуюся и верещать от радости.

кто еще не знает, и кто еще не видел не встречался, то могу сообщить, что "Книгу Русских Инородных Сказок" под номером 4 можно скачать а затем и прочитать вот тут

Сегодня имел место дождь крупнокапельный,
проливной одна штука. так же имелся я под ним в том же количестве. не постеснялся и разрешил себе вымокнуть до нитки, но в связи с техническими неполадками вымок только до пуговиц. денек удался на славу, правда глаза мои в это не верят. глаза нынче будто бы песком засыпаны: резь, краснота и яростное нежелание открываться при длительном закрытии. отсюда вывод: ждем пятницы. зачем? а вот потомучто.

Бывают люди такие, что входят без стука в твое сердце. Войдут себе, наследят как следуют и уйдут... Словно и не было их никогда. Словно был это сон, или так просто наваждение какое-то. А забыть таких невозможно. НИкого невозможно забыть. Потому что следы. Потому что как ни крути, а сердцу не прикажешь. Остаеться только жить со следами чужими в серце, со сладкой памятью о лучших моментах. Одно лишь обидно, что боле, точно знаю не повториться этого. Что было то прошло, что прошло то было. Бессмыслено тосковать, ибо следов еще куча будет, чует оно, есрдце, что к концу жизни оно будет истоптано до того, что уже не выдержит...

А есть такие, что заглянут на секунду в душу, посмотрят что там, да как, исследют это дело поверхностно, да и будут таковы. А следов никаких нигде не оставят, потому как осторожные. О таких то же есть память, но она не долговременная и быстро почему-то сходит на нет.

Есть еще те, которые всегда остаються рядом, даже когда за тысячи километров от тебя.

Много всяких есть, уйма, тьма тьмущая... А есть Я. Всем придеться когда-нибудь уйти, или уехать, или убежать. Всем без исключения. И мне то же. Когда-нибудь. Не завтра, так через тысячу лет. И знать мне не ведано, какие следы оставляют мои макасины в чужих сердцах. И оставляют ли вообще.

Сердце можно лечить, сердце можно отпаивать всякими такими настоями травами-муравами. Следы ими затягиваються. Зарастают травой. А потом наступает осень. Липстья, падают, трава высыхает и следы обнажаються. А потом наступает зима, и следы замерзают покрытые снежными слоями. А весна - самое время для новых следов.

Так и живем. Следим где непоподя.

Сижу. Вычитывая всякие мудрые буквы. Получаю наслаждение. На живот неожиданный прыжок и стремительный взгляд в глаза. Сама по себе кошка Сильва чудесное существо из породы кошачих же, эдакое растакое симпатичное и все из себя гладкое сербристо-серое. Думаю, что у котов ценителей прекрасного ее гибкое кошачее тело, кстати говоря, весьма упитанное, считается эталоном красоты. Она прыгает, значит, мне на живот. Смотрит лукаво в глаза.
- Привет, - говорит, - Где пропадаешь?
- Привет привет, - отвечаю, и лихорадочно думаю, что бы такое сочинть что бы никому обидно не стало, от того что я пропадаю, чешу у нее за ухом, - Пропадаю там-сям, везде понемножку. А ты как поживаешь?
- Сейчас хорошо. А пару дней очень хотелось мне к котику. Ужасно хотелось. Я плакала. Я звала его, а он почему-то не приходил. А теперь все хорошо.
- Хорошо что все хорошо. Это нормально, - говрю и по голове глажу, - Люди то же часто страдают от одиночества.
- А я не страдаю,- говорит, а сама мордочкой об колено трется. А потом поворачивается задом. Это считается у них высочайшим признаком того, что тебе доверяют.
Глажу по спине, она резко поварачивается, падает на спину и впивается зубками своими в палец. Задними лапами в остарвенелой яростной нежности бьет несчатный палец. А потом выпускает его и говорит:
- А я паука сегоня видела.
- Ну и как он тебе? - Я спрашиваю.
- Не вкусный.
- Фу, гадость какая, - я брезгливо морщусь - Разве так можно?
- Да что ты понимаешь? Я же хищница.
- Знаю я вас.
- Нифига ты не знаешь.
- Да, - говорю, - нифига не знаю вообще. Так ты пауком наелась?
- Тфу на тебя, - обиделась и полетела на кухню.
Позвалии ее. Кушать. А я сижу и думаю: фиг разберешься в этих кошках, хишницах. Каждая сама по себе. Редко только им кого-то надо. А так все сами только по себе.