- Протяни руку и дотронься.
- Зачем? – настороженно смотрю в глаза и пытаюсь уловить каждое их мерцание.
- Протяни и всё сама поймёшь.
Нахмурив брови, медленно протягиваю руку и с предельной осторожностью прикасаюсь к ЭТОМУ. Оно пульсирует под моими пальцами, и потом я еще долго буду хранить ощущение его жизни на своих подушечках.
- Ну и как тебе?
- А оно всегда такое…живое?
- Всегда. Иногда, правда, оно словно впадает в оцепенение и тогда можно подумать, что оно больше не живет.
Он рассеянно смотрит вдаль, откидывает полу пальто и достает из кармана брюк пачку сигарет. Достает одну привычным движением, не глядя. Но тут рука его замирает. Какое-то время он стоит так вот неподвижно, словно остановился кадр в фильме, и плёнка перестала крутиться. После, словно опомнившись, он задумчиво зажигает сигарету и делает глубокий вдох.
- Тебе здесь нравится? – смотрит на меня, слегка прищурив левый глаз.
- Мне трудно ответить. С одной стороны, здесь всё абсолютно такое же, но я другой…Иногда мне кажется, что я всё ещё в своей реальности, но стоит к чему-то прикоснуться, что-то увидеть, как я тут же понимаю, что это уже совсем не то, что я видела и трогала раньше. Будто моё сознание уже мне не подвластно и само определяет, что и как ему чувствовать и понимать.
- А там тебе казалось, что твоё сознание тебе подвластно?
- Ну…Мне хотелось так думать.
Он едва заметно усмехнулся и снова стал совершенно серьезен. В его облике было что-то острое и холодное. Вот бывают круглые и теплые люди…Не по облику, а по ощущению. Так вот он был не таким. Он был каким-то угловатым. И все углы меньше 30 градусов.
Стало тянуть каким-то незнакомым телу холодом, и я выше подняла ворот свитера, зарылась в него лицом. Это был не такой холод, который вокруг. Это был холод, который проникал внутрь, обволакивал там всё какой-то пугающей стылостью…От него даже болели кости и кровь в венах будто замедлила свой ход.
- А что ценного было у тебя там? – спросил он неожиданно, посмотрев на меня как-то совсем иначе.
- Порой мне казалось, что там всё ценно. Порой казалось, что ценного нет ничего. И чем настойчивее я старалась сконцентрироваться на каком-то определённом образе мышления, тем чаще мир вокруг переворачивался, как песочные часы, и всё начиналось заново.
- Тебе было плохо там?
- Нет. Наверно, нет. Просто как-то…пусто. Да и то не всегда. Я до сих пор не понимаю, почему именно я теперь тут. Наверно, кому-то это было более необходимо.
- Ты правда так считаешь?
- Правда. Я не в о том положении, чтобы лукавить.
- Очень интересно, - в его глазах мелькнули какие-то электрические искорки и рассыпались по бледным и запавшим щекам
Не понятно было, чего ждём. Но совершенно ясно было, что стоим на месте не просто так, а в ожидании чего-то. Мне казалось, что задавать вопросы нельзя. Потому я молчала. Где-то высоко в небе, так похожем на знакомое мне небо, но в совершенно другом небе, кружила белокрылая птица. Она двигалась так медленно, что на какой-то момент мне почудилось, будто всё вокруг замирает, будто время растягивается и становится вязким, как патока. Пахло гудроном. Несмотря на то, что вокруг было только чистое природное пространство, пахло все-таки именно гудроном.
- У вас здесь и запахи неожиданно другие.
- Запахи? – он странно посмотрел на меня и ничего не ответил. Я отвернулась в сторону и решила окончательно молчать до тех пор, пока он сам меня о чём-нибудь не спросит. Но он молчал. Время бежало своим ходом, и было совершенно непонятно, сколько его уже утекло. Если здесь вообще существовало такое понятие, как время. Хотя, зачем оно тут? Это в моей реальности есть эта исполосованная когтями вечность, расслоившаяся на бесконечное количество тоненьких лоскутков, которые незаметно ускользают от понимания.
Когда я уже практически закрыла глаза от наползающей черной тенью усталости, он вдруг взял меня за руку и повёл по узкой, едва протоптанной зеленой тропинке.
И всё-таки пахло гудроном…
Его рука была сухой и тёплой. Почему-то вдруг захотелось ни за что её не отпускать. Захотелось всегда чувствовать лёгкую пульсацию её едва видных через кожу жилок.
- Не думай сейчас об этом. Тебе надо сосредоточиться.
- О чём об этом не думать?
- О моей руке не думай, - даже не обернулся и сказал это сухо и слегка устало.
Значит, и мысли мои здесь мне не принадлежат. Все они витают в воздухе, как плотное облако тумана. Их, наверно, даже практически можно потрогать.
Пошёл снег. На зелёную сочную траву стали ложиться мягкие, словно пух, хлопья. Они медленно качались в воздухе маленькими облачками, а потом бесшумно опускались на землю.
- У вас летом бывает снег?
- У нас просто не бывает лета. Здесь нет никаких законов природы. Что-то случается, что-то не случается.
- А как же вы тогда живёте? Разве можно так жить, не зная, что будет дальше? Не зная, что будет сегодня, что будет всего лишь через секунду?
- А зачем тебе знать, что будет дальше? Зачем попадать в зависимость от каких-то внешних обстоятельств?
Я молчу. Всё это слишком Читать далее...

Играет Дельфин и Стелла «Глаза»…Я схожу с ума. Мне хочется…до ужаса хочется…Чего? не знаю. Ничего уже не знаю. Что-то вертится все время, вертится. Мысли – словно дома города, по которому едешь со скоростью 200 км/ч. Они даже не мелькают, а превращаются в размытую полосу, которая змеящейся лентой убегает куда-то, куда уже никогда нельзя будет вернуться.
Открывается дверь в новую пустоту. Я уже практически чувствую этот сырой холод, который наплывает на меня оттуда.

Дайте ему новую реальность – и тогда мне станет спокойнее жить. Я запуталась. Хотя нет, я понимаю, что и как должно быть. Но я просто не нахожу себе места от того, что все не так. Иногда на это смотрится совершенно спокойно, без особых переживаний. Но стоит только остаться одной, как все это сваливается на меня одним махом, придавливает, как тяжелая мраморная плита склепа.

Сейчас соберусь с мыслями, приведу в порядок себя и то, что внутри, и поеду куда-нибудь, к кому-нибудь, лишь бы не быть одной дома сегодня. Лишь бы не ночевать сегодня в этой клетке. Наберусь сил и вернусь сюда завтра.

Они говорят с тобой так,
Как будто тебя понимают,
Как будто им каждый твой шаг
Известен, и все они знают…
Но нет! Ни черта! И черта
От них, как от пуль, защищает.
Ведь слишком другая звезда
Твой путь не Земле освещает.




Молча вновь бродить по лужам.
Снова осень, снова дождь…
И тебя никто не ждет,
Никому ты вновь не нужен.
Или нужен, но не тем?
Или тем, кому не хочешь?
Или просто жизнь короче,
Чем всегда ее хотел?
Снова ветер в рукавах,
Снова холод там, под кожей,
Рядом с сердцем. Ты моложе,
Чем в груди твоя душа.
Ну и что? И что с того?
Никому уже нет дела.
Ты один. Озябшей тенью
Меж гробницами домов
Бродишь ты. И ждешь кого-то.
Смотришь, щуря правый, вдаль.
И когда придет февраль,
Ты уже не вспомнишь, кто ты…



Это снова твоя реальность,
Это солнце в осенней луже,
Жадно прожитая сверхдальность
За космической едкой стужей.
Это руки твои и губы,
Что разорваны в клочья ветром.
Это то, что все время губит,
То, что станет твоим запретом
И забросит тебя в пустыню
Отчужденья и эха в полночь.
Это то, от чего остынешь
И согреться уже не сможешь…
Это свобода.



Больно думать, больно верить…
Я хочу закрыть все двери
И сидеть во тьме беззвучно.
Но опять заводит сутки
Механизм какой-то силы.
Улыбаюсь всем так мило
Целый день, как клоун…Тошно…
Я однажды это брошу.
Не сейчас – сейчас не время.
Пусть пока вокруг все верят,
Что идет всё так, как надо,
Пусть за этим странным взглядом
Хитро прячется усталость.
А потом - тоска иль радость –
Всё одно…одни лишь страхи,
Нервы в ком и жизнь на плахе…



Все будто бы правильно, будто спокойно,
И вены полны остывающей кровью,
И сердце как будто стучит в барабаны,
Как будто еще уходить слишком рано,
Как будто я что-то еще не успела.
И мелом, давно раскрошившимся мелом
На стенах рисую какие-то знаки,
Сама не пойму, что же это все значит.
Сама не пойму, для кого я и с кем я,
Кому сочиняю все эти напевы.
Два шага во тьму – и немеют все пальцы,
А надо ведь было кого-то дождаться
И этими пальцами тронуть несмело…
А я не успела…А я не успела...

Я вышла из трамвая под моросящий дождь, который даже не падал на землю. Он просто висел в воздухе, обволакивал меня со всех сторон. Я оставила ее там, в трамвае. Он увез ее дальше. И эти грустные глаза медленно растворились в сырости воздуха. А я ничем не смогла ей помочь. Я, конечно, наговорила всяких слов…но я знаю, что развеять ее печаль может только тот, кто нагнал тучи…
Чувствую себя бесполезной и беспомощной. Не могу ничем помочь. Просто обидно до ужаса!!!
В голове крутятся навязчивые мысли. Мне его не хватает…Я пропадаю. Меня затянуло…
Включила на полную музыку и воткнула наушники в уши. Не хочу слышать, что происходит в мире. Не хочу4 участвовать в этой безостановочной ленте образов, сменяющих друг друга с пугающей скоростью.
Иду по улице и периодически натыкаюсь на взгляды. Не отворачиваюсь. Смотрю в обращенные ко мне глаза открыто и прямо. Прохожу мимо…И так раз за разом. Забавно. О чем, интересно, думают люди, когда я смотрю на них вот так?! И ведь не отворачиваются. Даже никакой тени смущения. Словно какая-то ниточка натягивается между нами. Веселая игра в гипноз. Только вот кто кого: я их или они меня?
Приятно идти под дождем поздно вечером в темноте. Специально вышла в Озерках и 7 кварталов топала пешком домой. Транс дороги, углубленность в себя…или не в себя? Или в него? Или в музыку? Его вчерашние слова…больше не будет покоя..Долго…

И когда судьба (ее НАСТОЯЩАЯ судьба) окликнула ее с противоположной стороны улицы, отрезанная от нее потоком машин, она…она не услышала ее…потому что в наушниках отчаянно плакали Muse…

Тошно…так тошно, что не найти для этого подходящих слов…Прости меня, мой самый жестокий мучитель. Прости меня, мой самый далекий из близких людей. Я поступила трусливо, не набралась достаточно храбрости, чтобы сделать это гордо, открыто, в глаза…А ты еще даже не прочитал письмо. Сидишь там и волнуешься, почему меня до сих пор нет и почему молчит мой телефон…Хватит! Олеся, ХВАТИТ!!!
И никого нет рядом, некому это рассказать, не от кого это скрыть…Пустота, созданная моими же руками, практически сживает меня со свету сегодня. Вот и еще одна моя жертва. Вот и еще один кусочек души откололся и разбился с пугающим звоном. Я стала немножко мертвее…Я стала…я снова стала этим черным демоном, разрушающим чужую жизнь…И не могу убедить себя в том, что совершенно правильно было уйти от человека, который причинял так много боли, который был так жесток и так бесконечно безжалостен…Не могу заставить себя поверить, что я поступила правильно. Хотя, действительно правильно. Нельзя жить с человеком из жалости. Но все равно…ВСЕ РАВНО!!! Я просто ненавижу себя сегодня…Мне плохо...Мне чертовски плохо…

В который раз уже пересмотрела «Фриду» - фильм, основанный на биографии мексиканской художницы. Может быть, этот фильм и не стоит такого внимания, которое я ему уделяю, но все-таки...Не могу отделаться от ощущения, что там немного я. Хотя если взглянуть со стороны, то сходств очень много. И самая ключевая фраза Фриды Кало, сказанная не один раз за фильм, это мое настоящее – «Я уже не помню, что значит – жить без боли». И не о душевной боли тут речь, а о самой простой физической боли, которая терзает тело постоянно. И я даже где-то горжусь собой, что подобно Фриде, не позволяю этому перечеркнуть собственную жизнь. Я боролась и буду бороться.
У Фриды перед смертью один из рисунков был подписан так «О ноги, зачем вы мне даны, когда у меня есть крылья, чтобы летать?!» Когда я первый раз смотрела этот фильм, я не поверила своим ушам. Достала из ящика одну из тетрадей со стихами и нашла там свое стихотворение марта 2004 года:
Предательски слабое тело,
Зачем ты, зачем мне дано?
Чтоб я никогда не посмела
Крылатою птицей в окно?
Зачем мне бескровные руки,
Холодные, словно снега?
Но в этих рыдающих муках
Взрослеет и крепнет душа…
…Даже слова некоторые те же. И про предательское тело Фрида тоже говорила. И не могу понять, почему я смотрю этот фильм раз за разом. Чтобы почерпать у нее эти неиссякаемые силы и стойкость? Но ведь всегда знаю, что после очередного просмотра снова возникнет тонкая ледяная стенка, отделяющая меня от всего мира. Знаю, что снова почувствую себя далекой от всего, что происходит вокруг. Снова пойму, что боль никуда не уйдет и я никогда не смогу жить, не чувствуя ее…И все равно я смотрю снова и снова…
Когда мое земное тело сломалось, когда эта предательская оболочка дала трещину, я тоже осталась без того, кто был дорог. Лишь тогда я поняла, кто действительно мне верен. И людей этих оказалось значительно меньше чем, мне казалось. И сейчас я то и дело вспоминаю Олега, который прошел со мной через все это. Который терпел мои жуткие истерики того периода, когда я дико не хотела мириться с реальностью и не хотела верить, что я больше никогда не буду прежней. Низкий поклон тебе, Олег. Прости меня за все. Прости, что мы больше не вместе. Как жаль, что эти 4 года пришлось просто перечеркнуть, и мы не смогли остаться друзьями – это оказалось слишком больно.
А женщины в жизни Фриды?! Сколько раз со мной было это отчаянное безрассудство! Сколько раз я вела себя с девушками, как мужчина. И пусть это не заходило далеко, но это было. Было и многое другое от безысходности…Бывали вечера, когда я могла просто сидеть с бокалом вина в руке и долго, мучительно долго, смотреть на ночное небо, а потом просто так резать себе на руке бритвой узоры. Все было…И все в прошлом. И теперь никто не знает, что у меня внутри. Никто не знает, каково это, когда нет ни одного дня без боли. И незачем это знать тем, кто рядом. Пусть это прочитают те, кто не видит моего лица и не знает, что мне положено все время улыбаться.
И за все эти годы я поняла одно – человек гораздо сильнее, чем сам о себе думает. Он способен вынести очень много и никто, кроме него самого, ему в этом помочь не сможет. И в какой-то мере, я даже благодарна судьбе за то, что все сложилось так, как сложилось. Именно благодаря всем этим мучениям я стала такой, какая есть. Я знаю, что терять мне нечего, и этим я сильна.
А может быть, придет время, когда щелкнет какой-нибудь выключатель, и все это остановится. И тогда уйдет боль, и я смогу гораздо больше, чем могу сейчас. И не смотря на то, что меня даже водили на обряд изгнания злых духов из тела (утрирую, конечно), я все равно пока осталась такой, какая есть, со всеми своими проблемами, на которые врачи давно развели руками. Что ж, значит, так надо. Значит, просто не время. А потом, я ВЕРЮ, все изменится…
[553x420]
(одна из картин Фриды Кало "The Little Deep")

Ты, цветочек мой, уходишь,
Земляничка, убегаешь,
Убываешь, нежный бархат,
Отрываешься от дома,
От родимого подворья,
В дом чужой уходишь, дева,
Навсегда – в семью чужую.

(«Калевала» - карело-финский эпос)


Я чувствую, как меня становится все меньше и меньше. Т.е. я не совсем пропадаю. Я словно перетекаю в другой мир. Но что это за мир? Что это за реальность, которая поглощает меня день за днем? Чем чернее дни этого мира, тем быстрее я ухожу ТУДА. Хотя как можно назвать эти дни черными? Это в юности все казалось черным, это там через все реальное тянулся какой-то кровавый след, и боль была первым спутником. А теперь этого нет. Теперь просто пустота. Теперь какое-то арктическое спокойствие, которое изредка разбавляется диким отчаянием, но той острой беспомощности я уже не чувствую. У меня больше нет ненависти к этому миру. Я не хочу говорить, что все плохо, потому что не все плохо. Но все-таки…все-таки…Все-таки что-то совсем не то. Я все равно не принадлежу этому миру, хотя мне страстно этого хочется. Хочется, но я бегу. Постоянно ускользаю из чужих жизней, как только становлюсь там чем-то необходимым. Я устала причинять боль другим. Мне хочется научиться ставить более четкие рамки, чтобы никто ко мне не привязывался. Пока я этого не захочу. Но все равно все выходит наоборот. И я больше не хочу об этом думать. Я не хочу вечно винить себя во всех несчастьях тех, кто слаб…и тех, кто не слаб. И если сейчас случится то, чего я ждала и боюсь, я сумею этому противостоять. По крайней мере, хочется на это надеяться.
Год назад в голове появилась уверенность, что я могу многое. Теперь часто кажется. Что если я чего-то действительно захочу, то непременно это сделаю. И так все последнее время и случается. Но почему-то это не принесло счастья. А ведь самое главное желание я не могу исполнить – я не могу заполнить эту пустоту. Вот здесь уже моя уверенност и мои силы мне не помощники.

Скоро кончится этот день. Бездарно прожитый и бесполезно потраченный. И хотя, глядя со стороны, можно сказать, что я ой как много сделала, но все это пустое. Какие-то непонятные бытовые заботы, какие-то нелепые встречи, которые были мне совершенно не нужны. Глупый день…

Ненавижу, когда смеются над карликами. Терпеть не могу цирк карликов. Такое ужасное сборище увечья, над которым потешается людская жестокость, смешанная с радостью, что сами-то мы не такие. Только вот я не испытываю отвращение к карликам вообще. Ненавижу именно их цирки. Ненавижу людей, которые глумятся на подобных представлениях. Как это страшно…как страшно, когда людям подобного рода не остается других способов заработать на жизнь, кроме как позволить насмехаться над собственным горем. А может, я не права? Может, они вовсе не несчастны и вполне нормально себя чувствуют в роли клоунов? Все равно…все равно ненавижу тех, кто смеется над карликами.

- Олеся! Прекрати! Посмотри в свой паспорт!
- Зачем мне в него смотреть? – настроение у меня упало.
- Посмотри, сколько тебе лет! Тебе уже не 15!!! Пора становиться взрослой!
- И что же в твоем понятии «быть взрослой»? – голос мой стал еще тише. Еле выдавливаю из себя слова. Но если перестану отвечать, он разозлится и будет хуже.
- Сама знаешь, что я имею ввиду.
- Нет, не знаю. Я только понимаю, что такая, какая я есть, я просто не устраиваю всех, вот и все. Но я не понимаю, что во мне настолько не так, как у других.
- Олеся! Ну хватит ерунду говорить, а? Пора остепениться! Пора становиться нормальной семейной женщиной.
- Но мне только 22!
- Тебе УЖЕ 22! И судя по твоим словам, ты вообще никогда не собираешься ни замуж выходить, ни детей рожать. Тебе вообще ничего нафиг не надо. Бродишь где-то в своем тумане…Хватит уже, может, этого?
И что мне ему на это отвечать?! Не буду же я доказывать, что когда рядом будет МОЙ человек, я и замуж захочу, и все остальное тоже…Опять это чертово замужество! Почему оно снова выпирает через все щели? Не объясню же я ему, что и в тумане я блуждаю только потому, что чертовски устала от всех этих упреков, от грубости, от непонимания. Или все же попробовать?
- Я устала просто, вот и всё… - стараюсь сказать это просто и легко без жалостливых интонаций.
- Конечно! Бедная Олеся устала. Все ее, несчастную, замучили. Все гады, а Олеся хорошая.
Вот и все. Вот и весь разговор. Такая вот милая беседа двух людей. Я даже ничего не стану отвечать – смысл? Какой смысл отвечать человеку, который каждое мое слово выворачивает наизнанку. Или просто я не могу нормально изъясняться? Черт…Черт! ЧЕРТ!!! Хочется развернуться и зашагать прочь, не обращая внимания на мерзкий мокрый снег, падающий из дыры в сером небе. Хочется перестать быть в этом мире. Или хотя бы перестать быть для этих людей. Начать бы все заново… В другом месте, в другой жизни…
Мне холодно. Ветер продувает мою куртку насквозь, я слегка ежусь.
- Тебе холодно что ли? – его голос.
- Да, холодно.
- Сама виновата. Сколько раз тебе можно твердить, что надо одеваться нормально?! А тебе вечно все нипочем. Вечно одеваешься так, будто на улице лето.
- Во-первых, я не говорила, что кто-то виноват и вообще не жаловалась. А во-вторых, у меня все равно нет ничего теплее.
- Куртка меховая есть.
- Она в Выборге.
- Вечно у тебя все не так! – надо только слышать этот его тон!
- Конечно! Я же всем известный дефект.
Щурясь, смотрю куда-то вдаль. И сколько будет еще таких разговоров? И сколько будет еще таких людей?! Приду домой, отключу телефон, и пусть весь этот мир хоть на пару часов провалится в небытие…

Вот и рвется очередная ниточка. Самая последняя, на которой держится все. И вместо того, чтобы быть осторожнее и не тревожить ее, мне хочется рвануть рукой, чтобы все это скорее КОНЧИЛОСЬ!

Зеркало. Опять ты, мой злейший враг Зеркало. Я смотрю в эти глаза цвета чая и пытаюсь убедить их в том, что я их ненавижу. Но там одна усталость, там какая-то вселенская пустота и ветер…вернее, нет ветра…штиль…

В душе зарождается то чувство, которого я так ждала и так боюсь. Мне хочется от него избавиться. Но это уже мне не под силу. Как нелепо все выходит! Как странно! Как непредвиденно! Черная вечность за плечом давно отступила, но то, что пришло ей на смену, пугает меня нисколько не меньше. Хочется спрятаться, закрыть глаза…Хочется…

А иногда просто нет сил. Иногда хочется другого – хочется разреветься, закричать во всю силу голоса, ударить кулаком в стену так, чтобы потом несколько дней ломило руку. Но нельзя. Даже этого нельзя! Надо быть спокойной, надо улыбаться. Надо оправдывать чьи-то надежды.
Весь мир похож на одну большую декорацию к какому-то спектаклю. И ни одной роли в этом спектакле мне играть не хочется. Я хочу ЖИТЬ!!! Как давно я не говорила подобного и даже не думала подобного. Но сейчас бесконечно в голове пульсирует именно эта мысль – ЖИТЬ! ЖИТЬ! ЖИТЬ! А что это значит? Это ведь не просто существование. Это не просто способность чего-то добиваться. Я хочу чувствовать. Я хочу, чтобы эта отвратительная пустота хоть когда-то перестала быть пустотой…

Николя…Ты спросила, разве не хочу я заполнить пустоту? Вот видишь, что я пишу. Хотя чем я ее заполню в итоге? – болью, просто невыносимой болью, потому что то, чего мне хочется, никогда не случится. Хотя чего мне хочется? Бредовые мысли в бредовой голове человека, живущего в бредовом мире. Все один сплошной сон, который забудешь сразу, как только проснешься. Сон, который повторяется раз за разом и оставляет после жуткое ощущение чего-то неуместного и инородного. А если это случится... Если ЭТО случится?!!!! Мне так страшно. Я боюсь того, что со мной происходит. А ведь надо бороться с этим страхом. Еще нужны силы для того, чтобы делать вид, что все хорошо. Ведь так положено, правда? Нельзя жаловаться и нельзя ныть. Надо собраться с духом и выйти в новый день, открыто глядя людям в глаза...хоть это и обман, но так надо…а потом, когда закончится день, когда останешься одна в своей квартире, где никогда не бывает людей без твоего желания, можно позволить себе снять эту маску. Можно сделать глубокий вдох и шагнуть в матрицу и пробыть в ней до тех пор, пока реальное твое тело не станет слабым от усталости…

[340x420]

Первый раз посмотрела это скандальное видео пресс-конференции Киркорова. Розовая кофточка и все такое. И как-то даже уже не задело все, что он говорил. Но просто взбесило другое – сидящая рядом и совершенно по-идиотски хихикающая в унисон его словам Стоцкая. Черт..Если кто-то видит в ней в этот момент женщину, то мне стыдно, что я того же пола. Отвратительная гадость. Неужели действительно вокруг так много подобных пустоголовых кукол, которые…ладно, зачем о них?
Мне так часто говорят, что нормальных и порядочных девушек мало. А я никогда не верю. Как я могу в это верить, когда я общаюсь именно с такими? Нахожу себе подобных, как мне говорят. Но ведь если нахожу – значит, они есть. Почему же тогда оказывается многим так трудно найти такую девушку? Или они не настолько яркие, как эти разукрашенные куклы, которые так настойчиво лезут в глаза?

У меня какое-то раздвоение личности. Я и сама это в себе чувствую и…Ради забавы прохожу всякие тесты, когда нечего делать и то и дело получаю совершенно взаимоисключающие результаты. При этом знаю, что и то и то – правда. Так когда же мои весы придут в равновесие?! Когда наступит этот божественный момент, когда я стану СОБОЙ? Божественный…мне ли произносить это слово? Я же нехристь. Человек, принципиально не желающий креститься. И это не вопрос веры, это вопрос догм.

О чем я пишу? Как первый отрывок связан со вторым? И как начало второго отрывка связано с его концом? Пишу, как думаю. Все мы думаем беспорядочно, одна мысль наплывает на другую…порядок их меняется, они вращаются по кругу и рассыпаются на бесконечные дорожки, ведущие в никуда.

Привезла из Выборга свои старые тетради со стихами 5-летней давности. Вот кое-что из того времени.

* * *
Страшно…И тени ползут по стене.
Всё ненавистно отныне на свете.
Слёзно…В холодной немой тишине
Хочется с криками вытошнить сердце.

* * *
Моё сердце стучит перебитым крылом,
И глаза, как вода, утекают во тьму.
И горит, и горит, полыхает огнем
Тот таинственный яд, что из вены глотну.
Я одна, я больна и покой не вернуть.
И дышать нелегко, задыхаюсь песком.
На куски разрывать изможденную грудь
И смотреть в потолок…Только ты ни при чём…

* * *
Распустила я руки по ветру,
Превратила их в косы дождя,
И холодное зарево слепо
Поглотило в пучину меня.

Я барахталась в алом заливе,
Задыхаясь от солнечных стрел,
Обжигали мне легкие искры
От лощеных русалочьих тел.

Но качнулся над заревом парус,
Белоснежной надеждой восстал.
Кто-то страшный с пылающим взглядом
В темноте на меня наплывал.

Протянул обожженную руку
И втянул на спасительный челн.
Лишь тогда я узнала фигуру
Средь кровавых губительных волн.

Этот страшный увечный уродец –
Моя совесть, хранитель души.
Заглянула в глаза, как в колодец,
А они оказались пусты…

* * *
Мама, я знаю, он болен моими глазами.
Мама, я знаю, но я закрываю глаза.
Что будет с нами? Скажи же мне, что будет с нами?
Завтра наступит. Но завтра наступит война.

Мама, я знаю, что хочет услышать последний.
Мама, я знаю, но буду упорно молчать.
Кто же наследник? Кто вечности этой наследник?
Кто никогда не попросит меня умирать?

Дождь не прольется – на небе стальная кольчуга.
Рыцарских лат безупречный пугающий блеск.
Мама, я знаю, когда мне прошепчут на ухо
Первую песню о горе непрожитых лет.

Пусть эта песня не станет взывающим гимном.
Что ж, и не надо. И я не начну подпевать.
Мама, не нужно меня упрекать в непосильном,
Просто я знаю, к кому не хочу убежать.

* * *
Сначала было только слово,
Потом арктический покой.
И отреченье от былого
Твоей подписано рукой.

* * *
Если в ранах любовь
Упадет на колени,
Не давай ей руки
И добей ее сразу,
Чтобы кольца тоски
Не давили на нервы,
Чтобы черная кровь
Залила ее губы.

* * *
Обманы

Говорят, что сегодня дождь,
Но в раскрытом моем окне
Вижу только, как плачет небо,
Вижу слезы, дождя не видно.
Обманули прогнозы снова:
Обещали, что будет солнце,
Ну а солнца и нет в помине –
Только огненный шар дымится.
Почему столько лжи на свете?
Почему вместо снега – сахар?
Вместо туч – пелены обрывки?
Вместо молнии – вспышки боли?
Обещают, что будет лето,
Но не верю, его не будет,
Лишь зеленой тоски узоры
Обнаженные ветви тронут.
Не раскроют бутоны маки –
Только алые пятна крови
По траве разбросает время.
И тепла никогда не будет –
Просто вдруг растворится холод,
А на смену – остатки чувства.
Заливаться не будут птицы,
Буду звуки визгливой скрипки
Вылетать из охрипших глоток,
Разбиваясь о камень взгляда.

* * *
Я – бокал. Я всего лишь надколот,
Но уже не пригоден для пира.
Хоть и цел, и стою я достойно,
Но меня за любовь не поднимут.
Я один с недопитым кагором
Не замечен и пальцем не тронут.
Даже тот, кто надбил мое горло,
Обо мне, я уверен, не вспомнит.

* * *
Вот это стихотворение мне написал один мой знакомый, с которым нас давно и окончательно развела судьба. Все это того же периода.

Ты осталась на площади стужи,
Оплывают свечами речи.
Как же ревность тебя не душит?
В пелене остывают свечи.

Среди мраморных изваяний
Ищут руки страданий худших.
Почему вспоминать устала
Влагу боли в промерзших лужах?

Давит обруч, виски сжимая.
И известно уже, что скоро
Разойдемся весной, играя,
Тихо лязгнет эхо затвора.

Конвоиры привяжут полночь
На веревку в людских приливах.
В массы снова вернется горечь,
Что глаза твои не закрыла.

Телефонный звонок раздастся,
Снова сядешь в мягкое кресло.
Чей же образ в тебе остался?
Чье же имя в тебе воскресло?

За окном в переулках метели,
Снежный шепот надежды множит
Среди мира уснувшей веры,
Где ни день и ни час не прожит.

Молодым вином впечатлений
Разливаются краски утра.
Среди бархатных преступлений
Ты еще не жива как будто.

Я надеюсь, что на рассвете
Медно-красным багрянцем дрожи
Ты покинешь клетку сомнений
Крокодиловой этой кожи.

* * *
А это уже снова мое.

Уже неполная Луна,
И небо кроется
Обрывком сонного окна,
Прощеньем совести.
И диктатура перемен
Тиранит полночи.
Я попадаю снова в плен
Своей безвольности.
И мне не важно, чья рука
Толкает к пропасти.
Я знаю: только полстиха
До невесомости.

* * *
Всему свое время – зиме и весне.
Всему свое время, но только не мне.
Я вне.
Я, может быть даже, отдельней всего,
Здесь много чужого, но нет ничего
Моего.

* * *
Я знаю, что ты не плачешь.
Я знаю, что это дождь.
Я знаю, что ты не платишь
Доверьем лжецам за ложь.
Я знаю, что ты не веришь
Тому, кто не верит сам,
Что в звере ты видишь зверя,
А звери в тебе – себя.
Я знаю, что ты находишь
замкИ для своих ключей.
Я знаю, что веришь в Читать далее...

Стоя в давно переставшей пугать пустоте, делаю шаг вперед и открываю дверь, ожидая увидеть за ней хоть что-то. Но там снова пустота. За пустотой очередная пустота. И каждая новая дверь приводит меня в такую пустоту, где можно медленно развести руки и ничего не почувствовать...не почувствовать даже воздуха, которым можно нормально дышать. Можно окликнуть кого-нибудь по имени, а в ответ услышать только эхо собственного голоса...Новый мир, постороенный на руинах старого, ничем не отличается от того, что когда-то было намеренно разрушено...
Почему так? Почему я не вижу тех, кто меня окружает? Почему смотрю сквозь? Все люди - как стеклянные фигурки, через которых просвечивается моя пустота, и которые со звоном разбиваются, стоит только к ним прикоснуться...

Холодно, до чего же холодно! Холод где-то внутри, и меня уже не спасает ни чай, ни горячая ванна. Меня угнетает этот комок лжи, который всё растёт и растёт. Он стоит поперёк горла и не даёт нормально дышать. А я снова лгу, лгу, лгу...Оправдывая себя тем, что делаю это из благих намерений. Оправдывая себя тем, что так кому-то будет лучше. Но ложь есть ложь. Противно, мерзко...Чувство, похожее на отвратительного скользкого слизняка, копошится в моей душе...Мне страшно...

Верная преданность или предательская верность? Или не верность, а вера? Я ничего не понимаю. Усталость прозрачной капелькой стекает по тонкому стебельку моего сознания и с непонятным звуком падает вникуда.
Не хватает, не хватает…НЕ ХВАТАЕТ!!!
И что толку бить головой об стену? Что толку вообще кому-то что-то объяснять, когда всё это всё равно потом перевернется с ног на голову?!
Начало второго ночи…Сон, конечно, еще где-то далеко, и меня не коснулось его горячее дыхание. Хочется зарыться с головой под подушку и представлять, представлять, представлять…И в то же время представлять страшно – не хочется напридумывать себе каких-то образов, которых может и не быть. Надо просто ждать. Просто отключить в голове все образы и ждать. Впасть в оцепенение, стать подобной иссохшей пустыне и ждать до первого дождя…

Пусто без тебя...Вот еще вчера ты был, а сегодня уже все не то...Словно занавес задернули и погасили софиты...
Шла по улице, засунув руки в карманы и глядя куда-то вникуда. Хотелось, чтобы шел снег, а он не шел. Лишь острый и немыслимо холодный ветер хлестал по щекам и продувал меня совершенно насквозь. Трамваи, люди, машины, страшно орущие сирены...Карусель лишних образов. Голова идет кругом. Приду домой и буду веселится от отчаяния. Залезу в чат и устрою там бурю...в твою честь...

Чихнул Вадик.
- Будь здоров, Вадька! – задорно говорю ему.
- Будь здоров! – пытаясь перекричать меня, кричит ему Лёшка.
- Будь здоров! – ещё громче кричит Славик и смеётся. – Кто громче всех – тому конфетку!
- Кто громче всех чихнет? – ухмыляется Вадик.
- Кто громче всех чихнет, того в шкаф! – Славик занят делом, но это ему никогда не мешает веселиться.
- Ой! А помогите мне громче чихнуть! – прошу я. – Я очень хочу в шкаф, а то как-то мне сегодня не работается.
- Кто же тебе мешает? – спрашивает Вадик. – Иди в шкаф, а мы будем приносить тебе туда поесть.
- Нет, - отказываюсь я. – Самой залезть в шкаф – это шизофрении подобно. Надо, чтобы был повод.
- А давайте посадим в шкаф Юрку! – вдруг неожиданно кричит Лёшка.
- Хахаха! – смеётся Вадик.
- А почему Юрку? – спрашиваю я.
- А чего сразу меня? – спрашивает Юрка.
- Ну просто так! – отвечает всем сразу Лёшка. – Я просто хочу, чтобы Юрка сидел в шкафу.
Общий смех. Юрка сначала тоже посмеялся. А потом решил обидеться.
- Я тебе мешаю что ли?
- Да нет, я просто… - все еще усмехается Лёшка.
- А может, тебя лучше в шкаф? – Юрка улыбается, но чувствуется, что он начинает злиться.
- А зачем меня-то в шкаф? – изумляется Лёшка.
- А просто так – мстит Юрка. – Просто потому, что я так хочу.
На заднем фоне беспрерывно хихикает Вадик.
Мне же уже становится немножко не смешно.
Все это тянется очень долго и, в итоге, разговор заканчивается так:
- Я вообще не с тобой разговаривал, что ты ко мне прицепился?! – Лёшка издевательски улыбается. Так он злится на Юрку.
- Я к тебе не цеплялся! Это ты ко мне пристал!!!
- Ну и все! И больше не пристану! Очень-то ты мне нужен!
- Ну и отлично!
- Ну и здорово!
Вот и поговорили…Детский сад…А ведь если бы Вадик не чихнул, ничего этого не было бы…

…И когда человек спросил ее, зачем она это сделала, она закрыла глаза и ответила еле слышно:
- На небе было много птиц. Они резали прозрачную синеву своими крыльями, словно острым лезвием скальпеля. Их было очень много. Птицы, птицы, птицы…Они медленно кружила надо мной большими ровными кругами. Но лишь одна птица из всех не была падальщиком. Лишь у одной из них были белоснежные крылья, и крик ее не был похож на погребальный стон. И мне просто захотелось до нее дотянуться. Просто дотронуться. Я встала на краю и протянула руки, сделала шаг…
Человек презрительно сощурил глаза и ядовито спросил:
- А ты знаешь, куда попадают самоубийцы?
Она устало отвернулась от него и глухо произнесла:
- Я не хотела умирать. Я просто хотела дотянуться до птицы…И мне не хватило совсем чуть-чуть…

Здорово! Я сижу на работе и радуюсь всему, что происходит. И не важно, что от меня требуют немыслимо коротких сроков выполнения и при этом добавляют все новые и новые задания. Всё равно. Здорово! Я на работе!!!
Всё тут по-прежнему... Катя, как всегда, смеётся. Максик сидит перед ней, водит пальчиком по столу и голосом капризного ребенка говорит: "Ну Катя! Ну объясни еще раз...Я не понимаю, как делать!"...Юрка, как и всегда, болтается по кабинету и ни черта не делает. Или мне только так кажется? И все остальные чем-то заняты. А я прервалась на 5 минут и пишу тут. А что пишу - сама не понимаю. Просто мне жутко весело от того, что я наконец-то среди людей...Что вокруг меня все галдят, что Лёшка снова не понять кому вслух зачитывает какую-то статью и никто не обращает на это внимания. Я в восторге от того, что здесь привычно душно, а при открытом окне моментально выстывает кабинет. Я безумно люблю свой стол, свой компьютер, свой стул, который, пока меня не было, мне опять кто-то подменил, но я его нашла и вернула обратно. Я пойду пошатаюсь по коридору, посмотрю на людей, радуясь снова и снова - я на работе!!!

Олеся, ты почему такая странная? Тебя все любят. Ну посмотри, как тебя ЛЮБЯТ!!! А ты все время щетинишься, как дикий зверек…Ну почему? В глаза улыбаешься, а стоит только повернуться к тебе спиной, как улыбка тут же сползает с твоего лица. Сама себе ты никогда не улыбаешься. Почему, Олеся? Сижу тут и разговариваю с тобой, как умалишенная. А что мне еще делать? Ведь все равно никто больше не поговорит с тобой так, как я. Никто даже не сделает попытки тебя понять так, как я. Давай же решим, Олеся, что с тобой происходит…Тебя любят, и сомнений в этом нет. Достаточно посмотреть в твой телефон на все приходящие смс - сразу станет понятно, сколько людей жаждет быть рядом. Ты посмотри, как много людей к тебе тянется и КАК тянется. Так почему не хочешь? Почему держишь всех на расстоянии? Хотя, как ты держишь…Ты же всегда всем навстречу сначала, ко всем с улыбкой, с пониманием, а как только тебя пытаются притянуть к себе, сразу упираешься обеими руками. Так нельзя. Хотя, я знаю, почему ты так делаешь. Ты просто боишься снова кого-то ранить. Эххх…я вот смотрю на тебя сейчас – бледная, под глазами круги, взгляд мутный…Ну что с тобой стало? Где огонек в глазах? Где ИСКРЕННЯЯ улыбка? Нет, то, что ты всем изображаешь – это маска. Мне такой улыбки не надо. Я же вижу, что глаза при этом грустные.
А помнишь, Олеся, что тебе говорил Марат? Помнишь? Он говорил: «Олеся, таким, как ты, нельзя много думать, а то жить расхочется!»…Ну и? Что же ты постоянно о чем-то думаешь? И, главное, было бы о чем! Так нет же, ты снова думаешь не о том, о чем надо. Ты живешь в ЭТОМ мире, Олеся, в ЭТОМ! И пока ты тут, хочется тебе того или нет, ты должна соблюдать законы этого мира. Пусть они глупы. Пусть они абсурдны. Но иначе ты рискуешь всю жизнь быть одинокой. И не надо ухмыляться и говорить «Пусть будет так!». Ты вот только представь, сколько это – целая жизнь. Это чертовски много. И боль от одиночества никуда не уйдет, Олеся. Она будет только накапливаться с годами и просто разорвет тебя на части. Неужели ты этого не понимаешь?! Ну что ты молчишь?!!!

…у меня нет сил разговаривать. У меня нет желания в чем-то оправдываться. И кто ты вообще? Внутренний голос, подсознание или как тебя там…я даже не знаю, как к тебе обращаться. Почему ты все время меня тормошишь? Мне так не хочется сейчас ни о чем с тобой спорить. При чем тут ЭТОТ мир? Причем тут все то, что происходит вокруг, когда этот червь сидит ВО МНЕ! Причина моих бед не где-то там и не из-за кого-то там…Пусть кое-кто считает и иначе. Пусть причиной всему видят ту историю, но я не согласна. Это был толчок, возможно, но не более. И зачем ты требуешь от меня улыбки? Я же не клоун! Разве не могу я не обманывать хотя бы себя? Разве не могу я хотя бы себе не изображать фальшивую радость? Мне грустно, что ты опять про ЭТОТ мир. Мне хочется сказать, что мне тут не интересно, и в то же время я люблю этот мир до потери пульса. И я не знаю, как это объяснить. С одной стороны, мне тут плохо, меня тут не понимают и здесь я не могу найти того, чего хочу…Но с другой…Ведь именно в этом мире я и нахожу в итоге хоть какое-то утешение. Здесь мне есть куда выплеснуть тоску. Вот и получается что для этот мир для того, чтобы заблудиться в нем сознательно и убежать от себя…Или от тебя…Уже не понимаю, кто тут кто… Это похоже на рак: оно растёт внутри тебя, поедает твои органы, и ты - будто бы ты, но на самом деле уже совсем не ты. Таешь на глазах, растворяешься, но ещё не знаешь, что это конец, ещё не знаешь, что смерть уже живёт внутри тебя. И вместо тебя будет уже кто-то...Но не ты…
А что касается законов этого мира и следования им…Знаешь, я не вижу причин, по которым надо так жить. Я не понимаю, почему я должна жить так, как кто-то для меня определил. «До 25 лет пора родить ребенка»..Да с чего это? «Олеся, почти все твои ровесницы уже замужем. А ты что?» Что, что…А я вот такая. Не должна же идти замуж только потому, что так нужно. Кому это нужно? Кому станет легче оттого, что я поставлю штамп в паспорте? Хотя, я знаю, что многие удовлетворенно вздохнут, а пока так и будут шептаться за моей спиной…как вот в Выборге – «А вы не знаете, у Олеси вообще кто-нибудь есть? А то не расскажет никогда и не понятно вообще, как живет там в Питере». А зачем им? Ну вот скажи, мне, зачем? Неужели им не понятно, что если бы я хотела, я бы рассказала. К чему эти непонятные разговоры за моей спиной? Противно…Хотя уже все равно. Почти безразлично. Я не могу сказать, что в жизни все плохо, но вот эта появившаяся однажды пустота теперь никуда не исчезает…и я даже боюсь надеяться. Я не хочу надеяться. Я буду просто жить…
Кстати, я слышу музыку. Виолончели на низких нотах. Что-то близкое к Шнитке. Отчетливо слышу одинаково во всех комнатах. Брата спросила, он говорит, что никакой музыки нет. А ты слышишь?...

Можно улыбнуться и простить,
Можно не простить и улыбнуться.
Можно откровенно разлюбить,
Можно, чуть лукавя, обмануться.
Может быть, опомниться и жить,
Глядя в небо ясными глазами?
Может быть…Всего лишь «может быть»…
Странный холод тихими ночами...

* * *
Полетом бабочки беспечной
Над нежным цветом лепестков
Кружить
Могла б я бесконечно,
Могла б
До первых холодов
Увидеть все оттенки неба
И солнца тронуть каждый луч.
Но я – не бабочка…
Я – Герда…
В пустыне льда и снежных туч.

* * *
Города, мосты, бульвары…
Ветер воет между труб
Заводских районов. Пары
В липких сумерках снуют
И надеются на счастье,
Спрятав веру в кошельке.
Мало воли. Много власти
В неспасающей руке.
Города, мосты, бульвары,
Детский плач в подвальной мгле…
«Вспоминай меня желанной», -
Шепчет совесть в ухо мне
И уходит в вечный холод,
Затихает гулкий шаг.
Город, город…Мёртвый город,
Почему же всё не так?!

* * *
Разрубив вертолетной лопастью
Всю себя на пятьсот частей,
Я стою у бездонной пропасти
И из сердца гоню чертей.

Я кормила волков и демонов,
Я любила любить любовь,
Выбривала кресты на темени
И травила мечтами кровь.

Но не стала я злой и дикою,
Затворилась на сто замков
И несмело, чуть слышно тикаю
Тонкой стрелкой немых часов.

Разрублю вертолетной лопастью
Свою жизнь на пятьсот частей
И слеплю ее скотчем заново
Из осколков ушедших дней.

* * *
Я раскину крылатые руки –
Принимай меня, небо, такую:
Вдохновленную волей, живую
И далекую (так ли?) от муки.

Я лечу к тебе, вечное солнце,
Я лечу сквозь объятия ветра.
Я свежа, я легка, я согрета
Светом мира в тюремном оконце.

Ах, вы милые, милые люди,
На земле этой вечно прекрасной
Для чего же вам ружья и каски?
Ведь кода-то, я знаю, вы были

Так чисты, как объятия утра,
Как альпийского снега перины…
Бросьте дом, дорогие машины
И летите со мною на небо!

…Не хотите…Серьезные маски
Безулыбочно смотрят мне в спину.
Бог же с вами! А я, право, сгину
В неге вечной и облачной ласки!

* * *
Я узник в бархатной тюрьме,
Я горем плюшевым убита.
С перебинтованной душой
На все засовы я закрыта
И, словно бабочка во тьме,
Лечу на свет далекой воли,
Но снова грудью о стекло,
На пол с разбитой головою.

* * *
В полынью (о, Господи, за что же?!),
Сапогом увесистым по лбу.
И уже не надо хмурить брови
На слова: «Ты знаешь, всё к добру!»

* * *
Мир без войны.
Мир без слез.
Мире без зла.
Желтое солнце на небе, и облака
Сахарной ватой блестят.
Каски и ружья под слоем земли
Спят крепким сном мертвеца.
Спят и молчат.
Лица людей – как картинки – пестры,
Смотрят на небо гвоздиками красными глаз,
Верят в добро.
Птицы на небе – все белые – режут простор
Лезвием крыльев, тонким, как скальпель хирурга.
Тихо и солнечно.
Можно в таком вот сверхпризрачном мире
Вспомнить себя, в пустоту заглянуть,
Все понимая до дна.
Самое светлое, самое сиюминутное
Спрятать в кулак и зажать крепко-крепко
До самых последних минут.
После вернуться…
В реальность. В войну, истязания, зло…
На коленях ползти по костям победителей снов.
Бесконечно терпеть
Эту боль…
Бесконечно душить
Этот страх…