прекрасное кольцо,
мне так спокойно в твоём гниении. я знаю.

просто ласкай меня этими звуками и хрипом и шипением, иглами уколов, смоченного в воде провода, я почувствую себя живым в летящем поезде, когда никого нет рядом. подаренные слова, которые стихают снаружи в петле снятых мерок кожи. я знаю.

жуткая хлебница на подоконнике лестничной площадки не даёт мне покоя.
темное старое дерево, как не хватает духу открыть её, я знаю, теперь я знаю точно  - внутри что-то есть, есть кто-то, и я чувствую через всю одежду, лица и мельтешение минут - оно поджидает и глядит, и подчинив себе время, изучает, скребется и живет, нападает на невнимательных и слабых детей и старух, кошек, пьяных, оно выжидает, чтобы пожрать меня, и страшно, пускай стены и спрячут парализованный позвоночник, мне невыносимо дышать, я знаю, мне душно, душно жить в этой хлебнице на подоконнике лестничной площадки, поэтому я жду и питаюсь, пускай это и нехорошо, стыдно, и неправильно, но вдруг однажды исчезнет безумное одиночество, когда они будут внутри, и я поджидаю и гляжу.

как же душно.

это просто буквы, верно.
мне понадобится микрофон.

цифровая пыль, я чихаю осколками безобразной вазы, а в ответ, сигналами водной азбуки, один длинный гудок в трубке, и теперь это столь очевидно - логарифмическая линейка неоспоримей библии, необратимей вечности каждого манекена и мнения, где я перед тобой на коленях, в орнаменте, в коже, в долгу, в кукольном фарфоре.

день 22.
месяц 2.

этого достаточно.

в третьей комнате слишком скучно и младенцы отпиливают матери ступни и кисти чтобы оглохнуть в песке шума вагонов метро когда и цифры смогут заставить считать сколько спичек помещается в человеческой глазнице.

и в том что я вверяю врачам нет ничего особенного,
особенного кажется не существует, до тех пор пока тебе не тестируют очередное генетическое оружие концентрированного психоза.

я выстрелил из пальцев в вязанную шапочку спящего в метро мальчика,
и я стреляю пиф-паф в старательно отводящих глаза пассажиров,
и я стреляю в своё отторжение в бегущих проводах за матово чернеющим окном.

символизм - ты мой бумеранг.

первый этаж залило водой. наверное из подвала, наверное с улицы. кто-то случайно не закрыл входную дверь в подъезд и потоки мутного снега растаяли на ступеньках. кто-то случайно не закрыл кран в у себя квартире, и вода, переливаясь через раковину, медленно стелясь по полу, устремилась на свободу. кто-то, кого никогда не узнают, случайно потревожил спящую бабочку и одним взмахом крыльев она перевернула весы судьбы.

в новостях успокоили, что резкую смену эмоционально-волевой сферы и снижение памяти можно отнести к стрессу. что ухудшение внимания и потеря ориентировки во времени и пространстве - это следствие недосыпания и хронической усталости.

в это время пара оголённых проводов, которые раньше радовали искрящимся фейерверком по вечерам, нервными змеями склользнули вниз к воде. дом дёрнулся в судороге, газ с шипением устремился по трубам вырывая батареи, лампы мигнули пару раз и ослепли. на долю секунды тишину можно было почувствовать кожей на затылке и спине, столь явственно и плотно она обвалакивала тело. затем из недостижимо далёкой точки внутри стал нарастать вой сирены.

в новостях предупредили, что утрата силы в конечностях может сопровождаться снижением в них чувствительности, нарушением речи, зрения и снова успокоили тем, что вегетативные симптомы - чувство жара, потливости, сердцебиение и сухость во рту не обнаружены.

в это время на четвёртом этаже, где-то на уровне лёгких, стало душно. закленные на зиму окна не пропускали воздух, сорванные батареи лежали на полу, обои в квартирах вскипали от жаркого дыма. техника плавилась и время от времени в разных квартирах раздавались гулкие хлопки взрывающихся электроприборов.

в новостях, наверное, продолжали говорить и успокаивать, но от жары ни радио, ни телевизор не работали,.

на восьмом этаже двери захлопали в диком ритме. заложило уши.
девятый, он же последний, залило водой, и дом, потеряв ориентиры верха и низа, опасно накренился.

уже почти выбравшись на крышу, на чердачной лестнице, клетки стали отмирать и ступеньки ссыпались вниз как кусочки собранного паззла, который хорошо потрясли.

радиоволна вошла азбукой Морзе в позвоночник и вышла из пульсирующей сонной артерии. надо было обязательно выхватить из точек и тире слова, не потерять их и собрать в предложения, но головная боль мешала и вибрирующий шум заглушал даже простейшие фразы, нарастая всё сильней и сильней, сотрясая весь мир вокруг.

а потом тёплая волна крови устремилась наверх, омывая ступеньки последних этажей, и стало тихо.

чистота сознания, избавь меня от самосохранения.

заражение пробирается внутрь через кончики порезанных пальцев, холодным ознобом на ключицах и лопатках. ноги немеют, каждый глоток - усилие, позвоночник - вибрирующая пружина, ребра - сжатая клетка. мой рот полон безвкусной слюны, язык опух, скулы напряжены.

медленно пространство приближается навстречу, растворяя и растворяясь. каждый предмет приобретает неуловимую четкость и скрывается за пределами зоны бокового зрения. звуки погружаются под воду и утекают в щель под дверью. время останавливается.

цифры повторяются в наборе двоичного кода, который рисует определенность происходящего.
прошлое выходит за границы заученного.
воздух медленно растекается в ладонях и я обращаюсь к ему: "слушай меня, дерево..".

..

неизбежно и медленно реальность начинается ссыпаться картонной головоломкой в зрачках.
я остаюсь, пока не возвращается паранойя внешнего и долгая бессоница.

в роскошных костюмах и карнавальных масках посреди просторного зала ждут люди, воплощения своих прекрасных образов. броня красоты внешнего отражается тяжёлым медленным танцем на ликах венецианских птиц, горностаев, львов, в многообразии скрытых намёков и соблазнов волшебства дарованного на один миг. устремив взгляды наверх, на невероятных размеров ослепительно сверкающую люстру, они замирают. в их глазах, на границе похоти и искренности заветного желания, мольба о том, чтобы люстра упала. плавно, будто сквозь толщу воды, она спускается вниз, обдавая жаром своего неизбежного взрыва на миллиарды тонких молниеносных осколков.

на следующий день мир раскалывается трещиной. определённо люстра даже не пошевелилась, но люди продают свои истории за деньги, обаяние и грязь. потные лоснящиеся тела складывают маски в коробки из под обуви, где они ждут ровно год до следующего представления.

очень скоро новый год.
вы уже выбрали себе маску или оставите ту, которая осталась с прошлого раза?

очерчено бессмысленным.
слова, которые превращаются в бесплотные тени. буквы, которые превращаются в бесполые слова.

карусель времени, аттракцион беспомощных итераций.

очерчено очевидным.
бесконечная русская рулетка самообмана. конечно, без патронов.

размылось обещаниями.
вернулся сухой привкус.

строчка над строчкой, совсем не так как в жизни.
очерчено.
вычеркнуто.

я наблюдал весь день за полу-чужим телом на прилавке продуктового магазина. пальцы иглами царапают тонкую кожу на позвоночнике. ломанные судорожно изогнутые ноги. натянутая на тетиву стрела скрюченна в клубок переплетённых  проводов.

что-то, что-то надо сделать, пока пылью не дорисовало до обычных дней, когда я дышу ртом.

клацающие зубами вагоны поездов вывозят на остановки, где машинист следуя извечным правилам, расстреливает пассажиров вагона, оставляя себя напоследок. поезда больше не везут людей. поезда везут вещи и правила.

поэтому неизбежно, что почтальон приносит бандероль с кислородной маской и просит расписаться. я прикрываю дверь, чтобы он не почувстовал запаха от разлагающегося тела, которое я, не не удержавшись однажды, купил.

несчитанные дни до нового года. и восхваление суицида по изначально выбранным правилам.
для тех, кто помнит.

на лестничной площадке, над косяком двери в квартиру с потолка свисала паутина. на ней медленно кружась вокруг своей оси покачивалась облепленная мухами мёртвая мышь. огромная, в указательный палец длиной, оса обвивала мышь сзади лапками, насадив её на жало. туловище мыши ссохлось, а голова - нет, и поэтому казалась непропорционально большой. безволосая голова выглядела  чьей то чудовищной шуткой на крошечном теле, и вращаясь вместе с телом, походила в разных ракурсах то на мышиную, то на слоновью, то на человечью.

потом она упала мне на лицо, и с той поры я никогда не просыпался прежним.

давай, ну же.
балансируй на тонком канате самоутверждения, который натянут над пропастью.
не смотри вниз. не смотри по сторонам - там могут быть зеркала.

знаешь как это выглядит со стороны твоя пропасть и твой канат?
прыжки со скакалкой.

современная трактовка знаменитой пословицы - махать кулаками в воображаемой драке. сидя дома.
слова ранят в обе стороны.

этот набор коротких несвязных фраз - предновогодняя деградация.
современная трактовка знаменитой фантазии - ежедневное обещание возродиться новым фениксом.

посмотри на себя в зеркало.
нравится тебе твоя жизнь? в любом случае осталось на один день меньше.

и пока слова ранят в обе стороны, контрольным выстрелом заключение, что только реальность строит иллюзии.

искусственные цифры выдают статистику, цифры в моей жизни побеждают домыслы, и математическая логика - это это - сила, это - броня, это - оружие.
вслух прозвучал обязательный совет избегать абсолютных утверждений. я записываю в блокнот эти важные учения. я записываю, что никто и ничто могут быть острыми приправами. я записываю то, что ничего не понимаю.

если перечислить истины, которые волшебными рыбками плавают в аквариуме, то одна точно окажется такой, что всегда найдутся люди, которые тебя возненавидят. помня о совете, не исключено, что есть люди, которые настроены против тебя. другая истина в том, что ты сам отречешься от своих же клятв. помня о совете, не исключено, что ты можешь и изменить своё мнение.

цифры однозначны. единственны. цифры - это факты, в своём первоначальном, в нетронутом извращениями значении. помня о совете, следует уточнить про предполагаемое мною первоначальное значение. но цифры стреляют абсолютно прямой идеальной моделью мира, где ноль разделяет границей бесконечные противоположности, а координаты указывают в единственную точку.

когда я пронумеровал всех рыбок и назначил им имена, они картонными монетками медленно опустились на дно. я расплескиваю воду вокруг и ставлю аквариум на подоконник. воздух сжигает лёгкие сладким запахом. в одной из множества координатных систем потерялась строчка про нарциссический мазохизм.

истина в том, что ты не всегда выбираешь одну из противоположностей. истина в том, что есть третья бесконечность и она посредине.
смотрите какое потрясающее открытие. и земля всё ещё круглая.
истина в том, что чтобы сделать открытие, достаточно всего лишь найти другие слова для уже существующей истины. и если пренебречь советом, то неизбежна фраза о том, что все только этим и занимаются. находят другие слова.
а вот и потерянная строчка обнаружилась кстати.

слова падают с клавиатуры, падают с губ, падают с глаз, падают, падают, падают и застревают. я поднимаю их и кладу под язык. раньше они слегка пощипывали рот, сейчас их пресный вкус напоминает резиновую жвачку. календарь отмечает дни когда молчание перестаёт быть молчанием и угрюмое невыговаривание прорастает на лице колючей бородой.

жарко и тесно в этой одежде, душно в ней. я и сам надоел своей одежде, спрятавшись утром в постели под одеялом, замечаю как мои вещи собирают необходимые документы, водит по воздуху зубной щёткой и звякнув ключами отправляется на мою работу.

ночью я пробираюсь на кухню и открыв морзилку долго прислушиваюсь к холодному ровному дыханию холодильника..

я достаю слова из под языка и роняю их снова и снова. безвуксные и одинаковые.

жил-был мальчик, мама.
жил-был мальчик..

при рождении пуповина вросшая в позвоночник оборвалась, крепко зацепившись концами в тазобедренные кости. как остановить хлещущую кровь из середины живота, откуда она, словно змея в агонии, вертелась и разбрызгивала капли? недолго думая вогнали ржавый винт. не потому, что рядом не было чистых. просто смотрится красивее и добавляет наличие подтекста. потом дали имя и предложили жизнь, такую какую предлагают всем новорождённым. но подтекст, увы, закрепился изначально, до нарицательных и собственных, до любых определений с самыми сложными логическими ответвлениями.
а из живота выпирал круглой шляпкой винт, и приходилось отказываться от тонких рубашек. по той же причине никогда не появлялся в общих раздевалках или на пляжах. ерунда. волновало совсем другое, время от времени при разговоре винт начинал резонировать в такт словам, постепенно заглушая их. старался укреплять направление смысла, огибая намёки, но ржавый гудел всё сильнее и чаще. просто такие звуки интереснее, а подтекст намного легче, да, правда.
вот так и повелось.
когда пытался его вытащить из живота, позвоночник начинал опасно гнуться, грозя сломаться пополам. врачи кивали головам. друзья мыли руки, чтобы не заразиться. винт скрипел. слов уже не было слышно.

невыносимо сладким невозможное желание отредактировать своё прошлое.
самообман направлен в сторону - удалить и править. копировать и вставить не срабатывают.

обезличенный идеал. обезличенный я, яд.
у меня есть час, который я растяну на год и год, который я уложу в час. у меня столько воздуха в венах, что кажется я взлечу. звуки поделились на направления, существуют сами по себе, я пытаюсь отделить звуки от людей, но ненависть сильнее.

идеализм - это бич. сродни идиотизму.

это - не маски. это - застывшие гримасы, у которых крюками растянуты края губ и глаз. любопытство на кончиках вспотевших от волнения пальцев. липкая, грязная клаустрофобия, затягивающая в себя, обезличивающая до куска плоти, прилипшего к белью выставленному наружу окна, в ожидании того, как каждый проходящий отчеканит свою печать присутствия. свидетель достоверности. недоигравшиеся дети в замочных скважинах и приоткрытых дверях.

подглядеть - как маниакальное желание обладать.
выставить себя на показ - как маниакальное желание никому не принадлежать.
сущность - как оправдание.

не собираюсь возвращаться в череду бутылочных записок и выбрасывать их из окна, теша себя мыслью, что когда-нибудь произойдёт наводнение. это маленькая несостоявшаяся история воображения. истерия. скользкие руки прилипают к стеклу, в глазах маслянистый блеск. не хочу участвовать в карнавале гниющего мяса.

меня тошнит от. не впущу.

весь пол завлен скомканными листками бумаги, крошечные планы побега, математическое множество ходов, стратегий и комбинаций. календарные сроки и барабанная дробь наступающих решений, сегодняшная грамота ничем не отличается от вчерашней, завтра превращается в мыльную оперу неизбежно пропущенных эпизодов.
троекратное ура, нам, будущим покорителям морей и океанов. мы проложили на бумаге путь секстантом и астролябией до края света во фрегате с драгоценным грузом идей и открытий. троекратное ура, нам, на берегу, пока мы разукрашиваем флаги кораблей и собираем припасы. троекратное ура, нам, смелым и необыкновенным, пока мы празднуем предстоящее отправление в путь в кабаках, назначая новые встречи.
слава бесстрашным, и история скорого путешествия перемежается хвальбой о свершённом.
троекратное ура, троекратное..
и заезженную, заевшую пластинку, нехотя сменяют на новую, пуская её по кругу пока не придёт черёд следующей. и приключения выбираются всё осторожней, а фрегат стоит со спущенными мачтами, и крысы проели запасы зерна.
но троекратное ура, нам, и восхвалим следующую дату, которая ознаменует собой победу и мы, внезапно, оказавшись уже в самом конце путешествия, будем обсуждать его спокойно, с достоинством собственных свершений. троекратное ура, сослогательным наклонениям и умелым играм в сложение былин.
троекратное ура и звонкие голоса труб и барабанная дробь от стука собственных ног, пока мы смелые и необыкновенные топчемся на одном месте. троекратное ура нашему фрегату, если он не более, чем часть детской головоломки с капустой, овцой и волком. троекратное ура каждому рассказу о любом плане, ведущему к его одобрению, вновь и вновь приравнивая его существование к достижению самой цели. приравнивания начало дороги к её концу. воплощённая мечта о зачатии без абортов и детей, так что - троекратное ура, для каждой мечты. а теперь, собери все шаги в одну точку и сдобри выкрики барабанной дробью.
и пока есть завтра - троекратное ура.
троекратное ура.