Иногда я не читаю код себя. Чувствую себя сообщением, к которому невозможно подобрать кодировку. Которое я сам написал. Забыл об этом. И теперь уже никогда не разберу.

Как это жаль.

Почему-то слезы пасутся в горле дурацким табуном, и чувствую себя абсолютно беспомощным. Будто спасателям, ищущим меня, я задал другие координаты... И меня ищут, стараются, да не там.

Ччерт, я устал от собственной картинности.

___иногда так хочется несуществовать____

Просто откинуться в кресло и тихо растаять, втаяв в спинку, которая от этого не пожелтеет и не побелеет. И никто не вспомнит, что я был. А главное - я не вспомню.

А иногда мне кажется, что я обманываю всех вокруг. Собственным существованием. Все равно все мы разговариваем с пустотой, наполненной нашими собственными представлениями о ком-то.

Если они в чем-то угаданы - это хорошо.
Но я не хочу ни понимания, ни любви, ни покоя, ни свободы, ни тьмы и смерти.

Я хочу уйти в себя и не вернуться.
И чтобы никто не пошел за мной.
Не ходите, там мины.

Даже растворяясь в женщине и растворяя ее в себе, жаркой, пульсирующей ночью - внезапно думаешь - еще что-то думаешь! - как хорошо несуществовать... оплыть каплей по холодному стеклу, упасть в сухую землю и распасться на микроны.

Словно перед порогом этого мира я дал залог никого и ничто не любить. А теперь - словно пытаюсь изменить этому залогу.


Мир ловил меня, но не поймал. Вот что было написано на могиле философа Сковороды. И может, именно то, что я еще клюю на какие-то наживки, вызывает во мне слепую и бессильную злость?

Известие о неполноценности собственного врага - что может быть слаще него? И, когда я буду спущен с лестницы собственной жизни, я буду знать, что доставил своими успехами много радости своим друзьям, а своими неуспехами - еще больше радости своим врагам...

Интересно, как в кино было наблюдать, как мое имя, ранее надписываемое только в дипломах победителя и употребляемое только в качестве авторитета, сначала выговаривается с трудом и сожалением, а затем - с сострадательным вздохом и присказкой: "А, этот...". Все это происходило, не затрагивая меня. Если бы я проникся искренней жалостью к себе по поводу каждого, кто треплет мое имя - то до этого дневника я бы не дожил, или корчился бы сейчас на ремнях в дурке. Но я здесь. Карнавала не будет. Точнее, он идет в моей голове.

Может, я отупел. Просто принял, как неизбежное условие в моей жизни. Нет, ни с чем, что тебе не нравится, нельзя научиться жить. Но посмеяться над этим, возвысив тем самым себя - что ж, да!

Будем сами строить свои пьедесталы. В конце концов, мания величия - тоже красивый диагноз!

Пейте свою боль как питьевую воду.

Очередь в эту приемную была весьма обширна - как любая московская очередь. Окраска стен, правда, несколько смущала - графитово-черная со старательно нарисованными аэрографом языками синего пламени... Впрочем, эта "зловещесть" смотрелась весьма игрушечно. Заведение-то весьма и весьма эзотерическое.
На двери белой шоколадкой выделялась табличка: "Заказ будущего. Самые гарантийные гарантии из всех гарантий".
Посетители задерживались не очень надолго, но выходили с облегчением, как с экзамена.
Настала и моя очередь. Я зашел, и с легким содроганием сердца вдвинул ногу в желтую полосу света настольной лампы. Стула мне никто не предложил.
- Ну, и кем вы хотите стать в будущей жизни? - вяло спросила меня пожилая дама в тонких прозрачных очках, на секунду выпрямившись за бедненьким конторским столом.
- Поэтом. - кинул я первое, что пришло на ум.
- Уже 264-й - кивнула она своей напарнице, - записывай.
- Гениальным, разумеется? - скептически проскрипела она, вновь обернувшись ко мне.
- Хотелось бы. - подбоченился я.
Она равнодушно прочла по листочку, глотая половину слов: Родина - Россия, жизнь во времена репрессий, тяжелое детство, непонимание родителей, раннее пробуждение дара, стремление к образованию, любопытство, стихи, зависть, сплетни, несчастная любовь, стихи, много романов с красивыми, умными и не выдерживающими рядом, депрессии, алкоголизм, душевные контузии, ранения и прочие переломы, стихи, проблемы с властями, опять стихи, "вроде-бы" - улучшение, и, наконец, самоубийство, - сойдет?
Ее карандаш был готов нарисовать легкие галочки во всех этих пунктах.
- А можно без зависти, алкоголизма и контузий... и самоубийство тоже как-то... слишком?
- Слишком? - проговорила она почти брюзгливо - для вас это слишком? Что ж, тогда могу порекомендовать только должность товароведа.
- А можно что-то более романтическое? Но без терзаний?
Женщина задумалась.
Через полчаса я вышел из кабинета, удовлетворенно обмахиваясь каллиграфически исписанным листочком:
Там красовались:
Мое имя и фамилия,
Личность: Будущий товаровед-романтик.
Программа жизни: облегченная демо-версия.
Программа смерти: в собственной постели в 99 лет.
И чуть ниже помета:
"От скуки".

Почему-то я всегда притягивал компетентных людей.
Думаю, все дело в моем внешнем виде. Мое вежливое выражение лица и глаза, помаргивающие с легким любопытством к окружающему миру, внушали надежду на то, что мне может быть интересно то, что мне расскажут. А отсутствие бицепсов Шварцнеггера и плохая скорость бега от препятствия (особенно при условии, что рассказчик обладал лучшими характеристиками) давало полную гарантию того, что я буду слушать внимательно и уважительно.
Поэтому если в компании находился хотя бы один человек с наболевшим на душе, он тут же подсаживался ко мне. Поэтому я обладаю весьма обширной системой знаний узкой специализации и знаю список регалий, дипломов и личных достижений каждого из моих неформальных лекторов (обычно излагается во вступлении к лекционному материалу для создания эффекта легкого и непринужденного общения).
Начальные сведения по квантовой физике, тибетской медицине, устройству московского монорельса и нравственном возрождении под влиянием песен "Иванушек International" намертво легли в мою голову, чтобы создавать необходимый легкий уклон черепа вперед.
История мировой литературы с античности по первую половину 18 века (потом к столу была подана форель и ход истории прервался) записалась в моем мозгу даже дважды. Я изучал ее самостоятельно и довольно успешно. Но мое явное знание темы не помешало собеседнику объяснить мне ее на пальцах.
Малейшая мягкость делает тебя площадкой для самоутверждения окружающих.
Но не думайте, милые мои, что я такой человеконенавистник, который сначала наслушивается других, а потом говорит про них гадости. Который уверен, что должно слушать только его одного. И что он говорит самые интересные и мудрые вещи. Конечно, нет. Честно, честно. Я совсем не такой. И совсем не зануда.
Хотите, я расскажу вам об этом поподробнее, зажав вас в углу и деликатно взяв за пуговицу? ;)

Сегодня всю ночь, всю ночь... на меня во сне пикировали вражеские бомбардировщики, а я грозно отмахивался от них отломанной заборной доской. Потом вражеский генерал пришел в мой сарай-укрытие, завернувшись в линялое красное одеяло, похожий на несколько поистершуюся придворную даму времен мадам Помпадур с лестницеобразным подбородком. Увидев меня, он незамедлительно превратился в котенка, который захотел со мной поиграть.

"Ты уже наигрался!" - сказал я и выбросил кота за дверь.

Проснулся весь в поту и молча смотрел, как потолок тентом выгибается ко мне и от меня.

"Пульс большого города!" - доперло до меня через 20 минут.

Передвигая ноги (свои? чужие? чужие жестче, но интересней!), доперся до кухни, заварил лапшу быстрого приготовления, намотал на вилку, и, мысленно произнеся слова сострадания жертвам химзавивки, съел все до последней химической перчинки.

Теперь хочется петь.

Жаль, что умею.

У меня с Пизанской башней есть что-то общее. Мы оба страдаем отклонениями. Правда, дальнейшая биография несколько расходится:

Пизанская башня: основана 9 августа 1173 года.
Я: родился 3 августа 1979. (оба Львы по гороскопу, но у нас приличная разница в возрасте).

Пизанская башня: обитает в городе Пиза.
Я: родился в Санкт-Петербурге, переехал в Москву в 1998. (Башне больше повезло с климатом!)

Пизанская башня: привлекает множество туристов.
Я: привлекаю и отпугиваю многих.

На Пизанской башне проводил эксперименты Галилео Галилей.
На мне проводили эксперименты врачи и женщины. А также женщины-врачи.

Пизанская башня: нигде не училась и не работала. Занимается исключительно собственным падением.
Я: выучился на экономиста, получил диплом с отличием, и проработал по специальности полтора года до болезни.

Пизанская башня: никого не любит. Или во всяком случае, никак этого не выражает.
Я: Люблю одну. И остановить это чувство, как падение Пизанской башни, не могу.

Пизанская башня упадет через тысячу лет.
Я сгину несколько раньше.

И кто сказал, что мне не завидно?!

Впрочем, лучше жить меньше, да не каменным.

В Сети много сумасшедших. Но я смело могу считать себя элитным - у меня есть настоящая справка о моем ненормальном психическом состоянии.
Выслушав мои суждения о политике и перерождении звука в свет (и наоборот, естественно!), доктор смело написал мне диагноз, закрывший мне места нормальной работы и двери загса (правда, оно, может, и к лучшему).

"Док, где вы были 9 лет назад, когда меня забрали в армию?" - только и спросил я у него.

Док растерянно улыбнулся.

И теперь вот так я и живу.
Как меня не назови.