Демон вальяжно потягивается и поправляет шляпу так, чтобы её тень точно закрывала его глаза от яркого, живого, скользящего по воздуху света. Закуривает трубку. Достаёт апельсин и складной ножичек. Улыбается беспокойным солнечным зайчикам. Поправляет непослушные, золотые пряди волос и зевает. Вдыхает воздух с жадностью, наполняет им лёгкие до предела, до невозможности и выдыхает медленно, а потом опять наполняет себя воздухом... Дышит - неспешно, размеренно, с удовольствием. А воздух сладкий, вкусный! Наполнен запахом цитруса, запахом весны, запахом солнца, жизни! Посмеивается неизвестно чему и заводит непринуждённую беседу с самим собой, начинающуюся со слов:
- Тоши, Тоши... Живём!

Время - самая жестокая, самая непобедимая, самая сильная стихия. С ней не поиграешь и не пошутишь. Повелевать ею - невозможно. Были те, кто пробовал подчинить её себе, но... Время их даже из истории вырезало. Есть те, кто называют Время - лекарем, врачом, который лечит от воспоминаний и ран, а есть и те, кто считают Время "стирателем", который готов уничтожить всё, занести своим песком, сделать забытым или даже несуществующем. Что до меня... Я не отношусь ни к первым, ни ко вторым.
С Временем можно договориться, но оно, по любому, поставит через чур высокую цену... Зато, с ним можно подружится и оно само будет помогать тебе, но это сложно и нет гарантии, что это получится у тебя или, скажем, у тёти Дуси из третьего подъезда. К нему надо относится с уважением, заранее признать, что оно сильнее тебя, кем бы ты ни был. У меня, вот, получилось. Я очень дорожу нашими отношениями и с благодарностью принимаю каждый его подарок, в том числе и каждый прожитый мною день. Но это, к сожалению, только сейчас, до августа, ибо в августе я стану бессмертна и это уже не изменить, а Время - не любит бессмертных, в отличии от Мира. Хотя, кто знает... может быть оно, Время, соблаговолит и мы останемся в дружеских отношениях.

Абсолютно пустая комната, кроме наших, с ним фигур в ней нет ничего. Я сижу в одном углу, он - по диагонали - в другом. Белый цвет стен немного давит, заставляет всплывать непонятные образы и картины в голове. Время идёт своим чередом. Звуки застывают где-то в лёгких не позволяя нарушать тишину. Я выстукиваю неизвестную ему мелодию пальцами по стене, звуки разносятся по комнате, наполняют её, оглушают.
- Прекрати. - Говорит он чётко, громко, на известном только ему, мне и ещё паре ветров, языке. Его голос больше похож на перекличку песчаных дюн. - Ты знаешь - я не люблю.
- Мне надо как-то коротать Время.
- Размышляй. - Говорит он где-то совсем рядом.
- Я устал размышлять. Сколько прошло Вечностей? Ты не считал, конечно ты не считал.
Молчит. Он - есть Тень, тьма - его стихия, тень - его прибежище. Он всегда говорит шёпотом и то, только со мной, и никогда не запоминает своих снов. Он любит тишину и ненавидит звуки, даже тихие; как он научился терпеть мой голос - неизвестно, наверное, даже ему самому. Именно он научил меня однажды убивать - быстро и безжалостно. Мы с ним часто остаёмся наедине. Чтобы коротать Вечность за Вечностью.
- Мне скучно, Тень.
Молчит. Ему свойственно молчать. Но я знаю, знаю, что сейчас, сейчас он откроет свои глаза, и я увижу эти чёрные блики, эти чёрные озёра глубины, тени, тьмы, ночи и страсти, холодной страсти.

Он есть часть меня.

Если я когда-нибудь умру...

... сожгите меня, прошу сожгите! Огонь - моя стихия, он будет нежен и аккуратен с моим, к тому времени, уже ненужным телом! Сожгите! Никому не позволяйте закапывать меня в землю! Не позволяйте! Я хочу быть свободным! Свободным! Сожгите! А прах... прах... развейте мой прах, по западному ветру... в какой-нибудь августовский день, над яркой, живой равниной; тогда ветер примет меня и понесёт по Миру, по тому прекрасному Миру, который я люблю больше чем глаза цвета молочного шоколада! По Миру, который тоже, тоже любит меня! Который примет меня в свои объятия! По прекрасному, свободному Миру! И тогда... тогда я буду вечно-свободным и после смерти я всё равно буду нести свои сказки через улыбки в ночном ветре, через звёзды на небосводе, через узоры, которые выкладывает осень мёртвыми листьями! Я буду свободен! Абсолютно свободен! И, поверьте мне, не менее счастлив, чем сейчас!

- Эзотерика, чёрная магия - и вот тебе сразу и лягушачья икра, и кроличьи лапки, и вороньи перья... И старые, засушенные травы и непонятные зелья... И длинные речи на латыни.

Тень медленно двигался во тьме. Тьма, мрак, который окружал его, был густым и насыщенным; он был живым и непроницаемым. Отовсюду слышался шёпот, конечно... Этот мрак уже которую вечность был населён Шептунами. Дальше, за садом, в старом заборе, была небольшая дверка, за которой его уже ждали Гарпии, Сирены и сильные Ведьмы, которые даже не привыкали к Тьме ибо были ею рождены. А ещё дальше, за всеми их обманчивыми взглядами, ещё глубже, чем глаза самой очаровательной утопленницы, его ждал небольшой, уютный кабинет, где, в ожидании его, Дьявол уже откупоривал бутылку.
Хочешь быть посвящённым в Тьму - отдай свою Душу; Душа - как входной билет, в закрытый клуб. А Эзотеризм - наркотик; однажды за ним поведёшься и на вечность останешься под его властью.

Эпиграф:
"...ты ставишь, втихаря, капканы на баранов..."
Звери - "капканы".



Я буду почти незаметно улыбаться играя. Он будет озорно смотреть.

Флирт - красивая игра, конец которого всегда непредсказуем.
Незаметные, казалось бы, движения; случайные, якобы, улыбки; нечаянные, вроде бы, взгляды. Забавно, забавно, забавно...
...улыбается он иногда.
Взгляд - приглашение на партию этой игры. Если играть умеешь - то обязательно примешь это приглашение, вне зависимости от того, на какой исход надеется каждый из игроков. Смешно, смешно, смешно...
...поправляет он волосы.
Слова - редко решают исход или повороты партии. Играть необходимо только "один на один". Могут быть зрители, но и они играют свою игру: игру тех, кто лишь наблюдает. Интересно, интересно, интересно...
...закусывает он нижнюю губу.
Игр может быть несколько и даже подряд. Партии могут затягиваться на долгие часы, в зависимости от умений игроков и планов, которые они стоит на исход игры. Приятно, приятно, приятно...
...отдыхать взгляду в его глазах... глазах, цвета молочного шоколада.

Огромный океан холода, протянувшийся от Запада на Восток, от Севера до Юга, с права на лево, с верху в низ - везде. Он огромен, он окружает, он поглощает. И в самой его серединке плавает небольшая свечка, свет которой несёт в себе счастье, любовь и радость.

Ветер любит твои волосы, солнце любит твои улыбки

- Тоши, я тебя раньше нигде не видел?
- Не знаю... нет, вроде.
+
Ты, я надеюсь, ещё помнишь весь мой ужасающий монолог о Родственных Душах и о том, что я бы хотел придумать этому другое название? Так вот... не нужно этому другого названия, этому вообще не нужно названий - это нужно чувствовать, это нужно осязать.
*Демон улыбается*

Ты - есть удивительное создание, на плече которого так приятно посапывать носопырками.

Небо было большим, огромным и живым - ощутимым. Оно, действительно, улыбалось. Приятно так... без иронии и сарказма, так улыбается любящий человек смотря на разные милые глупости которые творит обожаемое им существо. По нему, небу, текут огромные, сильные облака; воистину сильные - кучевые - кажутся тяжёлыми, а за ними, абсолютно невесомые, перьевые. Что до меня, я люблю и те, и те, и ещё грозовые, вредные тучи, и почти незаметную дымку, и всё-всё-всё, что ещё гуляет по Небу; в том числе и красивых, порой, немного забавных, Ангелов, но... это уже совсем другая сказка.
... а ещё говорят, что Небо улыбается тем, кто улыбается ему - в это я верю с большим энтузиазмом. Так же, я слышал, что Осеннее Небо принеприменно улыбается путникам, а весенние - тем, кому надоело однообразие.
Ночное небо - улыбается много реже, чем иные его разновидности. Просто потмоу что, не свойственно ему - улыбаться, ведь оно несёт на себе тысячи холоднокровных принцесс далёких вселенных и одну, большую, влястную и безразличную - Луну.
Мне - улыбается Небо, и я очень дорожу этим.
А что до тебя...

Эпиграф:
На все века - неразделимы,
Одними ветрами гонимы,
Одними звёздами хранимы
В недостижимой синеве...
(К.Ч.)


- Правда, правда, правда... - снимаю шляпу с пером и закуриваю трубку. - Неужели ты, о чудесный Ангел счастья, хочешь чтобы о правде тебе рассказывал именно старый, уставший, прячущийся за словами Демон? - трубка раскурена; ты с любопытством всматриваешься в длинные вереницы дыма. - Хотя... твоё право!

- Что я знаю о правде? - говорю я слегка растягивая слова. Я устал за сегодня и желаю растянуть этот тихий, волшебный вечер. - В противовес всеобщему мнению я уверен, что она существует! - слегка прищуриваюсь и лукаво улыбаюсь. - Луна заблудилась в тёмных ветвях и блуждает в их тени уже треть часа. - говорю я не в тему; я опьянён этим вечером, этой луной, этим звёздным небом, твоей красотой и своими мыслями. - О чём это я?.. Правда. Я знаком с одним изумительным! поверь мне, о чудесное создание, воистину изумительным существом! Я люблю его всей любовью, на которую только способен старый Демон! Оно доброе и немного загадочное... загадочное до тех пор, пока не откроешь ему себя самого, а потом... потом оно открывает тебе душу и ты влюбляешься в него... по той простой причине, что нельзя не любить существо, которое открыло тебе душу. Так, вот... Правда. Это существо имеет странное желание: оно хочет, что бы все, всегда говорили правду. Забавно, правда? - улыбаюсь и смотрю на тебя немного озорно. - Я не спорю с ним: во-первых, потому что это не вежливо, а во-вторых, потому что спорить с ним мне очень сложно... Однако, не смотря на то, что я верю в существование этого страшного зверя - правды - я не хочу, что бы она была раскрыта или чтобы люди, да что там люди! что бы постоянно говорили ею. - на мгновение ухожу вглубь своего сознания, но лишь на мгновение, по его прошествии устремляю свой взгляд на тебя. - Нет, не хочу... Если Правда будет раскрыта - жить будет не так интересно, как сейчас. - теперь я говорю медленно и вдумчиво. - Тысячи тысяч моих, да, порою глупых, авантюр раскроется; моя загадочность исчезнет и от моего никому неизвестного имени больше не будет вееть экзотикой. Нет! Этого просто нельзя допустить! - я театрально вскидываю руки и опять затихаю. - Тем более... Пока Правда остаётся предметом поиска ею можно играть и, что намного важнее, рассказывать о ней сказки. Тебе. Тихими вечерами.

Она всегда носила перчатки. Всегда. Изредка меняла, но никогда не снимала. И лишь на году 15 нашего общения я узнал - почему.
Её руки я видел лишь однажды. В её кабинете, в нём я, кстати, тоже был только единожды.
За большой, тяжёлой, дубовой дверью таилось неизвестное мне пространство. Я вошёл без стука; дверь, на удивление, открылась очень мягко и тихо. Он она уже знала, что я здесь; она всегда знала, когда я рядом и когда я нахожусь на расстоянии больше сотни километров. Комната была тускло освещена, по стенам растянулись огромные книжные полки заставленные неизвестными мне, на тот момент, предметами; в отдалённом углу лежали охапки мёртвых листьев; она сидела в глубоком кресле, лицом к камину, ко мне спиной; рядом с камином стоял небольшой овальный стол заваленный книгами и исписанными бумагами; рядом с ним софа, на её спинке лежали перчатки.
Сидя в кресле она опустила руки в хрустальные вазы. У её запястий образовались чёрные обручи, а сама жидкость была прозрачной.
- Подай мне полотенце.
Я повиновался; взял полотенце с софы и ,уложив его ей на колени, встал рядом с креслом. Она смотрела на меня своими тёмными глазами; я долгое время был уверен, что они у неё непроницаемо чёрные, но спустя много времени узнал, что нет - изумрудные, зелёные-зелёные. Она подняла руки и уложила ладони на полотенце, на колени. Ладони оказались старыми, испещрёнными тысячами морщинок и порезов, разукрашенными шрамами и следами тяжёлых болезней; длинные, тонкие, как будто высушенные пальцы оканчивались немного посиневшими, как будто от мороза, заострёнными ногтями. Я был удивлён, хотя и не подал вида, она выглядела совсем молодой, а руки отображали существо, которое прожило не одно столетие.
- Тебе не приятно смотреть на них. Дай мне мои перчатки. <...> Забавно, правда? Такая молодая, весёлая, пусть и немного сумасшедшая девушка и с такими ужасными, старческими руками... - она улыбалась спокойной, почти незаметной улыбкой. - Небольшая цена за бессмертие. Думаю... ещё лет... тысяча и они совсем засохнут... а может даже отвалятся! - острила она надевая перчатки. - Представляешь: молодая девушка с руками мумии...
- Представляю, Тоши.

Устаёшь и греешь руки над слабым огоньком пляшущим над восковым изваянием; это подобие на красоту ты называешь "красотой всего Мира" и безумно ей гордишься... Глупость, просто кусок воска из которого чьи-то неумелые руки пытались сотворить что-то. Хотя, конечно, я понимаю, что ты ценишь именно те руки, вечно холодные, вечно поцарапанные, сильные руки. Подержав руки над свечой опять прячешь их в перчатки.
- Они же всё равно не греют. - говорю я тихо.
- Да.
- Так, зачем же ты носишь их постоянно?
Мочишь. Только ты умеешь так молчать. Так интригующе, так таинственно, так скрытно и в то же время так непринуждённо. Ты хочешь что-то сказать, давно уже хочешь. Я не буду тебя торопить, у меня с собой есть книга, запасная свечка, губная гармошка, пара апельсинов, "кости" и несколько сказок, которые я могу тебе рассказать.
- А ты чем-то похож на него... - говоришь ты так же тихо. - Только вот... ума не приложу, чем именно.
- Врядли он был таким же сумасшедшим, как я. - начинаю размышлять я вслух, закуривая трубку. - Внешне - тоже сомневаюсь; может быть он тоже не понимал зачем ты постоянно носишь эти глупые перчатки или был таким же любопытным.
- Нет.
Опять молчание, приятное, не прижимающее к стенке, можно даже показать свою смелость и сказать - уютное. Трубка раскурена и длинные вереницы белёсого дыма поднимаются к потолку этой "темницы".
- Я знаю чем. Ты, тоже, хочешь вывести меня к солнцу.
- Хочу.
Долгие взгляды; твои большие, тёмные глаза, которые я так часто называл отражениями луны, смотрят на меня выпытывающе и озорно.
- Сейчас восходит солнце; небо окрашивается в розовый, лиловый и наконец становится абсолютно синим. - повествую я с лёгким пафосом в голосе.
- Какое сейчас время года? - спрашиваешь ты, убирая с лица волосы.
- Сейчас весна.
- Не люблю весну.
- Я знаю.
- А он любил...
Я незаметно усмехаюсь, нельзя объяснить чему именно.
- Нет, мы будем ждать сентября. - говоришь ты с уверенностью в голосе.
- Осенью солнце особенно красиво и особенно печально. Но, почему именно сентября?
- Не забывайся - тебе нравится август, а не мне.
- Да. Но ты любишь сказки ветра, а с первым днём осени он покинет эту равнину.
- Да... Тогда августа. Мы будем ждать августа.

Эпиграф:
Как мы пели на заре -
Знает птица, что над домом
Плачет в небе незнакомом
О небесном серебре.
(К.Ч.)




- Тучи, просто тучи несчастий!
- Не отчаивайся, тучам свойственно рассеиваться и, предварительно разлетевшись, гулять по синему-синему небу мельники, беленькими, мягкими облаками.

Отчаяние - я не верю в это слово.
Отчаиваться – не стоит ни-ко-гда! Этим ничего не добьёшься, это ничего не даст, кроме тяжёлого груза на твои плечи и ощущения покинутости тем, кто находится рядом.

Когда-то давно, а может быть совсем недавно я знал одного бескрылого Ангела, который вечно мечтал о небе. Он так хотел вновь обрести крылья и вернуться в небо, что это стало фанатическим желанием. Но у него это никак не получалось... и он совсем отчаялся... он уже не верил ни в небо, ни в крылья... ни в своё возвращение, ни в лёгкие струйки ночного ветра, который запутывается в волосах и разносит запахи всем, кто способен их уловить. Он стал сам на себя непохож. Гибнул у меня на глазах... Я лишь пытался вернуть его из сильнейших объятий отчаяния... Это было бесполезно... Я рассказывал ему о том, что отчаиваться не стоит, он ещё не потерял последней надежды! С тех пор я его больше не встречал... но, обнаружив однажды ранним утром на подоконнике золотисто-белое пёрышко, я решил, что он прислушался ко мне и вновь обрёл своё небо.

Эпиграф:
И немыслимых ждут, небывалых, великих мгновений,
И бездонному небу приносят венок за венком,
В час вечерней молитвы на тучном костре всесожжений
Мне - единой - легко.
(К.Ч.)




Сижу в своей тихой обители, тонкие, как острия давно забытых мечей эльфийской заточки, лучи солнечного света прокрадываются в комнату через забитые досками окна. Комната почти пуста, только старое кресло, свечи, охапки сухих листьев с прошлой осени и я в углу. Я не имею ничего против солнечного света, это же тоже пламя, а огонь - моя стихия, так же как и тень... Просто здесь, в этом пустующем сарае приходят удивительные образы и сейчас, глядя на язычки пляшущие над свечами, мне вспоминаются причудливые наряды восточных танцовщиц, где изредка, как будто приподняв завесу тайны, можно встретится с их загадочным взглядом, ещё мне вспоминаются осенние цветы, чей аромат наполнен лёгкой грустью и непреодолимым счастьем. Да... нежные хризантемы, самовлюблённые гладиолусы... Изумительные, тянущееся к лунному свету, который, безусловно, является их покровителем, маленькие, фиолетовые цветочки, не помню их названия... Осенние цветы, как и осенние листья, похожи на цветастых бабочек, что кружат в своём непостижимом танце, как будто воздают хвалу своему единственному божеству, великой и безразличной Осени. Они стали её олицетворением, а она, в свою очередь, их идолом. Осенние цветы, так же, являются отражением печального, осеннего неба, которое так снисходительно улыбается странникам. Чего только не увидишь в язычках пляшущх над свечами, сидя в старом сарае, заваленном сухими листьями.

Эпиграф:
Никогда и ничем не нарушу покоя безмерных
Удивительных строк, по которым всё прошлое - вскользь...
(К.Ч.)




Тихий, золотистый, ощущаемый всем телом полумрак комнаты; в нём витают запутанные запахи, они смешиваются между собой и получаются новые, те, в свою очередь, смешиваются с ещё какими-то гибридами и получаются ещё и ещё, запахи несут в себе непонятный дурман, с которым невозможно бороться. Свет, оранжевый свет просачивающийся через золотые, вычурные ткани, которыми ты закрываешься от остального мира, который находится за этим окном.
- Мне не нравятся эти занавески: они через чур... на них слишком много рюшечек и бантиков! Они кажутся громоздкими! - не важно кто из нас это говорит.
Твоя хрупкая фигура виднеется в дальнем углу, я сижу против света, на стуле, ножки которого украшены гордыми драконами.
- Знаешь, а мне так хорошо, так спокойно. - говоришь ты тихо и вдумчиво, твой голос наполняет комнату.
- Знаю.
- Знаешь... А знаешь почему?
- Догадываюсь, но с удовольствием послушаю тебя. - я незаметно, для тебя, улыбаюсь.
- Потому что... - ты задумываешься, но твои мысли текут медленно и спокойно, твоё сердце наполнено идиллическим спокойствием. - Потому что... - улыбаешься, как всегда, краешками губ, своей загадочной и чарующей улыбкой. - потому что у меня есть желание, которое никогда не исполнится.
- Я понимаю тебя, - отвечаю я в тон. - в таких желаниях есть особенное очарование.
Мы молчим. Долго, но молчание это не вносит в наш разговор ощущения неуютности, нет, оно так же несёт в себе всё то же спокойствие и ощущение недвижности.
- А ещё я знаю, что всё будет правильно. - говорю я тихо.
Ты улыбаешься и щуришься, а когда открываешь свои большие, цвета молочного шоколада, глаза - меня уже нет; ты улыбаешься всё той же загадочной улыбкой и поднимаешь с пола белые тюльпаны и пару чёрных перьев.

Эпиграф:
И Теперь его догоняет властитель неба и хозяин глубин, повелитель глубин и господин огня.
Тот, чьё имя - Дракон.
(С. Лукьяненко/Н. Перумов "Не время для Драконов")

Демон:
внезапно нахлынув, он молниеносно производит какое-либо действие и тут же бесследно исчезает.
(Макс Фрай "Энциклопедия мифов"



Огромная равнина, залитая солнечным светом. Над ней блуждают свободные ветры не знающие преград. Утопия, принадлежащая Драконам, их территория, их свобода, их солнце и их ветры. Над огромной равниной летит Демон. Вход на эту территорию запрещён и закрыт всякой твари, но Демонам до этого нет дела, Демоны своевольны и бесстрашны, именно это часто губит их. Они не знают что такое преграды, запреты. Они импульсивны и легко поддаются своим желаниям. Этому молодому Демону просто захотелось поговорить с Драконом.
Сейчас Демон обоснуется в низовьях реки, которая берёт своё начало в горах, на которых, собственно и живут Драконы, а вечером, когда на небе покажется первая звезда он поднимется к определённому Дракону. Не раньше и не позже.
Дракон не спеша приготовляется к его визиту. Достаёт вазочку с малиновым вареньем и ставит чай.
Солнце медленно идёт на запад, Демон не спеша поднимается к Дракону. Первая звезда появится с минуты на минуту. Дракон в ожидании сидит на веранде. Драконы не злые, нет, просто очень гордые. По почти незаметным язычкам пламени Дракон понимает, что Демон уже очень близко.
- О! Сегодня будет прекрасный закат! Такого прекрасного заката не было, наверное уже 3-и столетия!
- Да, я знаю.
Демон улыбается своей, как всегда, лукавой улыбкой, Демоны просто не умеют улыбаться иначе, а Дракон рассудительно молчит. Они сидят на веранде; пьют чай и солнце медленно уходит. Когда станет совсем темно, Демон создаст огненных бабочек и пустит их на волю до рассвета, и будет рассказывать свои сказки, наполненные страстным пламенем и волнующей тенью. Дракон будет наливать чай, внимательно слушать Демона, отвечать на его многочисленные вопросы, но при этом не говорить ничего лишнего. А перед рассветом Демон улетит, предложив Дракону навещать его. Он всегда предлагает ему это, но Дракон так ни разу и не навестил, потому что безусловно считает это далеко не обязательным и тратить время на такую ерунду Драконы не привыкли и Демон тоже знает это.
Вот такая вот история про Дракона и Демона.

Эпиграф:
...
Боже мой!
нет ничего на свете лучше жизни!
(К.Ч.)




Мир окутал холод. Зима. Мягкие снежинки находят своё успокоение на твоих ресничках, которыми ты, не замечая этого, так красиво моргаешь. Ты говоришь всякие глупости; абсолютные глупости, не имеющие ни обоснований, ни алгебраических высчитывании, простые абсурдные глупости, которые мне так приятно слушать.

На любое моё слово ты отвечаешь своим жизнерадостным смехом, наполненным детской весёлостью и лёгкой печалью, которая навсегда останется при тебе и будет придавать тебе такую неповторимую загадочность; я, оставаясь наедине с самим собой, часто гадал, что принесло тебе эту светлую печать (да светлую, у таких солнечных существ, как ты, которых можно сравнить, разве что, с Ангелами, грусть не может быть иной), но так и не нашёл ответа, до сих пор. Мне нравиться вслушиваться в твой смех, так же как нравиться слушать тебя и так же как улыбаться тебе, и так же как удивлять или радовать тебя.

Мы ходим с тобой по старым улицам Москвы, в которых ты находишь особенное очарование, так же как и я, собственно, но Я - это уже совсем иная "сказка". Ты улыбаешься и говоришь, что хочешь мороженного, и что тебе обидно, что сейчас его нельзя кушать. А я просто улыбаюсь и мне вспоминается, как это - есть мороженное: можно долго, с упоением, наслаждаться "рожком", или быстротаящим "фруктовым льдом", или покусывать вафельный стаканчик от "стаканчика"... Я на долго ухожу в размышления... ты этим недовольна; ты не любишь, когда тебя не слушают или не обращают на тебя внимания. Выхватываешь меня из них, размышлений, крепким объятием, даже нет, не объятием а сжатием, крепким и очень тёплым.

И теперь, когда я покупаю мороженное или хотя бы просто прохожу мимо мороженной палатки, мне вспоминаешься ты, со своими светлыми, золотыми волосами, со своей большой, словно саквояж, сумкой, со своим приятным, ласкающим слух, смехом и со всеми своими глупостями, которыми ты так любишь делиться.

Эпиграф:
Душа - бессмертна и любовь - нетленна
И далеко до Страшного Суда.
(К.Ч.)






Ленточки, ленточки... шёлковые ленточки...

- Я нашёл вчера Счастье!
- Да? Счастливый! И много?
- Много-много!, - разводит руками в стороны, как бы желая показать как много счастья он нашёл. - Целую гору! Гору Счастья! И я так Счастлив!
- И что же ты будешь с ним делать?
- Не знаю... Я так Счастлив, что не знаю!
- Иди сюда, я дам тебе шёлковую ленточку и ты привяжешь к себе это счастье. Навсегда.

А ещё ими можно обвязывать апельсины - очень красиво получается ^_^

Иногда я жалею, что нету ещё такой ленточки... которую можно было бы протянуть от Питера до Москвы... завязать на твоём тонком запястье и на моём. Мне кажется, что тогда мы стали бы намного ближе... мне так тебя не хватает.

Ленточки, ленточки... шёлковые ленточки...

Может это и глупо, но для меня олицетворением счастья стали именно шёлковые ленточки =)

А ещё ими делиться проще ^_^

Эпиграф:
О чём ты думаешь, когда вот так
Всегда молчишь и смотришь безучастно?
(К.Ч.)




- Ну, что? - говорит колдун, медленно.
- Я её нашёл. Обидчивой оказалась. - Демон садится напротив. - твоя Удача... ушла - ничего не сказав.
- И что?
- И... ничего.

Колдуны; они такими задуманы, что бы у них был, скажем по банальному, дар к магии и понимаю мира, но при этом они заплатили за это... каждый чем-то индивидуальным; так же как Демоны заплатили за свою силу вечным одиночеством. Всё так продумано - нельзя получить что-то не заплатив за это чем-то другим. Мир продумал все альтернативы...

Но, думаю, тебе, сложное создание, будет не интересно слушать о всех колдунах... я расскажу тебе... об одном, мудром и сильном.

Колдун; он заплатил удачей, мудрое решение. Ему и без того выпала великая удача быть допущенным к магии и основам мироздания. Конечно успехи в этих областях продвигались медленно и колдуну проходилось проходить через многие препятствия, но он был упорным и очень сильным. Он ушёл в отшельничество, в далёкие леса. Прошло много времени... так много, что драконы уже не появлялись на небосводе и сирены перестали петь свои песни в этих лесах, и свежие ветры не приходили туда больше. А колдун там жил, жил и познавал Мир, быть может кому-то покажется забавным, что он познавал Мир живя в одничестве в глухом лесу, но уж таким он устроен, Мир, он везде и во всём, а значит и в небольшом доме старого неудачного отшельника, Колдуна.
Однажды... в эти глухие леса... видимо, по чистой случайности, залетел лучик лунного света, залетел и... заблудился среди голых, недружелюбных ветвей деревьев. Лучик долго бродил по лесу и наткнулся на дом старого отшельника. Логичным было бы подумать, что лучик пришёл к колдуну и они стали друзьями... но... ведь колдун был неудачливым... Зато Лучик был добрым и нёс в себе удачу, как и весь лунный свет! Лучик смог вернуться к луне, забравшись на крышу дома и так с тех пор и светил на неё.

Наверное и сейчас светит... Это всё, что я могу рассказать тебе о этом Колдуне. Думаю, он и по сей день отшельничает и чувствует себя вполне счастливым. А если бы он не уходил в леса, то точно нашёл бы ещё одного неудачника, который сказал бы ему:
- Останься со мной, Колдун-неудачник. Из двух наших невезений, мы сможем сделать одно, хотя бы, подобие на удачу.
И он бы остался и был бы не менее счастлив.

Мир продумал все альтернативы, что бы мы могли ими пользоваться, и всё будут правильно

Эпиграф:
И я бреду домой
Извечною тропой,
Окольною дорогой -
Покуда держат ноги,
И небо над землей...
(The Dartz - "Менестрель I")




Пусть сейчас, сейчас и не секундой позже наступит Осень! Настоящая, тёплая, раскрашенная тысячами оттенков золотого Осень! И что бы вопросы стандартного типа: "сколько сейчас времени?", можно было свести к одному ответу: "сейчас Осень". Пусть она будет наполнены идиллическим спокойствием, как твоё размеренное дыхание под утро. Что бы, можно было ни о чём не беспокоится; просто уходить из дома и приходить домой, только для того, что бы заварить ещё чаю с бергамотом. Что бы в сумке всегда лежал Апельсин и Губная Гармошка. И что бы Апельсины были большими и яркими, как печальное осеннее солнце! И Губная Гармошка играла свою мелодию по особенному печально. И пусть... пусть вся эта печать дарит необъяснимое счастье, счастье того, что она есть, счастья того, что сейчас Осень, что дома стоит чашка с чаем, а в сумке у тебя Апельсин и Губная Гармошка.

Эпиграф:
Любопытство - не порок.
(старая присказка).




О солнечное, эльфийское, сильное создание! У тебя - серые глаза? Если Я, старый, уставший Демон, ошибся - не гневайся на меня... Таково моё непретизательное существование - восхищаться красотой, безумием и простотой человеческих душ.

- На ночь мы обоснуемся здесь. - говоришь ты уверенным, сильным голосом, таким голосом говорят те, кто уверены в своей правоте и не терпят когда с ними не соглашаются.
- Как ты посчитаешь нужным, о сильная королева. - отвечаю я снисходительно.
Разжигаю костёр, ты укладываешь свой лук, меч, снимаешь тяжёлую броню и выжидающе смотришь на меня. Я неторопливо отстёгиваю от пояса арбалет, пару раз расправляю крылья и почти незаметно улыбаюсь.
- Расскажи: что будет завтра. - говоришь ты всё так же повелительно.
Я не спешу с ответом. Ложусь на примятую траву и смотрю в небо, в необъятное, бескрайнее небо, усыпанное звёздами.
- Скоро взойдёт луна.
- Расскажи, что будет завтра. - повторяешь ты.
- Моя королева, я уже говорил вам, что любопытство - не порок, но...
- Расскажи, - ты не повышаешь голоса, он и без того звучит более чем повелительно и властно. - что будет завтра.
Долго смотрю на тебя через языки пламени, от костра.
- Завтра будет новый день, день наполненный твоими победами, как и предыдущий, как и последующий.
- Ты в этом уверен?
- Да.
- Расскажи, мне о своём даре.
- Даре? Нет, что вы, королева. Я не наделён даром предвидения, я просто это знаю. И ещё Я знаю, что любопытство хорошо в меру. - мягко улыбаюсь.
Долго смотришь на меня ничего не выражающим взглядом. Ложишься на спину, лицом к звездам.
- Ты знаешь многое, намного больше чем говоришь.
Луна взошла и осветила твоё прекрасное лицо, которое, безусловно, когда-то именно она наделила этой роковой красотой.
И моё "пророчество" сбылось.