Если войти в "замок" Т*** через восточный вход, пересечь холл, при первой развилке повернуть на лево, а при второй на право - перед вами окажется лестница.
Вот и передо мной оказалась. Думаю, недоумение на моём лице, вызванное этим открытием, лестнице льстило, но речь не об этом. А о чём? О лестнице... Лестница. Лестница была, на удивление, узкая, старая, шаткая, не устойчивая и пыльная. Судя по этой самой пыли - по ней не поднимались столетия три - точно. Любопытство дало мне пинок и я начал восхождение.
Слой, уже упомянутой, пыли был приблизительно сантиметра 3-3,5. При каждом шаге пыль, мягким облачком, поднималась в воздух и оседала на моих пушистых тапочках. Шагов было совсем не слышно.
Преодолев 2-а лестничных пролёта я понял, что старушка-лестница ведёт на чердак.
Спустя пять минут ноги начали болеть, голубого цвета тапочек стало не видно, да и вообще - в пыли я был по пояс. Однако, я всё так же мужественно, не останавливаясь поднимался.
Спустя ещё минут 15 - высота была взята! Но увидев лишь голые, пыльные стены, обтянутые красным бархатом, я был готов разочароваться в своей интуиции и надавать хороших #@%№&лей своему любопытству.
Сев на лестницу я огляделся: пыль, грязь, каменный потолок, пространство уходящее в тьму. Однако, к своему несказанному счастью, справа от себя я заметил, заваленную мёртвыми листьями, совсем маленькую дверь! Отгребая листья, я толкнул её: ураган пыли захватил меня. Кашляя, зажмурившись я нырнул в дверь. Упал на что-то мягкое, как позже оказалось на гору самых разнообразных тканей. Отплёвываясь от пыли, вычищая её из глаз, рта, ушей и носа я смог подняться на ноги. На ногах я простоял не долго, так как тут же ударился головой об потолок и снова рухнул в пыль. Ползком, с зажмуренными глазами я преодолел метров 5-ть, пока не стукнулся головой об комод. Облокотившись на него спиной я протёр глаза и осмотрелся. Было темно, единственным, что я понял оказалось то, что я нахожусь в мансарде и что здесь можно было уже встать. Поднимаясь, я пошатнулся и, случайно схватившись за какой-то кусок ткани, открыл окно и пустил в это пыльное царство старины лучи дневного света.
В пыли было всё - начиная от меня и заканчивая воздухом. Теперь я убедился, что нахожусь на чердаке, заваленном старыми, ненужными вещами. Ах, что может быть прекрасней старой, волшебно-сказочной рухляди? Правильно, только целый чердак этой самой рухляди! Аккуратно ступая, открывая по возможности окна, прикасаясь кончиками пальцев к столам, шкафам, комодам, книгам я шёл всё дальше и дальше.
В какой-то неопределённый момент времени мягкость ковров сменилась мраморным полом, а стены, обитые красным бархатом сменились деревянной обивкой завешанной картинами. Вскоре все предметы мебели закончились и остались только картины.
Расстроится по этому поводу я не успел, так как красота полотен захватила меня полностью. Все они были выполнены с завидным мастерством, существа, которые были на них изображены, казались живыми. Художник передавал в картинах их души, их мысли, их жизнь. В основном это были портреты самых различных существ, начиная от грациозных Эльфов, проходя через весёлых Демонов и заканчивая задумчивыми людьми.
Попадались и пейзажи - изумрудные поля, девственные леса, непобедимые горы, сильные реки. Ещё реже встречались натюрморты - горящая свеча, мёртвые листья, книга, перчатки.
- Тебе нравятся работы Художника?
Т*** сидела на подоконнике и лукаво улыбалась.
- Да. Кто все эти существа?
- Это не имеет значения. Они умерли. Художник рисует только мёртвых. Только своих собратьев.

- Я найду для тебя такууую лестницу, с помощью которой ты сможешь забраться на небо! Обязательно, принеприменно найду! Ты по ней заберёшься, сядешь на мягкое облачко, свесишь ножки и будешь смотреть на звёзды, которые окажутся совсем-совсем близкими! Они будут так близко, что ты даже сможешь увидеть ниточки, которыми они привязанные к ночному небу! А если будешь внимательно-внимательно вглядываться в черноту за пологом то, может быть, углядишь ночных ангелов, они похожи на птиц, их выдают длинные волосы.

Т*** сидела в кресле-качалке на восточной веранде и что-то мастерила, тихо напевая себе "под нос" какую-то смутно знакомую мелодию. Босиком, в смешном халате с саламандрами (единственное, что я нашёл себе по размеру), вытирая голову махровым полотенцем я вошёл.
- Доброе, - поприветствовала она меня не поворачиваясь.
- Доброе, - ответил я немного растерянно.
Я сел на стол, который стоял перед ней.
- Что ты мастеришь?
- Мешочек для сказок.
- Для сказок?
- Да, для сказок. - Взяв мешочек за затяжки она немного его потрясла. - То, что на нём "сверху" - это облачение сказок, их внешний вид, а то, что внутри - это содержание сказок.
Я оглядел то, что было у неё в руках: это, действительно, был мешочек, из полупрозрачной синей ткани, на которой были изображены звёзды и луны, в нём что-то лежало; верхняя кромка была золотой, к кончикам затяжек - тоже золотым - были привязанные маленькие бубенчики и голубые перья, которые Т***, как раз, сейчас привязывала.
- А зачем перья?
- Чтобы сказки были лёгкими, мягкими и легко забывались.
- Забывались?
- Да, сказки должны легко забываться.
Пёрышки заняли своё место, Т*** ещё раз поправила мешочек: в нём что-то постукивало, бубенчики позвякивали, а золотые звёзды переливались.
- Красиво, - сказал я честно. - А что внутри?
- Внутри? Ты, действительно, хочешь знать, что там, внутри? - она говорила с лёгким лукавством в голосе.
Я улыбнулся и немного наклонился к ней.
- Внутри ещё несколько перьев, разных цветов, для непринуждённости; губная гармошка, для созвучия; мёртвые листья, для красоты; 27 кофейных зёрнышек, для запаха и 3-и жёлудя, для разнообразия.
- А почему 27?
- Потому что 27 - моё любимое число.
Несколько минут мы провели в молчании. Я - обдумывал всё, что услышал, она - рассматривала мешочек на наличие "опечаток".
- Хорошие из этого мешочка получатся сказки.
- Самые лучшие. - ответила она мягко улыбаясь.

Огненные бабочки наполняли прохладный воздух. Фонари уже изливали свой томный свет. Мух сидел на лавочке и вёл высокоинтеллектуальную беседу с самим собой, от обоих лиц одновременно. На его цилиндр упал мёртвый кленовый лист, мух взял его в лапку и задумался.

Мужчина в шикарном костюме из фиолетового вельвета прогуливался по кленовой аллее. Легкокрылые огненные бабочки заполняли тёплый вечер мая. мух, этот самый мужчина, улыбался каким-то своим мыслям и, с периодичностью, примерно в 3-и минуты, вскликивал:
- Ага! Да ты что?!
От этих возгласов, обращённых самому себе, бабочки разлетались, но вскоре опять собирались в небольшие кучки и становились похожими на костёрчики.
"Огненные бабочки - они такие" - думало лохматое чудовище в шапке с помпоном, выглядывая из своей полосатой тумбочки.
А девушка с золотыми волосами, гуляя в другом конце кленовой аллеи, ни о чём не думала, она просто мурлыкала себе под нос незатейливые мотивчики.

Я аккуратно приоткрыл лёгкую, стеклянную дверь: она открылась с лёгким скрипом. Т*** сидела на плетёном стуле ко мне спиной. Небольшая комната, заполненная лёгкостью, казалось, всё здесь излучает невесомость, непринуждённость, свободу. Нежно-голубой оттенок стен сочетался с белой мебелью, как нельзя удачно. Странные амулеты сделанные, в основном, из перьев заполняли одну из стен. Несколько плетёных стульев и небольшой стол на тонкой ножке - вот и вся мебель. Большое окно во всю стену, противоположную входу, было зашторено на половину синей, атласной тканью. Сам ставень открыт. Т*** сидела лицом к открытой части окна, в тени. На столике стояла большая подарочная коробка то ли не до конца открытая, то ли не до конца запечатанная. Я подошёл к ней сзади и положил руку на плечо. Она не шевелилась. Я наклонился к ней: от её золотых волос шёл запах непонятного дурмана, они были немного спутаны. Я движением, которое можно было назвать привычным, отодвинул несколько прядей волос и поцеловал её в ушко. Она ожила: повернула ко мне своё лицо, на удивление, бледное, и слабо улыбнулась.
- О чём ты задумалась? - спросил я её тихо, убирая непослушные пряди с её лица.
- Я?.. - её голос был тихим и немного хриплым, как бывает, когда долго молчишь, взгляд её недолго блуждал по моему лицу, затем устремился в окно.
Ни чуть не стеснённый молчанием я стал разглядывать её: чёрное, как всегда, длинное платье, полы которого были испачканы в земле (видимо уже где-то лазала), голубые шёлковые перчатки, в мешочке на поясе что-то увесистое.
- Всё нормально?
- Нет, всё просто Правильно; Правильно, спокойно, тихо, на мой вкус слишком меланхолично, но зато просто. Хорошо, идеалистично. Знаешь, наверное, то же самое настроение, которое сейчас у меня, испытывают облака: настроение, которое, ещё не опытный, но явно талантливый поэт назовёт "настроением безветрия" или ещё каким-нибудь глупым поэтическим оборотом. - Она говорила тихо, отчётливо.
Мы помолчали чуть-чуть, а потом ещё чуть-чуть. Тишину "безветрия" нарушила она:
- Пойдём на задний двор собирать яблоки, потом мы их вымоем и построим из них пирамидку.
Мы вышли в окно, обогнули её "огромный дом" и стали собирать яблоки, и не важно было, что сейчас только май, и не важно было, что яблоки собирают в августе. Она улыбалась совсем детской улыбкой.
<...>

<...> музыка души - это так же неописуемо как, стоять "по середине" улицы, задрав голову вверх, глядя в небо; кружиться до момента падения, можно и на асфальт, но на траву, как-то приятнее. Неописуемо и необъяснимо. <...>

У некоторых людей есть странный дар: выносить музыку своей души на поверхность, при таком своеобразном раскладе они чувствуют музыку невообразимо тонко: их души блуждают в увертюрах, их мысли уносятся туда же, в те же заоблачные дали, куда несёт свою музыку ветер. Такие существа "мыслят нотами", а хаотичные, казалось бы, движения рук складываются в переборы на гитаре. Такие люди или постоянно слушают музыку, или сами её пишут - в таких случаях чтобы понять, что это за человек, достаточно прислушаться к его музыке. Я не отношусь к таким существам - моя душа гуляет, скорее, в запахах и созерцании, чем в звуках, но это не значит, что моё внутреннее существо не обладает своей музыкой, нет, что вы! Моя музыка вырывается в том, что я напеваю себе "под нос", когда собираю мёртвые листья и в тех непонятных ритмах, которые выстукиваю на коленках иногда. Ах, да и ещё! Ещё, она вырывается в смехе, у меня, как может подтвердить одно Чудо, она, музыка души, прорывается непроизвольно и очень рвано, как бы кусочками - не знаю, что именно это означает.

Сказку о музыке души нужно не писать и не рассказывать, а скорее напевать или наигрывать.

Один очень хозяйственный домовой решил смотаться от людей - на небо. Для этого он стал стоить дом_в_облаках. Сначала домовой решил, что если дом окружить облаками - небо спустится, и он даже окружил свой шикарный дом белыми, кучевыми облачками, но только вот небо взяло и не спустилось. Тогда домовой стал стоить огромные сваи, для того, чтобы на них поставить дом, что бы он находился далеко-далеко над землёй, в небе, среди облаков.
Домовой строил сваи "на совесть"; выбирал самые прочные дубы, вкапывал их в землю, утрамбовывал потом эту землю; к этим дубам он приделывал следующие и так далее. Долго домовой трудился: целые дни напролёт он проводил в суете, беготне к лесу, взбирании на уже установленные сваи, а вечером, домовой отдыхал под кустом можжевельника, где мечтал о том, как здорово будет жить в доме на небе... как по утрам, он будет встречать Ангелов, этих сильных, красивых существ с белоснежными крыльями, а по вечерам будет засматриваться закатами, и сны ему после таких мечтаний снились самые-самые волшебные, самые-самые замечательные.
И, наконец, спустя много времени, сваи достигли уровня облаков; вид с них открывался прекрасный, было видно весь-весь-весь мир. И далёкие леса, и широкие реки, которые текли до горизонта, а от туда срывались в бездну огромными водопадами, и, казавшиеся с такой высоты, абсолютно крошечные домишки людей - всё, всё было видно от туда. Домовой начал уже строить на сваях дом, сначала создав одну, большую площадку, на ней устанавливая фундамент. Строить дом, находящийся на такой высоте, оказалось совсем не просто - спускаться и подниматься на такую огромную высоту, для домового было очень затруднительно, но спустя ещё много времени - дом, таки, был построен. Теперь домовой жил на небе.
"Какой, всё-таки, странный, упёртый Гном, - думал Ангел, наблюдающий за всем процессом строительства. - И зачем оно ему было надо?"
Я тоже задавался этим вопросом... и, кажется, даже нашёл ответ. Ответ заключается в счастливой улыбке домового, которая появляется на его лице, каждый вечер, когда он любуется закатами и каждое утро, когда он мельком видит Ангелов.

Высокий мужчина в клетчатом костюме и цилиндре, того одинокого цвета фиалок, который снится философам под утро, прогуливался по кленовой аллее. Его длинные волосы, убранные в хвост, имели чёрный цвет, который на солнце отливал фиолетовым и неземным оттенком тёмно-синего. На руках - перчатки из фиолетового шёлка. Он идёт неспешно, шаг у него размерен; при ходьбе он опирается на зонт, использует его вместо трости.
"Какой странный Фиолетовый Мух," - подумала высокая девушка, с золотыми волосами проходящая мимо моего героя. Такое и будет у него имя.

По-ло-са-тая пижамка и в звёздочку, приятного, карамельного оттенка. Пижамка, которая приносит сны о идиллии и спокойствии, в таких снах лучше всего накапливать силы.
Пижамка, пропахшая смолой и ванилью: получился очень странный гибрид запаха, но он приятен, не резок.
Пижамка с кармашком на кофточке, с правой стороны. А в кармашке лежит мёртвый листочек, кленовый, красненький с золотым.
Пижамка сшитая из мягкого, ласкающего кожу, материала.
Пижамка для добрых снов.

Женщина в оранжевом шарфе чего-то ждала. Всматривалась в оконную раму, изрдка бросала взгляды на улицу, на прохожих; ещё реже смотрела на окна к-х; чаще всматривалась в небо. А потом, я отвернулась, чтобы записать это и она исчезла, женщина в оранжевом шарфе.

В этом сумбуре времени, в этих танцах вечности так многое теряется... теряется и не находится.
Я забыла твой голос; помню, что он, кажется, красивый. Помню, что он мне приятен до безумия, до умопомрачения, с разумом я недавно поссорилась, он мне на время неподвластен, потому я могу доверять только чувствам, а чувствами я помню то, с какой жадностью я вслушивалась в слова, буквы, которые ты произносишь, да что там слова! какие там буквы?! Каждый вздох - слышать, к каждой мысли - прислушиваться.
Твоё имя; я помню его отчётливо, но мне кажется, что я и его могу забыть, если перестану повторять каждые пять минут.
Минуты? Мне кажется, я уже не помню, что это такое... ты же знаешь, у меня нету часов уже две недели и один день... хотя, сегодня я слышала о том, что сегодня - воскресенье, а в таком случае уже две недели и два дня, мне остаётся считать пятницы, больше никакого времени не осталось.
Как бы мне так дожить до августа, на пятницах. Продержаться на счастье и чае с бергамотом, выжить в твоих мыслях и записях...
Как бы мне...

Я буду жутко глупой! Так, немного, можно? Чтобы прожить 3-и часа без единого "умного" слова, без геометрических теорем и алгебраических лемм. Всего лишь 3-и часа не задумываться над тем что ты есть, что ты жрать, что ты пить. Каких-то 3-и часа улыбаться трамваям, тумбочкам, ослепляющему солнцу. 3-и часа заниматься исключительно ерундой: думать о полосатых апельсинах, мёртвых листьях в голубых конвертах, складывать самолётики на цветной бумаге, предворительно исписав их различными загогулинами, которые принято называть буквами или, того хуже, словами.

- Чудо, не верь мне, если я говорю, что ненавижу тебя, никогда не верь! Никогда, никогда, ладно? Это абсолютнейшая ложь!

Эпилог:
...не хватает лишь меня:
Глупой и влюблённой.
(К.Ч.)

Я люблю дышать.
Я, действительно, люблю это ощущение, когда воздух Москвы (да, грязный) заполняет лёгкие, люблю ощущение того, что грудная клетка немного расширяется и люблю когда он покидает меня; медленно выдыхаю и опять, заново, всё с тем же наслождением - вдыхаю! Мне нравится ощущение того, что я- дышу! Что я - Жива! Что я могу ощущать, не только на физическом уровне, но и на каком-то другом, наверное, духовном. Мне нравится то, что я могу радоваться, иногда, грустить; нравится чувствовать себя Живой! Нравится влюбляться и отдавать всё своё существо на счастье кому-то другому, может быть, даже, не знакомому. Нравится ощущение, когда это самое счастье обогощённое возвращается ко мне! Люблю говорить глупости или, наоборот, умности. Просто: ЛЮБЛЮ! Многое люблю, через чур многое!

Самое главное любить ЖИЗНЬ. Всё остальное не в счёт. Даже Смерть.

О звезде, о самой-самой звездатой звезде
*Демон тихо похихикивает*
ладно, просто о самой-самой красивой, свободной, счастливой, чудесной звезде. Жила-была звезда, звездилась она себе на небе *Демон опять тихонько хихикнул, но сдержался* звездилась себе звездилась... и как-то встретила свободный ветер, который рассказал ей о Солнце и планетке одной, маленькой такой... невзрачной, может быть... но всё равно удивительной и насыщенной. И звезда зазвездилась и заинтересовалась этой планетой и прошла за ветром через 3-и вечности, через 2-е вселенные и пришла к планете Земле. Спустилась на неё человечкой, в крайнем случае она называла себя человеком, и стала там жить поживать, да сказки наживать. Вот и сейчас, спит себе, немного пофыркавая и слушает какую-то глупую сказку от сумасшедшего, влюблённого в неё Демона.

Утро пропитанное солнцем, солнечные зайчики соревнуются с твоими отражениями в чужих радужных оболочках; цветастые бабочки Лета уже наполняют пространство весны. Солнечное утро. Ты на ходу завтракаешь солнечным светом, очень питательно, правда, не очень насыщает - недостаток. Улыбки, улыбки, улыбки. Мир улыбается тебе с красочных плакатов, неровных тротуаров, случайных прохожих.
Ты улыбаешься в ответ. Идти с утра по улице и просто, откровенно лыбиться; чему? Да, какая к чёрту разница чему? Важен факт - улыбаться с удовольствием, улыбаться частичками себя и всем своим существом целостно.
Улыбок за день можно получить бесчисленное количество (хотя, на мой взгляд, считать улыбки - это уже кощунство), можно просто получить их, получить от очень близких существ и от абсолютно незнакомых. От тех, кто приятен тебе, от тех кто тебе противен. Улыбки можно не заметить - пропустить как бы мимо... не придать ей, улыбки, значения, увидеть-принять-улыбнуться в ответ-и забыть - вот как можно.
А можно увидеть - принять - прочувствовать - улыбнуться непроизвольно, с удовольствием, с душой, с частичкой себя в ответ - запомнить - придать значение тому простому, привычному факту, что тебе улыбаются - и улыбаться ещё долгое время просто так, не_знаю_чему. Жаль, что такие улыбки, которые стоят такого к ним отношения, встречаются, уже, реже, теряются в сумбуре времени - чаще.
Не пропускай их, не теряй - находи, получай! Такому прекрасному, солнечному, волшебному созданию, как ты, их не могут не отдавать!
*Демон приятно, с чувством улыбнулся*

Мне, почему-то, кажется, что если я хотябы день тебя не увижу, не услышу твой голос, то... то я могу тебя где-то потерять, в каких-то страшных переулках времени, снов, идей, слов... я боюсь каждого нашего расстования, потому что боюсь, что не увижу тебя в этом самом, ещё неизвестном, "завтра", к которому я отношусь с такой трепетной нежностью уже третью неделю. Третью неделю, Чудо. С некоторым волнением открываю список в ICQ, и всё с тем-же волнением разворачиваю группу именуемую "счастье". Пишу тебе sms'ки до полудня и сержусь на Мир, пока жду твоего ответа. Хочу приходить к тебе во снах, и приносить с собой запах мая и ощущение ветра. Хочу дарить тебе апельсины, полосатые... полосатые апельсины, именно полосатые. Посылаю тебе "самолётик" и боюсь, что тебе он может не понравится. Смотрю на тебя и боюсь увидеть на тебе грусть или, того хуже, печаль. Боюсь... тебя потерять - Боюсь.

Т*** медленно, с упоением глодает разодранный трупик небольшого кролика; еле, еле теплая кровь густо залила ковёр, пропитала чёрные, шёлковые перчатки, неспешно подсыхает на золотых прядях её волос. Глаза прикрыты в блаженстве.
- Не жадничай так, Т***, я наловлю тебе ещё зверья.
- Ты ничего не понимаешь, Юный Демон. - она немного растягивает слова.
Я бы мог сказать, что мы находимся на веранде, если бы окна здесь не были зашторены. Помещение большое, такое большое, что в полумраке я не вижу противоположной стены. Воздух прохладный в нём разносится глухое эхо, разносится и отражается от мраморного пола, высокого потолка и стен обитых деревом.
- Где мы сейчас, Т***?
- По замыслу архитектора, это должна была быть солнечная, летняя, дневная веранда. Эти огромные стеклянные окна - выходят на юг. Но... ты ведь знаешь, я не признаю дневное солнце...
- Да, да... только восходы и закаты награждаешь ты своими взглядами, я знаю, я помню. Но - не понимаю.
- И не поймёшь, Демон.
- Я - Демон, я это знаю, признаю, осознаю... а что есть ты?
- Через чур каверзный вопрос, чтобы задавать его мне во время трапезы. Давай подождём хотя бы до сумерек. - она говорит властно; не спрашивает, а утверждает.

***

Вершина Западной башни. Закат от сюда воистину великолепен.
- Сейчас ты в состоянии ответить на мой вопрос?
Т*** устремляет свой взгляд на солнце, на огромное, яркое, красно-оранжевое солнце, на Востоке небо уже темнеет, сумерки уже прошли, Вечер властвует и вскоре уступит свои права Ночи. Т*** молчит. Удивительное качество её существа, в который раз я подмечаю: её молчание не смущает, не давит, наоборот - несёт в себе удивительную идиллию тишины и спокойствия.
- В состоянии, - наконец отвечает она. - но я не буду отвечать.
Хитрый взгляд, лукавая улыбка, в мгновение мелькнули чёрные крылья - прыгнула с башни, но, как всегда, не летит, не планирует - ждёт, когда вечерний ветер сам подхватит её. Сегодня - он не заставил себя ждать.
<...> ещё какое-то время я смотрю в даль <...>

- Так чего же ты хочешь от меня? <...> Подарить тебе сон?
Озорно улыбаюсь.
- Хитрый какой... Знаешь... знаешь, что просить. Хорошо. Я выполню, с удовольствием, выполню твоё желание. Я подарю тебе самый красивый сон из всех которые создавал доселе и из всех которые смогу когда-либо создать. Этот сон будет воистину волшебным. Он будет красивым, ярким, живым, абсолютно новым для тебя. Я помогу тебе обрести полёт и получить твоё небо. Я устрою тебе в нём встречи со всеми, кого ты захочешь повидать и огорожу тебя от всех неприятелей. Я подарю тебе сотни звёзд и все они, все во главе с неприступной Луной - будут твоими, в твоем сне. Я подарю тебе абсолютное счастье, полную, взаимную любовь, ты обретёшь истинного Друга, в моём лице, если пожелаешь. Ты получишь всё, а потом... ты проснёшься и будешь долго плакать от непреодолимой печали. Ты потеряешь это всё, по той простой причине что у тебя этого никогда не было, было - лишь во сне, мираже, фантазии. И не вздумай называть меня жестоким! Я выполню твоё желание.

- <...> ну и что, что снег, мы же знаем, что весна пришла, что она уже совсем близко, что по утрам пахнет ею и что солнце заходит позже...

- Надеюсь, тебе понравится у меня.
Ты пришёл ко мне отдыхать после зимы. Слушать сказки, пить чай с бергамотом и мятой. Моя обитель никогда не была шикарной: небольшой, бревенчатый домик окружённый со всех сторон непроходимым лесом; просто так сюда никто не придёт, а если я приглашаю, то сам привожу сюда. Всего одна комната и чердак. Ты можешь укутаться в тёмный, полосатый плед, кажется я видел его за креслом или просто посидеть на подушках, на полу; можешь разместить себя на широком подоконнике, а можешь и на лестнице, которая ведёт на чердак.
- Нет... на чердак лезть не стоит- там только мёртвые листья и уставшие зимние ветры, надо же и им где-то отдыхать.
Я сяду в своё кресло и закурю свою причудливую длинную трубку.
- Сказку на ночь... на ночь хорошо рассказывать о далёких равнинах и непобедимых горах. О красивых лесах и широких реках. О чудесных полях и небольших полянках. А я тебе расскажу о радуге. Устройся так, чтобы тебе было удобно. И так:
... эта радуга была воздвигнута леприконами давным-давно. Это было ещё до того, как август получили своё имя. Радуга была шикарной: всех цветов, сильная она стояла над рекой и прямо под ней был небольшой остров. Сотни Ангелов слетались к ней по вечерам, ты же, я надеюсь, знаешь как красива радуга в закатных лучах умирающего солнца; как играют на её спине отблески золотого, оранжевого, апельсинового. А осенью к этой радуге прилетали целые стаи небольших фей - они приносили ей свои дары: свои песни; гибриды неизвестных цветов, созданных из лунного отражения в воде; капли росы, которые они собирали до рассвета. А зимой! Зимой, когда река покрывалась хрупким льдом, а лес к западу окрашивался в серебристые цвета к радуге приходили лунные и ледянные Эльфы, я даже знаком с один из них... Он очень интересный, очень добрый и он понимает меня во многом, а ещё спрашивает у меня советов о том, как я избавляюсь от усталости. Весной радуга привлекала к себе тысячи бабочек, а летом её окружали волшебные существа всех мастей.
Я улыбаюсь и накрываю тебя полосатым пледом.