захочу - и лягу так, что ничем меня будет не поднять: ни пушкой ни колоколом. хочешь - на части меня разбирай, хочешь на кладбище свози
в этой вселенной фальшь настолько правдоподобна, что вызывает доверие. из-за этого даже начинает казаться, будто ошибка возможна.
прав тот, в споре с кем выясняешь себя.
хаос - это результат наших противоестественных упрощений, примененных к миру. что для нашей примитивной картинки слишком сложно, мы с неугодливым страхом называем хаосом.
нет боли, которой он бы не превозмог своим бессилием. его совершенство лежит в безначалии вселенной. его суть раскрыта в неузрении. его победа состоит в том, что он не вступает в битву. ты можешь думать, что ты пытаешься одолеть его, но именно этим твой проигрыш уже обусловлен.
по неопытности мы зовем настоящим и неподдельным только спонтанное и непроизвольное.
темпорально позже, мы называем настоящим чаще волевое и произвольное.
очевидно, что подделка и то, и другое. статус лжи такие вольное и невольное теряют только обнажившись от наших ярлыков настоящести.
одновременность и единство мышления и волеизъявления извлекают нас из клетки из сумбура и нарочитости и оставляют в тишине и вневременьи.
чем больше мы думаем о ком-то, чем дольше смотрим,
тем дальше мы от него.
мы этим самым ставим перед собой свое представление, оттесняя того, кого хотели видеть и знать.
кто хочет видеть - не смотрит, кто хочет знать - не мыслит.
иначе мы проваливаемся в дрожь и ошибку, где страх и клац и шепот, и их мы принимаем за друзей.
не думай обо мне, и не смотри, и если ничего не будет - не значит меня нет, но значит я - внимаю.
чем меньше эмоция, тем она сильнее
сон непрерывен и всеобъемлющ. когда я сплю - я вижу его, когда нет - тоже вижу, но без света. сон не прерывается, когда я просыпаюсь. во сне я вижу то же, что и другой. другого сна нет, сон - единственный и цельный. не сон - плод моих видений, а мои видения - результат таковости сна.
Давай посмотрим, - сказал он, а затем завязал глаза сначала мне, а потом себе плотной тканью.
о, эти времена, когда богатыми становятся люди с плохими манерами, дурным вкусом и низкой моралью... ничем не отличаются от любых других времен.
когда наступает время правды, манипулятор называет это драмой
мне больно только, когда я позволяю себя ранить
память о факте исключает его влияние. этого факта больше нет для нас. его не существует.
на графике: масса всех ошибок четко очерчивает силуэт верного решения.
таким образом у нас появился рисунок ключа.
и теперь мы знаем: график ключа пуст,
нет даже графика.
верных действий нет.