Гаркнет смачно ворона. Жвачку сплюнет Вовка.

До чего же неловко - мальчик на пол упал.

"Марь-Иванна", - крикнет, - "это всё - птица!"

Вот, такой - урок. Пусть пойдёт вам впрок.

Кто не понял? Ответ:

анко у идис ен.

Не знаю.

Может быть, Вселенная подсказала моему подсознанию. Кто знает?

Только удивительно стало. Теперь алкоголь вызывает отвращение. Ведь так и должно быть. Алкоголь - это яд.

Продолжаю путь к здоровью... 

На свадьбе глаза, нос, остальные органы чувств не жгут. Красивое любить - продолжают. Но друг другу об этом - ни-ни.

О двух сторон медаль. Может показаться - круглая. Но предупредить хочу - многогранная.

Ты хитёр, Создатель. Две щепотки веселья, радости ожерелье, чёрных штрихов бурый лес. Ничего не забыл. Как и не мечталось угостил.

В чаще дух захватывает. Ой, заблудиться хочу! Придётся - слягу. Вознесётся - взлечу!

Говорит, что - мужчина. Взглядом шваркнет по сердцу - женщина! Душа - в пятки. Мы с тобой - в прятки.

С лёгкой руки упало три строчки - точно волос её локон.

Коснулся щеки.

Мне не вернуть счастливых минут. Но ведь и не нужно. Я счастлив сейчас.

Как интересно... Внутри всё пылает. Опять. И умом я это никак не могу понять. В психологии я не силён. Чувства такие, что хочется или сломать всё вокруг, или разодрать свою собственную грудь. Хорошо, что хватает мозгов ничего подобного не творить.

Я просто чувствую это. Сильные чувства интересны. Это жизнь! И, может, я сейчас очень неправильно поступаю. Но это жизнь.

И, кажется, нет сейчас лучше ничего как пойти в парк, положив гармошку в карман. Даёшь блюз!

Любовь приходит внезапно. Таинственно, небезопасно. Страшно.

Будет спрашивать трижды, дважды... Пока не забьётся учащённо сердце.

Сломя голову, упиваясь гордостью, бежишь, стонешь от радости - чувства разные.

Нельзя слать смс в три ночи.

Разбудишь друга - разозлишь.

Пусть грудь твоя на части рвётся.

Не сохранил сон свой - храни другой.

Ночью песни поют за окном.

Я - по эту сторону железобетона. Молчу. Ничего не хочу.

Голоса с водки пьяные, гитары громкие струны - всё есть для веселья.

Почему я не там? Вопрос риторический.

На свой первый приличный гонорар фотограф купил кресло. С того дня утром и вечером Дэвид выполнял такую гимнастику: становился к нему спиной, включал секундомер и начинал падать. Всякий раз часы показывали примерно одно и то же число - "5". Но тренировка позволяла укладывать в эти секунды всё больше и больше ощущений. Время как будто растягивалось. Так погружался он и сейчас. Медленно - по миллиметру - удалялся кухонный гарнитур. Звуки ночного города слились в единый шум, превратившийся, стихая, в тишину. Джинсовка нежно прижалась к спине, согнав все мурашки в голову. Из макушки струилось нечто прохладное. Мысли прояснились.

"Я отыскал её дневник. И теперь знаю, что она любила меня. Сердце трепещет (чтоб его!). Значит, надежда ещё есть. Конечно, ещё есть надежда! В дневнике должно быть что-то, что поможет мне найти её саму. Не знаю, что я скажу, но - это и неважно - разыщу и всё. Будь что будет".

Посадка прошла более чем успешно. Кружка чая, наконец, напомнила о себе струйкой пара. Глина, не позволяя кипятку обжигать, согревала руки, а через них - и всё тело. Вдохнув тонкий аромат, Дэвид отрёкся от всех проблем и сделал глоток.

{{{

Сейчас или утром изобразить чувства:

**Моя рваная простынь смотрит грустно мне вслед. "Ты зашьешь меня, ладно?" Я зашью тебя? Нет.

Чайник тихо шипит. Встал с постели - иду. Льется струйкой вода. Не вода - кипяток.

Раз глоток - вдруг язык свой обжог. Но привычка сильней. Дальше пью - не в первой.

В сердце пение птиц. От него мне тепло. И желудок согрет. Тихо чайник шипит.**
}}}

Без тела мы пытаемся прожить. Ругаемся на боли, лень, хандру.

Мозги от голода спасают. Но жаркий офис душит разум.

А только б нам всем - в парк. Да, так, чтоб кости растрясти.

Вдруг осознаёшь, что всё в порядке. Стереотипично мыслящая толпа может решить, что это совсем не так. Но ведь осознание ясно. Всё так.

Я вдруг почувствовал себя на редкость (за последние дни) волшебно. А ведь ничего не изменилось. Так скажет толпа. Изменилось всё. Это говорю я.

Десять лет назад наш герой скорей походил на сорванца. Тощий черноволосый мальчик. Свинцового цвета глаза то и дело бегали: заскучав на очередном уроке, они гонялись за интересностями в окне. Все одноклассники были давно изучены. А, вот, небо всегда таило в себе загадку. Поначалу учителя поругивали вертящуюся голову. Но чуть только Дэвиду не давали любоваться видами, он начинал задавать вопросы. Много вопросов. Биология, география, математика - всё было давно изучено. Учебники - прочитаны понескольку раз. В дополнение к ним - всё, что стояло дома на полках. Оказывалось, что всякий новый преподаватель не очень-то любил отвечать. Зачастую - просто не знал ответа.

Почему-то мальчик всё же не пропускал занятий. Ведь на уроке изобразительного искусства можно было бесконечно наблюдать, как Света колдует над листом белоснежной бумаги. В её изящных руках карандаши и кисточки послушно создавали новую жизнь. Пейзажи так и манили к себе: окунуться в озере поздней весной, потом греться в домишке. Снопы дыма, толкаясь, вываливались из трубы. Как же хотелось ему обрести этот дар! Иной раз казалось, что рисунок не так уж и плох и, может даже, удался. Но одного взгляда за плечо Светы хватало, чтобы тут же в клочья порвать свою мазню. Три десятка работ очутилось в мусорном верде, и Дэвид перестал носить краски.

Ворона так громко гаркнула, что воспоминания очень быстро улетучились. Обнаружив себя сидящим на холодном бордюре, парень резко вскочил и всем телом заёрзал. Пора домой. Ужин, горячий чай, кровать. "Авось, и отойду!"

Дэвид прочёл три строчки дневника.

"Я никогда его не любила.

Страшно подумать, что он-то - любил.

Ах, если бы не молчал - встрепенулось сердце."

В последний раз ему было так не по себе на похоронах. Возможно, и сейчас он что-то спровадил в мир иной. Свои чувства. Или, наоборот, нашёл старого скелета в шкафу. По лицу же его точно угадывалось одно: смятение. Юность часто делает из мухи слона. Как бы там ни было этот слон готов вот-вот превратить парня в лепёшку. Сжав покрепче корпус любимой камеры, он с трудом поднялся и вышел на улицы, полные одиночества.

Дэвид нередко получал свои лучшие кадры именно ночью. А этой фотоохоте пришлось сыграть роль психотерапевта. Взгляд резал город квадратами, что-то выискивая. По-другому и не скажешь. Фонарь на фоне чёрных деревьев, воткнутый в асфальт, - это что-то. Множество людей прошло бы мимо. Да, так и поступают день ото дня. Им почему-то нужен зал, выставка, картина или снимок, чтобы увидеть "что-то". Хотя, и там многие лишь делают вид.

Трещины в дороге напоминали фотографу о собственных ранах. Закатать бы их - и дело с концом. Только бетон явно грубоват для души. "Как быть?" - клешнями вытянул первые слова Дэвид. "Что скажешь, друг?" Но лампа даже не моргнула в ответ. Ведь иногда молчание лучше всего остального. Сейчас - наверняка лучше, чем тогда. Собственно, что же произошло в это самое "тогда"?

Только бы спать не ложиться голодным. Всё остальное - ерунда.

Ложиться спать. Не голодным бы только. Остальное - ерунда всё.

Спать не голодным только ложиться. Остальное бы всё - ерунда.

Ложиться бы спать не голодным. Остальное всё - ерунда только.

Крошит весна лепестки, цветы. Созрели уже давно они. Порадовать сочностью красок. Ароматов плясок.

Но ты почему-то не весел. И не хочешь сходить в кино. Когда твоя девушка где-то. И ты не знаешь - где.

И делать дела не можешь. В состоянии - стойко плохом. Начни, как давно мечтал, нечто. Без спешки.

Приведи в порядок мысли. Если привёл - йогой займись. Только ты не сиди сложа руки. Слышишь?

- Что такое чудо? 

- Это когда катер падает с небес.

- Но ведь станет больно. И воде, и судну.

- Не волнуйся: никому не будет больно.

- Что такое чудо?

- Это когда фокус удаётся.

- Что за фокус?

- Кролика за уши вытащить из шляпы.

- Но ведь так нельзя с ним поступать.

- И то верно. Угостят зато морковкой.

- Что такое чудо?

- То, что ты есть у меня.

- Спасибо, мама.

- Спи, малыш.

Летом становится жарче. Ходишь в рубашке с коротким рукавом.

Словно маленький мальчик, я бегу, чтобы просто бежать.

Мне бы руку пожать. Протянул свою. Но ответа нет. Ты боишься меня.

И вот, я бегу. Вся одежда - в поту.

И вдруг я подумал: "Почему я учусь печатать точней и быстрей? Почему набираю чужие тексты? Ведь можно печатать свои собственные. Хватит впитывать чужое!" 

Не засыпать голодным бы только. Ерунда - всё остальное.