Пшиш – застенчивая станция-смешок. улыбается поездам из-за занавесок, хихикает с буфетчицей, смеётся с бабушками-грибни…цами? над тем, что пишут на боках вагонов – надо же, Туапсе! даже гроза здесь не громыхает страшно, а пшишкает среди туч, поглядывая вниз блестящими глазами… поезда не хотят уезжать со станции, где от улыбок тепло и немного щекотно – и стоят лишнюю минутку, а то и две, чтобы потом нагонять время – сквозь холодные ночные леса.
Цивильск – мифическая станция, где (по слухам) обитают одни только настоящие цивилы, верящие исключительно в газету «Правда». иногда из вагона на головы цивилам вываливаются непонятные компании, которые расшатывают цивильское мировоззрение, где небо всегда сверху, а под землёй имеются лишь пустоты, полезные ископаемые и червяки. если цивилянин хоть на минуту поверит в подземных гномов, в Круговерть Пустоты или в катящийся прямо на него Шар Судьбы… то в глазах его появляется тревожный огонёк, и два пути перед ним – заклеить окна газетой «Правда», перекопать огород, постоять в очереди за подсолнечным маслом… либо бросить всё и уехать искать другие цивилизации – хоть бы и на соседней улице или под камнями расчерченного по линеечке скверика имени Пушкина…
Полугород – мудрёная станция, которая сама не знает, кто она – деревня, село или всё же город. в понедельник она бывает городом, и по ней начинает ходить рейсовый автобусик; во вторник решает, что она не город, а так, городок… маленький, лопуховый и велосипедный-со-звонком… в среду – устаёт от шума городского, выгоняет на улицы стайки белых гусей, которые ничего не боятся и щиплют за ноги отставших от вторника велосипедистов… так до сих пор Полугород и мечется, и временная вывеска с названием станции подновляется уже сколько лет – то городским строгим почерком по старательно вырезанному трафарету, то синими прописными буковками от руки…
Чиили – единственная в мире станция-никнейм. строили её студенты-археологи. когда построили, стали думать, как бы назвать – всем нравилось революционное имя Чили, потому что перчик и вообще Нуэва-Эстремадура… но «Чили» уже заняли, во всех атласах мира прописали, нельзя чужое имя брать. что же делать?
«а что мы делаем – спросил бригадир – когда нужное имя занято?»
«мы добавляем буквы!» – хором ответил стройотряд.
так родилась станция Чиили.
дочитал списки имён станций до «я». там много чего интересного есть для Мёнинской районной библиотеки :)
Сейда – крохотная станция, вокзал которой – огромный хитиновый панцирь какой-то странной твари (удивляются только проезжающие, а свой народ – если спросить – за минуту стоянки расскажет, что это не просто ископаемая тварь, каких много в каждом краеведческом музее, а тварь многоногая, как блоха, и при жизни полезная, потому что в старые добрые времена не блохи скакали по человекам, а человеки – на блохах, вот как оно бывает). ещё скажут, если успеют, что раньше тут никакой железной дороги не было – было море и маленький порт, куда приходили из-за края горизонта корабли. на крайнем каменном домике висит уже лет сто памятная дощечка, полустёртое имя на ней больше похоже на римское: работал тут некто таможенник Сокуциус. «Хороший, наверное, человек был – обсуждают его кумушки долгими вечерами на крыльце – раз дощечка до сих пор не отвалилась».
каждый житель Сейды, имеющий огород, расскажет, что в тяжёлой и горьковатой на вкус земле попадаются ломкие древние отмычки, зеленоватые монетки непонятной Империи, а если очень повезёт, то горсточка слипшихся кристаллов – брось их в горячий чай, кристаллы растворятся, чай станет очень-очень сладким, с лунной поволокой, и в окошко после чаепития обязательно начнут биться ветви деревьев (даже если никаких деревьев рядом нет) – а после тонкий голос станет жаловаться на судьбу и просить вернуть колечко, сперва отобранное, потом похищенное… одно время наезжали в Сейду толкинисты – выяснять, что за колечко тут водится, но быстро разобрались – не то, и про станцию забыли. в Сейде есть традиция – встречать проходящие поезда, как раньше встречали корабли. потому что здесь до сих пор верят, что именно так в Сейду прибудет всеобщее счастье.
радость дней – когда свет не вырубается. да будут дейлики и настольная лампа!
погода: город затянуло дымом, когда выхожу, чувствую его даже на вкус – с кислинкой, как ягода-костяника.
книги дней: Итало Кальвино, «Невидимые города» и «Атлас схем железных дорог СССР». везде география…
герой дней – Марс. нам подарили ведро огурцов, часть лежала в миске на столе. Марс прибегал, убегал, прибегал, убегал… потом выяснилось, ЗАЧЕМ: он таскал из миски огурцы, уносил в комнату, проедал огурцу середину и бежал за новым. точная иллюстрация к «не съем, дак понадкусываю»)) Марс понадкусывал четыре больших огурца))
картинки: новая серия «Когда ызарги были большие». до кучи цветные и чёрно-белые, не знаю, в какую степь меня сильнее несёт.
настроение дней: вверх-вниз, стрекозиное… от «совсем абзац» до «не дождутся!». и голова болит нещадно.
вкуснота дней: черешня чёрная-чёрная, черешня белая – из холодильника. жаль, что отходит…
коты-коты-коты, Чех-силуэт-не-спи-замёрзнешь и Марс-ну-зачем-ты-сюда-припёрся.
жара продолжается. и новая напасть – почти каждый день вырубают электричество… точнее, оно само вырубается – что-то ломается, летит, сгорает – сгоревшее чинят, делают «времянки», которые в свою очередь не выдерживают миллиона вентиляторов и магазина внизу. так и сидим без света. холодильник тает. хорошо, что в там более-менее пусто. бабушка нервничает от такого стрекозиного существования без запасов.
1. открылся суши-бар «Котэ». жду теперь «Нэку».
2. вывеска-загадка: антикафе «Минутка». почему антикафе? недоумеваю :)
3. в центре города нашествие странных чёрных жуков – они размером с таракашку, чёрные, очень шустрые – и, кажется, могут летать. ими всё усыпано – мёртвыми. особенно у стен домов и под фонарями.
4. арбузы продают в клетках – сразу вспоминается Хагрибова книга о чудовищах. вдруг арбузы тоже кусаются – тремя рядами чёрных семечек?))
5. + 36. бабушка услышала по радио, что в сильную жару кислород… дохнет. у нас целый город дохлого кислорода.
сдавали номер. как всегда, принтер куражился, ставил текст с ног на голову, жевал листы, а что не сжевал, то понадкусывал – в стене текста оставались белые пятна. тут-то и зашла речь о том, что у принтера нет совести…
на самом деле совесть у всех принтеров изначально есть – она продаётся вместе с ними и хранится где-то в глубине механизма в специальном картридже. постепенно совесть заканчивается – совсем как краска, но картридж с краской легко заменить человеку, а совестью принтеров занимаются специальные офисные нечистики, разновидность домовых. они-то и должны следить за уровнем принтеровой совести, вовремя заправляя принтер свежей. если принтер совсем лишается совести, в офисе наступают чёрные дни… а команда нечистиков не спешит – сидят где-нибудь в старой коробке от монитора и пьют смородиновые чернила с печеньем из промокашек. в карманах их комбинезонов лежат картриджи с совестью для Epson, Sony, HP… «всякой совести своё время» – говорит бригадир и добавляет в чернила ложку сахара, долго перемешивает пластмассовой ложечкой.
«когда же оно здесь настанет? – спрашивает ангел Ефросинья, выглядывая из коробки. – они уже от руки пишут и на ксероксе множат».
«у нас нету совести для этого принтера, старый он слишком, а другая не устанавливается, две ночи бились – всё зря… – вздыхает нечистик. – надо на базу писать, чтобы по амбарам помели, по сусекам поскребли».
ангел Ефросинья понимающе кивает, что-то записывает в блокнот. теперь в этом офисе начнутся странности – надписи на пыльных стёклах, стенах и потолках: «купи слона!», «купи слона!» «купи новый принтер!». слона на Ефросиньиной памяти купили всего один раз… то-то было счастье!
1. очень-очень жарко, поездки на работу и с работы просто убивают, уже ни на что другое сил не остаётся – только пережить очередной безвоздушный автобус. передвигаюсь перебежками от тени к тени.
2. Марс за обе пушистые щёки ест дыню и… кое-что новенькое – нектарины. будто бы он белый шмель и питается нектаром. вообще котам плохо – лежат, как криведко, еле шевелят усами.
3. в парке полно жуков, но добраться до них я пока не могу.
4. зато сфотографировал яркую гладкую осу.
5. вчера облака были творожными – висели такими плотными кучками, хотелось разглядеть у них в боку сияющую десертную ложечку. а на закате творожные облака польют вареньем (вишнёвым) и съедят. уже съели, не оставив ни крошки в небе.
6. в гламурном тексте было забавное про пуговицу, да не простую, а, судя по всему, эпичную, с налётом трагедии. когда эта пуговица сломалась, обломки её упали к ногам автора. до сих пор представляю это и хихикаю.
7. филармоническая очепятка: опера «Царь Ксерокс». но гхырушки, никакой Ксерокс не царь, а настоящий царь и Председатель Земного шара – Принтер!
8. нарисовал новых сов, надо раскочегаривать сканер, почему-то это с каждым разом всё труднее. старенький он уже.
Увертюра – очень увёртливый оркестровый нечистик – зелёненький, во фраке и с лакированными копытцами. целыми днями он занят: утаскивает страницы партитур, чтобы наделать из них пароходов; носится по линеечкам нотного стана, и оркестранты спотыкаются на ровном месте; сидит в огромной трубе, как в медной пещере, и дудит пронзительным тонким голоском. поймать его не может никто, только ухватишь Увертюру за фалды, он вывернется, кувыркнётся и закатится под ноги дирижёру. ещё и палочку по дороге унесёт – чтобы весь оркестр за ним гонялся, роняя стулья, заставляя висюльки на люстре раскачиваться, пускать электрических зайчиков по стенам.
Волчья Квинта – никто не знает, на что она похожа – то ли серенький волчок, то ли завихрение воздуха, воющее в полнолуние на люстру. Квинту не видно, но почти всегда слышно – как она увлечённо чешет за предполагаемым ухом или шуршит, запутавшись в филармонических занавесках (они многослойны и складчаты сверх всякой меры).
Ариетта Генриховна – привидение певицы, которой случайная нота попала не в то горло. и теперь Ариетта Генриховна слоняется по этажам, проходит сквозь стену в зал и просит всех встречных об одном – постучать её по спине. смелые встречные пытаются это сделать, но как постучать по спине привидение? их руки проходят сквозь Ариетту Генриховну, которая вздыхает и растворяется в воздухе.
внезапный щекотный кашель, иногда нападающий на людей посреди концерта, – это знак, что рядом в свободном кресле с медным номерком устроилась послушать музыку Ариетта Генриховна.
макро. геометрия жуков и жестяной кузнечик.30-06-2012 17:31
в день, когда снимал их, было невозможное злое пустынное солнце, я чуть не свалился, но жуки того стоили. и ещё два новых создания увидел, в моей «Энциклопедии насекомых» таких нет. они и правда странные – большие, летучие. один похож на стрекозку, но крыла всего два. а второе… чёрное, тяжёлое, в доспехах, с шипастыми лапами. попробую вытянуть кадры.
ещё один жук – чудо геометрии… я его легко представляю на месте «многорукого» человечка Леонардо.
кузнечик – редкость, зелёные почти не выпрыгивают из травы. он совершенно жестяной, даже покрашен по-жестяному, и всё время хочется поискать на «швах» его деталей следы клёпок. был бы ржавый, бурый – ускакал бы в Кинд-дза-дзу. геометрия жука полетели! полосатый пчёлкины глаза зелёный кузнечик