Иван Сергеевич был прост и незамысловат.
Здесь ему было уютно и светло. Место его работы представляло собой нечто среднее между помойкой и жертвенником древних обитателей Мексики: здесь хранились старые телевизоры, подмигивающие, играющим солнцем на блестящих кнопочках и, старый видеомагнитофон, который Иван Сергеевич хранил не только потому, что он купил его у настоящего чернокожего, когда жизнь забросила его в Мексику на теплоходе "150-летие Куликовской битвы" - эта вещь добилась одобрения жены - этот магнитофон простоял целое лето и половину осени в доме.
Вообще Иван Сергеевич очень любил вещи. Он никогда их не выбрасывал. Они продолжали доживать свой век на работе. Хотя тут они, скорее не жили - они здесь спали, радуя Ивана Сергеевича своим унылым, пыльным видом. Работа была для него, не то складом, не то музеем. Он всю жизнь хотел иметь полный дом. Шкафы-диваны, табуретка всегда на месте, пепельница ждёт на подоконнике, электробритва всегда на полке под зеркалом справа; слева зубные щётки в одном стакане с пастой.
Ивану Сергеевичу не повезло с женой. Во всём не повезло. И женился то он, прямо скажем, из практического интереса. Он никогда себе не признавался в необходимости спутника жизни, просто потому, что этой необходимости не было. Он просто хотел попробовать как это - жить с женой.
Они со Светланой Дмитриевной встречались не долго. Хотя можно сказать и долго - он никогда не помнил день когда они познакомились, вернее он его забыл, ведь они был знакомы чуть ли не с самого детства. Как же можно не постараться забыть такой день? мама с сыном первый раз вышла погулять в новый двор. Семья с маленьким Ваней переехала в Нижний, когда ему было около трёх. Во дворе всё было, как и везде - выгул собак происходил там же, где должны были играть дети. А что с этим можно поделать? Двор делить? - не имеем права. Мама с сыном вышли из подъезда, осматриваясь и стараясь улыбаться без разбору всем подряд, как бы извиняясь за своё вторжение. Соседей, мол, ещё не знаем - вдруг большой чин какой - удастся сдружиться. Не успели они покинуть свежепобелённый подъезд, как из кустов на них обоих прыгает овчарка. Не сказать, что у неё был вид собаки, готовой растерзать - скорее она хотела поздороваться. Она даже почти не лаяла - просто - прыг и всё.
После этого случая Ваня даже некоторое время заикался, но месяца через три следы заикания почти исчезли.
Когда хозяйка овчарки зашла попросить прощения, за одно и познакомиться с новыми соседями, она пришла не одна. Света - её дочь робко мялась в дверях, пытаясь спрятаться за маму. Надежда Михайловна, мама Вани, стояла у себя в коридоре, разговаривая о чём-то с собакаводшей, и никак не могла понять, что не так. Потом, проводив гостя, она закрыла дверь и, осознав, наконец, что совершенно забыла пригласить гостью хотя бы пройти в коридор, проговорила вслух тихо: "Катерина, Катерина...". Почему Катерина?
Так и произошла их первая встреча. По началу они даже не общались. Только по особому случаю, когда их мамы, ставшие вскоре близкими подругами, разговаривали о том о сём, они перебрасывались нелепыми фразами, вроде, "ты видела дохлого голубя возле третьего подъезда?", "неа"...
Но со временем ничего особо не изменилось. Когда они начали ходить в школу, они, естественно, уходили и возвращались вместе, хотя расписание их иногла не совпадало. Но это был строгий завет обоих матерей - "возвращайтесь лучше вместе - вечером темно, а через аллею по одному рановато вам ещё ходить".
Ивану никогда не нужны были близкие друзья, тем более подруги. По крайней мере он себя я ранних лет в этом старался убедить. Почему - ответить он не может, и по сей день. В один прекрасный момент, поделившись какой-то неважной проблемой со своим одноклассником, классе в 8, он почувствовал себя гораздо легче, отчего причины его отрицания дружбы в детстве стали ему ещё более непонятны, они вывернулись наизнанку и превратились в нечто, напоминающее камеру от колеса трактора "Белорус".
Понять отрицание дружбы он боялся, да и дружить с кем-то он продолжал боятся - вдруг камера от трактора скрутиться в нечто ещё более страшное.
В таком же состоянии Иван Сергеевич находится до сих пор.
Жена надоела ему быстро. Он даже думал как-то о разводе, но мысли эти он погнал из своей головы подальше сразу же. Из всего бракоразводного процесса его больше всего пугали "бумажки". Когда он как-то раз обнаружил, что электробритва лежит слева он даже хотел, было, устроить небольшой скандал, но вместо этого тихо произнёс: "бумажки, как же бумажки?..."
Жена не нравилась ему, как вещь. Это было редкостью - ведь в основной своей массе, вещи ему нравились, они его устраивали, пусть не во всём и не в тот момент, когда необходимо. Жена не устраивала его. Но и "отнести" её на работу было совсем нельзя. Во-первых, она бы нарушила этот стройный ряд экспонатов, которые радовали Ивана Сергеевича и придавали ему сил. И во-вторых, если бы она попала к нему на работу, она бы всё поняла. Всё рухнуло бы вмиг. Как бы он оправдался? Ведь
Читать далее...