снились гигантские боевые роботы и добрые собаки.
давным-давно так хреново не спал.
играл в преферанс до поздней ночи. смотрел в микроскоп кровь, карри, семена кактуса.
сегодня первый концерт ростовской группы, которая за десять лет своего существовани ни разу не удосужилась сыграть в родном городе.
за окном у маленьких домиков из труб валит дым, там топят печки и верят в дедамороза; и даже небо присутствует натуральным голубым цветом.
и насколько бы верной не казалась реальность собственных аффектов, она слишком зыбка, чтобы ею руководствоваться, пусть я и делал это всю жизнь.
на картинке розовеньковый кухонный портал, а под катом плесень в стократном увеличении и глаз, смотрящий в микроскоп.
забрал приехавшую поездом улитку, всю дорогу нёс её под курткой, боялся. что она замёрзнет. хорошая такая улитка, белая, бодрая)
витрины - такие сказочные окошки. вот два суровых охранника в форменной одежде тщательно крепят к стеклу новогоднюю мишуру и бережные стеклянные шарики; а вот худая восточная женщина в традиционном чёрном от волос до пят ставит поднос с гамбургерами перед своей дочкой, одетой по моде, и тепло улыбается.
прохладный воздух выщипывает румянец на щеках.
перелезть через забор мне проще, чем возвращаться обратно искать ключ от внезапно запертых ворот %)
в столярной мастерской чудесная уборная -
солнце, оцветшее на вытянувшихся вдоль улицы проводах - краткий миг, когда переходишь улицу и между двумя шагами успеваешь заметить, как единым расслабленным провисшим нотным станом вспыхивают провода до самого горизонта. и чувство такое - пустое, тёплое, гулкое - когда уже всё позади и можно просто дремать в автобусе среди большого глубокого дня, как на донышке чашки.
в пятнадцать есть масса душевных сил и большое желание их расходовать, есть гибкость, податливость и жажда нового; почти нет панцыря собственной личности и психологических мозолей.
в двадцать пять с этим уже сложнее, и, по идее, дальше только хуже. очень не хочется дожить когда-нибудь до момента, когда бросить всё и начать заново будет казаться невозможным.
очень важно уметь переставать быть. и чувствовать, что всё чертовски конечно, времени нет, и если не сейчас, то, возможно, никогда больше.
минус шесть и снегопад, дежавю какое-то.
чувствовать себя в таком глицериновом хрустальном шаре, где медленно падают снежинки из фольги, читать толстый журнал про поэзию, тепло одеваться, ничего не делать.
удивительно получается относительно этого "ничего не делать". в будни очень занят, хожу на работу, где большая часть времени проходит либо за книгой, либо в хождении по коридорам, исключая моменты непосредственно работы. в выходные, если оставаться дома, можно действительно не делать ничего такого и успевать столько разных полезных и хороших вещей, социально пустых, но делающих жизнь groovin'.
небонебонебо. такая погода здесь.
исключительно умиротворяющая погода - холодно, сыро, капают вялые снежинки и тут же тают. всё утро прочитал, лёжа в костлявом, но необъяснимо удобном кресле; весь день пробродил город. стал тяжелее на килограмм бисера из стекла, на несчётное количество водяных бисеринок.
кажется, этот город выполнен гораздо кропотливее, чем тот. вроде огромной синкретичной вышивки по сказочным мотивам и законам организации пространствва; без перспектив, без пропорций, всё касается всего.
в метро рождественские запахи - воск, шоколад, корица, яблоки. люди улыбаются, носят в руках странные вещи.
и слишком мало солнца.
и паршивое чувство застеклённости себя от всего.