Жизнь в общаге всегда была связана с некоторой кулинарной спецификой. Например, когда ты направлялся к секционной раковине, чтобы помыть к ужину устриц и спаржу, то выяснял, что в раковине замочены в целях санобработки чьи-то портки пополам с носками, а следом за портомоем переминается очередь из красноармейцев, намеревающихся мыть в раковине свои неблаговонные ноги. В остервенелом ожидании окончания их траурных дел устрицы заветривались, а спаржа теряла прелесть свежести. Наконец, всё отдавалось в лакейскую и закладывались лошади, с тем, чтобы ехать ужинать в "Яр". Теперь, после переезда на съёмный постой, появилась возможность отдаться безудержному пищевому сибаритству.
Аккурат сегодня, в честь нечестивого римско-кафолического рождества, я своими огрубелыми руками сибирского одальмана изготовил пирог. Всамделишный, с начинкой, в чудо-печке. Чудо-печка является продуктом советской авиакосмической промышленности и последние 60 лет сбоев не даёт. Поэтому единственным слабым местом всей затеи был я. Однако вопреки моим обыкновениям в обращении с мучными изделями, ничего страшного не приключилось. Кухню, понятно, пришлось отмывать, но хотя бы соседские дети не бегали по коридору с ног до головы в муке. Сам же пирог не напоминал ни о желудочной секреции головоногих, ни об утраченной ныне профессии углежога, ни об аскетических радениях раннехристианских пустынников. Да что скрывать, пирог не лишён был даже своеобразной угрюмой красоты. К таким пирогам более всего подходят женщины крайнего Севера, тревожно и строго стоящие на скалах фиордов с мокрыми от брызг подолами и высматривающие на линии горизонта драккары мужей. Сам Ваня Золотарёв не погнушался бы отведать моего пирога.
Как назло, за весь день не случилось ни одного гостя. Оттого ли, что половина друзей и знакомых должна мне денег, или из-за того, что я всякий раз встречаю их с лицом похмельного подагрика, - точно не скажу. Как бы то ни было, пирогом пришлось давиться в горлумском одиночестве. Интереснее всего было бы опробовать его на Димке. Не то чтобы мой друг Димка был большим гурмэ и эдаким ходячим вкусовым пупырышком. Но зато он полон самых причудливых и иррациональных пищевых предрассудков. Выражаясь яснее, это такая падла, которая способна воротить рожу от лангета во фрегезском соусе, если увидит там морковную молекулу, или если подгорел краешек, или если для второй перемены блюд не выдали новый прибор, или, наконец, если ему почудится, что в процессе приготовления лангета повар дышал на сковороду майонезным духом. Пресыщенные патриции с их тушёными в меду соловьиными язычками предстают рядом с Димкой всеядными ганзейскими боровами. Как юность в городе Ташкенте и двенадцать лет жизни в Сибири сумели породить подобного гастрономического фармазона - необъяснимо.
По правилам интернет-дам здесь надлежало бы опубликовать фотографию пирога, а в следовании высокому канону - привести рецепт. Хорошим тоном были бы также шутейные авторские примечания к процессу готовки и сетования на тяжеловатое тесто. Однако этот, казалось бы, безобидный поступок, при мало-мальски пристальном рассмотрении является первым шагом по скользкому пути, оканчивающемуся нигде иначе, как в пасти Диавола. Единственным приемлемым вариантом мог бы стать фотокадр, запечатлевающий меня в запылённой форме ланс-капрала британского экспедиционного корпуса в Южной Африке, с усталым лицом и с ногой, попирающей пирог в знак своей победы над ним. Но для этого необходима винтовка Ли-Энфилд образца 1896 года, а её я временно одолжил соседской бабушке Варваре Егоровне для борьбы с активистами всероссийской переписи.
Одним словом, всё бы в жизни хорошо, если б ещё Новый год не нависал зловещей тенью.
Надо бы у бабушки Варвары Егоровны винтовку обратно забрать.
А то, может, волчью яму в коридоре выкопать.
Глядишь, и пронесёт.
[показать]