There will come soft rains and the smell of the ground,
And swallows circling with their shimmering sound;
And frogs in the pool singing at night,
And wild plum trees in tremulous white;
Robins will wear their feathery fire,
Whistling their whims on a low fence-wire;
And not one will know of the war, not one
Will care at last when it is done.
Not one would mind, neither bird nor tree,
If mankind perished utterly;
And Spring herself when she woke at dawn
Would scarcely know that we were gone.

Sara Teasdale, 1920

Будет ласковый дождь, будет запах земли,
Щебет юрких стрижей от зари до зари,
И ночные рулады лягушек в прудах,
И цветение слив в белопенных садах.
Огнегрудый комочек слетит на забор,
И малиновки трель выткет звонкий узор.
И никто, и никто не вспомянет войну —
Пережито-забыто, ворошить ни к чему.
И ни птица, ни ива слезы не прольёт,
Если сгинет с Земли человеческий род.
И весна… и весна встретит новый рассвет,
Не заметив, что нас уже нет.

(пер. Жданова)

Будут сладкими ливни, будет запах полей,
И полёт с гордым свистом беспечных стрижей;
И лягушки в пруду будут славить ночлег,
И деревья в цветы окунутся, как в снег;
Свой малиновка красный наденет убор,
Запоёт, опустившись на низкий забор;
И никто, ни один, знать не будет о том,
Что случилась война, и что было потом.
Не заметят деревья и птицы вокруг,
Если станет золой человечество вдруг,
И весна, встав под утро на горло зимы,
Вряд ли сможет понять, что исчезли все мы.

(пер. Ракунова)

Это цитата сообщения Turkmenistan Оригинальное сообщение

Квантовый Переход в золотой век человечества

Нет ничего сильнее идеи,
время которой пришло

Единицы разбудят немногих,
немногие разбудят многих,
многие разбудят всех

Квантовый Переход

   Сегодня во всем мире происходят беспрецедентные цивилизационные изменения. Мы без преувеличения являемся свидетелями начала новой эпохи в истории человечества. «Квантовый Переход», «глобальное пробуждение сознания», «вибрационная трансформация», «вознесение Земли» — сегодня многие не просто понаслышке знакомы с этими понятиями, но уже активно и осознанно вовлечены в происходящие процессы.

   Сейчас даже далекие от эзотерики и духовных исканий люди понимают, что человечество находится в острой фазе цивилизационного кризиса и для нашего дальнейшего существования на планете необходимы радикальные трансформации буквально во всех сферах общества. При этом совершенно очевидно, что в первую очередь изменения необходимы в сознании каждого человека. Фактически речь идет о квантовом скачке развития человеческого сознания. Именно в этом заключается суть тех кардинальных перемен, которые ожидают человечество с наступлением новой эры.

   В космических циклах вибрационная трансформация планеты и всего человечества непосредственно связана с Эрой Водолея, которая уже наступила.

   Абстрактная на первый взгляд концепция Эры Водолея имеет вполне конкретный астрономический контекст. Солнечная система непрерывно движется в нашей галактике Млечный Путь, энергетическая структура пространства которой неоднородна, и сейчас перемещается из области, где доминируют низкочастотные излучения, в зону высокочастотных полей. Воздействие высоковибрационных энергий Вселенной неизбежно сказывается самым радикальным образом и на Солнце, и на Земле, и тем более на людях.

   На физическом уровне уже наблюдаются многочисленные признаки глобальной трансформации: повышение частоты Шумана, регистрация аномальных космических явлений, глобальное изменение климата, рост числа стихийных бедствий и катастроф и т.д.

   Квантовый Переход — это не столько эволюция реальности, сколько эволюция восприятия реальности и эволюция самоосознания. Изменение самой реальности — это следствие. Необходимо чётко понимать, что все происходящие изменения в первую очередь заключаются в трансформации человеческого сознания, а именно в повышении осознанности с многократным расширением восприятия. Поэтому пробуждённые люди новой эпохи начнут как само собой разумеющееся воспринимать не только привычный плотно-материальный физический мир, но и другие уровни и слои реальности, недоступные пяти органам чувств, которые сейчас видят лишь немногие — шаманы, экстрасенсы и им подобные.

   Тысячелетиями сакральные знания об истинной природе реальности, об отношениях человека и Бога оставались привилегией узкого круга посвящённых. Они передавались из поколения в поколение избранным преемникам и строго охранялись. Сейчас пришло время раскрытия такой информации: истинные знания массово проникают в общественное сознание по многочисленным каналам и становятся доступными для всех ищущих. Само по себе такое информационное сопровождение ещё больше катализирует процесс трансформации сознания.

   Посвящённые различных духовных и оккультных направлений прекрасно осведомлены о причинах происходящего взрыва откровений. Так, каббалисты непосредственно связывают грядущий Квантовый Переход со временем, когда народам мира откроются тайные знания о «причинно-следственных связях мироздания», а человек «познает истинный смысл жизни и сможет отождествлять себя с вечностью» [64, 65]. В священной книге каббалы «Зоар» сказано: «Все небесные сокровища и тайны, над разгадкой которых бились многие поколения, будут найдены и разгаданы в Эру Водолея». Также указывается, что люди Эры Водолея будут использовать явления, которых не только не существовало прежде, но которые невозможно было даже представить [117].

Читать далее...

Была я маленькой резвой девочкой,
Болтались банты на тонких косах,
Я на верхушке большого дерева
Рвала горячие абрикосы.

Все было в мире таким, как хочется –
Был мир огромным счастливым мигом –
И был мне другом Кузьмич-пропойца,
Калека сторож с желтым ликом.

Сгибались луки в его руках,
Он нюхал порох, табак и ладан.
Совсем недавно, герой-гигант,
Он бил тараном врата Царьграда.

Он пел «Варяга», он водку пил,
Ласкал собаку, дымил в оконце,
И красным оком, как Бог, следил
За поединком дождя и солнца.

Мы с ним ходили к реке Салгир –
Курился полдень моих биваков –
Мы с ним спускались туда, где Нил
Менял истоки, мелел и квакал,

И пил Кузьмич, и у ив кружил,
И знал, что жизни второй не будет.
А мне казалось, он будет жить
Всегда – как я, как века и люди.

Была я девочкой, просто девочкой,
Жила средь вымыслов, снов и слов,
И на верхушке большого дерева
Пугала песнями воробьев…

Исчез мой сад за дальним перегоном,
Несется жизнь, стучат судьбы колеса,
В эпоху Кузьмича, во время оно
Рвала я с черных веток абрикосы.

М. Виргинская

О кинокомедиях:

"Шёл прохожий, задумался, а маляр мазнул ему лицо охрой, а мальчишка облил его из пожарной трубы, а школьник подставил ему ножку, а кухарка разбила на голове у него тарелку, а лакей зацепил его шваброй, — и всё это очень смешно.

Кого-нибудь бьют, или кто-нибудь хлопнулся оземь и больно ушибся, или вышла какая-нибудь сумбурная путаница, неразбериха, галиматья – вот источники кинематографического смеха, и, нужно заметить, единственные. Должно быть, смеяться этим смехом есть теперь страшная потребность, если теперь на Руси все как есть города, дом через дом, усеялись кинематографами. «Проделки сумасшедших» — здесь тоже считается комической картиной. Сумасшедшие едят мыло, сталкивают в воду какую-то женщину, выпивают бутылку бензину, — может быть, это смешно где-нибудь на Сандвичевых островах, но для нас, без кольца в носу, немного странен такой комизм в пятьдесят лошадиных сил. Однако он-то, очевидно, и нужен людям, раз они так стремительно бегут к нему. Ни Диккенс, ни Гоголь, ни Чехов, ни Теккерей, ни Гоголь не властны были бы их рассмешить: им нужен расквашенный нос, или шишка на лбу, или кастрюля, надетая вместо шляпы, — тогда они будут смеяться до колик.

Кто же они такие, эти странные, нам неизвестные люди, столь неожиданно заявившие о себе? Почему мы до сих пор даже не догадывались об их них? Я знаю, их принято называть мещанами, но ведь это неверно, ведь мещане перед ними гиганты, мещане перед ними Прометеи, и разве у Передонова было кольцо в носу! Нет, чем ругать мещан, подите лучше в кинематограф."

О кинодрамах:

"Что знает кинематограф о трагедии, о страстях и страданиях души человеческой? Вот он выводит перед нами полуголую, иссохшую женщину, с нею шестеро полуголых, иссохших детей, они десять дней ничего не ели, — она, несомненно, несчастна. Она несчастна, пока не найдёт в лесу пачку кредитных бумажек, потерянных её квартирным хозяином, который выгнал её на мороз. Тогда она, несомненно, будет счастлива, а квартирный хозяин несчастлив. Но, найдя кредитные бумажки, она свято снесёт их в полицию, и тогда уже счастливы будут все: и она, и хозяин, и полиция. Восхитительна простота этой философской системы.

Ужасно также тонуть, падать с крыши, быть зарезанным или обокраденным, и больше на земле ничего нет ужасного! Обойдите все кинематографы в мире, посмотрите, сколько хотите, кинематографических картин, вы все же никогда не поймете, откуда та молитва о чем-то невозможном, бессмертном, далеком, утраченном, которая так явно слышится сердцем в русских, в ирландских, в еврейских и финских народных песнях. Неужели все мудрейшие и проникновеннейшие в мире, все утопии и взыскания градов, неужели все заблуждались о человеческом счастье, и один кинематограф знает истину: счастье – это серебряный рубль.

Нет, как хотите, это не мещанство. Мещанство многого стыдится и не всё заявляет вслух. Здесь же такая прелестная откровенность, что-то юное и даже первобытное. Мещанство знает разные слова, и за ними ежеминутно готово спрятаться, у него есть «человечество», «отечество», и «эвдемонизм», и «гедонизм», и «имманетная философия». Здесь же никаких слов, здесь полнейшая неприкрытость и нагота. Безо всяких фиговых листьев впервые во всеуслышание заявлено: счастье – это серебряный рупь. Тут уже не отечество и не человечество, тут сам Бог заведует серебряными рублями, и если увидит праведника, то сейчас же посылает к нему ангела с кошельком или, по крайней мере, с банковским чеком. Иногда этих ангелов здесь заменяет в кинематографе полиция. Правда, у полицейских нет крыльев, но ведь это не так существенно. Попробуйте найдите в кинематографе хоть три картины подряд, где полисмены, шуцманы, городовые, констебли, сержанты не были бы героями, спасителями, избавителями от мук, устроителями всякого блаженства. Если вы потеряли деньги, с улыбкой приносит их шуцман обратно. Если к вам забрался в квартиру вор – смотрите, шуцман уже мчится по лестнице. Он всемогущ, всеведущ, вездесущ и праведен. Кажется, он мог бы, если б хотел, воскрешать мертвецов и целить слепорожденных, и не делает этого только потому, что считает ниже своего достоинства."

О кинофантазиях:

"Вот религия и мифология кинематографа. Посмотрим теперь на его поэзию, ибо, повторяю, он не только философ, но и поэт-мифотворец и беспрестанно влечётся к фантастическому.

Я люблю эти сказки кинематографа. Вот струится зелёная вода и тянутся длинные водоросли, юркие рыбы сверкают чешуёй, лежат огромные раковины. Перед нами морское дно. И вот раскрывается средняя раковина, и из неё вырастает роза. Смотрите во все глаза – роза превращается в женщину. В оранжевом

Читать далее...

Зима пришла в середине декабря, незаметно – наверное, даже осень не сразу заметила, что ее кто-то потихоньку смещает. Незаметно удлинились ночи. Незаметно перестало греть солнце. Даже снег появился незаметно: день за днем он понемногу выпадал в виде мелкой пороши, на которую никто не обращал внимания, которая то таяла, то смерзалась, но в конце концов как-то умудрилась накопиться до белого покрова, устилающего газоны и обочины дорог. Точно так же незаметно подкралась и стужа, превратив слякоть в твердую массу, покрыв автострады тонким и опасным слоем невидимого льда.
Я не люблю зиму. Точней даже сказать – я ее терпеть не могу. Этот поганый мокрый снег, эти обмерзшие – будто кто нарочно водой полил, - дороги, короткие сумрачные дни, заполненные серой дремотой… Ну как это мож-но любить?.. Зима представляется мне в облике огромного угрюмого великана, дышащего холодным паром; этакого ётуна, приходящего из скандинавских мифов. Приходит этот невидимый великан на осеннюю Землю – и глядит на нее исподлобья, на все и всех тяжелую тень бросая. И давит на мир эта холодная тень, и ветры холодают, и вместо дождя снег сыплется, и мороз почву прессует.
И даже если нет, как теперь, ни буранов, ни морозов сильных, ни инея на ресницах, все равно чувствую я – здесь он, этот ётун проклятый, стоит над нашими душами, на полнеба плечи расправив. И не придет, как в старину, храбрый Тор, не прогонит гиганта, шарахнув своим громадным молотом… Эх, тоска, тоска, серая, зимняя…
…Тихо и неприметно пришла зима. Лишь к концу декабря мороз заставил людей надеть перчатки, и снег нако-нец-то выпал настоящий: пушистый, легкий, кружащийся в воздухе. Странно, но именно снег облегчил нашу зим-нюю тоску. И хотя не люблю я снега – тут даже я ему обрадовался. Особое настроение принес он с собой – точнее даже, не столько принес, сколько начало ему положил. Пляшут снежинки перед глазами, нежные ледяные кристал-лики, сияют своей белизной, посверкивают крошечными гранями, - и сердце начинает биться громче, ровнее, с за-таенной радостью. Как будто крошечная драгоценная искорка блестит у тебя в самом сокровенном тайнике сердца, играет лучиками и всполохами, и сердце от этого бьется веселей, и кровь в жилах немного теплеет – но не по-весеннему, а по-новогоднему. Сначала совсем мала эта искорка, так, что даже и не поймешь, есть она или нет; но понемногу разгорается этот огонек in profundum, набираясь сил, и светит все ярче и веселей; и главное тут – не за-тушить его ненароком. Если разгорится эта искра достаточно ярко – тогда весь мир начинаешь по-иному видеть, тогда и ветер, и холод становятся не такими неприятными, и мрачная тень вокруг тебя сразу разбежится. А еще не-много – и ощутишь, как и в сердцах других людей такие же звездочки светят; у кого – поярче, у кого – потусклее, у кого – совсем чуть-чуть, едва заметно.
Светят-сияют внутренние огоньки – и понемногу озаряется мир, помрачневший от зимней скуки. И вроде бы и снег по-прежнему лежит, и ветер тот же самый снег в лицо швыряет, и ноги точно так же по льду скользят – но все чуть-чуть иное, ничто внутренней благодати не нарушает. Словно и воздух, и земля, и небо каким-то незримым сиянием попропитались – тонким-тонким сиянием, астральным, что ли, каким-то… И откуда оно взялось-то?
Наверное, это наши искорки, слившись в созвездия, создали такую «иллюминацию». Наверное, это тот редкий случай, когда у большей части людей появляется хоть капелька общего настроения и пробуждается (хотя бы час-тично!) коллективное бессознательное.
Но мне хочется верить, что невидимое сияние, разливающееся по зимней Земле существует отдельно от нас, и что звездочки, в нас загоревшиеся – лишь его отблески, на манер отражения. Откуда же он тогда исходит, этот доб-рый новогодний свет?..
Мне грезится некий иной мир – мир, пронизанный серебряным свечением, заполненный светом и блеском на-столько, что ни в солнце ни в луне нужды нет. Мир, где есть неведомые города, сверкающие, будто изо льда высе-ченные, - но не холодные притом; где есть горы, похожие на стеклянные многогранники, и игольчатые заросли ле-сов, в глубине которых мерцают таинственные разноцветные огни… И всегда, круглый год царит там светлое, спо-койно-благодатное настроение, и нет места ни печали, ни гневу. Уж не об этом ли блистающем мире пел Друд из повести Грина?
И в канун Нового года, по каким-то непостижимым человеку законам, наш мир и мир блистающий на время сближаются, на манер великого противостояния, - и серебряный свет начинает проникать к нам. Глазом его не уви-дишь – но легко почувствуешь сердцевинкой своей души, если та не омертвела в окоснении. Свет льется на Землю – и разгораются огоньки в наших сердцах, и хмурится пуще прежнего мрачный зимний великан, оттого, что тень его рассеяна и он теперь бессилен… Льется свет на Землю – и вплетается в лунное кружево ясных морозных ночей, сверкает в бликах елочных шаров, играет в изморозных орнаментах, покрывающих окна, смешивается с яркими огоньками гирлянд (вот попробуйте гирлянду летом Читать далее...