... так бы я начала этот пост, но нет, чуда не случилось. 

К этому случаю больше подошло бы "Было у старика три сына, два нормальных, а третий гулял по городу без карты". Потому что - что? Да, карты - для лохов. И вот я пошла искать батсад, который, если верить гуглмап, находится всего в 800 с хвостиком метрах от дома с учетом поворотов и дорог. Да нам это тьфу, даже при моей ограниченности в переходах, с учетом того, что я могу позволить себе примерно 2 км (3 с напрягом), тут я укладываюсь в "добраться туда, вернуться, и там погулять". Но кто же смотрит в карту перед выходом, правильно? Ведь я видела ее вчера вечером. Шоле я какой-то батсад не найду, шоли? - вот принцип, которым руководствуюсь я. Почти как лихой и придурковатый поручик.

Ведь все просто: надо пройти через парк, повернуть направо, пройти еще квартал (или два?), там еще такие домики поменяются на такие же, но без зубчатых крыш (или наоборот?), стать спиной к башне и идти прямо-прямо, не сворачивая, пять кварталов по левую руку, три по правую, и носом уткнешься во вход. Все очень просто. 

Правда, почему-то башни за спиной не оказалось, но для верности я все-таки прошла два, башни не оказалось и там, ну и фиг с ней, подумаешь, какой-то башни нет, а может она вообще плавающая в пространстве башня? Правда, по правую руку дома, а не белый бетонный забор, как должно было быть, но кого это пугает? Не повернем тут, повернем там.

Смутно подозревать крах иллюзий я стала, уткнувшись носом не во вход в сад, а в проходящую перпендикулярно дорогу, оживленную по местным меркам - т.е. по ней иногда проезжали машины и было аж по 2 ряда в каждую сторону. Тут пришлось признать, что либо сейчас, двигаясь за изгибами дороги, я уйду в неизвестно куда (это не страшно само по себе, но может не хватить сил на обратную дорогу), либо придется скучно и банально возвращаться тем же путем, каким шла. А вот это уже - признание поражения и скука. Поэтому я согласилась на компромисс - петляние в кварталах в правильном направлении. Столько-то минут идем на запад, столько-то на север, потом держим в уме, что сворачивать и петлять можно как угодно, но то же расстояние в обратную сторону, и когда услышишь шум стройки - ты почти пришел. Вот и фабричная труба, вот башня, парк, и 2 квартала до дома.

Так что чуда не случилось, но нам с Туркуэном было хорошо и без этих ваших чудес.

Это было в пятницу, и я сделаю новую попытку найти батсад где-то на неделе. Теперь я знаю, где была ошибка - пройти надо было один квартал, потом повернуть направо и еще один квартал, и тогда была бы башня за спиной и прямой путь. Но кто же смотрит в карты перед выходом, и кто верит картам, если хочется, чтоб было по-другому?

А завтра невестка хочет утащить меня на ярмарку в сам Лилль, и я внутренне терпещу, потому что автобусы, толпы, люди, и все на французском-английском - это пугает. И даже если завтра будет идти дождь, это всего лишь отсрочит испытание, потому что семейные мероприятия нужно исполнять, точка.

Да, я уехала в Лилль. И было ли это бегство "от" или "к" - пока непонятно. Я бы, конечно, хотела домой. Но без электричества работать невозможно. Впрочем, работы и так мало, рынки стоят. А пока сижу тут, невестка - очень милая девочка - кормит меня вьетнамской кухней, и я чувствую себя ребенком на ее фоне. Я привыкла быть главной и старшей в доме, делать все сама. Но на кухне должна быть одна хозяйка, и здесь я не лезу. Чувствуя себя бесполезным в хозяйстве животным. От скуки проверяю наличие обаяния, обзаводясь кучей новых, и таких же бесполезных, пустых и неверных, как всегда, поклонников.

Если успею оформить доки, в 10х января поеду в Париж к сестре, а оттуда домой.

В автобусе по пути сделала любопытное наблюдение, но писать его пока не буду, чтоб не сглазить )

       Высь

Человека манила высь. Он то и дело вспоминал, осмысливал и переосмысливал инцидент с Икаром, так неосмотрительно сблизившимся с Солнцем где-то под самым хрустальным куполом небес. Но человек точно знал: Щястье — в полёте: «… вернее, полёт — это щястье, которое — есть» — размышлял он. С мечтами о щястье, когда люди будут способны летать, как птицы, он носил воду вёдрами, топил печь, потом у огня читал в газете новости о том, как где-то очередной чудак опять пытался построить воздушный шар и упал в речку.
Шло время. Люди не стали летать, как птицы, но давно научились летать, как люди. Они летали так, как никаким птицам и не снилось в самом страшном кошмаре, и туда, где птицы бы не выжили и нескольких секунд сколь аккуратно бы их туда ни доставили. Человек сидел в кресле сверхзвукового лайнера, за пару часов переправляющего его на другой континент, он смотрел на экран ноутбука с вайфаем, просматривал какие-то новости и играл в старую-добрую цивилизацию. Вдруг в углу всплыло предупреждение: заряда батареи осталось на 5 минут. А до посадки ещё часа два в этом кресле. Человек приуныл. Ему уже стало скучно. Перед тем, как выключить компьютер, человек написал в твиттер: «Щястья нет. Жаль, что люди не умеют летать, как птицы. Ведь щястье — в полёте. Вернее, полёт — это щястье… которое — есть; там, у птиц…» Человека манила высь.


       Работа

Человеку надоело. Человек очень не хотел ходить на работу, пришёл в церковь и стал молиться, мол Господь, избави мя от необходимости ходить на работу. «Я услышал тебя» — неожиданно шепнул Господь человеку в левое ухо. Человекк обалдел, но обрадовался, обрадованный пошёл домой. С тех пор работа сама начала приходить к нему, сначала приходила, потом поселилась у него, стала с ним жить. Она — всегда рядом, всегда навиду, под рукой, под боком; чем дальше, тем более близки отношения; держит за все места, чтобы человек, не дай бог, не потерял её из виду, чтобы ему, не дай бог, не пришлось самому к ней идти, хотя бы шаг.
Надоело это человеку, устал он от той работы — хоть стой, хоть падай, и стоять тошно — боишься, что упадёшь, и падать страшно — боишься, что не встанешь… Хотел уже человек прийти в церковь, повиниться, покаяться, попросить у Господа прощения и вернуть всё, как было, но работа… Она всегда здесь, всегда начеку — всё видит, всё контролирует, занимает всё время, забирает все силы, ни на что их у человека не остаётся, а она — бдит, заботится, от себя не отпускает — ни в отпуск, ни в кабак, ни в церковь, ни в мир иной.
Такова она была, жизнь вечная в раю земном.


       З. и Б. сидели на трубе…

Встретились как-то Зумер и Бумер, зацепились языками, разговорились, да, как это и бывает у людей, вовремя не придумавших чем себя занять, свернули на вечный вопрос, кто из них в этом мире важнее, главнее, актуальнее, лучше, выше… В ходе напряжённой дискуссии они выяснили, что по сути-то, они друг от друга не так уж сильно и отличаются — всего одной буквой, в конечном счёте.
Оба были людьми образованными, начитанными и, главное, конструктивными, оба уверенно водили корабль дискурса по фарватеру актуальных нарративов, поэтому они, разумеется, вскоре отвлеклись от мелочного обсуждения личностей и занялись фундаментальными вопросами лингвистической философии: о причинности и смысловом наполнении знаков, о сакральности символов… какая же из букв значимее, значительнее, многозначительнее, содержательнее, заглавнее, наконец — «З» или «Б»… И так они увлеклись, что не заметили, что дальше, после этой самой значительной, заглавной, краеугольной буквы, у обоих мелкими невзрачными буковками всё было уже написано: «умер».
       

Как белый пиар, что всегда вырождается в чёрный, служебная правда всегда вырождается в ложь; объём недомолвок, вранья и интриг подковёрных — как снежный ком — и не сдвинешь и не унесёшь. Как рак, что по телу плодит и плодит метастазы, растёт и жиреет непоколебимый абсурд над всяким и каждым уже «недвусмысленно» «реет» дамокловый долг — толи долг, толи меч, толи суд. Из чёрных подвалов на свет вырывается смело, собой закрывая весь, кроме краёв, белый свет — рой чёрных списков растёт, вырождается в белых одичалый кордон, за которым — и воздуха нет. И белые списки допущенных слов, сочетаний, литованных смыслов, одобренных мыслей и фраз рождают тревожную матрицу — мир виртуальный, в котором — не мёртв и не жив — замер каждый из нас. Как водится, после невежд — хлынут орды ничтожеств, не разбирающих истину, правду и ложь; в их водоворотах — и ты закружишься тоже, рано ли, поздно ли… там и не разберёшь… И я вот пока ещё как-то не разбираю: толи это уже атмосферу сдувает с Земли, толи смерч натащил рвань, обломки, кислотную пену и всем этим мусором Солнце почти завалил; и сквозь эту бурю, как прежде, летит птица-тройка, и кони в испуге несут, закусив удила, вслепую — по кругу, вокруг этой чёртовой гайки, срезая последние кромки…                 Такие дела.