С маниакальным упорством я продолжаю обозревать хоррор-сериалы. Кому это сейчас нужно? Да никому. Но как бы мной упомянуто в одном из предыдущих обзоров, именно хоррор сейчас является самым «смотрибельным» из всех жанров. По ряду психологических и эскапических причин о которых мы говорили ранее, и о которых вы можете прочесть подробнее в любом более-менее обширном исследовании на эту тему.
Новый проект Netflix – мини-сериал «Монстр: История Джеффри Дамера» не просто очередные глянцевые ужасы, страшные сказки Райана Мёрфи. Это как раз таки Мёрфи «социальный» и остроактуальный. Реальная история серийного убийцы Джеффри Дамера, как выясняется, до сих наиболее точно иллюстрирует и даже препарирует современное общество. И дело тут не только в уже привычной тематике BLM, произволе полицейского государства, бытовой ксенофобии, шовинизме и в прочем. Мёрфи и его коллеги в этот раз взялись размышлять над темой происхождения зла. Того зла, которое возникает вот так просто, без видимых предпосылок, а затем растет, крепнет, становится нормой, возводится в культ. И этот процесс, явление, паттерн универсальный, как оказывается, он не привязан, как выясняется, ни к месту, ни ко времени, ни к строю, ни к нравам.
Здесь внесу небольшое лирическое отступление. Я не сторонник приема многих рецензентов — видеть знаки и аллюзий без явных на то поводов, просто полагаясь на свои какие-то умозаключения. Особенно, когда проект громкий, от Netflix или HBO, а развенчатель очередной «теории заговора», мягко говоря, представляет собой совершенно иной социокультурный пласт общества. Забавно, но «притягивать их за уши» какие-то темы и тезисы любят именно авторы обзоров кино. «Монстр: История Джеффри Дамера» не ставит себе задачи рассказать вам о том, что происходит за вашим окном именно в эту минуту. Повторимся — эта история универсальна, обыденная и поэтому она резонирует с происходящим сейчас, поэтому она способна «подсветить» какие моменты распада человечности как в частных случаях, так и в общем. Но это говорит лишь о качестве сериала и немного олдскульному подходу в изложении true crime в формат художественного произведения.
На протяжении первых семи серий нам рассказывают о жизни Джеффри Лайонела Дамера. Обычный молодой человек из Милуоки. Благополучная семья, не без своих проблем — но ничего из ряда вон. Как и сам Джеффри — со своими странностями, но «норма — это отсутствие нормы». И вот в какой-то момент он просто убивает свою жертву. Я далее идет повествование, мутное и токсичное как формальдегид из бутылки, про то, как Дамеру сходят с рук его зверства, причем в так, будто ему действительно позволяют убивать, насиловать, опаивать, от безнаказанности как он сам распадается как личность, и главное — как его никто не может, а главное не хочет остановить. За исключением одной женщины, которая оказывается неуслышанной, непонятой, несмотря на ее борьбу — и, в конечном итоге, ее «раскатывает» груз вины и ответственности за преступления другого человека. Впрочем, мы забегаем вперед. Эти семь серий идут в неспешном, даже несколько затянутом темпе. Кульминация и драма происходят в восьмой серии, слешер переходит в символизм, сильные сцены и диалоги, подчеркнутые филигранным актерским мастерством. Кстати, поговорим немного о касте. Основная масса комплиментов отходит Эвану Питерсу, но, честно говоря, мы не увидели от него здесь чего-то нового, что не было показано в той же «Американской истории ужасов» — там уже были показаны все грани психопатии. Тем более, что его Дамер — это что-то заурядное, не амбициозное, без какого-либо надлома, а если нет этого (точнее нам это не показано) — то там не может быть эмпатии, сожаления. Черт знает, ка оно там на самом деле это было, но Питер показал это так. А вот Ричард Дженкинс и Ниси Нэш — другое дело. Дженкинс часто снимается у Гильермо дель Торо (в частности в «Форме воды» и в «Аллее кошмаров»), но в здесь он раскрылся с неожиданной стороны — играя отца Джеффри Дамера, он сумел предоставить зрителю сложный противоречивый образ. Таких образов в сериале несколько, именно через них идет нагнетание драмы и истинной трагедии данной истории. Со стороны отца Дамера — это истинное отчаяние, раскаяние, бесконечный поиск причины произошедшего в себе и при
И сразу дисклеймер — я не фанат и даже не поклонник аниме. Но и не хейтер, мне ничего не мешает иметь в этом жанре любимые произведения, как, например «Призрак в доспехах», который я считаю культовым. Но по большому счету, я за аниме не слежу, а до «Бегущих по краю» добралась, как и, наверное, большая половина его аудитории, благодаря эпичному долгострою CD Projekt, который даже спустя два года после выхода остается чем-то крайне неоднозначным для игровой индустрии.
Но проекта «Киберпанк: бегущие по краю» все это не касается — совершенно другая сюжетная линия, время, вот только место действия то же — безжалостный, притягивающий всех на свое сияние Найт-Сити. В сериале переставлен очередной мономиф — главный герой – обычный подросток, который резко оказывается наедине со своими потерями и проблемами, переживает в прямом и переносном смысле трансформацию, попадает в среду себе подобных и после недолгого триумфа вступает в неравную схватку с корпорацией, одной из тех, что организует человечеству технократическое будущее. Вам ничего это не напоминает? Нам как раз таки тот самый «Призрак в доспехах», который мы упоминали ранее. Да, у этих двух проектов совершенно разные происхождения, принципы построения сюжета, но при этом они удивительно похожи неонуарным настроением, депрессивным, но одновременно воодушевленным взглядом на дистопический исход будущего, где среди прочего победил трансгуманизм. Отчасти победил, ибо «киберпанк – это не то, как ты живешь, это то, как ты умираешь».
Что до визуальной части и других «внешних составляющих» сериала — здесь сложно напортачить. Потому что Cyberpunk 2077 итак предоставляет огромный визуально-стилистический пласт — от создателей сериала только требовалось наиболее органично перенести это все в аниме-плоскость, расширив и «усугубив» все это в моментах батальных сцен. И у них это получилось. Благодаря этому сериал легко можно посмотреть на одном дыхании. То же можно сказать и про музыкальное сопровождение Акиры Ямаока — его присутствие в проекте – уже своеобразный знак качества. Единственное, что вызывает вопрос, — это трек Franz Ferdinand — This Fffire во время открывающих титров. На наш взгляд, звучит он несколько инородно. Впрочем, еще во время выхода игры ее аудиторию «поставили на место», неиллюзорно дав понять, что dark synth, synthwave и прочие outrun явно не будут доминировать в оригинальном саундтреке.
Резюмируя все вышеописанное — Netflix сумел представить продукт не только своевременный и самобытный, но и способный воскресить интерес к Cyberpunk 2077, не скатываясь при этом в откровенную промоакцию и фансервис. «Бегущие по краю» не делают ставку на аудиторию игры, или аниме жанра, или на sci—fi в общем плане – он подходит для массового зрителя и способен удержать его внимание и интерес. И даже если «Киберпанк: бегущие по краю» станет «разовой акцией», то он определенно останется одним из стоящих проектов своей тематики. 8/10
Мы постепенно приходим в себя и приводим в порядок блог, Telegram, стараясь регулярно опубликовывать что-то новое. Все актуальное постится в рамках моего сотрудничества с iasakh.com. После всех перипетий, связанных с блокировкой, им контент и просмотры нужнее, поэтому все интересное, что выходило на экраны в последнее время — там. Это рецензии на новые фильмы Ардженто «Тёмные очки», Хазанавичуса «Убойный монтаж», Кроненберга «Преступления будущего» и на долгожданного «Песочного человека» (к нему мы, кстати, скоро вернемся с материалом именно для этого блога).
Как можно заметить, почти всё — хорроры, и сейчас мы понимаем, что это неслучайно. Этот жанр был в свое время создан с эскапической целью, претерпел множество изменений, но изначального запала не утратил. Поэтому мы сейчас можем разбирать именно такое кино. И поэтому мы возвращаем сериальные обзоры для блога violanoir рассказом про второй сезон «Американских историй ужасов».
Сегодня вышла последняя серия второго сезона спин-офф антологии «Американские истории ужасов». Основной сериал Райана Мёрфи и Брэда Фэлчака заслуженно стал культовым, потому что сезон за сезоном создавал энциклопедию хоррор-жанра, дотошно, щепетильно, с большим вниманием к деталям, доказывая, что за литрами крови, завываниями призраков, бу-эффектами и горами мертвечины могут скрываться глубокий философский контекст, шекспировские страсти, драма и так далее. На последних сезонах даже были попытки в остроактуальность и прочие околосоциальные рассуждения, но они были не так успешны, как переосмысление канона жанра в первых сезонах. Да, мы снова про эскапизм. Но серьезно — Мерфи и Фэлчак в контексте этого проекта больше собиратели страшных сказок, чем мыслители-(анти)утописты — для последнего у них много других проектов. Именно поэтому поклонников у нечетных сезонов больше, чем у четных. Хотя «Фрик-шоу» был определенно хорош своей четко выверенной Барнумовской стилистикой.
Последний на данный момент сезон «Американской истории ужасов» представлял собой сплит — сначала вампиристический объективизм в духе Айн Рэнд, потом — конспирологическая истерика из космоса. При всей нашей любви к АИУ и то, и другое было, что называется, «притянуто за уши» и кричало благим матом о кризисе идей у создателей сериала. И здесь пришла на помощь анталогия «Американские истории ужасов», которая стартовала практически одновременно и, очевидно, была призвана разгрузить основную линию. Поэтому первая антология получилась крайне пестрой — здесь и сложносоставное закрытие арки «Дома-убийцы», и эксперименты с форматом фан-сервиса, и отдельные истории на злобу дня и не очень. Все это плюс куча новых имен в касте неплохо так сбивало зрителя с толку и оставляло кислое послевкусие судорожной попытки объять необъятное за 7 эпизодов.
Второй сезон не пошел по этому пути. Создатели определились с форматом, пусть и несколько олдскульным, и в этот раз сумели пронести сквозь него и оригинальный стиль, и настрой АИУ. При всей самостоятельности новых страшных сказок и преданий здесь есть место для основных сюжетных линий. Что видно сразу же, с первой серии новой антологии.
Dollhouse
Стильное ретро 50-х, ностальгирующее о кукольной женственности (во всех смыслах) дает бодрый старт для зрителя. Здесь все — интригующие сюжетные повороты, пугающие коллекции антикварных кукол и жутковатенькое производство винтажных, харизматичный злодей, преследование, побег и… это оказывается историей одного из персонажей «Шабаша». Поклонники третьего сезона АИУ, очевидно, в восторге.
Aura
Конечно же, это моветон — начинать обзор книги с предпоследней ее главы. Но раз мы именно оттуда взяли мотив для заголовка, нам следует с вами объясниться. Работа Джона Хиггса – журналиста и исследователя современной массовой культуры — раскрывает нам реалии ХХ века, учитывая все причины и следствия. И здесь был бы другой заголовок, если бы этот обзор вышел годом раньше. Но сейчас мы вместе с читателями нашего блога находимся в том критическом состоянии, когда с нами резонирует все. Так и выходит, что из всего исследования Хиггса особенно сильными теперь кажутся главы 3 («Война. Гордо реет тряпка») и 15 («Сеть. Планета Индивидуалистов»). А предположение автора о том, что «подобно тому, как в XVIII веке международные договорённости уничтожили в интересах империй анархию и беззаконие в океанах, интернет, каким мы его знаем сегодня, может «балканизироваться», превратившись в конгломерат сетей, контролируемых разными силами» (стр. 319), спустя 7 лет после выхода книги оказывается, увы, уже не предположением, а вполне себе реальной практикой.
Но все-таки давайте попробуем разобрать «Все страньше и страньше» по порядку. Если у современного научпопа уже сформировались какие-то исчерпывающие его цели и задачи, примеры, эталоны, образцы для палаты мер и весов, то данную книгу туда можно смело относить. Повествование весьма захватывающее и доходчивое. Даже если вы далеки от тем, о которых на страницах своей книги вещает Хиггс, вы не заскучаете и легко осилите 350 страниц за пару-тройку вечеров чтения. И мы не можем отделаться от мысли, что «Все страньше и страньше» писался как базис для документалки в духе канала HBO. Слишком много примеров, всем известных историй, медийных лиц. Причем без каких-либо лирических отступлений, характерных для нон-фикшена подобного рода. Вот здесь могут быть претензии от читателя искушенного или мимо проходящих снобов. Кто в конце концов не знает Кроули или эпичную историю создания «Дюны» Ходоровски? Почему все тезисы автора курсируют между индивидуализмом, империализмом и (пост)модернизмом? Действительно, позиция автора и ход его мысли порой вызывают вопросы, но у Джона Хиггса нет амбиций светоча своего поколения. Он оставляет пространство для самостоятельных умозаключений. И именно в такой подаче книга хороша и идеальна для тех, кто только пробует приучить себя к нон-фикшену как к жанру.
В первой главе «Относительность. Уничтожение омфала» автор закладывает основы – рассказывает, чем жил и дышал век предыдущий, какие омфалы себе устанавливал и почему события века ХХ красноречиво демонстрируют, что «омфал — это не более, чем вымысел» (стр. 41). «Жара» начинается с главы «Модернизм. Шок новизны» — что ожидаемо и справедливо. Беря в примеры такие характерные для своего времени личности, как Эльза фон Фрейтаг-Лорингофен, или такие характерные произведения, как «Улисс» Джеймса Джойса, автор скрупулезно разбирает термин «модернизм» и возвращается к нему в 14-й главе как к наиболее характерному культурному маркеру столетия.
И вот та самая 3-я глава, в которой автор допускает некую наивность, рассуждая об империализме. Например: «Имперская модель, так прочно встроенная в мировую историю, рухнула всего за несколько лет. 28 июля 1914 началась Первая мировая война. К моменту ее окончания 11 ноября 1918 императоры безнадежно дискредитировали себя. Они существовали всегда, а исчезли в мгновения ока» (стр. 69). Но, как показывает практика, имперская модель живее всех живых, как и имперское самосознание и все производные от него. Далее идут уж совсем какие-то прописные истины в духе «трава зеленая», «вода мокрая» — «в мире, где война ведется промышленными методами, нельзя доверять власть абсолютным монархам» (стр. 82). Что, безусловно, верно, но…
Эта книга стала одной из наиболее упоминаемых в последнее время. Думающая аудитория, которая пытается понять, исследовать и прогнозировать, рано или поздно натыкается на нарратив исследователя Германии до и во время Второй мировой Николаса Старгардта «Мобилизованная нация». Публикация состоялась еще в 2015-м. К слову, у профессора Старгардта до этого выходило два обширных исследования с внушительным временным промежутком — «Немецкая идея милитаризма: радикальные и социалистические критики» в 1994 году и «Свидетели войны: жизнь детей при нацистах» в 2005 году. Для полного представления об исследовательских приемах Старгардта было бы неплохо прочитать и их, но именно «Мобилизованная нация» оказывается сейчас наиболее остроактуальной и способной ответить на большинство вопросов о том, как можно допустить террор как один из вариантов нормы в сознании широких масс.
Что сразу подкупает в «Мобилизованной нации» — сведенное к минимуму присутствие автора. Он позволяет себе озвучить свое мнение и причастность лишь ближе к финалу исследования, а до тех пор выступает в роли беспристрастного рассказчика. Большая часть изложения построена на подлинных письмах, которые оказались в его распоряжении и на анализ которых ушло энное количество времени, зато из долгих семейных, любовных и прочих переписок мы получили вполне себе понятные образы реальных персон и их уклад жизни в Германии 1939-1945 годов. Люди как люди. В основном интеллигенция — учитель, юрист, фотокорреспондентка, начинающий писатель, журналистка, концертмейстер и так далее. Кто-то из них в ходе повествования призывается на фронт, но в целом это обычные «гражданские» семьи. Оттого и показателен данный срез общества — изначально незамутненная, аполитичная группа обывателей, но, с другой стороны, достаточно образованная для критического взгляда на те или иные вещи. Вот, например, описание одного из героев: «…Похоже, он персонифицирует тот моральный настрой и политическую отчужденность от нацизма, находившие выражение не в каком-то откровенном сопротивлении системе, но в определенной степени неприятия и во внутреннем несогласии с призывами и требованиями режима» (стр.26).
Тем не менее к 1939 году две трети населения состояли по меньшей мере в одной из массовых организаций партии, а в пятницу, 1 сентября 1939 года, население слушало речь Гитлера по радио о том, как польские войска обстреляли территорию Германии и «в 5:45 утра [фактически в 4:45] наши солдаты открыли ответный огонь». При том, что объявления войны не было — «Польша такой чести не удосужилась». Параллели сами самой напрашиваются, простите — уж ничего с этим нельзя сделать, это история, она не терпит сослагательных наклонений. «В 39-м слова фюрера служили скорее оправданием «самозащиты» в глазах немцев. Фраза «открыть ответный огонь прочно вошла в официальный лексикон» (стр. 49). В лексикон тех, кого еще недавно идентифицировали как «аполитичных немцев», тех, кого в 36 году ссыльные социал-демократы журили за «мелкотравчатый личностный семейный эгоизм» (стр. 36). Как это произошло? То есть останется риторический вопрос — почему это стремительное вырождение в «Мобилизованную нацию» происходит? Давайте разберем этот процесс в теории, которую предоставляет нам данное исследование Старгардта. Автор нам дает фору откатиться во времени назад, к Первой мировой, где между строк сквозит такой тезис, что разделение на Первую мировую и Вторую мировую иллюзорно — слишком много причинно-следственных связей, которые обусловили в том числе и образ «наследственного врага» (стр. 40), что дало шикарный базис для пропаганды Геббельса. Экономический и культурный кризис во время и после Первой мировой войны был достаточно свеж в памяти нации. И вдруг происходит успешный исход польской компании, что вызывает патриотическую эйфорию. Не будем упускать из виду достаточно длительный и болезненный этап вставания с колен, который подробно с углублением в предмет исследования описывает Старгарт в первом разделе под названием «Отражая нападение». Особенно примечательна здесь третья глава «Крайние меры». Описывая ее, целесообразнее обратиться к цитатам:
Эта книга историка Тамары Эйдельман – яркий пример прикладной вневременной функции жанра нон-фикшн. «Как работает пропаганда» вышла в 2018 году, но предмет исследования для книги актуален как никогда в нашей с вами новой реальности. И, к сожалению, будет актуален еще многие годы, пока не родится поколение, способное мыслить свободно, вне навязанных догматов и белого шума внушения.
Книга по объему небольшая, и, честно говоря, многие главы были разобраны самой Тамарой Натановной в интервью у Юрия Дудя, которое вышло пару недель назад – если не найдете в себе силы прочесть 200 страничек, можно просто послушать, про что они. Но, как вы знаете, мы не ищем легких путей, тем более в книге есть еще несколько важных вещей для понимания нынешней общемировой повестки, которые в том разговоре не были озвучены.
Но в первую очередь, наверное, стоит отметить ту легкость, с которой Тамара Эйдельман ведет повествование. Что ожидаемо от человека с таким опытом в своей сфере и педагогическим стажем. Возможно, тем, кто давно варится в данной теме, изложение покажется нарочито простым, а примеры – изъезженными, ну, кто не слышал про дело Бейлиса, Павлика Морозова, Хорста Весселя и про еврея Зюсса? Это мы так рассуждали, находясь в своей снобистской «зоне комфорта». Когда в феврале этого года нам бесцеремонно дали пинок оттуда, нам стало очевидно, что большинство не то, что не могут проводить параллели с историческими событиями своей страны — они эту историю не знают, точнее, знают как раз-таки посредством пропаганды. И тут мы подходит к оруэлловскому «Незнание – сила», в том смысле, что «искаженная информация — страшная разрушительная сила». Результат мы наблюдаем уже больше месяца. И, возможно, доступный язык грамотной литературы, именно такой, как у Эйдельман – последняя надежда для нашего общества.
Главу за главой нам объясняют механизмы пропаганды – не шибко сложные для реализации, зато отменно действующие на массы. До сих пор. Образ врага, «тяжкий» путь создания героя, продавливание посредством внутренней конформности, языковое манипулирование и многое-многое другое. И есть страшная особенность – все это эффективно как в руках гения, так и в руках полного дилетанта – последний не мытьем, так катаньем, «не духовностью, так душевностью» придет к своей цели, просто больше времени потратит. Есть ли выход? Тамара Натановна вместе со своим потенциальным читателем надеется, что есть. «Худший враг пропаганды – интеллектуализм» — приводит она цитату Йозефа Геббельса, который в свое время пропаганду как инструмент четко структурировал, откалибровал. Очевидно, что по девяти принципам Вильфреда фон Офена — личного референта Геббельса — до сих пор пишутся методички: «пропаганда – средство, а не цель»; «пропаганда должна, особенно во время войны, отказаться от гуманизма и эстетики»; «пропаганда – оружие в руках знатока»; «…должна быть меткой и быстрой»; «пропаганда всегда обращается к массам» (поэтому должна учитывать их умственные способности»; «…должна больше воздействовать на чувства, чем на разум»; «…не должна развлекать»; «…должна ограничиваться минимумом и повторять это постоянно»; «…не может быть объективной, она должна быть принципиально субъективно односторонней». Для человека думающего и анализирующего распознать в той или иной информации очевидный пропагандистский нарратив не составит труда. Вот только большинство разучилось думать.
В своем исследовании Тамара Эйдельман очень много внимания уделяет роману Джорджа Оруэлла «1984». Оно и понятно, да и времена настали такие, что мы бы посоветовали эту книгу держать в каждом доме как Библию. Разбираются самые сильные сцены романа, там самым как бы закрепляя доводы предыдущих глав на художественных примерах: концепт мыслепреступления, внутренняя конформность и ядовитая риторика (и «образ врага»), лозунги (один из которых мы приводили выше) и, конечно же, «Свобода – это возможность сказать, что дважды два – четыре. Если дозволено это, все остальное отсюда следует».
В финале книги «Как работает пропаганда» препарируется инцидент с письмом Кирилла Серебренникова в 2017 году – тот случай, когда искаженную информацию на голубом глазу подхватили практически все, а «торчащие уши» — несостыковки, несоответствие манере изложения режиссера, а главное – крайне странный, не присущий
Эта книга историка Тамары Эйдельман – яркий пример прикладной вневременной функции жанра нон-фикшн. «Как работает пропаганда» вышла в 2018 году, но предмет исследования для книги актуален как никогда в нашей с вами новой реальности. И, к сожалению, будет актуален еще многие годы, пока не родится поколение, способное мыслить свободно, вне навязанных догматов и белого шума внушения.
Книга по объему небольшая, и, честно говоря, многие главы были разобраны самой Тамарой Натановной в интервью у Юрия Дудя, которое вышло пару недель назад – если не найдете в себе силы прочесть 200 страничек, можно просто послушать, про что они. Но, как вы знаете, мы не ищем легких путей, тем более в книге есть еще несколько важных вещей для понимания нынешней общемировой повестки, которые в том разговоре не были озвучены.
Но в первую очередь, наверное, стоит отметить ту легкость, с которой Тамара Эйдельман ведет повествование. Что ожидаемо от человека с таким опытом в своей сфере и педагогическим стажем. Возможно, тем, кто давно варится в данной теме, изложение покажется нарочито простым, а примеры – изъезженными, ну, кто не слышал про дело Бейлиса, Павлика Морозова, Хорста Весселя и про еврея Зюсса? Это мы так рассуждали, находясь в своей снобистской «зоне комфорта». Когда в феврале этого года нам бесцеремонно дали пинок оттуда, нам стало очевидно, что большинство не то, что не могут проводить параллели с историческими событиями своей страны — они эту историю не знают, точнее, знают как раз-таки посредством пропаганды. И тут мы подходит к оруэлловскому «Незнание – сила», в том смысле, что «искаженная информация — страшная разрушительная сила». Результат мы наблюдаем уже больше месяца. И, возможно, доступный язык грамотной литературы, именно такой, как у Эйдельман – последняя надежда для нашего общества.
Главу за главой нам объясняют механизмы пропаганды – не шибко сложные для реализации, зато отменно действующие на массы. До сих пор. Образ врага, «тяжкий» путь создания героя, продавливание посредством внутренней конформности, языковое манипулирование и многое-многое другое. И есть страшная особенность – все это эффективно как в руках гения, так и в руках полного дилетанта – последний не мытьем, так катаньем, «не духовностью, так душевностью» придет к своей цели, просто больше времени потратит. Есть ли выход? Тамара Натановна вместе со своим потенциальным читателем надеется, что есть. «Худший враг пропаганды – интеллектуализм» — приводит она цитату Йозефа Геббельса, который в свое время пропаганду как инструмент четко структурировал, откалибровал. Очевидно, что по девяти принципам Вильфреда фон Офена — личного референта Геббельса — до сих пор пишутся методички: «пропаганда – средство, а не цель»; «пропаганда должна, особенно во время войны, отказаться от гуманизма и эстетики»; «пропаганда – оружие в руках знатока»; «…должна быть меткой и быстрой»; «пропаганда всегда обращается к массам» (поэтому должна учитывать их умственные способности»; «…должна больше воздействовать на чувства, чем на разум»; «…не должна развлекать»; «…должна ограничиваться минимумом и повторять это постоянно»; «…не может быть объективной, она должна быть принципиально субъективно односторонней». Для человека думающего и анализирующего распознать в той или иной информации очевидный пропагандистский нарратив не составит труда. Вот только большинство разучилось думать.
В своем исследовании Тамара Эйдельман очень много внимания уделяет роману Джорджа Оруэлла «1984». Оно и понятно, да и времена настали такие, что мы бы посоветовали эту книгу держать в каждом доме как Библию. Разбираются самые сильные сцены романа, там самым как бы закрепляя доводы предыдущих глав на художественных примерах: концепт мыслепреступления, внутренняя конформность и ядовитая риторика (и «образ врага»), лозунги (один из которых мы приводили выше) и, конечно же, «Свобода – это возможность сказать, что дважды два – четыре. Если дозволено это, все остальное отсюда следует».
В финале книги «Как работает пропаганда» препарируется инцидент с письмом Кирилла Серебренникова в 2017 году – тот случай, когда искаженную информацию на голубом глазу подхватили практически все, а «торчащие уши» — несостыковки, несоответствие манере изложения режиссера, а главное – крайне странный, не присущий