Ф и г а р о один, в самом мрачном расположении духа,
 расхаживает впотьмах.

 О женщина! Женщина! Женщина! Создание слабое и коварное!.. Всякое живое существо не может идти наперекор своему
инстинкту, неужели же твой инстинкт велит тебе обманывать?.. Отказаться наотрез, когда я сам ее об этом молил в присутствии графини, а затем, во время
церемонии, давая обет верности... Он посмеивался, когда читал, злодей, а я-то, как дурачок... Нет ваше сиятельство, вы ее не получите... вы ее не получите.
Думаете что если вы - сильный мира сего, так уж, значит, и разумом тоже сильны?.. Знатное происхождение, состояние, положение в свете, видные должности-
-от всего этого немудрено возгордиться ! А много ли вы приложили усилий для того, чтобы достигнуть подобного благополучия? Вы дали себе труд родиться,
только и всего. Вообще же говоря, вы человек довольно-таки заурядный. Это не то что я, черт побери! Я находился в толпе людей темного происхождения, и ради
одного только пропитания мне пришлось выказать такую осведомленность и такую находчивость, каких в течение века не потребовалось для управления всеми
Испаниями. А вы еще хотите со мною тягаться... Кто-то идет... Это она... Нет, мне послышалось. Темно, хоть глаз выколи, а я вот тут исполняй дурацкую
обязанность мужа, хоть я и муж-то всего только наполовину! (Садится на скамью.) Какая у меня, однако, необыкновенная судьба! Неизвестно чей сын,
украденный разбойниками, воспитанный в их понятиях, я вдруг почувствовал к ним отвращение и решил идти честным путем, и всюду меня оттесняли! Я изучил
химию, фармацевтику, хирургию, и, несмотря на покровительство вельможи, мне с трудом удалось получить место ветеринара. В конце концов мне надоело мучить
больных животных, и я увлекся занятием противоположным: очертя голову устремился к театру. Лучше бы уж я повесил себе камень на шею. Я состряпал комедию
из гаремной жизни. Я полагал, что, будучи драматургом испанским, я без зазрения совести могу нападать на Магомета. В ту же секунду некий посланник... черт
его знает чей... приносит жалобу, что я в своих стихах оскорбляю блистательную Порту, Персию, часть Индии, весь Египет, а также королевства: Барку,
Триполи, Тунис, Алжир и Марокко. И вот мою комедию сняли в угоду магометанским владыкам, ни один из которых, я уверен, не умеет читать и которые, избивая
нас до полусмерти, обыкновенно приговаривают: "Вот вам, христианские собаки!" Ум невозможно унизить, так ему отмщают тем, что гонят его. Я пал духом,
развязка была близка: мне так и чудилась гнусная рожа судебного пристава с неизменным пером за ухом. Трепеща, я собираю всю свою решимость. Тут начались
споры о происхождении богатств, а так как для того, чтобы рассуждать о предмете, вовсе не обязательно быть его обладателем, то я, без гроша в кармане,
стал писать о ценности денег и о том, какой доход они приносят. Вскоре после этого, сидя в повозке, я увидел, как за мной опустился подъемный мост
тюремного замка, а затем, у входа в этот замок, меня оставили надежда и свобода. (Встает.) Как бы мне хотелось, чтобы когда-нибудь в моих руках
очутился один из этих временщиков, которые так легко подписывают самые беспощадные приговоры, - очутился тогда, когда грозная опала поубавит в нем
спеси! Я бы ему сказал... что глупости, проникающие в печать, приобретают силу лишь там, где их распространение затруднено, что где нет свободы критики,
там никакая похвала не может быть приятна и что только мелкие людишки боятся мелких статеек. (Снова садится.) Когда им надоело кормить неизвестного
нахлебника, меня отпустили на все четыре стороны, а так как есть хочется не только в тюрьме, но и на воле, я опять заострил перо и давай расспрашивать
всех и каждого, что в настоящую минуту волнует умы. Мне ответили, что, пока я пребывал на казенных хлебах, в Мадриде была введена свободная продажа
любых изделий, вплоть до изделий печатных, и что я только не имею права касаться в моих статьях власти, религии, политики, нравственности, должностных
лиц, благонадежных корпораций, Оперного театра, равно как и других театров, а также всех лиц, имеющих к чему-либо отношение, - обо всем же остальном
я могу писать совершенно свободно под надзором двух-трех цензоров. Охваченный жаждой вкусить плоды столь отрадной свободы, я печатаю объявление о новом
повременном издании и для пущей оригинальности придумываю ему такое название: "Бесполезная газета". Что тут поднялось! На меня ополчился легион
газетных щелкоперов, меня закрывают, и вот я опять без всякого дела. Я был на краю отчаяния, мне сосватали было одно местечко, но, к несчастью, я
вполне к нему подходил. Требовался счетчик, и посему на это место взяли танцора. Оставалось идти воровать. Я пошел в банкометы. И вот тут-то, изволите

Сходила на спектакль «Идиот» в Табакерку.

Честно признаюсь – было лучше, чем я ожидала. Правда мне не очень понравилась лихая перестановка в текстах и сюжете. Человеку не знакомому с произведением, на мой взгляд, под конец вообще не будет понятно – что стало с НФ, а что с Мышкиным…

По поводу игры артистов – больше всего понравились Чурсин, Беляев и Покровская.

Чурсин играет Ганю – просто потрясающе, особенно понравился момент, когда он требовал записку Аглаи у Мышкина, потом резко перескочил на разговор об том, стыдно ли жениться из-за денег, и под конец совсем расстроился, сел грустный спиной, чуть ли не заплакал, и Мышкин подсел к нему – по спине стал гладить, вобщем успокаивать.

Беляев вообще великолепен – его Лебедев это нечто, с коронной фразочкой «крючок-с» Появляясь на сцене приковывал взгляд моментально. Даже не знаю теперь кто лучше в этой роли – он или Ильин.

Покровская тоже прекрасно вписалась в образ Епанчиной, правда показалась немного более суровой, чем Чурикова, и из-за этого, когда Мышкин говорит, что мол вы абсолютный ребенок, то как то не очень верится, впрочем как и в ответную фразу, что Мышкин ребенок - тоже. Егоров играет странного Мышкина, но детскости в нем нет. Более того он даже может рявкнуть.

Не могу сказать, что совсем не понравился, но сравнивать мне нечего к сожалению… не конкурент))

Зудина в начале очень даже понравилась – хорошо вписалась в роль НФ, но под конец немного перегнула палку и осталась до самого конца слишком улыбчивой и счастливой.

Рогожин мне не запомнился совсем – он как-то был не в характере – слишком спокоен и вял. ИМХО

В самом конце очень понравился момент когда Мышкин сидит на лавке  видимо в Швейцарии –идет снег, он поднимает куклу и слышен детский плач – красивый ход.