Стук в окошко. Кто там…? Это осень!
Ветерка прохладой зазвучало,
Перемешана небес седая просинь,
С желтизны бледнеющим началом.
Заходи! Давно уж жду прихода,
Не смотри, что кутаюсь в халат,
По душе мне нынче непогода,
Да настырность ветреных прохлад.
Я влюблен в твои разливы красок,
С давних лет я помню дивный цвет,
Лицедейством театральных масок
Шлешь ты сердцу страстному привет.
Как же не влюбиться в эту прелесть
Что зовем - природы увяданьем,
Как же не грустить, когда ты стелешь
Под ноги времен ушедших данью,
Покрова листвы, что ранним сроком
Колдовским роптаньем грели душу,
Как не полнить восхищеньем строки,
Коль вослед поре безмерно душной,
Посылаешь дождик в час рассветный,
Да резвишься молоком туманов,
Редким бликом солнечного света
Жжешь в кострах разлуки да обманы.
Проходи к столу, медком да чаем
Без затей попотчую в желанье,
Я ведь нынче праздник отмечаю,
Праздник тот зовется ожиданьем…
Странно? Нет, поверь, совсем не странно
Верить в то, что множество грядет,
Странен тот, кто поздно или рано
Ничего совсем уже не ждет…
А давай с тобой - без философий,
Просто посидим, да помолчим,
День-то не простой, скорей особый,
Праздник…, осень в стеклышко стучит…
(Автор: Изгой)
Тихая мелодия с грустинкой,
Листьев позолота, неба просинь...
Воздух шевельнулся паутинкой –
Это осень, колдовская осень.
Я бреду по листьям осторожно,
Ты уехал, по тебе тоскую.
Знаю, быть нам вместе невозможно
В эту осень, осень колдовскую.
Главное желанье загадаю,
Старый дуб ладошкою лаская,
Отчего ж ты вечно молодая,
Словно ведьма, осень колдовская?
Мы опять потянемся друг к другу,
Птичьим клином небо рассекая…
Я прошу как лучшую подругу:
«Пощади нас, осень колдовская!»
(Татьянка)
Зовёшься, осень, золотой,
Когда кружишься листопадом,
Сменяя летнюю браваду
На умиления застой.
Когда дыхание лагун
Пьянит поэзией молчанья;
Не замечая увяданья,
Поёшь душой минорных струн.
И вдруг в полёте ярких дней
Меняешь облик в одночасье,
Ты злым становишься ненастьем,
Промозглой омерзью дождей…
(Вадим Стр@нник)
Повсюду листья желтые, вода
Прозрачно-синяя. Повсюду осень, осень!
Мы уезжаем. Боже, как всегда
Отъезд сердцам желанен и несносен!
Чуть вдалеке раздастся стук колес, --
Четыре вздрогнут детские фигуры.
Глаза Марилэ не глядят от слез,
Вздыхает Карл, как заговорщик, хмурый.
Мы к маме жмемся: "Ну зачем отъезд?
Здесь хорошо!" -- "Ах, дети, вздохи лишни".
Прощайте, луг и придорожный крест,
Дорога в Хорбен... Вы, прощайте, вишни,
Что рвали мы в саду, и сеновал,
Где мы, от всех укрывшись, их съедали...
(Какой-то крик... Кто звал? Никто не звал!)
И вы, Шварцвальда золотые дали!
Марилэ пишет мне стишок в альбом,
Глаза в слезах, а буквы кривы-кривы!
Хлопочет мама; в платье голубом
Мелькает Ася с Карлом там, у ивы.
О на крыльце последний шепот наш!
О этот плач о промелькнувшем лете!
Какой-то шум. Приехал экипаж.
-- "Скорей, скорей! Мы опоздаем, дети!"
-- "Марилэ, друг, пиши мне!" Ах, не то!
Не это я сказать хочу! Но что же?
-- "Надень берет!" -- "Не раскрывай пальто!"
-- "Садитесь, ну?" и папин голос строже.
Букет сует нам Асин кавалер,
Сует Марилэ плитку шоколада...
Последний миг... -- "Nun, kann es losgehn, Herr?"1
Погибло все. Нет, больше жить не надо!
Мы ехали. Осенний вечер блек.
Мы, как во сне, о чем-то говорили...
Прощай, наш Карл, шварцвальдский паренек!
Прощай, мой друг, шварцвальдская Марилэ!
*- "Так можно отправляться, господин?" (нем.).
(М.Цветаева)