Ночью Петербург сумрачен, призрачен и прекрасен... 

Метет во все пределы...  и днем, и ночью...

[566x700]

над черной полыньей

Спасибо "Монике" -  разгулялась на славу! (дело было 10 декабря 2010)

Весь город погрузился в непрерывное кружение снега, все звуки под сурдинку, снежное покрывало даже в центре чистейшее...

Машины тихонько ползли по дорогам, пешеходы тоже еле-еле пробирались по тропкам среди высоких сугробов.

Просто деревня какая-то, а не город :)))

Предновогодняя сказка продолжается...

в доказательство - несколько фотографий

Всем - всем - всем - желающих приобщиться к ценностям Северной столицы! (Культурной столицей наш город никак нельзя назвать, глядя на все это безобразие).

Очень не советую вам в декабре ехать к нам - рискуете или головой или ногами. 

Вот посмотрите, как выглядит мой путь к любимой работе. И хотя идти тут всего ничего, но от чистой обуви ничего не остается, а на голову того и гляди спорхнет такая красивенькая сосулечка, килограмм на 100.

Ну пошли, гости нашего города :))) Идем от метро канал Грибоедова и до Миллионной улицы.

ЦЕНТР города! (ну несколько шагов от Невского)

эх, дорожка фронтовая

Смотреть это видео

Немного Выборга, осени и псевдо-тилтшифта

[700x]

+Панорама

Первый роман Аствацатурова оказался удачным и неудачным одновременно. Удачным потому, что стал бестселлером. Неудачным - потому, что люди, знавшие филолога Аствацатурова, ждали от него русского "Улисса", а получили набор литературных анекдотов, представляющий исключительно локальный интерес. Новая книга может оказаться любопытной не только питерским филологам или их бывшим студентам.

"Улисса" не вышло и на этот раз, зато получился довольно изящный парафраз начала "В сторону Свана": детство и дом героя возвращаются к нему вместе запахом пива, которым славилась в 70-е годы площадь Мужества в Ленинграде. Вокруг героя и дома и вьется повествование, расходясь то в пространство (истории о нелегкой жизни университетского преподавателя), то во время (воспоминания о советском детстве), но оставаясь крепко привязано образом, персонажем или просто темой.

Детские впечатления, бывшие самой удачной частью "Людей в голом", в "Скунскамере" становятся основой текста - ход беспроигрышный. Тема эта близка любому, а бодрый идиотизм советских образовательных учреждений дает массу возможностей для того, чтобы рассмешить. В чем Аствацатуров и преуспевает, показывая обычные детсадовские происшествия и школьные шалости сначала глазами ребенка, затем - учителей и воспитателей (воспринимающих любую глупость с клинической серьезностью), а уж напоследок - родителей героя, пытающихся эту серьезность изобразить, но то и дело хихикающих в унисон с читателем.

В оригинале роман называется A Special Providence - особое божественное провидение, которое, как считает героиня Алиса Прентис, сияет над ней и над ее сыном Бобби. Уверенность в своей избранности в целом и своем художественном таланте в частности позволяет Алисе превратить жизнь в череду авантюр - неизменно проваливающихся попыток создать шедевр, прославиться и разбогатеть. В проигрыше остается не столько она, сколько сын: растущий без отца и постоянных друзей (они с матерью постоянно переезжают), регулярно оказывающийся новичком и чужаком, чрезмерно опекаемый Алисой и к восемнадцати начинающий тихо ее ненавидеть.

Восемнадцать Бобби исполняется в 1944-м, он попадает в армию, а затем на Второй фронт. Попадает неготовым к самостоятельной жизни, не имея никакого опыта взрослых отношений, кроме почерпнутого из кино, и в итоге выглядит чем-то средним между воннегутовскими Роландом Вири и Билли Пилигримом. Выглядит, как немытый фламинго, мечтает о подвигах, засыпает на дежурствах, геройствует не там, где надо, становится посмешищем и потихоньку взрослеет.

На поверхностном уровне это расхожая история про детские обиды и родительские грехи, но Йейтс добавляет ей глубины, демонстрируя, насколько мать и сын похожи и как второй обречен повторять ошибки первой. Они оба жаждут признания, зависимы от чужого мнения и регулярно разочаровываются в окружающих - потому что перед этим столь же регулярно принимают свое восприятие другого человека за него самого. Так Бобби находит себе идеал, взрослого и мудрого солдата Квинта, с которым пытается подружиться, которому надоедает и который в итоге оказывается таким же мальчишкой, только чуть постарше.

Йейтс раз за разом проделывает простой фокус - сталкивает Алису или Бобби с кем-то третьим (или друг с другом), показывает, как глупо или эгоистично ведет себя кто-то из них, и в тот момент, когда читатель полностью в этом убедился, переворачивает ситуацию с ног на голову. И оказывается, что при всех обидах мать для Бобби самый близкий человек, а Квинт, например, совершает не меньше глупостей. Выходит совсем по-чеховски: все виноваты, все несчастны и никто не знает настоящей правды.

[700x401]