нам всем плевали в душу...
За окном
тянулась мрачная весна
И сапогами
Топтали люди землю,
Без вражды
Пиная то,
Что попадалось под ногами.

Нам всем немного лгали...
В тихине
Уставшей кухни
Мутными словами,
От бесконечных споров
Охуевшим ртом
Я тихо откровенничал с богами

нас всех мешали с грязью...
Без тоски
Я вспоминаю
Светлые мгновенья,
Когда друзья все
были не враги,
Когда друзья все
были утешеньем...

мы часто ошибались..
но зачем
кому-то нужно было
все это разрушить?
А время душит
Бесконечным сном...
И по утрам меня
Все чаще сушит.

мы много спорили
И дрались,
И тогда
Нам все казалось
Каменным и вечным.
Но время рушит даже города...
Нельзя же быть
Всегда таким беспечным.

И пусть тот прав,
Кто помнит, и не злится...
И пусть тот прав,
Кто рук не замарал,
И пусть тот прав,
Кого другой боится...
На эту правоту я
просто срал.

Здесь нету оправданий,
Нет надежды...
Слова - не палки -
Ранам не зажить.
И не забудутся
Все наши приреканья...
И не начнем мы друг для друга жить...

Но разве выход просто все закончить?

В общем-то, в данной ситуации у меня есть только один выход.
- Сколько нам еще ехать? – я поворачиваюсь к Тимуру.
- Около часа, - отвечает он.
- Долго… - я строю вид абсолютной безразличности, - А пиво осталось еще.
- Да сколько угодно. Мы вчера не так много и выпили, - Тимур смотрит на меня, - А ты что, решил сутра оформить?
- А почему бы и нет? Чего добру пропадать. Будешь?
- А, пофиг! Давай! – и Тимур тянется под стол за пакетом.
- Вань?
- Ну, можно, в общем-то! – Ваня ухмыляется. Он прекрасно знает, чем это все закончится. Скорее всего, он рад. Мне всегда было тяжело понимать его. Но сейчас он рад.
Слава Богу. Больше всего на свете я не люблю напиваться один. Правда, не так часто и приходится. Но сейчас отдельный случай.
Пробки отлетают в потолок. С хлопком. Падают на пол. На стол. На кровать.
- Ну, за предстоящий концерт! – сейчас я – само веселье!
- За концерт!

За час напиться до такого состояния довольно сложно. Но при определенном желании возможно.
Въехав в черту города, поезд начал еле плестись, подарив еще несколько драгоценных минут.
И вот я уже почти не соображаю, что делаю. Говорю обо всем подряд. Громко кричу что-то Тимуру. И это все утром.
Я рассказываю какие-то совершенно идиотские анекдоты. Мы спорим на какие-то еще более идиотские темы. Я уже практически не помню причины, почему я сейчас такой. Практически не помню… скорее, пытаюсь не вспоминать. И это у меня неплохо получается. Но поезд останавливается, и вместе с ним останавливается мое сердце.
Да чего же я так сильно испугался?
Пассажиры будут выходить еще минут пять. Тимур встает.
- Погоди, - мямлю я, - давай допьем.
- Ладно.
Мы допиваем наше пиво. Меня уже просто тошнит от него. Мне действительно плохо. И сейчас уже все равно.
Я встаю. То, что надо!!! Эврика!!! Я не могу стоять. Падаю обратно на кровать…
- Мы мусора за собой не оставили? – пытаюсь сказать я, а буквы прыгают по предложению, что ребенок на батуте.
- Да вроде чисто… чего-то ты перебрал, по-моему.
- Нормально.
Пытаюсь встать. Но опять заваливаюсь на кровать. Мамочки родные, да я практически в говно.
- Придется ему помочь, - говорит Тимур Ване.
- Потащили.
Ваня совершенно трезвый. Он практически и не пил. Тимур пьяный, но до меня ему далеко. Они берут меня под руки и волокут к выходу. Я кое-как перебираю ноги. Одно спасение – за вещами приедут специальные люди. Я имею в виду инструменты.
Выходим в тамбур. Точнее они выходят. Меня выносят.
Я вижу, как она стоит на платформе, прощаясь с пассажирами.
Я закрываю глаза…
Поскорее бы убраться отсюда…
Шаг, еще шаг. После такого долгого заплыва шаги даются мне с трудом.
Я закрываю глаза…

Я сознательно не поднимаю головы. Я не настолько пьян, насколько выгляжу.
- До свидания. Удачного концерта!
- Спасибо, Даша, - Тимур говорит ей, - а вот это наш солист.
Она улыбается. Я чувствую это. Интересно, это улыбка умиления, или отвращения?
- Надеюсь, на концерте он будет выглядеть лучше.
- Мы тоже. Что ж, всего вам доброго.
- И вам тоже. До свидания. Спасибо за автографы.
- Не за что, - хором отвечают Ваня и Тимур, - До свидания.
Бля, да сколько можно прощаться??? Несите меня уже скорей отсюда!
И они несут меня. Волочат по перрону в сторону вокзала. Постепенно, чтобы они ни о чем не догадались, а начинаю идти более активно. Заходим в здание.
- Где туалет? – я смотрю на Ваню, все еще держась за него. Тимура я уже отпустил со словами искренней благодарности.
- Вроде там, - Ваня показывает в конец зала, - Тебя проводить?
- Да не, я сам. Вроде нормально уже. Надо умыться.
Я пересекаю зал и захожу в туалет. Вообще-то, я прекрасно знал и без Вани, где он находится, просто нужно было что-то спросить. Кое-как плачу за вход.
Кабинка чистая, но очень сильно воняет хлоркой. Наверное, только что вымыли. Так даже лучше.
Я стою над унитазом, и меня и вместе с рвотой из меня выходит весь алкоголь, вся моя любовь, и все мое отвращение. Из меня выходит твоё солнце, твой мир, и твои улыбки. Какого дьявола я их только заметил! Мне настолько плохо, что лучше я себя не чувствовал уже долгое время. Наконец-то, все кончилось. Хотя бы в рамках этого поезда. Наконец-то.
Я закрываю глаза…

Ну что ж, берега уже не видно. И то хорошо. Я иду, собирая в сумку мысли. Одинокое путешествие без конца. А так хотелось бы, чтобы рядом шел кто-то еще. Тот, кто мог бы разделить с тобой усталость. Кто смог бы отломить тебе кусок от своего хлеба. Кто подхватил бы, когда ты споткнешься. Но в одиноких путешествиях такие бонусы не предусмотрены.
Я иду по дороге. Она очень узкая. Даже не дорога – тропа. И эта тропа уходит в лес. Осенний лес. Вокруг осень. Я только сейчас это понял. Вокруг осень, раскрасившая все своими красно-золотыми красками. Вокруг осень, подарившая всему сладкий аромат безнадежности. Вокруг осень, затянувшая синее небо. Осень, готовая обрушить на меня свой ливень. Холодный и противный. А впереди лес. В лесу слишком легко заблудиться. Но заблудиться может лишь тот, кто знает, куда идти. Я же иду в Читать далее...

Лучше бы я никогда не садился в этот поезд. За пять лет я практически забыл Машу. Она больше не попадалась мне неожиданно на глаза. Не было больше этих странных совпадений. Наши пути больше не пересекались. Ни физически, ни духовно.
А вот сегодня я опять думаю о ней. Она была единственным человеком, которого я успел если не полюбить, то хотя бы подумать, что полюбил. Она была… а потом исчезла. И это тоже было очень странно, очень неожиданно. Это тоже было… а потом тоже исчезло.
Я не знаю, что случилось бы, если бы мы продолжили играть в эти игры. Я не могу представить себе, какие бы были последствия. Может быть, я бы полюбил ее по-настоящему. А может быть возненавидел. Может быть, у нас сейчас были бы уже дети, а может, не хватало бы денег даже на картошку. Я не знаю… поэтому, по прошествии всего этого времени, я пришел к выводу, что благодарен ей. За то, что случилось. За то, что произошло, что разорвало мне сердце. И не смогло сшить обратно. Я благодарен ей за ту грусть, за ту тоску. Благодарен, что это все не превратилось в вереницу банальностей. Что все осталось загадкой, на которую я, возможно, когда-нибудь найду ответ.
Я благодарен ей так же, как и своей старой группе. Благодарен ей так же, как и своим ушедшим друзьям.
И я просто не знаю, что мне делать.
Стоя в коридоре вагона, я смотрю вслед удаляющейся проводнице, и думаю о Маше. А вдруг ее тоже зовут Маша? Было бы забавно, правда? Можно было бы сразу идти вешаться…
Интересно:
- А зовут тебя как? – спрашиваю я, и она оборачивается.
Я вижу твою улыбку.
- Даша.
- Даша?
- Да. А твоё имя я и так знаю, - и она уходит в тамбур… в соседний вагон… в соседний мир…
Даша. Черт возьми, а ведь я почти угадал.
Глупо улыбаясь, возвращаюсь в купе.
- Где ты был? – спрашивает Тимур.
Ваня спит, привалившись к стенке.
- Да так, хотел воздухом подышать.
- Ясно. Пиво будешь еще?
- Конечно буду…
Что мне еще остается делать?
Мы тихо разговариваем, под мерное покачивание вагона. Обсуждаем предстоящий концерт и новый альбом. По возвращению домой из этого тура мы планируем взяться за работу. Этот альбом будет не похож на другие. Я хотел бы, чтобы он был немного тяжелее и грустнее. Я не хочу никому больше врать. Мне не важно, будет ли он продаваем, найдет ли своего слушателя. Я просто больше не хочу врать. Я столько времени потратил, обманывая всех, в том числе и себя. Себя в первую очередь.
Говорю обо всем этом Тимуру. Он соглашается. Я уверен, он действительно понимает меня. Настолько, насколько один человек может понять другого. То есть не до конца.
Мы долго сидим. Слишком долго, чтобы надеяться, что меня еще кто-то может ждать за пределами этого купе. Сознательно ли я это сделал? Наверное, да. Что мною двигало? Наверное, страх. Просто страх того, что мне не о чем будет поговорить с новым для меня человеком. Просто страх того, что все это могло бы закончиться не совсем правильно. Этот поезд – лишь мгновение моей жизни. Вполне вероятно… я бы даже сказал, что вероятность слишком большая… вполне вероятно, что я больше никогда на нем не поеду. А если и поеду, то не факт, что именно в ее смену, и именно в ее вагоне. И совсем не факт, что она вообще останется работать тут. Молодая девушка. Почему проводница? Хотя бы и в столь роскошном поезде, как этот.
Скорее всего, завтра мы расстанемся навсегда. Выходя из вагона, я скажу ей «Пока, приятно было познакомиться», а она скажет «Мне тоже». И я ее больше никогда не увижу. А она меня – наоборот. И если сегодня я совершил бы ту ошибку... короче, если бы я ее сегодня трахнул, или сделал бы вид, что собираюсь трахнуть… то что бы она чувствовала потом? Глядя на меня на концерте, или на экране телевизора, или слушая мои песни.
Что бы она подумала обо мне? Я не хочу знать. Не собираюсь знать. Я не в силах предложить ей то, что она заслуживает. Я слишком непостоянен. Слишком беспокоен. Слишком глуп. Я просто слишком много вру.
Что бы могло случиться потом? Когда мы смотрим романтические мелодрамы, когда читаем любовные романы… когда мы подходим к концу, почему не спрашиваем себя – «Что будет потом?»
Какая красивая сцена! Популярная рок-звезда влюбляется в проводницу поезда. Они обмениваются взглядами, улыбками, и вот он у нее в купе. Затемнение. Набор плавных сцен. Страстных движений. Музыка. А потом что?! А потом он уходит, а она остается. А когда она будет смотреть наш концерт по ящику, когда она будет смотреть его со своими подружками, то от обиды и горечи, а может по каким-то другим причинам, она повернется к ним и скажет: «Знаете, а я спала с этим парнем!». Тогда подружки посмотрят на нее, и скажут что-нибудь типа «Да??? А я спала с папой Римским!», и зальются смехом недоверия, смехом издевки. И она не станет с ними спорить.
А может быть она просто забудет меня, потому что на этом поезде периодически ездят люди в сто раз известнее и популярнее меня, в миллионы раз красивее, в мириады раз умнее. Возможно, все будет именно так.
ВОЗМОЖНО, Я БУДУ ИСКАТЬ ОТГОВОРКИ-ОПРАВДАНИЯ ДО КОНЦА ЭТОЙ СТРАННОЙ Читать далее...

Я закрываю глаза...

Какое же ты красивое! Солнце! Разрезая толщу воды, я плыву к тебе… как бы тяжело мне не было. Словно открыли слив, и меня тянет вниз. И из последних своих сил я пытаюсь вырваться… вырваться из реки. Словно те, кто плыл все это время вместе со мной, эти живые мертвецы… мертвые жители… словно они вдруг проснулись все вместе, и все вместе пытаются ухватить меня, удержать на месте, чтобы я и дальше плыл с ними. Думаете, я не хочу? Очень хочу. Так хочу, что на какой-то момент уже готов поддаться искушению. Зачем мне все это? Эти брожения по мукам. Дом. Какой дом? Нет у меня никакого дома, и никогда не будет. А если быть до конца честным, то, наверное, никогда и не было. Есть река, и те, кто ее населяют. Есть это бездушное плавание. Есть вода, и в этой воде нет воздуха. Может быть, именно сюда я все это время шел? Самое время подумать, правда? Как раз тогда, когда решается, что будет дальше. На второй такой рывок у меня сил не хватит. А потом будет уже слишком поздно. Так может просто плюнуть на все, послать все как можно дальше, и остаться здесь. Отвернуться лицом ко дну, и плыть… плыть… плыть. И будь, что будет. А не будет ничего… я слишком долго находился здесь, чтобы понять. Ничего. Нет здесь ни конца, ни начала. И я более чем уверен, что где-то совсем далеко, а может и за следующим поворотом, всех нас, плывущих здесь, ждет водопад. Водопад, забирающий все. Водопад, не оставляющий ничего. И если ты доплыл до него, то на этом можешь ставить жирную точку. После водопада не будет ничего ни для тебя, ни для других. Плюх… а где-то новый человек войдет в реку…
Так что же мне делать? Солнце…
Я закрываю глаза…

Как давно мне не было так уютно. В полутемном купе я сижу, привалившись к стенке, и смотрю в окно. Тимур и Ваня тоже здесь, и что-то мне рассказывают. А я что-то рассказываю им. Мы обсуждаем какие-то совершенно неважные темы. Но разве бывают на свете неважные темы?
Я очень не люблю напиваться. Когда комната пляшет вокруг тебя, и люстра на потолке не может найти своего законного места. Очень не люблю тошноту. И сегодня я не напился. Пьян. Приятно пьян. Весел. Как в старые добрые времена. Сегодня я – не звезда сцены. Сегодня я – не автор сомнительных песен. Сегодня я никому не совру. Никого не заставлю плакать, и никого не заставлю смеяться. Сегодня я – всего лишь я. А почему – на это у меня нет ответов. Сегодня я здесь, несусь вперед. Сегодня я счастлив. Как же в это трудно поверить… сегодня я счастлив. А всему виной твоя улыбка…
За эти годы я привык, что меня узнают. Что нас узнают. Я привык, что ко мне домой приходили незнакомые девушки, просто гости. Приходили они, конечно, не одни. Они приходили с моими друзьями. Но приходили они именно ко мне. Это был такой аттракцион – в гостях у знаменитого человека. Они смотрели на меня… как-то странно. Пытались разговаривать со мной о моем творчестве. Не все, конечно. Но очень многие. Хвалили и восторгались, только я все эти разговоры сводил на нет. Иногда, а может и слишком часто, это заходило слишком далеко. Сутра приходилось жалеть. А порой и не приходилось. Вот только пытаясь сегодня вспомнить их имена, лица… я ничего не могу сказать. Не помню. Возможно, так даже лучше. Возможно, я не помню их еще и потому, что место всех этих лиц заняла твоя улыбка…, черт бы меня побрал.
Нельзя влюбиться в человека с первого взгляда. Поэтому я выхожу из купе, оставляя Тимура и Ваню спорящими о гениальности какого-то малоизвестного режиссера. Выхожу из купе, закрываю дверь… и что дальше? Куда я собрался? Вломиться к ней с каким-нибудь идиотским вопросом. Типа «где тут туалет?» или «сколько стоит чай?». Нет. Я всегда был немного робок с девушками. Особенно, что касалось первого шага. И даже то количество алкоголя, которое я сегодня употребил, не дает мне ни смелости, ни права сдвинуться с места. Наоборот, все только портит. Пьяная рок-звезда, ищущая подружку на ночь, чтобы скоротать утомительный переезд. Что может быть отвратительнее? Я не хотел, чтобы она подумала так.
Я стою, прислонившись лбом к стеклу, разглядывая проносящийся мимо пейзаж. Господи, как же люди тут живут? Где на десять миль вокруг нет телефона. Где на сотню миль вокруг не найти телевизора. Дом, огороженный забором. Забор, отделяющий дом от пустоты. Старая пара сидит у окна, и смотрит, как проезжает мимо мой поезд. Как их жизнь, он проносится мимо. Туда, где они не были. Туда, куда они никогда уже не попадут. Он проносится, забирая с собой их мечты. Вихрем закружит он звезды, и они улетят вслед за ним. И останется пустота. Вечная. Черная пустота одиноких ночей. Звенящая пустота пасмурных дней. Пустота зимнего холода. Пустота летнего зноя. Останется пустота, пробитая переполненным жизни взглядом.
В маленьком доме, у зацарапанного окна, сидит пожилая пара. И в тревожно-успокаивающем мерцании свечи женщина плачет, согревая своими слезами ладони мужа.
Господи, как же люди тут живут? Наверное, счастливо.
Я закрываю глаза…

И Солнце ответило. Луч света погладил меня, поцеловал, и Читать далее...

Сегодня я закончил столь затянувшуюся работу над этой повестью. Я буду вывешивать ее здесь, как и раньше, небольшими кусками. Хотя если кому-то станет интересно, могу скнуть по почте полностью. Возможно, в дальнейшем она будет переделываться и переписываться, но на сегодняшний день она закнчена. Приятного чтения...

А знаешь, дорогая, в самом деле
В любви нет места похоти и лжи,
Нет места безмятежному блаженству,
И места нет, чтобы выращивать цветы...

Нет места долгим страстным поцелуям,
Нет места томным взглядам в облака,
Нет времени, чтоб что-то сдвинуть с места,
Зато есть смелость договаривать слова...

Но постоянное движенье на пределе
Но нестерпимое желание орать
Все это есть, но не дойти до цели
Не умудрившись что-то потерять...

А не прощенные обманы и притворство?
А не рассказанные до конца грехи?
И бесконечных опозданий оправдания...
И недопонятые белые стихи...

И в этом не правдивом поведении
Друг друга любим, не хотим терять...
И глядя в спину после горькой ссоры
Нам остается только ждать...

и каждый день дарить прощенье...

Посвящается...

Она сидела у окна, и смотрела на проезжающие машины.
«Ничего я теперь не боюсь, и терять мне больше нечего», - подумалось ей опять. И тут же вспомнились слова подруги: «Глупости не говори. Как это нечего?» И тут же вспомнилось неловкое молчание. Поняла. Действительно нечего. Но сказала другое: «Вся жизнь еще впереди». И опять поняла, что сама сказала глупость. Но на то она и подруга, чтобы в любой ситуации утешить. Хоть как-то. Хоть попытаться.
А терять было действительно нечего. Шел дождь. В пасмурном городе шел дождь, и мчащиеся по лабиринтам дорог машины поднимали вокруг себя водяные завесы. И все казалось мутным, холодным и враждебным.
Она сидела у окна, держа в руках последнюю фотографию сына. Смотрела на улицу. И плакала. Небо, наверное, тоже плакало. Но она подумала, что это слишком глупая метафора, и не может такое большое небо плакать о такой маленькой ней. И вообще небо не может плакать. Просто дождь. А на небе никого нет. Потому что если бы хоть кто-то там был, он бы не допустил всего этого.
Она смотрела на мчащиеся сквозь воду машины. И думала, что вот-вот он позвонит в дверь, и она пойдет, откроет, встретит его, и обнимет. И поцелует так, как может поцеловать только мать. Думала, но знала, что не придет, не обнимет, не поцелует… И продолжала смотреть в окно, в тайне от самой себя прислушиваясь к шагам за дверью, мельком поглядывая на скрывающихся под козырьком, заходящих в её подъезд людей.
Её сын разбился всего месяц назад. Ехал на машине, и разбился. Пристегнутый ремнем, в машине, набитой подушками безопасности, разбился насмерть. Разбился так, что сначала хотели хоронить в закрытом гробу, но она не позволила. В итоге многие из тех, кто пришел на кладбище в день похорон, не смогли узнать его. Но для нее это все равно был ее сын. Он просто спал в своей кроватке. Новой. Последней. И ему уже не надо было просыпаться.
В тот вечер она плакала сильнее всего. Потому что только тогда осознала, что это конец. Для них обоих. Что теперь его закопают в землю, как какие-то десять лет назад закопали ее мужа, и она его больше НИКОГДА не увидит. В небеса она давно уже не верила. Там бы этого не допустили.

…

Он шел с другом по улице. В руке мерзла бутылка портвейна. Дождь хлестал по лицу. Ноги совсем промокли. Было гадко и противно. Деньги почти кончились. Очень хотелось тепла.

…

В тот день все ей говорили слова соболезнования. Сидя теперь на стуле у окна, глядя на этот серый, темно-серый пейзаж, она вспоминала тот день, а также все те дни, которые были раньше.
Она все помнила. Помнила, как рожала. Помнила первые слова. Все эти картины, сцены вспыхивали в ее голове, сменяя одна другую. Как он сделал первый шаг. И как она выпорола его, когда он принес домой дохлого кота. Как он первый раз пошел в школу. Как разрешала ему смотреть мультики за пятерку и отбирала по игрушке за двойку. Как он собирал на даче крыжовник, и как они с бабушкой копали картошку.

…

Холод начинал сводить с ума. Надо было либо искать, куда спрятаться, либо разъезжаться по домам. Бутылка портвейна в руке говорила не в пользу последнего варианта.

…

Помнила, как отец учил его плавать. Помнила, как выгнали из школы. И только новый линолеум на первом этаже и новая доска в учительской заставили директора переменить решение. Помнила эти бесконечные педсоветы. Замечания. И как он приходил избитый домой. Избитый, но довольный, потому что всегда был победителем. Всегда падал последним. Всегда давал сдачи. Всегда.

…

А если ехать домой – не вариант, то надо бы срочно найти уютное местечко, чтоб погреться.
- Давай в парадняк какой-нибудь зайдем? - обратился он к своему другу.
- Да куда тут зайдешь? «Понаставляли домофонов, негде плана покурить», - процитировал тот отрывок из одной песни.
- «Посажали всех барыг, негде плана замутить», - подхватил он, и дальше они уже запели хором. Даже несмотря на дождь, было все равно весело.

…

Помнила выпускной. И как он отказывался поступать в институт. Помнила его первую девушку. И то, как они сначала друг друга не полюбили. И то, как стали чуть ли не лучшими подругами. И то, как она потом переживала из-за разрыва. Помнила вторую девушку. И третью. А последняя, Машенька, до сих пор заходит к ней, и они подолгу сидят вдвоем, и плачут. А делать-то теперь больше и нечего.

…

- Да че тебе эти домофоны? Хочешь, в любой зайду, ты только дом выбери.
- Пойдем туда, - друг показал на большое кирпичное здание, - Выглядит тепло.
- Пойдем.

…

Помнила, как он получил права. Как она радовалась. Как подарила ему свою старенькую машину, потому что ей ничего не было для него жалко. И как потом он купил ей новую. И себе купил новую. Очень красивую. Как он катал ее, и как от страха вжимало в сиденья. Как она говорила ему «Сынок, только не гони», «Сынок, будь аккуратен», и как он отвечал ей «Мама, ты только не волнуйся, ничего со мной не случится».
Она смотрела в окно, за которым машины неслись как будто бы друг навстречу другу. А ведь и сейчас Читать далее...

Никогда не бывает поздно
Чтобы перестать делать ошибки,
Добрых слов не бывает мало,
Не бывает лишней улыбки.

Никогда не бывает нелепо
Попросить у кого-то прощенья,
Или в ссоре подать первым руку,
Не испытывая униженья...

Никогда не бывает глупым
Попытаться унять чье-то горе,
Или плакать над чье-то могилой,
Или просто сидеть, смотреть в море...

Но бывают такие моменты,
Когда ты обо всем забываешь,
Когда пальцы немеют от злобы,
Когда рушишь все, и ломаешь...

не говори "никогда"... никогда

В нашем доме бардак и разруха,
В нашем горле нет места для крика,
Не надейся, что вдруг станет лучше,
В нашем доме теперь будет тихо...

Нам теперь тяжело вставать рано,
И нет смысла ложиться так поздно,
Не затянутся старые раны,
Но и новых не будет, серьезно.

В дно упершись разбитыми лбами,
По кольцу завершая движение,
Начинается новое утро,
В зеркалах больше нет отражения...

В нашем доме мы все одиноки,
В нашем прошлом мы были слепыми,
Наше будущее ничтожно,
И не знаем теперь, куда плыли.

В зеркалах больше нет отражения
К сожалению, мы стали другими...

Не нашедшими места под Солнцем

Что мне делать?
Я долго не верил,
В то, что скоро
мне будет не важно
Как встает по утрам
Наше солнце,
Я оставил волненье
Идущим...
Тем, кто может
Смотреть без раздумий,
Тем, кто может сказать
не стесняясь,
Тем, кто, может,
Немножко моложе,
Тем, кто толком не знает,
Что будет...
Что мне делать?
Я вроде бы взрослый,
Но играю всё
В детские игры,
Надо мною смеются
Бездумно,
Я стою на краю,
Но не плачу...
Как тебе объяснить,
Дорогая,
Мне не важно,
Что будет со мною,
И теперь ни во что я не верю,
Только холодом сводит мне
Руки...
А в руках моих
Мертвые птицы.
Птицы снов.
Тех, что больше не сняться...
Птицы слов.
Тех, что больше не скажут...
Птицы жизни,
Упершейся в стену.

Я и тысячу слов написал бы,
Но нет смысла...
себе я не верю...

Жизнь - спираль,
А витки только круче.

Ты пытаешься выкрикнуть слово,
А оно застревает в горле,
Твоя светлая, свежая мысль
Пахнет гнилью и выглядит жалко.

Ты пытаешься выйти из дома,
Только в нем заколочены двери,
Вечный сон убивающих время.
За окном спокойно и тихо...

Ты пытаешься сделать хоть что-то,
Только что, ты так и не знаешь,
Тяжело оставаясь на месте,
Ощущая свою обреченность

В нашем мире все двери закрыты,
И ключи зарыты поглубже,
Нам с тобой откопать их посилам,
Только стоит ли?
ЛОМИМСЯ В ВЕЧНОСТЬ!!!

не пускают...
наверно, так нужно.

Наконец-то это случилось, и 15 августа наша группа новым, но уже окончательным составом пересекла порог все той же Орландины. Надо сказать, что на входе народу было очень много, и, не смотря на теплую погоду, многие были в плотных черных кожанных плащах. Мы выступали на третьей сцене. Она самая маленькая, и вообще там предполагалось играть только акустику и показывать видеофильмы. Так, начиная с 18 часов мы смотрели на большом экране записи с концертов Кино, клипы и тд. Народу набилось в зал очень много, люди даже сидели на полу. Вентиляция была не самая лучшая, а так как на каждые 10 пришедших 9 было курящих, то дышать вообще было трудно.
В 20.20 ребята из Патагонии начали свою программу. Слабенько, ибо они вообще не репетировали. Но интерактив был неплохой. Пока барабанщик Дима искал рабочий барабан, Костя (солист) искал в зале людей, которые знают текст "транквилизатора" и приглашал их на сцену. Вышли какие-то две девицы, проорали "транквилизатор" под Костин аккомпонимент, и ушли, довольные, как слоны.
В 21.00 Патагония закончила свое выступление.
В 21.10 мы начали свое, подключившись и настроившись, насколько это было возможно.
Ну, что тут сказать? Мы ОТОЖГЛИ. Это было мега-круто, и спасибо людям, пришедшим на концерт. За их поддержку и аплодисменты. Были, правда, обидные моменты. Например:
На сцене было ОЧЕНЬ ЖАРКО, так как 12 софитов, освещающих площадку, на которой троим-то тесно, не говоря уже о группе из четырех человек - это, конечно, серьезно. Плюс - плохая вентиляция и куча народу.
А народу было действительно много, так как после окончания демонстрации фильмов я лично думал, что все разойдутся. Ничего подобного. Все остались. В итоге концерт можно назвать аншлаговым, потому что места в зале вообще не было. Не повезло третьей группе, Катахреза. После нашего выступления в большом зале началось выступление группы ДЕКАБРЬ, и многие ушли туда. Тем не менее КАТАХРЕЗА мне очень понравилась. Ребята - молодцы.
Единственное, что вообще не понравилось - то, как нам отстроили (или, скажем,ю не отстроили) звук. Слава богу, что звукорежиссер вообще хоть иногда появлялся за пультом. Так, во время одной из песен какая-то пьяная целующаяся парочка задела шнур питания на микшере, и минут пять нам пришлось ждать, когда нам восстановят хоть какой-нибудь звук.
Но в общем и целом мы получили массу удовольствия и заряд положительных эмоций. Спасибо тем, кто после концерта подходил к нам и спрашивал про группу. Это действительно очень приятно.
Видео с концерта можно посмотреть тут: http://vkontakte.ru/video.php?gid=40124 Последние пять роликов - как раз и есть этот концерт. Хотя оператору надо сказать отдельное спасибо... вроде же трезвый был, когда снимал, а наснимал х*йни всякой.
Так что концерт прошел на славу, придал нам уверенности и желания двигаться дальше. Всем спасибо.
Te Deum

Когда ты говоришь,
Что Солнце больше не взойдет,
Поверь, мне хочется смеяться...

Настанет утро,
Нас с тобой снесет,
Похмельным вихрем, нечего стесняться...

А днем
ты вспомнишь то вранье,
Уже не все так ясно понимая,

Когда свежа
пустая голова,
То даже пустота какая-то другая...

Я знаю,
что ты хочешь удивить
Меня своими точными словами.

Но прекрати слепую болтавню,
Подумай, что же завтра будет с нами?

Мы - дети...
Наши мысли - лишь вода...

Видишь я тоже лечу головою вниз с высоты своих дней твоих дней прошедших и уже не имеющих значиния для нас для меня хотя все и было здорово но это лишь повод задуматься стоит ли вообще продолжать а то вдруг будет хуже вдруг будет хуже вдруг будет и мы снова пройдем по началу круга в сотый раз пройдем по его началу не заметив ничего похожего и скажем ВОТ ОН НОВЫЙ ДЕНЬ новый вечер рассвет и закат твоей жизни моей жизни нас и в свете восходящего заходящего солнца мне все сложнее смотреть на небо ведь там для меня осталось так мало всего и так много вас и ваших глаз и в свете солнца я не могу не хочу нет хочу на них в них смотреть и плакать или улыбаться я даже не знаю я только помню что вчера было лучше что вчера я хотел чтоб наступило сегодня а сегодня я хочу вернуться и ты скажешь мне расставь запятые и точки и я скажу тебе:
НА,,,,,,,,,,,,,,,,,,,, ПОЛУЧАЙ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

В рот мне ноги,
Фак май мозг!!!

Вот он ваш, Иисус Христос!!!

В твоем милосердье
Я - просто ничтожество,
Мечтающий о
Бесконечности времени...

Твоих нежных лап я
Немое творение,
Под тяжестью бремени лет,
В прегрешеньях

ЖИВУ!!!

.......Что хохочешь?
Убей - только сразу!
В твоем монологе
Я - лишь междометие!

Да здравствует БОГ!

Почему ты так смотришь на людей? Чем ты лучше, скажи?
Я вчера шел домой и увидел мужчину с ребенком. Ребенок был болен то ли ДЦП, то ли похожей болезнью. Чем ты лучше его? Твои ужимки и прыжки выглядят намного смешнее. Чем ты лучше его отца? Тебе противно, когда тебя заставляют делать то, что тебе не интересно. Как ты думаешь, очень интересно иметь ребенка с ДЦП?
Ты ощущаешь собственное безграничное совершенство. Ты – как эталон человека. Идеал жизни. Подобие Бога.
Да, кстати, Бог не курит…
Но ты всех сравниваешь с собой. И когда ты говоришь: «Идиоты!», я бы хотел спросить: «А разве ты умнее?»
Люди для тебя – лишь мотыльки, летящие на твой свет. Знаешь, почему насекомые летят на свет лампочки? Потому что насекомые двигаются под определенным углом к лучам солнечного или лунного света. Так как эти светила слишком далеки от Земли, то для насекомых эти лучи параллельны. А лучи лампочки расходятся в разные стороны, и насекомое, попав в эти лучи, летит как бы по спирали, и, в конце концов, натыкается на лампочку… так вот. Ты просто лампочка. Те несчастные безумцы, тупицы, попавшие в твои лучи, они очень скоро долетят до тебя, и ударятся в твое стекло. Ты прозрачен и иллюзорен. На самом деле ты никому не нужен.
То, что творится вокруг, вызывает у тебя раздражение. Я спрошу: «Что ты можешь сделать?» Ты ухмыльнешься мне в ответ, и скажешь: «Я не должен ничего делать!» Это твоя оригинальная позиция, ни на грамм не отличающаяся от позиции большинства. Поэтому мы живем в такой вот… и слова-то не подобрать. Ты же сам все лучше знаешь.
Позволь спросить у тебя еще одну вещь: «Тебе что, лучше других видно?» По какому праву ты учишь других, как им надо себя вести? Почему ты не принимаешь никакие укоры в свой адрес? Самообман и пафос – вот все, чем ты можешь перед собой похвастаться. Ты простой человек. Такой же, как и все. Ни чем не отличающийся от других.
Природа подарила тебе руки, ноги и голову. Значит ты обычной Рукоголовоног. Кто дал тебе право считать себя умнее, я повторяю? Не льсти себе. Это придумал не ты. Мы все друг на друга смотрим именно сверху вниз. В любом случае. Если ты босс, то он – вошь. Если ты вошь – то он сволочь и деспот. В любом случае – правда на твоей стороне. В любом случае – другая правда на его стороне. Тогда что считать за правду? Значит, и лжи тоже нет. Вокруг одни лишь боги.
Ты прости меня, но ты мне противен. В своем тотальном самоугодничестве. В своем несравненном эгоизме. В своем непонимании своей убогости и шаблонности. Что в этом плохого, с другой стороны? Если бы все были разными, откуда бы взялся порядок. А так мы все честно и справедливо идем по пути набивания своих животов. Идем дорогой, выстланной телами слабых. Всех тех, кто хуже тебя. Всех.
А ведь было бы так просто, так легко посмотреть на человека, и без зависти сказать ему: «Ты прекрасен!» Но нет. На такие глупости мы способны лишь только будучи опьяненными ядом любви. Ты скажешь: «Любовь не может быть ядом! Любовь – единственное, что заставляет меня забыть о божественности собственного Я». Я тебе скажу: «Заткнись!» Любовь – это еще один метод повышения самооценки. Просто очень хитрый. Ведь, в конце концов, все кончается слезами. Неужели ты не понимаешь? Ведь все правы! Один человек плачет, потому что он прав. Другой не плачет, потому что тоже прав. И все здорово. Обо всем прекрасном давно уже позабыли.
Было бы так славно, если бы ты перестал видеть в других ухудшенные копии себя. Если бы ты честно сказал: «Не делай так. Я не прав. Я не могу». Но мы живем по закону «Делай как я! Давай-давай!» Смейся и танцуй, покупай и властвуй. Я завидую тебе белой завистью. Мне всего этого не дано.
И когда придет момент расставаться, я отправлюсь на небо, встану перед тем, в кого ты никогда не верил, и скажу: «Прости его. Он же лишь ухудшенная копия тебя…»
Посмотрев еще немного, я отвернулся от зеркала…

Убить поэта - как разрезать тушу
И вроде кровь пошла, и вроде крика нет,
Тебе не жаль, ему совсем не больно,
Он все равно давно уже не видит свет

Убить поэта можно без ножей,
Без пулеметов и тяжелых палок,
Достаточно немного помолчать.
В его стихах всем видно, как он жалок...

В его стихах нет выгоды и лжи,
В них нет притворства и приятной фальши,
Одни лишь сопли, слюни и цветы,
И что ты быдешь делать с ними дальше?

Его слова не принесут плодов,
Его куплеты не приносят денег,
Зачем он нужен в мире твердых слов?
Он просто напросто бездельник!

Пусть убирается туда, где его ждут...

Я выключил телевизор. На инсценировку самоубийства ушла куча денег и вагон времени. Сначала надо было найти людей, которые этим занимались. Потом дождаться в морге труп, похожий на меня. Вообще гадкое дело. Выкуп трупа, подлог вместо него в гроб восковой фигуры. Омерзительно. Если бы суждено было умереть, то попади я на небесный суд. Меня бы без разговоров отправили нахер в ад, жариться на самом сильном огне. Потому что так зверски застрелить даже мертвого человека – это… это надо было сделать. В конце концов, ему было уже все равно, а многим стало только лучше. Не за это меня следовало отправить в ад. Меня следовало отправить туда за то, что я сделал со своими друзьями. Я бросил их. Предал. Безжалостно и бесчеловечно. В предсмертной записке я, найденной позже у «меня» в кармане было написано, что клуб я оставляю Андрею. Также я распределил между ребятами огромную кучу денег, якобы моих личных сбережений. И это все, что я мог для них сделать. Просто откупиться. Откупиться от зависти. От непонимания. От обид. Откупиться обманом от обмана. Я был на своих похоронах. Люди, подстроившие мое самоубийство, потратили несколько часов, чтобы загримировать меня. О том, что я жив, знало всего два человека. Еще два могли догадываться. Вот только чудодейственная сила средств массовой информации, думаю, убедила их, что выкуп трупа, отказ от вскрытия и экспертиз в записке и так далее, а также то, что никто в отеле не слышал выстрел из дробовика, - это всего лишь совпадения. Тем же двоим, кто все это устроил, я заплатил достаточно. Как выяснилось, не я один. Эти ребята вообще жили в роскоши и не в чем себе не отказывали, занимаясь как раз таким родом услуг. И еще ни одна «умершая» звезда не была обнаружена.
Я уехал из страны. Сначала хотел какой-нибудь остров, а потом решил отправиться в Штаты. Эти же ребята сделали для меня новые документы, и теперь меня звали Сергеев Андрей Александрович. В память о друзьях. Двадцати одного года. Гражданин России. В Штатах я получил второе гражданство. И несколько лет снимал номер в лучшем отеле Манхеттена, шатался целыми днями по городу. Потом, устав от Нью-Йорка, я отправился через всю страну, на западное побережье, в Лос-Анджелес. И там у меня родилась новая идея. Написать сценарий. И три года я потратил именно на это. Ходил по ресторанам, где ужинали голливудские звезды. Налаживал контакты. В итоге работа над сценарием была закончена. Это была какая-то мутная мелодрама.

Я сидел в кабинете у одного из продюсеров.
- Я прочитал ваш сценарий, Эндрю. – он смотрел на меня через свой огромный стол из красного дерева.
Я терпеть не мог, когда меня так называли, но успел привыкнуть.
- И? – спросил я, хотя по его взгляду уже было все понятно.
- Полная фигня, - он вертанулся в своем кресле, и теперь смотрел в огромное окно. А я смотрел ему в спину, - ты уж прости, но такое никто не станет снимать.
- Почему?
- Почему, - он равнодушно повернулся обратно, - да потому, что пленкой, потраченной на съемки такого говна, можно обмотать Землю, как подарочной ленточкой. И подарить марсианам на День Благодарения.
Какая идиотская шутка! Но и к этому я успел привыкнуть.
- Марсианам?
- Именно им, - ответил он, - Ты пойми, Эндрю. Зрителю уже не нужны сопли. Ему нужно что-то новое, необычное. Масштабное, если хочешь. Если ты не в силах написать что-то масштабное, то напиши что-нибудь сумасшедшее. Культовое. С наркотиками, желательно. Со смертями. Трагедией. И желательно что-нибудь заумное. Типа Реквиема по мечте. Или Бойцовского Клуба. Чтоб люди могли подумать. Только с такой херней тоже ко мне не приходи. Кто-нибудь другой обязательно возьмет ее. Но не я. Я занимаюсь другим кино. Попробуй предложить мне экранизировать книгу. И я соглашусь, если ты напишешь мне хороший сценарий по ней. Или опять же, катастрофу. Космос. Что-нибудь, что будет классно смотреться в кино…
Он еще долго мне промывал мозги, а я сидел, и смотрел в окно.
Что терять тому, для кого время не имеет значения?
Я спрятал тот сценарий, и начал работу над новым. Взял за основу «Долгую Прогулку» Стивена Кинга. Кончилось все тем, что и этот сценарий забраковали. Хотя я и сам понимал, что получилось плохо. Через несколько лет в Голливуде все-таки сняли «Долгую Прогулку», и фильм получился бесподобным. Мне было очень далеко до этого.
Еще несколько сценариев я бросил на середине, осознав всю их убогость. Я мало с кем общался, поэтому не было смысла скрывать свой возраст.
Тем не менее, я познакомился с одним начинающим режиссером. Он был всего ему было тридцать. То есть на девять лет старше меня… забавно, правда? Потому что я прожил уже около сорока лет. Или больше. В то время я начал забросил попытки написать сценарий, и начал писать книгу. Книгу о себе, о своей жизни. Конечно, для других она была фантастикой. Для меня же – автобиография. Правда я выкинул некоторые скучные подробности. В целом выходила повесть где-то на тридцать тысяч слов. Еще не законченная.
Как-то раз Кевин, а именно так звали того режиссера, пришел ко мне в Читать далее...

...но мой рассказ "Дай Бог, наступит завтра" занял 3-е место в одном из конкурсов на литпортале ПРОЗА.РУ (http://www.proza.ru/texts/2008/04/01/255.html) Не Бог весть что, конечно, но все равно приятно.