У меня были белые крылья,
Перья легкие, все на подбор,
Мне они безвозмездно дарили
И полет, и покой, и простор.
У меня были белые крылья,
Что когда то ты мне подарил,
Я любила - как я любила!
И считала, ты тоже любил.
Но напрасны все были усилья,
И обманчив простор и покой:
Ты забрал мои белые крылья,
Как срубил, и отдал их другой.
И теперь я безумна в бессильи,
Страх внушает мой сумрачный лик,
Тщетно я ищу свои крылья,
Пара черных теперь вместо них,
И в груди тенью сердца стучится
Равнодушный обсидиан...
Ну зачем же ты, мой убийца,
Мои белые крылья забрал?...
Я умру и ты, умрёшь.
Мы умрём однажды.
Грустно, страшно? Ну и что ж,
В эту реку дважды,
Не надейся, не войдёшь.
Уникален каждый…
Каждый уникален миг,
А тела все смертны,
Но любви чудесный лик,
Глас её заветный
Знаю, будет с нами жить
В новом воплощеньи.
Это чувство - словно нить
Судьбы и мгновенья,
Сшившая в единый мир,
В общую картину.
Без любви никто не мил.
С нею мы едины.
Я умру и ты, умрёшь.
Жизни скоротечны.
Если есть любовь, ну что ж,
Мы с тобою вечны.
Лишь любовь в своей душе –
Главное богатство.
Так давай её уже
Возведём на царство!
Мы все произошли от динозавров:
Одни от маленьких, другие от гигантов,
Одни от грустных, а другие от веселых,
Одни от синих, а другие от зеленых,
Одни от крикунов, другие от немых,
Одни от водных, а другие от земных,
Одни от одиночек, а другие от влюбленных,
Одни от ветреных, другие от серьезных,
Одни от простаков, а эти от лукавых,
Одни от хищных, а другие от неправых,
Одни от панцирных, другие от колючих,
Одни от летунов, другие от ползучих,
Одни от модников, другие от отстойных,
Одни от проклятых, другие от достойных,
Одни от лириков, другие от военных,
Одни от молодцов. другие от презренных,
Одни от трезвых, а другие от хмельных,
Одни от мертвых, а другие от живых,
Одни от переваренных, другие от невкусных,
Одни от найденных, а те от ненаучных,
Одни от наших, а другие от чужих,
Одни от этих, а другие от других.
На обезьян похожи – черт не отличит
и все трясемся: пролетит – не пролетит.
Не тревожьте спящих пионеров,
в этих снах кипит суровый бой,
не жалея юных сил и нервов,
защищают лучший в мире строй.
Дети, присягнувшие навечно
треугольникам кровавых островов,
спят отважно и чистосердечно,
в позе эмбриона “Будь готов!”
Устремляясь в конную атаку,
рассекают белые войска
и срезают мастерски, с размаху
голову заклятого врага.
Подрывают эшелон немецкий
и идут геройски на таран,
умирают честно, не по-детски
воскресая на заре от ран.
Пусть кругом грохочет канонада,
и пылает атомом земля -
Умереть за Родину – награда.
(Как учили старшие друзья.)
Украшают пионера шрамы,
лучший цвет для верности – седой.
Если крикнет “Помогите! Мама!”-
Значит снова пионер-герой!
Муму и Каштанка – две верных подружки-
собачки с печальной, тернистой судьбой.
За них поднимаются пенные кружки
и воблой стучат в перегарной пивной
былые писатели школьных трагедий
на темы жестокой собачьей судьбы,
и лают и воют от жизни бесцельной-
их души, как дворник Герасим, немы,
их молодость – барыня заскучавшая,
а старость - улыбка больного Пьеро.
и ластится снова Каштанка пропавшая
- пусть клоуну пьяному будет тепло.
Кэти-Китти живёт в своём маленьком домике,
Там её навещают весёлые гномики,
И приносят печеньки ей из имбиря
С ароматами августа и ноября.
Кэти-Китти так любит кино и учиться,
Что, бывает, когда ей плохое приснится,
Подбегает в пижаме к большому окну
И глазеет на небо, и учит луну.
Кэти-Китти со мной как-то раз повстречалась,
Обо всём говорила и много смеялась,
Но я был твердолоб, агрессивен и зол -
Проебал всё, что мог - и, довольный, ушёл.
Кэти-Китти любуется талою речкой,
С ней любуются маленькие человечки,
И не гнётся под ними совсем парапет,
Потому что их - есть, а меня с ними нет.
оригинал
Не говори ты, не надо, -
Женщине правду, мой друг.
Ври и получишь в награду:
Пару доверчивых рук,
Пару доверчивых ножек,
Пару доверчивых глаз.
В общем, и кости, и кожу,
Всё обретёшь ты тот час.
Ври ей про вечное счастье.
Ври от зари до зари.
Ври убедительно, страстно,
Правдоподобно ей ври.
Семеро суток в неделю.
Где бы ты ни был, везде:
Ври ей в метро и в постели,
В радости ври и в беде.
В жизни всё странно и сложно
(Без пузыря не поймёшь)
Правда становится ложью,
Правдой становится ложь.
Ври ей, что вы с нею пара.
Ври ей, что любишь её.
не даешься мне, как последняя строчка стиха,
в мерзлоте холодильника мрачно бубнит телевизор,
я растрепанной пью неразбавленный прямо с утра,
и для ровной спины часами вишу на карнизе.
в опустевшей тарелке танцует стриптиз таракан,
обожравшийся заплесневелою кашей,
сердце бьется селедкой попавшей в воздушный капкан
и заходится радостным кашлем.
вот стою, вот молчу, вот вокруг меня стены, картины,
все вокруг меня - как симулякры былого тебя,
стул знакомо устало согнувший мальчишечью спину,
фотографии в рамках, и зеркало, в зеркале - я..
в опустевшей душе не родятся коварные строчки,
разбиваю от страха и страсти о пол потолок,
на бумаге девичьим, слегка поэтическом почерком
вместо точки стоит запятая - утвердительный, нервный крючок.
Снова день, снова ночь - и опять за порог,
Снова холод, в жизни бродяг обязательный,
И желудок скулит, как голодный щенок,
Нерадивой своею брошенный матерью.
Тёплый пар, тёмный люк - до рассвета наш мир,
В редкой шкуре ветра загуляли холодные,
Мы, бродяги, как будто потомки осин,
Дрожь по жизни, но только мы - звери свободные.
Вышли из ниоткуда и уйдем в никуда,
Нам с тобой, брат, такая судьба предназначена,
Только светит с тобой нам другая звезда:
Те, кто сыт - слепы все, лишь голодные - зрячие.
И пускай вновь погонят с чужого двора,
Мы пойдем как и раньше, забыв про усталость...
Не замёрзнуть бы, брат, нам с тобой до утра,
А дорог впереди ещё много осталось.
Не лезь с линейкой людям в души
И убери от них весы!
Подход научный здесь не нужен.
Ни мегабайты, ни часы
Любовь и совесть не измерят.
В амперах дружбу не сочтёшь.
Насколько сильно души верят,
Ты, в цифры не переведёшь.
Гормоны чувства не заменят.
Мы не природные станки.
Твоих усилий не оценят.
Они от жизни далеки.
Не лазь по душам с микроскопом,
Микрочастицы не ищи!
В котёл сознания всё скопом
Не сыпь, как овощи во щи!
В микронах, градусах и граммах,
Ты, сущности не измеряй!
Ни в электронах, ни в стаканах.
Душою души изучай!
В журнале “Путь на…” я прочел репортаж -
как знатная дама сдавала в багаж:
дружбу, любовь, совесть, невинность,
искренность, веру, честность, открытость,
детства мечты, доверие, радость,
только одна собачонка осталась,
в шубу хозяйки зарылась и злится:
лает, трясется, моргает, боится.
Серьги в ушах и прическа от Зверева,
знатный ошейник и спеси немерено.
Дальше дорога… (в журнале “Путь на”
не потрудились дать вид из окна)...
Поезд по Альпам поднялся - скатился,
вполз на платформу и остановился.
Вдруг из вагона под скрежет колес
выпрыгнул грязный огромный барбос
черный, голодный, огненный взгляд –
ехал щенок – а сошел Волкодав!
Нет ни хозяйки , ни знатного барина.
Пусто в купе, только шерсти навалено!
И полицейский коллеге шепнет:
"Чертовы русские! Кто их поймет!"
Вечно проблемы от пьяных туристов!
Надо бы вызвать криминалистов -
возраст сличить у щенка и барбоса
и разобраться с главным вопросом:
Могла ли собачка за время пути
хозяйскую шубу перерасти?!