Если Вам правда интересна эта история, пожалуй, Вы полный кретин.
Знаете, из тех, что любят выворачивать собеседника наизнанку ради интереса.
Возможно, это правда так забавно, раз Вы так поступаете, но я не хочу проверять.

Раз так, приступим. Вывернусь перед Вам, будто Вы чертов падре в одном из этих грязных храмов.
На момент начала этого гнусного поворота в моей жизни мне было всего 19.
Да, знаете ли, возраст, когда дураки показывают себя, доказывая свою стоимость миру.
Я был таким, и только сейчас, когда я лежу в могиле, отдыхая от этой чертовой жизни, я понимаю это.
Даже, когда я считал последние секунды свои жизни, я отказывался понимать этого, считая, что это мой крест.

Представьте себе меня:
Темноволосый, будто измазан в пепле, высокий, стройный, очаровательная улыбка, от которой падали девушки.
Я был чертовым принцем из гребаной сказки.
У меня были друзья. Те самые, в которых я не сомневался никогда.
И, знаете, я был прав.
Только через год, после начала моего рассказа, я понял, что они были слишком верными мне.
Мы росли в одном районе рабочего городка.
Мой отец был эмигрантом из Конго, а мать чистокровной Англичанкой.
Не знаю уж какими судьбами они познакомились, но так вышло, и я рад.
Я получил от них лучшее: Непримиримость, верность, решительность от отца, и внешность от матери.
Я был городским принцем, вокруг которого всегда была целая толпа людей.
И в 19 я решил, что вся эта дешевая слава - лишь миф.
То, что затуманивает мой рассудок хуже дрянного Джека Дэниелса.

Узнав о военных действиях на границах страны, я решил, что это мой шанс.
Шанс доказать всем, что я не дерьмо, которое сидит в доме, когда его жену насилуют на улице.
Родители, случайные знакомые, девушка, друзья - все они отговаривали меня.
- Это глупо! Ты умрешь из-за юношеских комплексов?!
- Я не хочу тебя терять.
- Перестань, дружище, это сумасшествие.

Ну да, сумасшествие.
А разве вы, ублюдки, смотрящие тв во время ужина, так, будто новости о войне - фильм, не сумасшедшие?!

Я проводил сутки со своей девушкой.
О да, моя очаровательная Джейн.
Я не мог представить себя без нее, как и её без себя.
Это чувство было так глубоко, что мне казалось, что время с ней - другая реальность.
С ней я не был таким, как на публике.
Я мог быть слабым, временами нерешительным, мог позволить себе признавать свои ошибки и говорить о том, как она мне дорога.
Я всегда оберегал её от всего, что могло причинить ей боль, обиду, разочарование.
Все мои мечты и надежды были неразрывно связаны с ней.
Она оплетала моё "я", как жгут, охватывающий руку наркомана.
В кой-то мере я и был им, и она была моим наркотиком.
Никто не смел и слова сказать о ней в моем присутствии.
Я никогда и никем так не дорожил, как ей.
Перед моим уходом, она поцеловала меня в щеку, попросила вернуть прежнего меня.

Я ушел молча.

Через месяц я записался в воздушно-десантные войска.
Благо, здоровье мне позволяло, и я мог оказаться в гуще этого безумия, которое тогда мне казалось просто тестом.
Друзья, трое, пошли со мной.
В тот момент я осознал, чего стоит дружба.
- Да ладно, раз в могилу, так рядом, скучно же будет одному оставаться живым, - говорили они.

Я не хочу говорить о том, что было там, на службе.
Только скажу, что умерло двое из трех.
Медаль, которую мне дали за оборону одного из наших блок-постов я выкинул.
Меня признали негодным для службы после этого случая.
Я сидел у их тех, плакал, курил, и говорил с их телами о том, что позабочусь о их семьях и близких.
Я сжимал их руки и просил простить.
Потом уже двое рядовых оттаскивали меня от тел, умоляя придти в себя.
Чертов кусок металла не мог быть равноценным смертям моих близких.
Потом я забрал его обратно.
То, что я получил за их смерть - честь.
И я не могу выкинуть её. Это было бы неуважением к ним.
К тем, кто пошел со мной на безумие.

Я плакал второй раз в жизни.
На этот раз, не от счастья.

Когда я ехал обратно, я видел кровавый закат.
Он был наполнен болью и страданием.
Жара, испепеляющая меня, вдавливала чувство тупой боли прямо в грудь.
Я молча смотрел на солнце, выжигающее радужную оболочку, и мечтал вернуться назад.
Я мечтал назвать их кретинами, идиотами, мечтал умереть дважды за них.
Сердце сжималось все сильней, и я мечтал приехать к себе в город, уйти на поле, возле железно-дорожных путей, сесть там, и смотреть на проезжающие поезда.
Грохот колес по