Настроение сейчас - как-то не зимнее
Вот зачем с любовью о березе пела я?
Для нее моя любовь – ненужная…
Я такая же, как она – черно-белая,
Но, в отличие от нее – южная…
Настроение сейчас - просветленное
Не разлей вода…
Он любил ее, а она обожала его за это.
Когда он гладил ее волнистые волосы, округлые плечи, целовал ее влажные мягкие губы, он вспоминал море. Он любил море, она не ревновала.
Она любила дождь. Он знал это и говорил ей:
– Дождь, он всегда проходит, а я остаюсь.
– Зато дождь всегда приходит, а море…
– А море всегда ждет.
– Все оно – вода – отшучивалась она.
- А мы с тобой – не разлей вода – улыбался он и обнимал ее.
Мне надо уехать к морю – сказал он ей однажды.
–Зачем? – спросила она.
–Потому что море всегда ждет, а ты ждать не будешь.
Ей стало ясно, что пусть она и не ревновала к морю, море ревновало к ней…
И тогда пошел дождь.
Дождь шептал ей:
- Никто и никогда не остается навсегда, зато я всегда возвращаюсь.
Это вода, все оно – вода – подумала она. Дождь растворил его у нее на руках, растворил и унес в море…
Она дорисовала море, дорожку к заходящему солнцу и перевернула страницу.
Как воздух…
Он был для нее как воздух… Она жила им, дышала им, пьянела от него…
- это зависимость – признала она однажды.
- мы всегда от чего-то зависим, так почему бы ни зависеть от любви? – ответил он ей.
- ты для меня как воздух. Настанет час, и ты улетишь, как ветер.
- просто однажды ты привыкнешь мною дышать. Слишком привыкнешь для того, чтобы замечать. Вот тогда я и улечу, как ветер.
Она не стала с ним спорить, и, когда это случилось, она пожалела, что нельзя нарисовать воздух.
И тогда пошел дождь.
Она нарисовала дождь и ветер, уносящий капли, и его глаза… и перевернула страницу.
Днем с огнем…
Она была нежной и теплой, а в тоже время – обжигающе горячей.
Она могла согреть, приласкать лепестками своего пламени, испепелить его.
А все в нем таяло и вскипало от одного ее взгляда, дающего тепло и пожирающего его одновременно.
Он говорил ей:
- Такую, как ты, днем с огнем не сыщешь!
- А я и есть - огонь – отвечала она, как-то слишком серьезно.
- О, да! и я горю! И хочу гореть вечно, или сгореть целиком и мгновенно, так, чтобы уже ничего не осталось.
- Это невозможно.
- Нет ничего невозможного. Знай, иначе будет пожар!
Он улыбнулся, подхватил ее на руки и закружил, она рассмеялась и сказала:
- Ты не огонь, впрочем, это и хорошо. Два огня, встретившись, поглотили бы друг друга, а так – я останусь в живых. А ты сгоришь, но не целиком. Целиком – это невозможно. Когда-нибудь кто-нибудь увидит уже оборудованное мною место для пикника, притащит дров и хвороста, и будет сидеть рядом, поддерживая огонь, может быть, побрынчит тихонечко на гитарке. А когда он уйдет, пожара не будет. Точно не будет.
Он горел долго, а понял, что от него остались лишь угли, только когда она ушла. В нем больше не осталось пищи для костра, и новое горючее уже воспламенилось ее наивно-радостным пламенем.
И тогда пошел дождь. Он затушил дотлевающие угольки и размыл золу.
Он поставил точку и перевернул страницу.
Из огня да в полымя.
Она стремилась одарить его всем: и любовью, и заботой, и кровом, и пищей. Она хотела так приласкать и пригреть его, чтобы он, наконец, пустил корни в землю, которая давала ему жизнь и отбирала его свободу.
А он чувствовал себя, словно птица, которая лапами увязла в грязи, пусть и полной самых вкусных, отборных червяков и семян.
- Зачем тебе твоя свобода? – однажды спросила его она.
- Чтобы летать.
Однажды он открыл дверь, чтобы уйти и в ее обитель зашел Исход, который уже, оказывается, давно стучался.
Исход иссушил ее душу, сделал ее похожей на бесплодную мертвую почву пустыни…
И тогда пошел дождь.
Он подмигнул дождю и подумал:
- Зачем мне моя свобода, если погода такая нелетная?
Поставил точку и перевернул страницу.
С чистого листа
Они гуляли, была осень. Осень бросала золото им под ноги, но они были уже слишком горды, чтобы нагибаться. Он докурил и бросил сигарету во влажную листву, сигарета, шипя, затухла, но он не услышал. Они для этого слишком быстро шли. А вернее – гуляли. Они оба уже привыкли гулять быстро, стремительно. Кроме того, собирался дождь.
– Я всегда мечтала нарисовать человека, который пишет – сказала она.
- А я всегда хотел написать о той, что рисует.
- Что же, думаю, мы сработаемся.
Она улыбнулась одними глазами, он ответил ей:
- Как радостно видеть в такую пасмурную погоду солнце.
- Где?
- В тебе.
И тогда пошел дождь.
Они спрятались под деревом, это было сомнительное укрытие.
Ей хотелось пить, по иронии судьбы, воды вокруг было достаточно.
- Как если бы вокруг было море - подумала она. Только море, полное воды, которую нельзя, и воздух, который не чувствуешь… А он весь продрог… Ему, наверное, хочется огня.
А ему хотелось огня. Только огня пленного, в каменной тюрьме камина. Ему хотелось погреться рядом от мечущегося пламени, так жаждущего вырваться. Ему хотелось посмотреть, ведь нет ничего лучше, чем смотреть на огонь, на
Я смотрю свои сны наяву. (с)
Меня уносит... Я поплыл...
-Напиши, допустим о том, что было с тобой вчера...
-Я не помню! X_X ЧЕРТ! Я и позавчера не помню!.. А-А-А-А-А!!! Я вообще ничего не помню. XP
Образы окутали меня... Сознание уходит, как только мои веки закрываются.
Так мало прошло настоящего времени, но кажется что прошла вечность... Случилось так много, но еще нихрена не все.
Я бы взорвал гору кокаина, чтобы он долго падал с небес... (с)
Игра, Жизнь, Любовь... Все затягивает... Формирует все новые и новые формы мании и шизофрении. Все это сводит с ума.
Спасение где-то там... (В дерьме?)
Нам не вырваться из всего этого дерьма... Круговорота жизни... Спирали развития... Мы все обречены...
- Shut up and go to bad fucking MuzeRfucKer!
- Hey, what`s a fucking shit, man. What did you say about my mom? I kill you stupid monkey!
- Oh My God !!!
BANG!! BANG!! BANG!
Эгли молчала. Она дрожала так, что зубы выбивали дробь.
Всё чаще я впадаю в депрессию. Мыши откровенно надо мной смеются.
Пойдете с нами? - Кто пойдет еще? - Только эксперты моего отдела: Рузаев, Гаспарян. - Плюс я да пара моих ребят.
В первом десятилетии XX в. здесь был построен один из первых на Урале химических заводов (сернокислотный), который при советской власти был переконструирован и расширен.
Сквозь рык и шкворчание внешней жизни донесся чмокающий всплеск, затем еще более тяжелые шаги-всплески, и мимо отверстия выхода проплыл огромный черный конь со всадником на спине.
Не люблю ворованного. А ты сейчас не ворованный?
Добрыня буркнул: Зачем? Тебя в древлянской земле называли Добрыней Лунным, ответил Владимир с усмешкой.
Швабра падает и попадает ему в живот или ниже куда-нибудь.
Разом возникла горбистая, обожженная грива.
Под ногами коричневые пятна, по ним ползают крупные могильные черви. -- Нравится?
Они осыпаются на правый глаз, но он их не подбирает, привык видно.
Провод втягивался в провал, втаскивая акушерку под удар готовых сойтись плит перекрытий.
Меж теми, что с деревьями вровень, какие-то веревки понавешены.
Демократизация! - провозгласил он с напором, и все встали руки по швам и выразили на лицах решимость пасть смертью храбрых по первому требованию председателя.
Вир Норин направлялся в медико-биологический институт.
Он придержал полог, и Соломон решился шагнуть внутрь.
Этими драками решались недоразумения любовного характера.
Предмет рассказал про себя
У меня снова прорезалось обоняние...
И что я чувствую теперь?
Запахи новой одежды, чистящих средств, дурманящих трав и твоих духов.
День прошел плавно, ровно и довольно спокойно и хоть не черта у меня не ладиться, все равно я доволен этим прожитым днем.
DAY BY DAY. LIFE BY LIFE.
"Все проходит: любовь, искусство, планета, Земля, вы, я."
(с) Ф. Бегбедер. 99F
Череда событий приводящая к простому и чертовски логическому концу. Что мне еще сделать для тебя? Я готов на все. Правда.
Я сделаю все для тебя, просто потому, что я так хочу. Я никогда не хотел, а теперь хочу. Только позволь мне сделать это...
Зачем любить если можно умереть. Зачем лгать, если правда всегда существует раньше лжи. Зачем жить, если ничего нельзя изменить.
Каждый человек не похож на другого, каждый живет сам по себе. Но мы нет. Мы особенные. Мы такие, какие мы есть. Пускай даже такими сотворил нас Бог. Кто он, мы не знаем, и не узнаем никогда. Потому что так нужно. Потому, что так правильно.
Я не знаю к чему меня приведет моя жизнь, то, что есть у меня сейчас, но я точно знаю как бы я хотел чтобы все было, я точно знаю как бы я хотел чтобы все закончилось. Я не могу сказать тебе об этом, но я надеюсь, что ты поймешь...
Пойми меня. Я очень тебя прошу...
Что может помочь, когда уже ничто не приносит облегчения?.. Что сделать, чтобы прекратить все это. Эти мучения и боль. Боль. Она постоянно преследует меня. В темных переулках. По дороге домой...
Я не живу с ними, это они живут мной. Сами по себе.
Трахаются там, в моей несчастной голове, и их становиться все больше. С каждым днем...
Как сильно можно ненавидеть и любить одновременно, как много можно думать об этих вещах? Хвататься за какие-то дурацкие, ничего не значащие, мелочи, которые никому не нужны...
А я все хватаюсь за них, как за последнюю надежду, пытаясь ухватиться за них как за край обрыва, где внизу лишь бесконечная черная бездна. Ухватиться и обрести вновь смысл существования.
Я зациклен в себе. Я зациклен на тебе.
Я подавлен. Я обречен... без тебя.
Что делать, если это уже клиника? Сможет ли кто-то вообще мне помочь и нужно ли это. Я привык выживать сам, выживать в одиночку в этих суровых условиях, которые могут погубить мне в любой момент.
Пропадает чувство голода. Пропадает чувство усталости.
Сон исключается всеми возможными средствами...
Я довожу себя и это мне нравиться. Я ищу свой предел.
Стараюсь отдать себя на благо чего либо, чтобы быть полезным.
Каждый день я мечтаю о справедливости, а получаю наказание.