Солнце разбило лед на балконе.
Я пишу: «март». Говорят, что весна.
Я смотрю в небо – оно голубое,
Я понимаю – да, вот она.
Вот ее воздух – мягкий и свежий,
Вот ее утро – улыбок полно,
Вот ее завтра – одето в одежды
Сочных и ярких зеленых тонов.
Вот ее время – оно наступило.
Вот ее время – расти без преград.
Лед на балконе солнце разбило.
Я свободно дышу. Я пишу: «здравствуй, март».
© Abel
06.03.09
Шарль Пьер Бодле́р (фр. Charles Pierre Baudelaire, 9 апреля 1821 — 31 августа 1867, Париж) — поэт и критик, классик французской и мировой литературы.
Биография
Родился в Париже. Отец, Франсуа Бодлер, был художником, и с раннего детства прививал сыну любовь к искусству, водил его по музеям и галереям, знакомил со своими друзьями-художниками. Но мальчик потерял отца в тот год, когда ему исполнилось 6 лет. Год спустя мать Шарля вновь вышла замуж; отношения с отчимом у мальчика не сложились.
Когда Шарлю исполнилось 11 лет, семья перебралась в Лион, и мальчика отдали в пансион. В 1836 году Бодлеры вернулись в Париж, и Шарль поступил в коллеж Людовика Святого[1], откуда был изгнан всего за год до окончания. В мае 1841 года Бодлера отправили в путешествие (это было как наказание), чтобы он «избавился от дурного влияния». Год спустя он вступил в право наследования, однако быстро начал проматывать отцовские деньги, и в 1844 году постановлением суда управление наследством было передано его матери, а сам Шарль отныне должен был получать ежемесячно лишь скромную сумму «на карманные расходы».
Литературное творчество
Писать он начал, когда получил наследство и стал вести жизнь богатого бездельника. Бодлеру принадлежит одно из наиболее внятных описаний воздействия гашиша на человеческий организм, которое на долгие годы стало эталоном для всех, кто писал о психотропных продуктах из конопли.
С 1844 по 1848 Бодлер посещал «Клуб ассасинов», основанный Жаком-Жозефом Моро и употреблял давамеск (алжирскую разновидность гашиша). Теофиль Готье, активно участвовавший в жизни клуба, пишет, что Бодлер «принял гашиш единожды или дважды в ходе экспериментов, но никогда не употреблял его постоянно. Он имел больше склонности к другому сорту счастья, которое он покупал у химиков и носил в жилетном кармане». Впоследствии Бодлер пристрастился к опиуму, но к началу 1850-х гг. преодолел пристрастие и написал три больших статьи о своем психоделическом опыте, которые составили сборник «Искусственный рай» (1860).
Две статьи из трех — «Вино и гашиш» (1851) и «Поэма о гашише» (1858) — посвящены каннабиноидам. Бодлер считал их воздействие интересным, но неприемлемым для творческой личности. По мнению Бодлера, «вино делает человека счастливым и общительным, гашиш изолирует его. Вино превозносит волю, гашиш уничтожает ее». Несмотря на это, в своих статьях он выступает как объективный наблюдатель, не преувеличивая психотропные эффекты гашиша и не впадая в излишнее морализаторство; поэтому и неутешительные выводы, которые он делает из своего опыта, воспринимаются с определенной долей доверия.[2]
В 1857 году вышел поэтический сборник «Цветы зла», шокировавший публику настолько, что цензоры оштрафовали Бодлера и вынудили убрать из сборника 6 наиболее «непристойных» стихотворений. Тогда Бодлер обратился к критике и на этой ниве быстро добился успеха и признания. А в 1860 году он вернулся к поэзии и опубликовал сборник «Парижский сплин», состоявший из стихотворений в прозе.
Болезнь
В 1864 году Бодлер уехал в Бельгию, где провёл два с половиной года, несмотря на отвращение к скучной бельгийской жизни и на стремительно ухудшающееся здоровье. Будучи в церкви Сен-Лу в Намюре, Бодлер потерял сознание и упал прямо на каменные ступени. Его привезли в Париж и поместили в клинику, в которой он и скончался. Перед смертью врачи обнаружили у него первые признаки правостороннего паралича и тяжелейшей афазии, перешедшей позднее в полную потерю речи. Похоронен на кладбище Монпарнас.
Основные произведения и сборники поэзии:
- Цветы зла
- Искусственный рай
- Парижский сплин
"Ибо небеса - не место и не время - но лишь наше собственное совершенство."
"Ну да, ведь я уже совершенен, я всегда был совершенен! И ничто не может загнать меня в рамки, ибо я сам по природе своей безграничен."
© Ричард Бах, "Чайка Джонатан Ливингстон".
"Кот не спит. Мне тут рай."
"Можно ли сказать нечто, когда перед тобой ничто?"
© Олдос Хаксли, "О дивный новый мир".
Га́рри Гуди́ни (англ. Harry Houdini, наст. имя и фамилия Эрих Вайс; англ. Erich Weiss или Ehrich Weisz; 24 марта 1874, Будапешт, Австро-Венгерская империя — 31 октября 1926, Детройт) — знаменитый американский иллюзионист, маг, гипнотизёр, прославившийся разоблачением шарлатанов и сложными трюками с побегами и освобождениями.
Как свидетельствуют документы, будущий фокусник родился в Будапеште в раввинской семье, хотя сам Гудини утверждал, что местом его рождения является американский штат Висконсин. Его родители эмигрировали в США 3 июля 1878 года, когда Эриху было четыре года. Первоначально семейство обосновалось в городке Эпплтон (штат Висконсин), где его отец Меер Сэмьюэл Вайс (1829—1892) получил пост раввина реформистской синагоги Zion Reform Jewish Congregation (реформистская еврейская община Сиона). В 1887 гoду Гудини с отцом переехали в Нью-Йорк, где к ним вскоре присоединились мать артиста Сесилия Штайнер (1841—1913) и шестеро его братьев и сестёр.
Гарри публично показывал карточные фокусы в увеселительных заведениях с 10 лет. В 1892 году принял псевдоним Гудини, в честь французского фокусника Робер-Гудена. Позже к фамилии добавилось имя Гарри в честь Гарри Келлара, хотя по свидетельствам близких уже в детстве друзья называли его Эри (Ehrie) или Гарри (Harry). Первоначально гастролировал по США вместе с братом. В ранней карьере Гудини преобладали номера по самоосвобождению от наручников и из резервуаров с водой. В рекламных целях он практиковал эффектные трюки, которые могли быть засвидетельствованы целыми толпами зевак. Так, однажды он был подвешен в мешке к карнизу небоскреба, но успешно освободился. В другой раз прошёл на глазах множества зрителей через кирпичную стену. В 1903 году был сброшен с моста в Темзу закованным в наручники и кандалы с 30-килограммовым шаром, но через несколько минут всплыл, размахивая наручниками.
Во время тура по Европе и России в 1900 г. Гудини поразил Лондон номером «Исчезновение живого слона», который был им воспроизведен на нью-йоркском ипподроме в 1918 г. Вновь гастролировал по России в 1908 г., демонстрируя самоосвобождение из камеры смертников в Бутырской тюрьме и Петропавловской крепости. Вот как описывают этот трюк авторы книги «От магов древности до иллюзионистов наших дней»: «Запертый в камере тюрьмы, облаченный в арестантскую одежду, он через две минуты вышел, открыл двери соседних камер и, шутки ради, поменял местами заключенных. Затем проник в гардеробную и через пятнадцать минут после того, как был заперт, появился в караульном помещении переодетым в свой костюм».
C возрастом постановочные трюки давались Гудини все сложнее. Даже после удачных выступлений он не раз попадал в больницу. С 1910 г. он стал сниматься в кино. В том же году поставил номер по освобождению из жерла пушки за считанные секунды до того, как сработает запал. Заинтересовавшись авиацией, он приобрел биплан и совершил первый в истории полет над Австралией. Он также сблизился с бывшим президентом Теодором Рузвельтом. Появились слухи, что Гудини связан с американскими спецслужбами и со Скотленд-Ярдом.
В последнее десятилетие своей карьеры Гудини выпустил ряд книг, раскрывавших секреты его мастерства. Он был серьёзно обеспокоен тем, что под влиянием популярного в те годы спиритизма многие иллюзионисты стали маскировать свои трюки видимостью общения с потусторонними силами. В сопровождении переодетого в штатское констебля Гудини стал инкогнито посещать спиритические сеансы для того, чтобы разоблачать шарлатанов, и заметно преуспел в этом. Последствием стал разрыв со старым товарищем, Артуром Конан Дойлем, который был убежденным приверженцем спиритизма и почитал Гудини за очень сильного медиума.
Обстоятельства смерти Гудини окутаны тайной. Во время гастролей в Монреале он отдыхал в своей гримерке, как к нему вошли трое студентов, один из которых был чемпионом колледжа по боксу. Он спросил мистера Гудини, действительно ли он способен выдержать несколько сильных ударов в живот, ничего при этом не почувствовав. Гудини, погружённый в свои мысли, кивнул, и студент неожиданно нанес магу два или три удара. Гудини еле остановил его: "Подождите, мне надо подготовиться", после чего напряг пресс — "Вот, теперь можете бить". Студент ударил пару раз и на себе почувствовал железный брюшной пресс Гудини. Когда студенты ушли, Гудини лишь потёр место, ушибленное от первых неожиданных ударов.
Несколько дней Гудини, как всегда, не обращал внимания на боль, но эти удары спровоцировали разрыв аппендикса, в результате которого развился перитонит. В 1926 г. никаких антибиотиков не было, и выжить можно было лишь чудом, но Гудини опять поразил всех: поклонники ликовали — вот он Гудини, победитель смерти, который не подчиняется земным законам. Однако, через девять дней, 31 октября 1926 г, в канун празднования Хеллоуина, Гарри Гудини умер в Детройте. Он оставил жене секретный код, без помощи которого его «истинный» дух не смог бы связаться с живыми во время сеансов столоверчения.
Это цитата сообщения Каико Оригинальное сообщение
Об Олдосе Хаксли.
Олдос Леонард Хаксли (англ. Aldous Huxley; 26 июля 1894, Годалминг, графство Суррей, Великобритания — 22 ноября 1963, Лос-Анджелес, Калифорния, США) — английский писатель. Автор известного романа-антиутопии «О дивный новый мир».
Как по отцовской, так и по материнской линиям Хаксли принадлежал к британской культурной элите, давшей целый ряд выдающихся учёных, писателей, художников.Мать Хаксли умерла, когда Олдосу было 13 лет. Три года спустя он заболел глазным воспалением и впоследствии его зрение значительно ухудшилось. В связи с этим он был освобожден от военной службы в период Первой мировой войны.
Свой первый роман, который не был опубликован, Хаксли написал в возрасте 17 лет. Он изучал литературу в Баллиольском колледже в Оксфорде. Уже в двадцать лет Хаксли решает избрать писательскую деятельность как профессию.
В его романах речь идет о потере человечности обществом в процессе технологического прогресса (антиутопия «О дивный новый мир!», есть ещё книга «Возвращение в прекрасный новый мир» (1958 Brave New World Revisited) написанная через 20 лет после первой (в ней Хаксли описывает противоположное первой книге состояние и развивает мысль о том, что на самом деле все будет значительно хуже и страшнее, чем в первой). Также он затрагивал пацифистские темы.
В 1937 году Хаксли переезжает в Лос-Анджелес, штат Калифорния, вместе со своим гуру Джералдом Гердом, надеясь, что калифорнийский климат улучшит его ухудшающееся зрение. Именно здесь начинается его основной творческий период, для которого было новой чертой более подробное рассмотрение человеческой сущности. Хаксли знакомится в 1938 г. с Джидду Кришнамурти. Под влиянием последнего он обращается к различным учениям мудрости и занимается мистикой.
В 1953 он соглашается на участие в эксперименте, проводимым Хамфри Осмондом (Humphry Osmond). Целью этого эксперимента было исследование влияния мескалина на человеческое сознание. [Ведь в его время мескалин ещё не был открыт...]
Впоследствии в переписке с Осмондом было употреблено впервые слово «психоделика» для описания влияния мескалина.
Эссе «Двери восприятия» («The Doors of Perception») и «Рай и ад» («Heaven and Hell») описывают наблюдения и ход эксперимента, который вплоть до своей смерти автор повторял около десяти раз. «Двери восприятия» стал культовым текстом для многих радикальных интеллектуалов 60-х и дал название знаменитой группе «The Doors»
Эффект от действия психотропных субстанций сказывается не только на его творчестве. Так в последнем своем романе «Остров» («Island») он описал положительную утопию, которая была диаметрально противоположна его антиутопии «О дивный новый мир» (Brave New World).
Хаксли умер в 1963 г. в Лос-Анджелесе от рака горла. Перед смертью он попросил сделать ему внутримышечную инъекцию ЛСД — 100 мкг. Несмотря на предостережения врачей, жена выполнила его просьбу. Незадолго до его смерти в пожаре в его собственном доме сгорели все его рукописи.
Библиография
- «Жёлтый Кром», Crome Yellow — 1921
- «Шутовской хоровод», Antic Hay — 1923
- «Эти бесплодные листья» Those Barren Leaves — 1925
- «Контрапункт», Point Counter Point — 1928
- «О дивный новый мир», Brave New World — 1932
- «Слепец в Газе», Eyeless in Gaza, — 1936
- «Через много лет», After Many a Summer Dies the Swan — 1939
- «Time Must Have a Stop», — 1945
- «Обезьяна и сущность», Ape and Essence — 1948
- «Двери Восприятия», The Doors of Perception — 1954
- «Гений и богиня» — 1955
- «Возвращение в прекрасный новый мир», Brave New World Revisited — 1958
- «Рай и ад», Heaven and Hell — 1956
- «Остров», Island — 1962
"Вылезли всякие ангелы из ящиков, потом какие-то типы тоскали на себе распятие по всей сцене, а потом они хором во все горло пели: "Приидите, верующие!". Здорово запущено! Знаю, считается, что все это ужасно религиозно и красиво, но где же тут религия и красота, черт меня дери, когда кучка актеров тоскает распятия по сцене! А когда они кончили петь и стали расходитсья по своим местам, видно было, что им не терпится уйти к чертям, покурить, передохнуть. В прошлом году я видел это представление с Салли Хейс, и она все восторгалась - ах, какая красота, ах, какие костюмы! А я сказал, что бедного Христа, наверно, стошнило бы, если б он посмотрел на эти маскарадные тряпки."
© Джером Д. Сэлинджер, "Над пропастью во ржи".
Я стал чуточку выше,
С тех пор, как принял твой мир.
Тишину я стал слышать…
И стал меньше – немного – раним.
И теперь я смотрю на закат
Не с печалью, а с новой зарей…
И в ночи громовой раскат
Мне покажет моря прибой.
У меня есть силы идти,
По прямой ли, в обход – но вперед.
У меня есть желанье расти –
Ближе к солнцу, как ветер зовет.
© Abel
25.01.09
Я, должно быть, родился с похмелья, в прошлой жизни всего перебрав, а иначе, ну, как бы посмел я лёгких не выбирать переправ? Я, возможно, был счастлив однажды, в мире замков, принцесс и погонь, а теперь обезумел от жажды и пытаюсь умаслить огонь в подреберье, но он не стихает, изнутри пожирая меня. Оттого ли скупыми стихами, по карманам дырявым звеня, я швырялся в толпу, будто голи подавая на водку и хлеб? Оттого ли, мой друг, оттого ли, не считая растраченных лет, наплевав на сомненья и разум, не заботясь, что будет потом, с головою бросался за разом раз в холодный и мутный поток перемен?
...И меня выносило - в тех же проклятых Богом краях, где какие-то новые силы по старинным лекалам кроят человечью материю - скальпель над любым испокон занесён; где приняв по четыреста капель принимаются петь в унисон о душе, а потом, для прикола, бьют кого-то в подъезде поддых; где я сотую вечность прикован цепью долга к постелям родных, где клюёт обалдевшую печень каждый вечер двуглавый орёл...
Я, наверное, был обеспечен. Я полцарства себе приобрёл. И съезжались несметные гости, и курился серебряный дым над дворцом, где на вешалке гвоздь - и тот, как минимум, был золотым. И когда в небесах догорали бриллианты, все, глядя наверх, высыпали во двор - над горами запускали такой фейерверк! - целый мир можно было поджечь им. То и дело впадая в искус, я, наверное, стольких знал женщин, что плевал с колокольни на муз, без которых метаюсь по стенкам в час, когда изменяют с другим, и питал равнодушие к тренькам, выдаваемым ими за гимн.
Впрочем, музы - всего лишь придумка, как и сказ о крылатом коне. Просто байка такого ж придурка из античной эпохи. Я не повидал ни одной в этой пошлой беспросветной любимой дыре. Нет их, так же, как не было прошлой жизни.
В этой, как жук в янтаре, я застыл, и, должно быть, не сдвинусь (ах, зачем меня мать родила?), если кто-то фломастером минус, на столе разбирая дела, не черкнет в галактической смете аккурат рядом с именем. Плюс в том, наверное, только, что смерти не желаю я, но не боюсь. А из тысяч чудесных погостов, так богат на которые свет, я бы выбрал какой-нибудь остров, но отнюдь не Васильевский, нет. Чтобы там голос сладкий мне пел о... Ясен пень, о любви неземной. И желательно, чтобы Кипелов, ну а впрочем, сойдёт и иной. Просто тёплый и маленький остров, где нет слов "ожиданье" и "быт", где вапще нету слов. Просто-просто должен, к чертовой бабушке, быть для бродяг и хреновых поэтов где-то тёплый и маленький рай!
Но в колонках беснуется Летов. Но на улице месяц февраль. В доме пахнет бедой и больницей. Кто не знает, тот вряд ли поймёт. Я бы форточку сделал бойницей. Я бы вставил в неё пулемёт и устроил великую бойню: по прохожим с большой высоты выпускал за обоймой обойму красоты красоты красоты. Просто так, в нарушение правил, не желая быть в общем строю. А потом развернул бы - направил в ненасытную душу свою и, гашетку под пальцем лелея, написал пулемётной строкой:
ни о чём ни о чём не жалею в этой жизни прекрасной такой.
©
Альбомы: "10 лет - полёт нормальный" [название - "God@pisem.net"] (2007 год); "1+1=1" (2008 год)
Нет вестей с небес, да в моём стакане
Водка - жизни боль, да на сердце шрам.
Сколь ещё снести колотых, нежданных
Я смогу, покуда душу не продам?
Если слышишь ты песню эту, друже,
Молча «пятьдесят» опрокинь со мной.
Взяв себе билет с вокзала до конечной,
Проведём с тобою всю жизнь по поездам!
К чёрту ту весну, на хер это небо,
Если волчий вой рвётся изнутри,
И стучат в груди, захлопываясь, двери!
К пропасти в дороге попутчиков не жди.
А в моём окне люди да машины.
И кто из них кто – пёс их разберёт!
Поженилась в них кровь живая с нефтью,
Да всё судьба их, дура, носит в сердце лёд.
И не горюй, братан, не горюй, сестричка,
Что радости огонь в нас перегорел.
Нам сияние звёзд светит ярче солнца.
И всё, чего прошу я - взять никто не смел!
И держит нас капкан за ноги петлёю!
И некуда лететь, нас нигде не ждут!
Петь среди собак волчьи наши песни,
Где с небес за нами так и не придут!
Это цитата сообщения Каико Оригинальное сообщение
Александр Вертинский
Кокаинетка.
Что Вы плачете здесь, одинокая глупая деточка
Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы?
Вашу тонкую шейку едва прикрывает горжеточка.
Облысевшая, мокрая вся и смешная, как Вы...
Вас уже отравила осенняя слякоть бульварная
И я знаю, что крикнув, Вы можете спрыгнуть с ума.
И когда Вы умрете на этой скамейке, кошмарная
Ваш сиреневый трупик окутает саваном тьма...
Так не плачьте ж, не стоит, моя одинокая деточка.
Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы.
Лучше шейку свою затяните потуже горжеточкой
И ступайте туда, где никто Вас не спросит, кто Вы.
Вертинский А. 1916
Настроение сейчас - снежное
Я шагнул на снег и вдохнул город.
Я прошел по скверу, посмотрел на снег, что падал лениво и медленно, и понял, на сколько я люблю этот город.
Он стал родным, родным за эти 18 (или 19?) лет.
Не жить в Москве.
Я не люблю этот город.
Я люблю его образ, того, дореволюционного времени. Я люблю ходить по старым улочкам, ведь те еще хранят тот запах.
Помнится, посчастливилось мне однажды, кажется, майским днем, подняться на смотровую площадку колокольни, кажется, XVII века. А там - тень, и море, море ветров, переполняющих тело...
Я люблю московское метро - рано-рано утром и поздно вечером, когда там так немного людей... Ведь в целом их много, слишком много, они вечно спешат, многие из них на что-то озлоблены, и некрасивы они в злобе своей.
Много их и в серой форме, а они, как правило, озлоблены больше других, особенно тогда, когда цвет кожи отличен от белого.
Я люблю Москву по праздникам - ох, как приятно видеть спящую Бауманскую, когда 5-е января, 8 утра, а людей нет. То есть - совсем нет.
Я люблю ночную Москву, теплую и летнюю, когда можно гулять и гулять, а потом встречать рассвет на Воробьевых, после чего идти по разделительной полосе, посматривая на декорации, что еще не успели убрать с территории Мосфильма.
Пить вино из пластикового стаканчика в 6 утра...
И снова вернуться домой. В свой город.
Стоя намедни близ железнодорожной станции, вдыхая прохладный предзакатный воздух, я смотрел на каменные пятиэтажные дома, старые, старые и уютные...
Здесь, по сравнению с Первопрестольной, тишина, покой и свобода.
И дышится легко...
Я шагнул на снег, и город вдохнул меня...
Сила моя в сердца огне,
Что горит, по ночам согревая.
Мне огня того хватит вполне,
Чтобы горы свернуть, созидая,
Чтобы ветром дышать,
Чтобы птицею стать,
Увлекаемой криками стаи,
Чтобы свет собирать,
Чтоб водою бежать,
Водопады рождая в сознании.
© Abel
04.01.09
Настроение сейчас - светло
Немного людей, немного безумства.
Чтобы понять, что никто другой не нужен.
Что только двое.
Она приближается.
Я слышу ее.
- Тик-так, - говорят мне часы.
Я ждал ее 19 лет и 15 месяцев.
Глаза красные, сосуды лопаются, ресницы опалены. Волосы стали седыми, а снег за окном идет еще с позапрошлой зимы.
Я слышу ее шаги за дверью, и то, как она пытается открыть входную дверь.
Кто-то в моем доме играет на фортепьяно. О, это божественная музыка! Это нельзя описать, только лишь чувствами понять можно.
А глаза красные. Они тоже хотят постареть, хотят как снег белыми стать. За волосами вслед постареть.
Ее шаги уже слышны в прихожей.
А снег все идет.
Она подходит ко мне и трогает руки мои, плечи…
Все существо ее обволакивает мое тело. Она растворяет меня в себе.
Пустота.
© Abel
02.01.09
Сингл "The Bard's Song", 2003 год.
Now you all know
The bards and their songs
When hours have gone by
I'll close my eyes
In a world far away
We may meet again
But now hear my song
About the dawn of the night
Let's sing the bards' song
Tomorrow will take us away
Far from home
No one will ever know our names
But the bards' songs will remain
Tomorrow will take it away
The fear of today
It will be gone
Due to our magic songs
There's only one song
Left in my mind
Tales of a brave man
Who lived far from here
Now the bard songs are over
And it's time to leave
No one should ask you for the name
Of the one
Who tells the story
Tomorrow will take us away
Far from home
No one will ever know our names
But the bards' songs will remain
Tomorrow all will be known
And you're not alone
So don't be afraid
In the dark and cold
'Cause the bards' songs will remain
They all will remain
In my thoughts and in my dreams
They're always in my mind
These songs of hobbits, dwarves and men
And elves
Come close your eyes
You can see them too
Трижды семь
День ушел в тень
Собери, сожги
Листья брось в мешки
Над землей трава
Ветер ждет костра
На воде круги
Чертят степняки
Зеркал серебро
Надломилось перо
Сотни каменных плит
Солнце зимнее спит
© Abel
08.12.08
Мысль Первая
Я никогда не буду летать...
Я вшивая гнилая птица...
Мой удел махать обрезанными крыльями и биться грязным телом о стену.
Вместо клюва – обломки чужого счастья, которое вырастает на незаплаканном лице тогда, когда я слушаю хорошую, но чужую музыку...
Я не хочу быть проституткой для толстосумов...
И таким не буду.
Мне сильно хочется есть...
А это сильный аргумент для оправдания собственной слабости...
Кто сказал, что утопающего спасает даже соломинка...?
Покажите мне этого умалишенного.
Я вырву его лживый язык и съем!
Потому, что хочу есть,
Есть счастье, запивая его прохладными слезами старых улиц...
Улиц, на которых живут души...
Души, отсыревшие от безветрия...
ВЕТЕР! НАМ НУЖЕН ВЕТЕР!!!
ВЕТЕР ПЕРЕМЕН.
Мысль Вторая
Я сижу в комнате...
В комнате с потертыми обоями...
И молчу. Я берегу голос...
Голос, охрипший от молчания..............
Мысль Третья
Ты был...
Он был...
Мы были...
Они были...
После нашей смерти о каждом из нас так скажут.....
Мысль Четвёртая
Они просят прощения,
За то, что не видели свет...
Глупы.....
Я бы за это спасибо сказал...
У них на все вопросы один ответ – Нет
И ландыши босоногие...
И радуги черно-белые...
Мысль Пятая
Я не люблю
Клопов, пиявок, комаров и прочей мерзости...
Они кровопийцы...
Они паразиты...
Незаметно подкравшись, высасывают всю мою кровь!
Мою кровь, кровь великого человека...
Нефтяного магната...
Сосущего нефть из недр земли.....
Мысль Шестая
Я опустил вниз глаза...
И как только я это сделал,
Вслед опустились мои руки...
Навсегда опустились...
Мысль Седьмая
Она нас умней
И всегда ухмыляется
Всегда остается
Когда что-то кончается
Вечное правило
Тленной материи
Ты сгнил
Но осталась мистерия
После этих слов мне подмигнула дырка от бублика...
Я был сильно удивлен...
Ведь она ничто...
А ничто не способно удивлять...
Так или иначе, я был сражен.
Мысль Восьмая
Птицы железные
Нет им спасения
Вверх – поражение...
Вниз – унижение...
Как только я увижу одну из таких птиц,
Я поймаю ее, и вылечу.....
А потом научу летать.
Летать с закрытыми глазами.....
Мысль Девятая
Человек...............
Настоящий, живой человек.
Он как песочные часы...
С одной лишь разницей,
Нельзя перевернуть, и заново.....................
Мысль Десятая
Я буду чувствовать боль.
Я буду все чувствовать.
А дождь будет плакать...
Мой старший брат дождь всегда это делает вместо меня...
Мысль Одиннадцатая
Она говорила о том,
Что из моих глаз текли слезы...
Это значит, что я плакал.
А я говорил, что я не умею плакать...
И то, что все называют слезами,
Я называю по-другому.................
А потом добавил –
«Я не плакал, я истекал кровью»................
Мысль Двенадцатая
- Ты это видел?
- Да, я видел это.
- Расскажи мне об этом.
- Мы называем это полем философской смерти...
Святым полем...
На нем идет вечное сражение двух противоположных истин.
- А как оно выглядит?
- Оно прекрасно!
Оно окрашено в два самых красивых цвета удивительной формы!
В чёрные и белые квадраты.................
Мысль Тринадцатая
Дети смеются.......
Когда смеются дети,
Распускаются одуванчики!!!
Умирают дети.......
Когда умирают дети,
Кровью истекают кактусы...
Заливая прозрачными каплями свои волшебные глаза.......
Мысль Четырнадцая
Один...
Альбом "1+1=1", 2008 год.
Я знаю, есть те, их сотни вокруг,
Они живут тем, что воруют и лгут.
Не в правилах их всё делить пополам,
И чёрная зависть к лучшим друзьям сжигает напалмом их дух.
Что у них на уме - не услышать вслух.
Счастье - не протягивать им свои руки и у двери шагов их не слышать стук.
Но в мире этом есть и другие.
Их закон - честь. Их пути прямые.
Говоря тебе Слово, они смотрят в глаза.
По дорогам Земли их ведёт звезда.
В час, когда люди твёрдость шага теряют,
Терпеливо и тихо они повторяют:
«Мы Свет и Любовь ни на что не меняем!»
Держись рядом с ними, будь Джедаем!
Я знаю, есть те, их сотни вокруг,
В лексиконе их сердца нет слова «друг».
Норма для них, в своей жизни этой,
Считать своё тело разменной монетой.
И умный средь них и дурак -
Интеллектом не вылечить бездушия рак!
Счастье - не показывать им свою спину, не спать в их доме, не делать к ним шаг!
Но в мире этом есть и другие.
Их закон - честь. Их пути прямые.
Говоря тебе Слово, они смотрят в глаза.
По дорогам Земли их ведёт звезда.
В час, когда люди твёрдость шага теряют,
Терпеливо и тихо они повторяют:
«Мы Свет и Любовь ни на что не меняем!»
Держись рядом с ними, будь Джедаем!