Люблю весну в конце июня,
когда через залив, по льду,
в парадных валенках иду.
С карниза наземь каплют слюни
и кошаки по полнолунью
подумали не про еду.

Какое клёвое блаженство
с руки, к чертям, перчатку снять!
Мотивчик модный напевать,
ноздрями нюхать запах женский
и чё вокруг, интеллигентски,
в четыре глаза наблюдать:

ветвей набросок карандашен!
А небо - чистый купорос!
Целует ветер птиц взасос,
пьезометр свежеокрашен,
и первый дождь совсем не страшен,
хотя и вреден для волос.
[699x377]

Настроение сейчас - безумное

Если кому-то это все-таки интересно - можно выложить еще 1 главу. Удачи читателям!

Страшная сказка #2
Некромантия для чайников
Читать далее...

Коридор из зеркал.Одиноко
На столе догорает свеча.
И луны любопытное око
Смотрит,свет сквозь окно волоча...

В отражении вечности ложном
Взгляд пытается высмотреть нечто.
Может символ,знаменье возможно,
Может образ,любимый сердечно...

Тишина-как мурашки по телу...
Слышно тиканье сонных часов.
Взор уставший всё смотрит несмело
В отраженье зеркальных миров...

Напряжение...страх...тихий шорох...
Оглянулась стремительно...нет
Никого.Наваждение?Морок?
Или зеркала ложный привет?

Сердце страшную чует тревогу.
Взгляд метнулся к пустым зеркалам...
И завыл блудный пёс у порога -
Смерти лик чёрный грезился там...

[показать]

[446x480]
Зачем ты ломаешь мне крылья?
Ворвавшись в мой мир, сдернув шторы,
Касаешься вскользь, так не сильно,
Но тут же лишаешь опоры.

Зачем ты смешал мои краски,
Смотрел так, что пальцы немели?
Меня возбуждал ярко-красный,
Кровавый огонь акварели.

Зачем рисовал мои губы
Своими пронзительно-жадно?
И я откликался — как глупо!
Безвольно тонул, безвозвратно.

И что мне теперь остается?
Твой тушью набросок на теле.
И сердце отчаянно бьется,
Предчувствуя нежность пастели.


29 августа 13:00

Пустынный зал.Окончен вальс,
И гости покидают дом...
В пустынном зале в этот час
Остались мы с тобой вдвоём...

Подобный ласковой луне,
Сиял твой серый взор,когда
Кольцо надел на палец мне -
Сапфир в оправе серебра.

И бережно меня обнял...
И сердце от любви рвалось...
Но время,стрелками звеня,
Так быстро,быстро пронеслось...

Кольцо...ведь кто-то,ненароком,
Найдёт его через года...
- О,как красиво - скажет кто-то -
Сапфир в оправе серебра!

[показать]

(это четвёртый и последний стих,посвящённый одному человеку...)

Ласково по белокурым кудрям
Проведу изящною рукой...
Вы - моё проклятие.Вы,сударь,
Растревожили сердечный мой покой.
За окном заря уж догорала,
Красным отблеском расцвечивая крыши...
Вы простите мне,я Вас поцеловала.
Вы простите.Я уйду,уйду неслышно...
Я запомню ваши ласковые руки,
Ваши серые,надменные глаза...
Тихой ночи шорохи и звуки
Буду слышать,глядя в небеса...
Вы забудьте.Жизнь так скоротечна...
Но не раз,под сонною луной,
Напоёт моей любви сердечной
Песню Вам размеренный прибой...

[показать]

(это третий стих,посвящённый одному человеку...)

- Мой царь.Мой господин.Мой бог -
Шептали губы нежно-нежно.
- Я ваш.Я здесь.У ваших ног -
В глазах ответ читала снежных...
- На краткий миг.На ночь одну -
Кольнуло тихо подсознанье -
И мы забудем поутру
Души заветные признанья...
Их будет помнить старый вяз,
Шуршавший за окном листвою...
Он ветру вольному рассказ
Поведает о нас с тобою...

[показать]

(это второй стих,посвящённый одному человеку...)

Легко сойдутся в море корабли,
И так же просто и без сожаленья,
Без горечи и тяжкого решенья
Пройдут и разойдутся там,в дали...

Ваш серый взгляд,холодный,словно снежный,
С издёвкой явной,с равнодушьем,скукой
Стал на короткий миг моею мукой.
Такой расчётливый,стальной и грешный...

Легко сойдёмся,словно в море корабли.
Хоть изредка вы вспоминайте нежно
Мой синий взгляд.Холодный.Словно снежный,
Когда пройдём и разойдёмся там,в дали...

[показать]

(это один из четырёх стихов,посвящённых одному человеку...)

Бежать...по краешку колодца...
Бежать...сквозь стены,окна,двери...
Бежать...покуда сердце бьётся...
Бежать...в пути не видя цели...
Бежать за солнцем,но без солнца...

[показать]

Сижу на кухне,кофе пью,
И мысленно я говорю:
"Вот я сижу - и нет забот!
А у какой-нибудь старушки
Крот перерыл весь огород -
Не будет лука и петрушки!

Да что петрушка!Отключили
В высотном доме газ и свет,
И множество людей лишили
TV,компота и котлет!

А на дорогах наших - пробки:
Сигналы,мат на все лады...
Ведь в этих пробках очень ловко
Соединились две беды...

Включаешь телевизор - сразу:
Убийства,взрывы,ложь прилюдно...
И гениальнейшая фраза:
"В эфире с вами "Доброе утро!""

И точат,точат всех людей
Туберкулёз и гепатит...
А есть опасность пострашней -
Летит на нас метеорит!

А я сижу - и нет печали...
Ой,я же в школу опоздаю!"

Поскриптум моего пера:
Хоть эту речь я повела,
Но "Доброе утро" не смотрю,
И кофе никогда не пью :)

[показать]

Взгляд туда,в никуда.И судьба может плесть
Все свои роковые жилы.
Зачем,ты скажи,для чего оно есть
Это страшное слово: "было"?

Не поймёт,не захочет,не верит.Слова
Это камни,пустые,беззначные.
У окна пролетала голубкой весна,
Пела песни святые,прозрачные.

Кому-то не нужно,кому-то легко...
Она же,сухими глазами
Смотрела в ничто сквозь слепое окно.
Играл ветерок волосами...

А ночью кричала,и тихо шептала,
И слёзы катились во сне.
За руку держала любимая мама,
До Утра,до солнца в окне.

Там,далеко,будет ласково цвесть
Сирень над печальной могилой.
Зачем,ты скажи,для чего оно есть
Это страшное слово: "было"?..

[показать]

Синий-синий вечер за окном,
Синяя скамейка под кустом,
Синяя ромашка на лугу
В сумерках подобна васильку.

Синяя голубка в вышине,
Синий кот разлёгся на земле,
Синяя черёмуха в цвету,
Синий клён бормочет в темноту...

Синий запах млеющих цветов,
Синий танец синих мотыльков...
Синий шёпот ласковой реки -
Воды синие бездонно-глубоки...

Синий месяц с синей грустью ждёт -
Скоро разноцветный день придёт.
И покажется глубоким синим сном
Синий-синий вечер за окном...

[показать]

И снова куда-то...
Нет чайке покоя...
Рисую закаты
Простого покроя...
Рисую рассветы..
И пена - как вата...
Живое задела -
И снова куда-то...
Куда-то вперёд...
А,быть может,не стоит?..
Ведь жизнь заберёт,
И все двери закроет...
И цитрусом солнце
Все выжало соки...
А небо плюётся...
А воды глубоки...

[показать]

Весна. Коленками наружу
гуляют девочки по лужам
и пиво пьют назло РОНО,
как будто жарко в самом деле,
и всё, чё выросло на теле,
потарчивает из обнов.

БашкАми бритыми сияя
навстречу мальчики хиляют,
глядят девчонок, пьют вино,
собой владея еле-еле,
и всё, чё выросло на теле,
потарчивает из штанов.

Весна! Баланс нарушен хрупкий:
просеквестированы юбки
для пролонгированья ног.
Весна!! Оттаяли гормоны.
Очкарики и гегемоны
в вопросе этом заодно.

И лишь один Ильич стоячий
глядит на девочек незряче.
Не чищен и не мыт давно.
Лафа на долго не приходит -
успей раздеться по погоде.
А остальное - всё равно!

Весна... Какая, право, к чёрту!
Ему бы маечку и шорты,
а не пальтишко и бревно.
Но. Постамент капкана хуже:
залез - считай тебе по лужам
пошлёпать больше не дано.
[423x645]

Не будь я в плане нравственности стоек,
не будь серьёзно занятым при этом,
или, к примеру, будь излишне боек,
а не застенчив, даже скромен где-то -
я стал бы обязательно поэтом.
Хотя, сказать по совести, не стоит.

К чему теперь мне эти экивоки,
весна прошла, да и, пожалуй, лето.
К чему стоять набычась, руки-в-боки,
изображая мощного атлета,
когда рукой подать до диабета.
Похоже, мне уже приспели сроки.

Душа одна, одна душа, душонка
не хочет верить, знать, искать ответа,
летейской жижей вброд пройдя в потёмках.
И тем ли, этим ли угомонится светом?
Душа. Теперь ты плотью не одета.
Прощаю я. Утрись. Не будь ребёнком.

Под тихий шепот ветра просыпался город. Укутанный в густой туман, он не подозревал, что в его сердце проснулось нечто более страшное и в тоже время прекрасное, что может одним взмахом иссиня черного крыла раскалить земную твердь превращая её в обожженую кожу. Оно стояло посреди пустыря и в твердом зеркальном взгляде отражалась окружающая обстановка. Тяжкий вдох, оно не привыкло к такому мерзкому привкусу гари на языке, но здесь воздух был именно таким.
Существо живущее в тысячах сердец смотрело, на некогда цветущую поляну, теперь засоренную остатками человеческой деятельности. То тут, то там, ребрами торчали прутья бетонных плит, разноцветные целофановые пакеты яркими бабочками шуршали взлетая над этим природным шрамом. Неподалеку, тихо стоная дверцей, стоял проржавевший холодильник. Существо аккуратно подошло к предмету и слегка провело молочно белыми пальцами по грубой рыжей поверхности.
В ярких небесно - кровавых глазах не было гнева лишь вселенская скорбь и грусть, разбавленная безысходностью и нежностью. Оно еще раз вдохнуло горький воздух и раскрыло алые губы. По поляне начало разносится тихое мелодичное пение, низкие ноты сменялись высокими, грубые звуки нежными, кристальные тоны сменялись грубым животным ревом. Каждый звук становился сильнее, обретая вполне физическую форму серебряных нитей, тянущихся во все стороны. Каждая такая струна, вибрировала исполняя уже отдельную мелодию, разделяясь на десятки таких же более тонких нитей. Вскоре поляна скрылась в клубке поющих змей. Существо замолчало.
По белесой щеке скатилась маленькая прозрачная слеза и соскользнув с подбородка проделала короткий путь к земле. Существо взглянуло на только, что умершую часть себя и недовольно поморщилось. Оно не любило плакать, считая это недопустимой роскошью в мире людей. Хотя, теперь можно было. Это уже не их мир, вернее их уже нет в этом мире.
Возрожденный поднял глаза в проясняющееся небо и заплакал. Он не мог привыкнуть к своей жизни, наполненной чужими страданиями и ужасом, не мог он понять, как с легкостью можна стереть целый мир, не оставляя о нём даже маленького воспоминания, ни улыбки, ни слова, ни надежды.
И всё же каждый раз выполнял эту работу, испытывая лишь приступ непонятного чувства названного сотраданием.
Он поднял руки и развел их в стороны. Серебряные нити на минуту затихли и напряглись, натягивая себя до предела. Хлопок. Они разлетелись.
Возрожденный закрыл уши, он не хотел сегодня слышать песню смерти. Не в этот раз и не здесь.
Маленький мир разрезал звон хрустальных нитей, на мгновение наполняя его всепоглощающим стоном боли.
...И всё стихло.
...И всё исчезло.
...лишь капли слёз, глухо падали на землю.
Прости меня мир, я не умею быть иным.

 Мы не будем использовать это оружие против чисто военных целей.  Наиболее эффективным воздействием будет воздействие на психологию жителей Японии. Так же этот удар возымеет большой эффект для мирового признания нашей силы. Мы уже рассматривали такие цели как Киото, Хиросима, Иокогама и арсенал в Кокуре. Наиболее важным является удар по Хиросиме вследствие весьма ее обширной территории, а так же того, что этот город является обширным военным лагерем, а холмы, располагающиеся вокруг Хиросимы, будут иметь фокусирующий эффект. Несмотря на возражения генерала Лесли Гроувза, я все же вычеркиваю Киото из списка потенциальных целей для нанесения ядерного удара. В общем, как позволит погода, мы ударим по одной из следующих целей: Хиросима, Кокура, Ниигата или Нагасаки. А остальные  - по мере поступления бомб.




6 августа 1945 года. Авиабаза на острове Тиниан в западной части Тихого океана. Примерно  6 часов лета от Японии.
   Пришло сообщение, что облака над целью отсутствуют. Погода хорошая. По взлетной полосе двигалось три самолета:  Enola Gay, на борту которого находилась атомная бомба "Малыш"; командир экипажа - Пол Тиббетс, The Great Artiste, который нес измерительные приборы и B-29, на борту которого была установлена фото-аппаратура; пилот - Чарльз Свини - человек, который через три дня сбросит атомную бомбу на Нагасаки. Самолеты один за другим разогнались по взлетной полосе и плавно ушли на задание, будто бы это был какой-нибудь учебный полет, после которого были бы запланированы посиделки с коллегами, обсуждение полета и т.п. Хотя все так и случилось в итоге. Тиббетс так и не пожалел о том, что сделал, говоря, что выполнил свой воинский долг: "Я сплю спокойно". Так говорил человек, который уничтожил десятки тысяч человек. Миф о том, что пилоты, которые сбросили атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, сошли с ума - развеян. Со слов Чарльза Свини: "Я относился к этому как к своему долгу. Я хотел, чтобы война закончилась."
 Полет проходил на очень большой высоте. Около семи часов утра сеть японских радаров засекла приближение группы американских самолетов. Была поднята тревога. В восемь часов оператор радара определил, что количество самолетов маленькое - скорее какая-то разведка - и тревога была отменена.
 8.15 по местному времени. Бомба сброшена. Взрывается над центром Хиросимы на высоте 600 м. Запись в бортовом журнале самолете  Enola Gay: "9:00 A.M. Облака были исследованы. Высота 12 тысяч метров и более".


Моему взгляду предстала ужасающая картина: полицейский, окруженный со всех сторон телами раненных и больных, пытался помочь раненным, обрабатывал раны. Свет ярче солнца в тысячи раз сжег все, что можно.  Передо мной лежали дети, которые извивались, рыдали, и кричали "Горячо!". Все их тело было покрыто сильнейшими ожогами. Я стоял и не мог пошевелиться.
    Лишь некоторые железобетонные конструкции устояли, но полностью выгорели внутри... Точнее устояли только стены. Все остальное обрушилось, превратив дома в большие крематории, в которых заживо сгорали люди, стонав и кричав о помощи до последнего. Огромнейшее черное облако поднялось над городом. Но все, что творилось вокруг не могло не притянуть моего внимания: стоны на фоне полыхающих пожаров должны были рвать душу на части. Но я ничего не чувствовал. Я посмотрел на свои руки: они были все в крови. Кожа напоминала изодранную старую одежду. Но только через эту "одежду" виднелась не светлая чистая кожа, а красная-красная плоть. Откудато начали появляться люди. Изуродованные и израненные. На них было страшно смотреть. Ожоги были настолько сильны, что кожа как и в моем случае - попросту Читать далее...

Куда, мой друг, куда, неважные погоды:
то зимние дожди, то летние снега.
То век ползёт, как час, то дни летят, как годы,
да и дорОга нам, как жизнь – не дорогА.

Куда, мой друг, постой, побудь ещё немного.
Туда успеют все. Поверь. Наверняка.
Ещё не Узнан грех – уже ясна тревога,
ещё не горек долг – уже дрожит рука.

Ещё на твой вопрос не отыскать ответа,
Ещё на твой ответ не задали вопрос.
Пока рифмуешь жизнь с беспечностью поэта
задачку «быть – не быть» пора решать всерьёз.

Пора, мой друг, трезветь. Клинок и яд на блюде.
Вины не знает мать. Стыда не знает вор.
Теперь он наш король. Всё кончено. Забудем.
Послушай, ни к чему. Не езди в Эльсинор.

Все любят слонов симпатичных,
все любят орла и ежа.
Все любят животных приличных,
а муху не любят. А жаль.
Конечно, она не пушиста,
не как анаконда длинна,
не как соловей голосиста,
не как обезьяна умна.
Но муха! Зелёная муха!!
Такие большие очки!!!
Такое блестящее брюхо!!!!
И ручки!!!!! И окорочки!!!!!!

Все любят слонов конголезских,
все любят треску и угря,
все любят животных полезных,
а муху не любят. И зря!
Ну да, она хрен не копает,
который садовник сажал,
угля она не добывает
и разный другой минерал.
Но дяденьки в белых халатах,
и всяческий медперсонал,
и тётеньки в белых палатах,
чтоб ты никогда не хворал
над мухою опыты ставят,
таблетку дают и наркоз,
на брюшко блестящее давят
и капают каплями в нос.
Она всё безропотно сносит,
уходит, крыло волоча.
И даже конфетку не просит,
как я в кабинете врача.

Ах, люди! Никто и не знает,
что с мухой давно я дружу.
Она со мной в прятки играет,
а я ей немножко жужжу.

- Смерть -
Церемония погребения затянулась до самого вечера. Все, что можно было сказать, уже сказали и теперь все молча стояли, спрятавшись под черными зонтами и погруженные в свои мысли. Хрупкую тишину нарушали лишь шуршание не опавших красных и желтых листьев, холодный осенний дождь, да крики стай голодных ворон где-то вдалеке. Еще минута и все постепенно молча начали расходиться, спустя час у могилы не осталось никого, кроме неё… Эва стоит в полном одиночестве, опустив зонт, её глаза наполнены слезами. Ей всего семнадцать, но таких страданий, что пришлось ей пережить за свою еще недолгую жизнь, видел не каждый долгожитель, она умела ценить жизнь и быть счастливой, но в ее жизни было нечего ценить. Её сердце сжималось от горечи: нет больше брата её, её единственного защитника и друга. Его больше нет. Она одна. Тит уже более десяти лет, со времени гибели родителей, защищал ее от врагов. Пока он был жив – была жива она… Его наверняка убили… Значит ли это то, что теперь умрет она? Эва абсолютно уверена в этом. Она даже уверена в том, что за ее убийство уже назначена большая награда. Не остается ничего, кроме ожидания…
В следующий миг она услышала за спиной незнакомый голос, мужской басистый уверенный голос:
- Не стоит переживать о погибших: он обрел свободу, он ушел в лучший мир. Ему хорошо. А если ему хорошо – не стоит плакать.
У нее за спиной стоял высокий сильный мужчина лет двадцати семи. Его звали Давид, в узких кругах был известен как наёмный убийца. Он был в черном плаще и держал в руках большой черный зонт, которым он укрыл от дождя озябшую и замерзшую Эву. Она не хотела оборачиваться, она не хотела никого видеть, лишь желала, чтоб если её убьют – то здесь, где лежит вся её семья, в яблоневом саду, ставшем кладбищем. Эва промолчала, ей не хочется уходить от брата, сложно поверить в смерть столь близкого и родного человека. Давид понимал это и просто молча стоял, держа зонт над головой Эвы. Лишь спустя значительное время, когда стемнело, Эва пришла в себя, осознала, что замерзает и очень сильно устала. Она развернулась, бросила взгляд на незнакомца и неспешно пошла домой. Давид продолжал держать зонт, укрывая ее от дождя, и следовал за ней. Он шел позади нее, его мягкие шаги не нарушали общего спокойствия сада и, в частности, спокойствия Эвы. Может быть, она даже не замечала, что ее кто-то сопровождает. Соблюдая полную тишину, они дошли до ее особняка, особняка, в котором она когда-то выросла, в саду которого она еще совсем девчонкой играла в прятки с братом и родителями… в саду которого теперь все погребены. Она любила это место за воспоминания, но ненавидела его за такие изменения. Эва вошла в дом и заперла за собой дверь. Ей не нужны были гости, она не знала, как бороться с собой, что думать, что делать дальше. Давид неспешно скрылся из виду среду черных стволов яблонь. Но он не ушел – его заинтересовала молодая девушка, смелая и отчаявшаяся. Он был почти уверен, что она заподозрила в нем убийцу. Она не была похожа на остальных, на всю серую массу общественности, в которой его знали либо как простого городского рабочего, либо как наемного убийцу. Он убивал не только за деньги: у него была своя идеология, которая кормила его не только духовно, но и материально. Но бывало время, когда он сомневался в правильности своих поступков, когда он впадал в отчаяние и каялся. Но, взяв себя в руки, продолжал верить… Но все же количество убитых тяжким грузом лежало на его совести, от чего он все чаще и чаще проводил бессонные ночи в молитвах: нет, он не надеялся замолить свои грехи, он молился за упокой души убитых. Но, спустя время, он вновь считал, что убитые приобретают свободу и им «там» легче и хорошо, нежели «в этом мире абсурда», как он иногда говорил. Эва, несомненно, его чем-то заинтересовала. Он хотел узнать ее ближе, но боялся, что она может уехать из родного дома, и ждал утра в саду.
- Жизнь -
Эва проснулась ранним утром, на улице по-прежнему было мрачно и холодно. Лишь какой-то вкусный запах доносился откуда-то снизу. Пахло горячим завтраком, чему Эва сильно удивилась: накануне она отпустила всю прислугу. Не зажигая света, лишь накинув черный халат, который хорошо сочетался с ее длинными черными волосами, она спустилась в гостиную. Камин был растоплен и свет от языков пламени бегал по всей комнате. Напротив камина, на столе была приготовленная горячая еда. Эва не ела уже второй день и была слишком голодна, чтобы проигнорировать такое подношение. Только подойдя к столу, она заметила сидящего в кресле незнакомца. Задумавшись на несколько секунд, она неуверенно присела на другой конец дивана, тихо промолвила «Спасибо» и принялась за завтрак. Давид пристально следил за каждым ее движением, изучал её саму, видел в ней что-то, что не давало покоя, но не мог понять, что же это. Эва, закончив с завтраком и сделав несколько глотков вина, решила начать разговор с незнакомцем. Она все еще не исключала возможности, что он здесь, чтоб убить ее. Но она не была Читать далее...